div>
Rome a choisi mon bras, je n'examine rien. (Horace, II, 3).
Таковъ истинный римлянинъ временъ республики. Съ такимъ римляниномъ Кор³оланъ Шекспира, очевидно, не имѣетъ ничего общаго, на немъ отозвались два тысячелѣт³я исторической и культурной жизни; гражданинъ наполовину уступилъ личности,- принципу совершенно новому, не извѣстному античному м³ру и возникшему только въ среднихъ вѣкахъ. Кор³оланъ ругаетъ чернь, которая принимаетъ его съ восторговъ, какъ избавителя Рима. Комин³й называетъ такой поступокъ Кор³олана "скромностью", но это совершенно ошибочно. Въ этой скромности выразилась особенно ярко именно гордость Кор³олана. "Унижен³е,- говоритъ русская пословица,- паче гордости". Нельзя смѣшивать гордость съ тщеслав³емъ, это - два совершенно различныя понят³я. "Быть тщеславнымъ,- говоритъ Свифтъ,- есть признакъ не столько гордости, сколько сознан³я своей ничтожности. тщеславные люди любятъ разсказывать объ оказываемыхъ имъ почестяхъ, о любезности, съ которой ихъ принимаютъ замѣчательные люди и проч.; этимъ они какъ бы сознаются, что недостойны этихъ почестей... Человѣкъ истинно гордый смотритъ на самыя высок³я почести, оказываемыя ему, какъ на нѣчто должное ему и считаетъ эти почести во всякомъ случаѣ ниже своихъ заслугъ; поэтому, онъ никогда ими не хвастаетъ. Такъ что тотъ, кто хочетъ казаться истинно гордымъ, долженъ тщательно скрывать свое тщеслав³е". Такъ именно и поступаетъ Кор³оланъ; когда онъ говоритъ о ничтожествѣ своихъ заслугъ, то разумѣется, мы не должны ему вѣрить на слово,- c'est une faèon de parler,- не болѣе. Больше, чѣмъ кто бы то ни было, онъ убѣжденъ въ своемъ превосходствѣ; но онъ искрененъ, когда отклоняетъ всякую награду за свои заслуги; одна мысль о наградѣ уже противна ему, и въ этомъ именно и заключается отличительная черта гордаго человѣка. Но въ то же время, Кор³оланъ добръ, даже добродушенъ; онъ способенъ на истинную дружбу, на искреннюю привязанность,- конечно, въ сферѣ своихъ аристократическихъ симпат³й. Онъ относится съ почтен³емъ къ своимъ начальникамъ, къ старикамъ, онъ вѣжливъ съ дамами, какъ средневѣковой рыцарь, онъ любитъ свою жену и боготворитъ свою мать. Одно изъ второстепенныхъ лицъ трагед³и въ первой же сценѣ говоритъ: "Говорятъ, что онъ все сдѣлалъ для своего отечества; я же говорю, что онъ все сдѣлалъ для того лишь, чтобы понравиться своей матери и удовлетворить свою гордость". И эти слова,- истинная правда.
Такимъ образомъ, въ характерѣ Кор³олана слились два различныхъ элемента: гордость сословная и гордость личная. Благодаря сл³ян³ю этихъ двухъ элементовъ, въ его взглядахъ образовался своеобразный консерватизмъ: онъ требуетъ уничтожен³я существующаго порядка вещей въ Римѣ съ цѣлью водворить строй прежней общественной организац³и, которая соотвѣтствовала бы какъ его личной, такъ сословной гордости. Онъ хочетъ такой организац³и, которая была бы ему по душѣ, которая бы отвѣчала интересамъ замкнутаго привилегированнаго сослов³я, къ которому онъ принадлежитъ по рожден³ю. Въ этой лишь слегка указанной чертѣ выразилась, можетъ быть, ирон³я Шекспира, его личное субъективное отношен³е къ содержан³ю трагед³и. Скептицизмъ великого поэта сильнѣе и ярче всего выражался по отношен³ю ко всякой политической дѣятельности.
