Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Дневник (1831-1845)

а Одена. Филки-скими королями назывались удельные властели, голдовники верховного дроттара Упсальского; а викингами или морскими королями - предводители морских удальцов, нередко сыновья и наследники Упсальского короля. Аун или Ане Древний умер 90 лет, царствовав 80: при нем власть королей Упсальских пришла в крайний упадок. При дроттаре Домальдере (будто бы в 360 году по рож<деству> Хрис<тову>) явился в Швеции некто Аудей, названный также Оденом, христианин: дроттар покровительствовал ему и его учению, за что самое был принесен на жертву идолам.¹⁰¹ Дроттары и короли инглинского племени следующие: 1 - Ингве, 2 - Ниорд, 3 - Ингве Фрей, 4 - Фиольмер, 5 - Свегдур, 6 - Ванландер, 7 - Висбур, 8 - Домальдер, 9 - Домар, 10 -Дигве, 11 - Даг Мудрый, 12 - Агне, 13 - Альрик и Эрик, 14 - Альф и Ингве, 15 - правитель Гуглейк, при котором норвежец Гаке поколебал престол упсальский,¹⁰² 16 - Эрик и Иорунд, 17 - Ане.

  

   День рождения моего В...¹⁰³ Сколько сладостных и горьких воспоминаний весь нынешний день наполняло душу мою! Так, я был когда-то счастлив: меня горячо и с самоотвержением любили! Не забуду никогда его последних слов: "Je prie Dieu qu'll vous accorde le bonheur qu'll m'a refuse". {"Я молю бога, чтоб он даровал вам счастье, в котором он мне отказал". (франц.).}

   Читал я после обеда последнюю главу "Онегина": в ней много, много чувства; несколько раз слезы навертывались у меня на глаза: нет, тут не одно искусство, тут сердце, тут душа! Поутру, после долгого промежутка, наконец у меня опять появилась небольшая лирическая пиэса; она довольно слаба, - но как в духовных песнях вовсе не желаю выказать мастерство в поэтическом ремесле, а только высказать мгновенное чувство, которое заставляет меня говорить стихами, так пусть и она найдет здесь место наряду с прочими:¹⁰⁴

  

   1

  

   Веру дай мне, мой спаситель!

   Дай мне сердца простоту!

   Ты мне будь путеводитель.

   [Я увидел]

   Ах, познал я слепоту

   Тщетных, гордых мудрований,

   Лживых, полных протыканий:

   Тишины и счастья мне

   Не возмогут дать оне.

  

   2

  

   Что сокрыто от надменных,

   От слепых вождей слепцов,

   То увидит взор смиренных,

   С тайн для них спадет покров.

   Где младенцев чистых очи

   Бога зрят, там ужас ночи,

   Страх, сомнения и тьма

   Для строптивого ума.

  

   3

  

   Ты зовешь: я прибегаю

   К твоему кресту, к тебе;

   Я к тебе в слезах взываю -

   Ты внемли моей мольбе:

   Сердца моего обманы

   Обложили, как туманы,

   Солнце истины святой -

   Их рассей, о боже мой!

  

   4

  

   Без тебя я, слабый, хладный,

   В грешной ли своей груди

   Свет могу обресть отрадный,

   Свет надежды на пути

   Из страны несовершенства

   В область вечного блаженства?

   Ты - вождя иного нет -

   Ты мой вождь, и щит, и свет.

  

  

   Сегодня я перестал кофе пить, а принялся за молоко: замечаю это, потому что сам варил кофе и в приготовлении его едва ли не находил еще большее удовольствие, нежели в самом питье. Начал второй том Далиновой "Истории": в ужасном царствовании Ингиальда Ильроде (последнего упсальского короля инглинского племени) и не менее ужасной смерти его можно бы найти стихии для сочинения трагедии вроде Шекспирова "Макбета".¹⁰⁵

  

   "История" Далина становится несколько занимательнее: Рагнар Лодброк и сыновья его - лица, в подлинном существовании которых сомневаться нельзя.¹⁰⁶ Жаль, что Далин не приводит никогда (или по крайней мере очень редко) настоящих слов Эдды и других древних источников, из которых почерпает свои известия: это было бы не в пример поучительнее всех его толкований именам, взятым из языков финского и славянского, ему неизвестных, или даже скифского, никому не известного.

   Ансгарий, апостол шведский: о нем рассказывает Oernhielm {Ернхильм (швед.).} следующее: "Царедворцы (Олофа, соправителя Биерна Иернсиды) советовали ему отдать все свое имущество, чтобы только возвратиться в отечество. На Ансгарий отвечал: "Я ничего за жизнь свою не даю; она принадлежит всемогущему богу, коего дела исполняю; он может ее у меня отнять, когда ему угодно"". Это напоминает Лютера в Борисе.¹⁰⁷

  

   Если только справедливо, что Новгородская Русь и Холмогордия, о которой гласят шведские известия, одно и то же, и равномерно справедливо, что искони в сей Холмогордии господствовало варяжское (шведское) племя, то весьма понятно, каким образом Гостомысл - буде только он сам был не славянин, а варяг, - мог присоветовать своим единоплеменникам, вельможам новгородским - не славянам, - призвать из Швеции правителя для усмирения бунтующих противу варягов славян и чуди. Изгнание варягов, предшествовавшее сему призванию, не противоречит нимало этому объяснению: варяги могли быть изгнаны из одной части Руси или Холмогордии, а держаться в другой и из этой другой послать к своим единоплеменникам и просить у них предводителя и помощи.

   Заметил я странное явление, которое почти всякий раз случается, когда после обеда засну читая; мне всегда почти снится - особенно если книга скучна, - что продолжаю чтение: вижу страницы, перевертываю их, читаю какое-то продолжение, сочиняемое моим воображением, того, что читал наяву, - и только тогда уверяюсь, что спал, когда, проснувшись, увижу книгу возле себя закрытою.

  

   Забавный и некровопролитный способ вести войну: "Исландцы потеряли на датских берегах (в 950 году) корабль, который датчане разграбили. За это исландцы так рассердились, что всем вообще в Исландии дано было предписание, чтобы с каждого носа во всей земле, как бы подать, внесена была ругательная песнь на короля датского (Гаральда Гормсона, проз<ванного> Блотандом)".¹⁰⁸

   Сегодня, перед самым концом первой книги моего "Вечного Жида", встретилась мне остановка.

  

   Писал сегодня к матушке, сестре Улиньке и младшей племяннице.

   Гомер всегда останется новым в своих сравнениях. Они не всегда очень точны, но всегда до чрезвычайности живы, а именно потому, что не слегка набросаны, но не менее главной картины тщательно дорисованы.

  

  

   После Ане Древнего, инглинского рода короли следующие: 18. Эгиль Тунна-Долги, 19. Оттар Вендилькраки, 20. Адиль, 21. Эстегос, 22. Ингвар Великий (его сын Скира в Холмогорде), 23. Врет Амунд, 24. Ингиальд Ильроде, 25. Олоф Третелья (отрешается от престола и удерживается в Верменландии удельным королем). После Олофа завладел упсальским престолом Ифвар Видфамне, сын датского короля Гальфдана Скорого; по нем царствовали совокупно его внуки (дети его дочери Зды) Гаральд Гильдстанд, сын датского короля Рерика, и Рандвер, сын холмгордского короля Радбарда, а по смерти Рандвера Гаральд один. 26. Сигурд Ринг, сын Рандвера, возобновитель инглинского племени, ибо происходил по отцу от Скиры, сына Ингвара Великого, но соправителем его был, по смерти Гаральда, убитого в Бровальском сражении, Эйстон Бели, сын сего несчастного его дяди; 27. Рагнар Лодброк (Элла лишает жизни сего великого мужа), 28. Биерн Иернсида (королем упсальским по отречении от принятия престола старшего брата его Ифвара Бенлеса, покорившего потом Англию, - Ансгарий); 29. Эрик Биернсон; 30. Биерн Эриксон и племянник его Эрик Рефильсон; 31. Эрик (один); 32. Эрик и Биерн Биернсон (первый будто бы наш Рюрик, что, однако же, не согласно с нашим летосчислением, ибо Эрик жил около 900-го году); 33. Биерн и соправители его Эмунд Эриксон, а потом Эрик Эмундсон; 34. Эрик (один); 35. Биерн IV, Олоф и Эрик (сыновья его и соправители); 36. Эрик Сегерсель (Победитель) - бунт Стирбиерна Олофсона;¹⁰⁹ 37. Олоф Скетконунг (введение христианства). Сигрида Сторрида, мать его, выходит вторично замуж за сына Оттона, короля датского; 38. Амунд Иаков; 39. Эмунд Старый - после него междоусобная война менаду его сыном Эриком и Эриком Амундсеном: с их смертью в 1060 году прекращается род Инглингов. Карл Великий был современником Ифвара Видфамне, Гаральда Гильдстанда и Сигурда Ринга; Гаральд Гарфагер и Рольф (Роло) Нормандский - современниками Биерна III; Канут Великий, сын Свена, современником Олафа Скетконунга. Владимир Великий и Олоф Триггасон, воспитывавшийся при его дворе, - Биерна IV; Ярослав - Олофа Скетконунга.