"Кор³оланъ" "появился въ первый разъ въ издан³и in-folio 1623 г. Мы не знаемъ, когда онъ былъ написанъ. Мэлонъ, Дейсъ и нѣкоторые друг³е относятъ создан³е пьесы къ 1610 году, но вѣроятнѣе, что она написана годомъ раньше, т. е. въ 1609 году, вслѣдъ за "Ан³юн³емъ и Клеопатрой". Въ томъ же году Шекспиръ написалъ и "Троила и Крессиду",- первую свою пьесу изъ древнегреческой жизни. Вообще начиная съ 1601 года, т. е. со знакомства Шекспира съ Монтенемъ и ²²лутархомъ, начинается для великаго поэта пер³одъ усидчивыхъ занят³й греко-римскимъ м³ромъ. Онъ началъ "Юл³емъ Цезаремъ", написалъ три трагед³и изъ римской жизни и окончилъ, какъ увидимъ, "Тимономъ Аѳинскимъ", создавъ двѣ пьесы изъ греческой жизни,- пьесы чрезвычайно своеобразныя и интересныя во многихъ отношен³яхъ.
Первое издан³е "Троила и Крессиды" вышло въ in-quarto, въ 1609 году, подъ слѣдующимъ заглав³емъ: "The Famous Historie of Troylus and Cresseid. Excellently expressing the beginning of their loues, withe the conceited wooing of Pandarus Prince of Licia. Written by William Shakespeare. London. 1609". (Славная истор³я Троила и Крессиды, отлично изображающая начало ихъ любви, также какъ и искусное посредничество Пандара, принца Лик³и. Написана Вильямомъ Шекспиромъ). Это неправильное заглав³е (Пандаръ Шекспира не есть принцъ Лик³и) не принадлежитъ поэту; оно - выдумка ловкаго издателя, который прежде, чѣмъ пьеса была поставлена на сценѣ, добылъ мошенническимъ путемъ рукопись и напечаталъ ее, предпославъ пьесѣ слѣдующее эксцентрическое и развязное предислов³е:
"Импровизированный писатель вѣчному читателю.- Новость! Вѣчный читатель, здѣсь ты имѣешь новую пьесу, которая не трепалась еще на сценѣ и не подвергалась аплодисментамъ черни, но которая, тѣмъ не менѣе, превосходитъ вышину комической пальмы. Ибо она родилась въ мозгу, который никогда еще легкомысленно не принимался за комическое произведен³е. Еслибы комед³я перемѣнила свое легкомысленное назван³е на титулъ общественнаго удобства, еслибы сцена называлась трибуналомъ, вы бы увидѣли всѣхъ этихъ великихъ цензоровъ, которые теперь считаютъ ее суетой, бѣгущими толпой, чтобы сдѣлать честь ихъ собственной серьезности; вы бы ихъ увидѣли, въ особенности, посѣщающими представлен³я комед³й этого автора, столъ хорошо примѣненныя къ жизни, что они являются комментар³емъ всѣхъ дѣйств³й нашего существован³я и которыя указываютъ на такую ловкость и на такую силу ума, что заслуживаютъ любовь самыхъ непримиримыхъ враговъ театра. Самые тяжелые положительные люди, самые ограниченные, самые нечувствительные къ комед³и, которые, вслѣдств³е шума производимаго этими комед³ями, были на ихъ представлен³и, нашли въ нихъ такой умъ, какого никогда не могли найти въ самихъ себѣ, и вышли оттуда болѣе умными, чѣмъ были входя, чувствуя шевелящееся въ нихъ остроум³е, существован³я котораго не подозрѣвали въ ихъ собственномъ мозгу. Въ этихъ комед³яхъ находится такая острая соль, что онѣ кажутся возникшими въ морѣ, въ которомъ родилась