  

   Прочел 9 глав 1-й Книги Маккавеев: ¹¹⁰ эта книга гораздо более прочих двух по простоте слога подходит к древним еврейским бытописаниям; в ней почти не заметно влияние александрийских иудеев, принявших весьма уже в то время испорченный вкус и напыщенный способ изложения тамошних греков и эллинистов (не греков, писавших по-гречески); вероятно, что Первая книга Маккавеев писана современником сих героев.

  

   Вчера я в первый раз лег спать без свечки. На плацу вчера вечером играла музыка и, между прочим, известную симфонию "Коль славен наш господь в Сионе".¹¹¹ Часто слыхал я ее в Лицее, когда пели товарищи; ныне она на меня сильно подействовала: раз, потому что эта музыка истинно хороша, во-вторых, что мне так редко случается слышать музыку, наконец, что с этою симфониею во мне ожила тьма воспоминаний. Сегодня я переправлял первую (все еще не конченную) часть своего "Вечного Жида", читал по-гречески, потом прочел остальные главы Первой книги Маккавеев - и, наконец, со скуки читал "Еруслана Лазаревича" - "длинной сказки вздор живой".¹¹² Простодушие наших сказочников иногда истинно гомеровское: знаю, что многие, прочитав это, ахнут - но, несмотря ни на чье аханье, nota mea manet, {остаюсь при своем мнении (лат.).} и что правда, то правда.

  

   Был у меня в последний раз добрый пастор Ильстрем и простился со мною. Сегодня у меня отконопатили окно, так что я целый день почти пользовался чистым воздухом. При нынешней перемене книг не получил я продолжения Далиновой "Истории", а вместо оного "Путешествие" Сарычева¹¹³ и -Курганова "Письмовник".¹¹⁴ Впрочем, этот последний вовсе не так дурен, как я воображал; напротив, по времени, когда был написан, может назваться очень порядочною, даже хорошею книгою. И ныне можно в нем найти довольно много любопытного: не говорю уж об очень полном "Собрании русских пословиц", между которыми я нашел много мне вовсе неизвестных и чрезвычайно замысловатых; но и анекдоты, т. е. те, которые у него названы анекдотами, а не повестями, все почти хороши, по крайней мере гораздо лучше большей части печатаемых ныне. Пословицы самые резкие [разительные] я намерен выписать.

  

   Получил письмо от моей доброй сестры Улиньки. Принесли мне это письмо, когда я читал Сарычева "Путешествие". Потом я хотел опять продолжить чтение, но, как Онегин,

  

   Меж печатными строками

   Читал духовными глазами

   Иные строки.¹¹⁵

  

   Сестра в своем письме мне говорит про друзей моих Бегичевых:¹¹⁶ Москва и мое московское житье и все те, которые мне были так дороги. и с которыми никогда, никогда мне уже не видеться, проносились мимо души моей, как тени. Кто эта Варвара Ивановна,¹¹⁷ от которой сестра получила известие о моих приятелях? неужто (Варинька?) Яблочкова, моя бывшая ученица? Или та маленькая брюнетка, которую встречал я в доме Дмитрия Никитича?

   Герминия Ивановна, двоюродная сестра моя, скончалась в родах: я ее знал очень мало, но жаль мне бедной тетушки.