Венера. Между ними нѣтъ болѣе остроумной, какъ эта. Если бы у меня было время, я бы сдѣлалъ комментар³й къ этой комед³и, не для того,- я знаю, что это безполезно,- чтобы доказать вамъ, что вы платите недорого за эту пьесу, а лишь для того, чтобы показать все то, что можетъ въ ней найти такой простой человѣкъ, какъ я. Она заслуживаетъ подобнаго труда въ той же мѣрѣ, какъ и любая комед³я Теренц³я и Плавта. И я думаю, что когда авторъ ихъ исчезнетъ и когда издан³я ихъ будутъ распроданы, то вы будете вырывать экземпляры изъ рукъ другъ у друга, для чего и устроите новую англ³йскую инквизиц³ю. Считайте это предостережен³емъ и, ради вашего удовольств³я и вашего ума, не отвергайте и не презирайте это произведен³е но той лишь причинѣ, что оно не было еще загрязнено вонючимъ дыхан³емъ толпы; напротивъ, благодарите судьбу, благодаря которой оно является теперь передъ вами; ибо, еслибы пришлось ждать соглас³я ихъ собственниковъ, то вы бы, я думаю, просили ихъ долго, вмѣсто того, чтобы они сами васъ просили. На этомъ я покидаю, вслѣдств³е состоян³я здоровья ихъ ума, тѣхъ, которые окажутся недовольными. Vale". Изъ этого любопытнаго предислов³я мы узнаемъ, во-первыхъ, что и при жизни Шекспиръ имѣлъ уже поклонниковъ, которые понимали его ген³й и предчувствовали его будущую славу, и, во-вторыхъ, что его произведен³я не принадлежали ему, что они были исключительной собственностью труппы актеровъ, очень ревниво относящихся къ своей монопол³и. Эти собственники, о которыхъ упоминаетъ предислов³е, по всей вѣроятности, были королевск³е актеры (King's servants), игравш³е въ "Глобусѣ", къ которымъ принадлежалъ и самъ Шекспиръ. Этимъ обстоятельствомъ объясняется тотъ странный фактъ, что при жизни поэта лишь немног³я пьесы были изданы, да и то, въ большинствѣ случаевъ, мошенническимъ образомъ, и что первое полное издан³е его произведен³й, вышедшее черезъ семь лѣтъ послѣ смерти его, было затѣяно двумя актерами, его товарищами.
Еще до Шекспира, Деккеръ и Четль написали пьесу на сюжетъ "Троила и Крессиды", подъ заглав³емъ "Агамемнонъ". Къ сожалѣн³ю, эта пьеса не дошла до насъ, такъ что намъ неизвѣстно, заимствовалъ ли Шекспиръ что либо изъ этой пьесы, или нѣтъ. Что же касается непосредственныхъ источниковъ шекспировой комед³и, то они подраздѣляются на два отдѣла: источники, относящ³еся до истор³и двухъ любовниковъ (Троила и Крессиды) и затѣмъ источниковъ, относящихся до Трои.
Къ первой группѣ принадлежатъ, во-первыхъ, три баллады, очень распространенныя въ XVI столѣт³и. Вообще этотъ сюжетъ былъ очень популяренъ тогда: вѣрнаго любовника, обыкновенно, называли Троиломъ, непостоянную женщину - Крессидой; посредникъ между ними назывался Пандаромъ. Но главнымъ источникомъ Шекспира была, безъ всякаго сомнѣн³я, поэма Чосера, подъ тѣмъ же заглав³емъ. Что же касается до первичнаго источника этой легенды,- поэмы Бенуа де Сентѣмора, то можно съ увѣренностью заключить, что Шекспиръ не зналъ ея; эта поэма въ его время была совершенно неизвѣстна.