  

   Провел день довольно праздно: только читал. Сарычева замечания об устье Амура и вообще о всей этой реке заставляют жалеть, что она не осталась за Россиею.

  

   Писал сегодня к сестрице Улиньке.

   Этого году я много начал, а ничего не кончил: "Вечного Жида" придется также оставить; я не в духе сочинять. Попытаюсь-ка переводить, а именно примусь за Шекспирова "Короля Лира". Из описания нравов чукчей Сарычевым видно, что оные чрезвычайно сходствуют с нравами древних норманов: та же храбрость, и та же суровость, да чуть ли не те же понятия о чести.

  

   Получил письма от матушки и Юстины Карловны и список с писем брата к ним, начиная с 1 января по 25 февраля. Кроме того, деньги, халат, словарь анг<лийский> и несколько белья. Письмо матушки до глубины сердца меня тронуло. В братиных везде видна его честная, добрая душа: с каким участием говорит он и обо мне - боже мой! Если бы мы когда-нибудь могли быть вместе! И он того желает: он готов разделить мое заточение! Чем я это заслужил и чем могу отблагодарить его за такую любовь? Бедный Репин! какою ужасною смертию кончилась его страдальческая жизнь! Кто тот другой, что с ним вместе погиб? Не Глебов ли? ¹¹⁸

  

   Перечел два действия "Лира". Трудно, чрезвычайно трудно будет переводить эту трагедию: "Макбет" и даже "Histories" {"Исторические хроники" (англ.).} в сравнении с нею легки. Но должно решиться выбрать что-нибудь: я в течение всей трети этого года ничего еще не сделал. "Ричарда III"? или "The Tempest"? {"Буря" (англ.).} или "Midsummer Night's Dream"? {"Сон в летнюю ночь" (англ.).} Благо у меня теперь нет посторонних книг: прочту эти три пьесы; неужто ни на одной не остановлюсь?

  

   Прочее последние три действия "Лира" и уверился, что при совершенном недостатке пособий, как-то: немецкого перевода, комментарий на Шекспира, подробного английского словаря и беседы с знатоком обоих языков, умным приятелем, - мне невозможно ныне хорошо перевесть эту трагедию: она из самых трудных для перевода. Остановился я, кажется, на "Ричарде III", которого слог ровнее и не так отрывист, и начал, т. е. в два часа перевел 13 первых стихов.

  

   Сегодня я провел день деятельно. Поутру перевел первый монолог Ричарда III, а после обеда писал к матушке и к сестре; зато не читал по-гречески.

  

   Поутру переводил я "Ричарда III", после обеда хотел было переписать сегодняшнее и вчерашнее, да прекрасная погода прельстила меня, просидел вплоть до ужина у окна и читал Уакера: ¹¹⁹ английские гласные такой хаос, что едва ли добьюсь толку, как они произносятся.

  

  

   ВОЗНЕСЕНИЕ¹²⁰

  

   Сонет

  

   Божественный на божием престоле:

   [На небеса, превыше] Христос на небо, выше всех светил,

   В свое отечество, туда, отколе

   Сошел на землю, [дивный] в славе воспарил.

  

   Своих же не покинул он в неволе,

   Их не оставил в узах темных сил:

   Нет, слабых их и трепетных дотоле

   [В любви] [Неколебимо твердо] [в вере] [укрепил]

   Неколебимым сердцем одарил.

  

   И всех, стремящихся к его святыне,

   [На крылиях души] Горе на крыльях душ ему вослед,

   Он свыше укрепляет и поныне.

   Им песнь Эдема слышится средь бед,

   Средь слез и [шуму] горя, в [дольной] шумной

  

  

  

  

  

   сей пустыне

   И так вещает: "Близок день побед!".

  

   Переписал перевод последних трех дней и несколько прибавил.

  

   Переводя первый монолог Ричарда III, я заметил в нем странное сходство с известным монологом "Орлеанской девы" Шиллера: "Die Waffen ruhn" {Оружие отдыхает (нем.).} (cm. 4 дейст<вие> начало). Характеры совершенно разные; но положение сходно, и для меня нет сомнения, что Шекспиров монолог, без ведома, может быть, самого подражателя, произвел монолог Шиллера.¹²¹

   Сегодня я наконец добрался до шестой книги "Илиады": хотелось бы мне до 9 июня прочесть шестую; тогда ровно в год прочел бы я четвертую долю "Илиады", потому что 9 июня 1831 <г.> в первый раз опять принялся за греческий язык, которому выучиться я было уж совсем отчаялся.