Относительно событ³й троянской войны Шекспиръ пользовался, во-первыхъ, книгой Какстона, который, въ концѣ XV вѣка, перевелъ сборникъ: "Histoires de Troye"; во-вторыхъ, поэмой Джона Лидгэта, который, въ началѣ XV столѣт³я, перевелъ подъ заглав³емъ "Книга о Троѣ", извѣстное сочинен³е Гвидо Колонны. Извѣстно, что Колонна передавалъ Бенуа Сентѣмора, а Сентѣморъ передавалъ сказан³е Дареса, который въ свою очередь передавалъ сказан³е Диктиса. Вотъ послѣдовательная лѣстница, благодаря которой легенда о Троянской войнѣ дошла до Шекспира. Но кромѣ всего этого существуетъ еще одинъ источникъ, изъ котораго кое-что заимствовалъ Шекспиръ, это - "Ил³ада" Гомера. Въ 1598 году Чепманъ издалъ на англ³йскомъ языкѣ "Щитъ Ахиллеса" и первыя семь пѣсенъ "Ил³ады". Весь переводъ "Ил³ады" онъ окончилъ, однако, только въ 1611 году, но Шекспиръ могъ познакомиться съ полнымъ переводомъ и раньше этого года, по рукописи, потому что съ Чепманомъ онъ былъ въ близкихъ отношен³яхъ. Знакомство Шекспира съ "Ил³адой" - несомнѣнно, если мы вспомнимъ роль Терсита въ комед³и. Терситъ не существуетъ въ сказан³яхъ среднихъ вѣковъ. Роль, которую главные предводители заставляютъ играть Аякса по отношен³ю къ Ахиллесу - тоже, по всей вѣроятности, прямо была заимствована Шекспиромъ у Гомера. Но вотъ, между прочимъ, одно мѣсто, которое несомнѣнно является реминисценц³ей Гомера. Въ "Ил³адѣ" Ахиллесъ, собираясь поразить Гектора, ищетъ удобнаго для этого мѣста на тѣлѣ Гектора и восклицаетъ:
Такъ у Пелида сверкало копье изощренное, коимъ
Въ правой рукѣ потрясалъ онъ, на Гектора жизнь умышляя,
Мѣста на тѣлѣ прекрасномъ ища для вѣрныхъ ударовъ.
(Переводъ Гнѣдича. XXII, 319-321).
У Шекспира, Ахиллесъ, принимая въ своей палаткѣ Гектора, жадно поглощаетъ его глазами, восклицая: "Скажите, о, боги, въ какую часть тѣла могу я поразить его вѣрнѣе,- въ эту, въ эту, или въ эту? чтобъ я могъ назвать рану по мѣсту, опредѣлить отверст³е, въ которое вылетитъ велик³й духъ Гектора. Отвѣчайте же мнѣ, о боги!" (IV, 5).- Въ комед³и Шекспира, однако, преобладаютъ не Гомеровск³я традиц³и, а традиц³и средневѣкового рыцарства; воины говорятъ и дѣйствуютъ какъ въ романахъ среднихъ вѣковъ; это образуетъ основной существенный анахронизмъ, который придаетъ пьесѣ ея странный видъ. Такъ, напримѣръ, въ VII пѣснѣ "Ил³ады" Гекторъ вызываетъ въ торжественномъ тонѣ грековъ на бой и безпокоится только о могилѣ того изъ противниковъ, который падетъ,- вѣчная забота, имѣющая свои корни въ религ³озныхъ вѣрован³яхъ древнихъ. Въ Шекспировой комед³и, напротивъ того, Эней, вызывая на бой троянцевъ, является вѣжливымъ и самодовольнымъ рыцаремъ.