  

   Вот пословицы, которые я хотел выписать из Курганова "Письмовника": ¹²²

  

   Атаманом артель крепка.

   Адамовы лета с начала света.

   Аминем беса не отбыть.

   Бившись с коровой - не молоко.

   Бодливой корове бог рог не дает.

   Бабка скачет задом и передом, а дело идет своим чередом.

   Беда ходит не по лесу - по людям.

   Борода выросла, да ума не вынесла.

   Брат - мой, а ум у него - свой.

   Борода - что ворота, а ума - с прикалиток.

   Бог не выдаст, свинья не съест.

   Бьется что слепой козел об ясли.

   Беглому одна дорога, а погонщикам много.

   Бег не красен, да здоров.

   Бочка меду, да ложка дегтю. (Не наоборот ли эта пословица говорится?)

   Выше лба уши не растут. (Es ist dafur gesorgt, dass die Baumen nicht in den Himmel wachsen {Заботятся о том, чтобы деревья не росли на небе (нем.). Пословица, смысл которой: всему положен свой предел, или: выше головы не прыгнешь; тщетные усилия.}).

   В людях Илья, а дома свинья.

   В чужих руках всегда ломоть велик.

   Воин изнеможет - и свинья переможет.

   Всякому свое и не мыто - бело.

   Велик телом, да мал делом.

   В друге стрела что во пне, а себе как в сердце.

   В воду глядишь, а "огонь" говоришь.

   В дождь избы не кроют, а в ведро и сама не каплет.

   В ведро епанчу возить, а в дождь и сама ездит. (S'il fait beau, prends ton manteau; S'il pleut, prends le, si tu veux {Если хорошая погода, бери свой плащ; если дождь, то бери его, если хочешь (франц.).}).

   Вор не всегда крадет, а всегда берегись.

   Взяли ходины: не будут ли родины?

   В руках было, да по пальцам сплыло.

   Всякий спляшет, да не как скоморох.

   Гляди под ноги: чего не найдешь - ноги не зашибешь.

   Гость немного гостит, да много видит.

   Горшок котлу завидует, а оба черны.

   Где смерд видел, тут бог не был.

   Гость? гост_и_! а пошел - прости!

   Глаза как плошки, а не видят ни крошки.

   Голос как в тереме, а душа что в венике.

   Где был? у друга. Что пил? воду; лучше неприятельского меду.

   Грехи любезны доводят до бездны.

   Гусли потеха, а хуже ореха.

   Голодной куме хлеб на уме.

   Где сердце лежит, туда и око бежит.

   Где бес не сможет, туда бабу пошлет.

   Два одному - рать.

   Двое в поле воюют, а один горюет.

   Друг другу терем ставит, а недруг гроб ладит.

   Дураку и в алтаре не спускают.

   Дураков не орут, не сеют, и сами растут.

   Его милее нет, когда уйдет.

   Есть нета лучше.

   Есть и медок, да засечен в ледок.

   Есть что слушать, а нечего кушать.

   Есть в мошне, так будет и в квашне.

   Если бы на горох не мороз, он бы через тын перерос.

   Жалеть мешка, не завесть дружка.

   Женское лето по Петров день.

   Журавль межи не знает и через ступает.

   За сиротою бог с калитою.

   Земля любит навоз, конь овес, а бара принос.

   Звал на честь, а посадил на печь.

   За мухой не с обухом.

   За хвост не удержаться, коли гриву упустил.

   Замешался, что пест в ложках.

   Зачал за здравье, а свел за упокой.

   За неволю к полю, коли лесу нет.

   Зоб полон, а глаза голодны.

   Из одного дерева икона и лопата.

   Иной любит попа, а иной попадью.

   Иван был в орде, а Марья вести сказывает.

   Испустя лето, да в лес по малину.

   Игуменья за чарку, а сестры за ковши.

   И по рылу знать, что не простых свиней.

   Как хлеба край, так и под елью рай.

   Каково в лесу гукнется, таково и откликнется.