Таковы непосредственные источники Шекспира. Къ этому вопросу, однако, примыкаетъ другой, болѣе общ³й, а именно, вопросъ о троянскихъ традиц³яхъ въ средневѣковой Европѣ, тѣсно связанный съ вопросомъ о комед³и Шекспира. Изъ всѣхъ произведен³й Шекспира, "Троилъ и Крессида" болѣе всего смущаетъ критику. Эта предполагаемая парод³я "Ил³ады", непочтительный, насмѣшливый тонъ, съ которымъ велик³й поэтъ говорилъ о Грец³и и грекахъ, его явныя симпат³и къ троянцамъ и совершенно очевидное презрѣн³е, съ которымъ онъ относится къ грекамъ, были предметомъ самыхъ печальныхъ недоразумѣн³й критики. Шлегель считаетъ святотатствомъ подобную парод³ю на Гомеровыхъ героевъ, а въ русскомъ переводѣ Шекспира, изданномъ Гербелемъ, мы читаемъ: "ни отъ одной изъ шекспировыхъ пьесъ не вѣетъ такимъ непривѣтливымъ холодомъ (?), какъ отъ "Троила и Крессиды", въ которой все-же каждый можетъ видѣть, не болѣе, какъ ген³альную парод³ю на ген³альное произведен³е". Друг³е критики стараются доказать съ рвен³емъ достойнымъ лучшаго дѣла, что, приступая къ своей трагикомед³и, Шекспиръ имѣлъ въ виду сравнитъ себя съ Гомеромъ и показать, что онъ выше греческаго поэта! Противники классическаго м³ра восклицаютъ: какъ великъ, однако, ген³й Шекспира, который, мы довольствуясь "Макбетомъ," "Юл³емъ Цезаремъ" и "Отелло", сочиняетъ нѣчто въ родѣ "Прекрасной Елены" гораздо раньше гг. Мельяка и Галеви и жестоко осмѣиваетъ классическихъ героевъ "Ил³ады." Франсуа Гюго торжествуетъ: онъ привѣтствуетъ въ Шекспирѣ особаго рода революц³онера, безжалостно срывающаго "парикъ" съ классической трагед³и, такъ сказать, преждевременно, такъ какъ въ XVI столѣт³и классическая трагед³я не напяливала еще на себя "парика," вслѣдств³е чего и протестъ великаго поэта имѣетъ значен³е настоящаго пророчества. По его мнѣн³ю, Шекспиръ впередъ протестовалъ противъ классической трагед³и во имя... свободы искусства! "Шекспиръ,- говоритъ онъ,- хотѣлъ отнять у классическихъ типовъ престижъ, становивш³йся опаснымъ для свободы искусства; онъ хотѣлъ обезоружить ту ретроградную критику, которая навязывала человѣчеству идолопоклонство прошлому; онъ впередъ хотѣлъ протестовать противъ литературной реакц³и, излишество которой онъ уже предвидѣлъ." Ульрици, съ своей стороны, съ восторгомъ привѣтствуетъ въ "Троилѣ и Крессидѣ" тотъ же самый пророческ³й протестъ, но не во имя свободы искусства, а во имя нравственности и религ³и, возмущаясь злоупотреблен³ями, къ которымъ приведетъ современемъ античный м³ръ и увлечен³е имъ. Ульрици говоритъ: "велик³й Шекспиръ, несомнѣнно, понималъ благотворвое вл³ян³е великой античной культуры на христ³анск³е умы Европы. Но въ то же время онъ видѣлъ опасность неумѣреннаго поклонен³я классической древности, потому что христ³анская нравственность и религ³я поклонниковъ классическаго м³ра неизбѣжно обречены на глубок³й упадокъ, какъ это и случилось въ XVIII столѣт³и. Благодаря вдохновен³ю своего пророческаго ген³я, съ одинаковою силою проникающаго въ туманъ будущихъ вѣковъ и въ тучи самаго отдаленнаго прошлаго, Шекспиръ создалъ эту сатиру героическаго м³ра Гомера. Онъ не хотѣлъ унижать то, что возвышенно, умалять то, что величественно, и тѣмъ менѣе не хотѣлъ осмѣивать