   Как лапотника не станет, так и бархатник не встанет.

   Кормил калачом, да в спину кирпичом.

   Кинь хлеб-соль назад, будет впереди.

   Кто украл - тому один грех, а у кого - тому десять.

   Кусают и комары до поры.

   Красно поле с рожью, а речь с ложью.

   Который бог вымочил, тот и высушит.

   Красна речь слушаньем.

   Кой день прошел, тот до нас дошел; а кой впереди, того берегись.

   Какову чашу другу налил, такову и самому нить.

   Княгине ребя, кошке котя таково ж дитя.

   Какова псу кормля, такова от него и ловля.

   Кучился, мучился, а упросил, так и бросил.

   Кто слезам потачет, тот сам заплачет.

   Кому поживется, у того и петух несется.

   Ласково телятко две матки сосет.

   Ложкой кормит, а стеблем глаз колет.

   Любить тепло, и дым терпеть.

   Ласковое слово пуще дубины.

   Людям не верит да сам смерит.

   Лисица хвоста своего не замарает.

   Лучше хромать, чем сиднем сидеть.

   Люди ходят, ничуть не слыхать; а мы как ни ступим, так стукнем.

   Летает хорошо, да садиться не умеет.

   Люди спать, а он шалфей искать.

   Лес сечь - не жалеть плеч.

   Лишь зажить паном, а то все придет даром.

   Лучше плыть пучину, чем терпеть кручину.

   Либо в сук, либо в тетерю.

   Лакома овца до соли, а коза до воли.

   Либо сена клок, либо вилы в бок.

   Мы про людей вечеринку сидим, а люди про нас и ночь не спят.

   Матка по дочке плачет, а дочка по доске скачет.

   Маленька собачка до старости щенок.

   Мыло серо, да моет бело.

   Не считайся с рабою (не рябою ли?), не сровняет с собою.

   Не плюй в колодец - случится воды испить.

   Не прав медведь, что корову съел; не права и корова, что в лес зашла.

   На языке медок, а на сердце ледок.

   На одном гвозде всего не повесишь.

   Не смогла с коровой, да подойник обземь.

   Не видал - корову купил - будет ли на лето трава.

   Не видал - корову наживал - будет ли на лето трава.

   Не свой нож, не любой кус.

   Не вскормя, ворога не видать.

   Незнаемая прямизна наводит на кривизну.

   Не ломайся, овсяник, не быть калачом!

   Не дери, глаз на чужой квас; ране вставай да свой затирай.

   Не осуди в лаптях, сапоги в санях.

   Не угадывай пива на сусле.

   Не только свету, что в окошке.

   Не все, что серо, и волк.

   Не до поросят, как самое свинью палят.

   Нашему ли теляти волка поймати?

   Ни то, ни се кипело, и то пригорело.

   Не дать взаймы - на час остуда, дать - навек ссора.

   Не дорога лодыга, дорога обида.

   На тихого бог нанесет, а резвый сам натечет.

   Не чаешь где часу часовать, а бог приведет и ночь почевать.

   Не избывай постылого, приберет бог милого.

   Нашед чернец клобук, не скачет, а потеряв, не плачет.

   Наряд соколий, а походка воронья.

   Не ума набраться, что с дураком подраться.

   Не хвались отцом, хвались молодцом.

   Не сули царства небесна, да не бей кнутом.

   На нагнутую сосну и коза вскочит.

   Не плачь, мати! о чужом дитяти.

   Осердяся на вши, да шубу в печь.

   Один глупый в море камень бросит, а сто умных не вынут.

   Спасенье - половина спасенья.

   Овечку стригут, а другая того же жди.

   Один и у каши не спор.

   Отрезан ломоть - к хлебу не пристанет.

   Орлы бьются, а молодцам перья.

   Отольются волку коровьи слезы.

   От искры сыр бор загорается.

   Плохого князя и телята лижут.

   Погнался за ломтем, да хлеб потерял.

   После рати много храбрых.

   Про одни дрожди не говорят трожды.

   По саже хоть гладь, хоть бей, все будешь черен от ней.

   Пролитое полно не бывает.

   По бороде Авраам, а по делам Хам.

   Поправился с печи - на лоб.

   Прячется, как пава с яйцом.

   Радостен бес, что отпущен инок в лес.

   Разжился, как вошь в коросте.

   Сорвав голову, над волосами не плачут.

   Спросил бы у гуся: не зябнут ли ноги!

   Сам семи печей хлебы едал.

   Старый долг за находку место.

   Силен медведь, да воли нет.

   С чужого коня середи грязи долой.

   Спасиба в карман не кладут.

   Старый ворон не каркнет даром.

   Снастью и вошь убить.

   Сидеть на ряду, не молвь: не могу!

   Скачет просвирня за церковью, людям не видно, да богу в честь!

   Сам на обухе рожь молотит, а зерна не уронит.

   Светил бы месяц, а звезды даром.

   Совок, да не ловок, спешлив, да сметлив.

   Сыт пономарь и попу подает.

   Столом трясет, а хлеб вон несет.

   Сын отца умнее - радость, а брат брата умнее - зависть.

   Слово не воробей, а выпустишь - не схватишь.

   Слово не стрела, а к сердцу льнет.

   С умом суму носить, а без ума и суму потерять.

   Силою и солому ломишь.

   Смолоду прорешка, а под старость дыра.

   Тесть любит честь, а зять любит взять, а шурин глазом щурит.

   Терпи голова, в кости скована.

   То не овца, что с волком пошла.

   Твой приговор, да тебе ж во двор.

   Ты за пирог, а черт поперек!

   Товар полюбится и - ум раступится.

   Удастся - квас, а не удастся - кислы щи.

   Укравши часовняк, да: "Услыши, господи, правду мою!".

   У всякого Павла своя правда.

   У Фили пили, да Филю ж и били.

   У кого пропало, тому грешнее.

   Улита едет, коли-то будет?

   Упился бедами (не грехами ли?), а охмелился слезами.

   У праздника не без бражника.

   Хоть на хвойке, да на своей вольке.

   Хоть криво впряг, да поехал так.

   Хлеб-соль ешь, а правду-таки режь.

   Худо в карты играть, а козырей не знать.

   Холостого сватом не посылают.

   Худо овцам, где волк воевода.

   Хотя дитя криво, да отцу-матери мило.

   Честь добра, да съесть нельзя.

   Чего глазом не досмотришь, то мошною доплатишь.

   Чья душа чесноку не ела, та и не воняет.

   Чему посмеешься, тому сам поработаешь.

   Честного мужа знала и нужа.

   Чужой рот не хлев, не затворишь.

   Чужую кровлю кроет, а своя каплет.

   Что у тебя, то у друга не свербит.

   Что то говорить, что курица не доит.

   Шапка в рубль, а щи без круп.

   Щука умерла, да зубы живы.

   Щастья духовною не утвердишь.

   Ел ли, не ел ли, а за обед почтут.

   Юному хвастать, а старому хрястать.

   Я его выручил, а он меня выучил.

   Я вашец, ты вашец, а кто ж хлеба напашец?

   Яким плошина рукавицы ищет, а двои за поясом.

  

  

   Господствующий дух русских пословиц - ирония. Очень мало таких, которые то, что хотят сказать, говорят прямо, - большая часть из них выражается обиняками: некоторые истинные апологи в двух, трех словах. Не знаю пословиц остроумнее русских: старинные французские очень хороши, но не забавнее многих наших. Удивительно, что при таком богатстве народного остроумия у нас так мало веселых, смешных песен, а более все заунывные.

   Сегодня я кончил первую сцену "Ричарда III", но не переписал еще всей.

  

   Прочел Вторую книгу Маккавеев: в ней очень заметно влияние греческих понятий; не полагаю, чтобы современник Давида выхвалял самоубийство Разиса,¹²³ как то превозносит оное сей сократитель не дошедших до нас пяти книг Иасона Киринейского. Слог также гораздо более в духе современных сократителю греческих писателей, нежели Книг Царств или Паралипоменона. Всего для меня трогательнее в сем повествовании смерть старца Элеазара, прекрасен также эпизод о матери и семи сыновьях-мучениках,¹²⁴ особенно окончание. Что касается до самих происшествий - первая книга, без всякого сомнения, достовернее: однако же в сей второй отношения Иуды к Никанору, по-видимому, рассказаны человеком, осведомившимся о них точнее и подробнее ¹²⁵?

  

   Перечел дневник с 24 апреля, кроме, однако ж, пословиц. Начал шестую книгу "Илиады" и вторую сцену "Ричарда III".

   Стихи, написанные мною 1 мая, мне ныне гораздо лучше понравились, чем когда я их сочинял. Это со мною в первый раз: обыкновенно пьеса, полежав, кажется мне хуже, чем в первом жару родительского самолюбия, как то и сегодня случилось с сонетом 19 числа.

  

   Сегодня поутру у меня пол мыли, и потому-то я немного сбился с обыкновенного порядка моих занятий, т. е. не переводил, а целый день читал "Записки" Головкина: впрочем, должно признаться, что и книга такова, что трудно от нее оторваться, особенно же человеку, который по необходимости должен был находить не скучными Курганова "Письмовник" и "Деревенскую библиотеку". Курилец Алексей¹²⁶ такое лицо, которого нельзя не полюбить: твердость его и пренебрежение даже смертною казнию, коею ему угрожали японцы за благородное его сознание в обмане его земляков, сказавших, будто бы они были подосланы русскими, заслуживают назваться геройскими; этот дикарь пристыжает многих просвещенных умников.

  

   "Записки" Головнина, без всякого сомнения, и по слогу, и по содержанию одна из самых лучших книг на русском языке. Завтра выпишу кое-что из нее; сегодня уж слишком поздно: подают повестку, а мне необходимо после ужина несколько походить, да хочется еще дочесть начатую главу.

  

   Сегодня День Рождения Пушкина.

   Образчик японских вопросов: какое платье носит русский государь? Что он носит на голове? Какие птицы водятся около Петербурга? Что стоит сшить в России платье, которое теперь на вас? Сколько пушек перед государевым дворцом? Из какой шерсти делают сукно в Европе? Каких животных, птиц и рыб едят русские? На какой лошади ездит ваш государь верхом? Кто с ним ездит? Сколько в длину, ширину и вышину имеет государев дворец? Сколько в нем окон? (Потом несколько дельных). Носят ли русские шелковое платье? Каких лет женщины начинают рожать в России? (О подобных предметах спрашивано у Головнина при допросах Матсмайским губернатором). Имя первого губернатора Матсмайского, при котором наши находились в Японии в полону, заслуживает того, чтобы оное помнить: Аррао Тадзймано Ками подвергался побегом наших из Матсмая опасности лишиться головы, но несмотря на то не перестал быть благодетелем и покровителем наших несчастных соотечественников; а между тем он не был христианин, принадлежал народу, который мщение почитает не пороком, а обязанностию; сколь многих европейцев пристыжает этот японец! Какая разница в его поведении с жестокосердым и вместе глупым поведением начальника замка Санто-Анджело, в котором был заключен несчастный Бенвенуто Челлини! (см.: Benwennuto Tschellini, eine Biographie von Goethe).¹²⁷

   Из числа японских знакомых Головнина не должно забыть и благородного, умного Теске, и доброго Кумаджеро.¹²⁸ Прекрасна также черта японского императорского чиновника, ставшего с своим сослуживцем перед пушками, из которых княжеский военноначальник хотел палить на русских вопреки повелению Кумбо-самы (т. е. императора), и объявившего, что только со смертию его и его товарища можно исполнить это намерение. А ответ японцев Головнину на его извинение ошибок противу правил языка, случившихся в бумагах, присланных из Иркутска японскому правительству?

   Головнин считает японцев, айнов, курильцев и жителей Сахалина происшедшими от одного племени. Азбуки у них две: своя алфавитная и китайская; они понимают китайские книги, и не зная по-китайски. Не худо бы и у нас в Европе для ученых предметов, особенно для философских, точных и естественных наук, изобресть подобные гиероглифы, понятные всем ученым без различия особенного языка земли каждого. Члены и предлоги ставят японцы после имен. Корея и Ликейские острова в зависимости от Японии. Японцы уверяли Головнина, что в Эддо до 10 мил<лионов> жителей. Сверх того, их ученые уверяли его о существовании водоземного животного с человеческою головою. Различных религий в Японии семь, а по некоторым только 4: начальник всех их