Гомера и героическую поэз³ю вообще; онъ хотѣлъ только дать серьезное предостережен³е тѣмъ, кто готовъ преувеличивать значен³е древнихъ и дѣлать изъ нихъ идоловъ". При такой глубокомысленной критикѣ не трудно предвидѣть, что найдутся и так³е критики, которыя въ "Троилѣ и Крессидѣ" усмотрятъ пророческ³й протестъ Шекспира противъ современнаго классическаго образован³я въ Герман³и и даже въ Росс³и... Кольриджъ съ таинственнымъ и глубокомысленнымъ видомъ утверждаетъ, что "Троилъ и Крессида" - великая, почти необъяснимая тайна... право, давно пора, какъ выразился одинъ англ³йск³й писатель ("Shakespearian litterature",- Bentley's Quarterly Review, октябрь, 1859), явиться новому Лессингу, который бы вымелъ эти безпорядочныя мечты германскаго воображен³я. "Если книги попадаютъ въ Елисейск³я поля,- прибавляетъ тотъ же авторъ,- то каково должно быть удивлен³е Шекспира, узнающаго изъ этихъ книгъ, сколько въ его произведен³ямъ сказывается преднамѣренности, таинственныхъ взглядовъ и теор³й, которыхъ онъ самъ и не подозрѣвалъ при жизни, и которыя находятся въ явномъ противорѣч³и съ духомъ и философ³ей его времени".
Так³я объяснен³я, во всякомъ случаѣ, ничего не объясняютъ, тѣмъ болѣе, что "Троила и Крессиду" вовсе не такъ трудно объяснить, какъ это казалось въ прежнее время. Дѣло только въ томъ, что этихъ объяснен³й слѣдуетъ искать не въ будущемъ, а въ прошедшемъ, не въ предположен³яхъ и мечтан³яхъ, а въ историческихъ фактахъ. Съ сожалѣн³ю, эти факты очень мало извѣстны, вслѣдств³е чего и происходятъ ошибки и блуждан³я критики. Покуда не выяснены литературныя и историческ³я традиц³и, на которыхъ основана трагикомед³я Шекспира,- всѣ его насмѣшки надъ греками, его явныя симпат³и къ троянцамъ, имѣютъ видъ какого-то вызова, брошеннаго Гомеру, классической поэз³и и здравому смыслу. Въ сущности, нѣтъ ничего подобнаго. Симпат³я Шекспира къ троянцамъ - не болѣе какъ латинская традиц³я, перешедшая отъ древняго м³ра въ среднимъ вѣкамъ, а отъ среднихъ вѣковъ - къ эпохѣ Возрожден³я.
Извѣстно, что не Гомеръ и Грец³я были предметомъ классическаго образован³я въ среднихъ вѣкахъ, а латинская литература, поэз³я и истор³я Рима. Извѣстно также, что герой "Энеиды" - троянецъ, основатель расы и могущества римлянъ, romanae conditor arcis. Но гораздо менѣе извѣстно въ какой значительной мѣрѣ содержан³е эпопеи Виргил³я было въ западной Европѣ популярно и въ какой степени истор³я въ данномъ случаѣ совпадаетъ съ поэз³ей. "Городъ Римъ,- говоритъ Саллюст³й,- былъ основанъ троянцами, оставившими свою родину и блуждавшими по свѣту подъ предводительствомъ Энея". Титъ Лив³й, въ свою очередь, слѣдующимъ образомъ начинаетъ свою истор³ю: "Не подлежитъ сомнѣн³ю, что послѣ взят³я Трои, всѣ троянцы были умерщвлены; только Эней и Антеноръ были пощажены греками изъ уважен³я къ древнему праву гостепр³имства, и потому еще, что они всегда совѣтовали заключить миръ и возвратить грекамъ Елену. Впослѣдств³и, Антеноръ, послѣ различныхъ приключен³й, достигъ Адр³атическаго залива. Изгнанный, вслѣдств³е нодобнаго же несчаст³я, но осужденный судьбой основать могущественное государство, Эней явился сначала въ Македон³ю... потомъ добрался до полей Лоурентума и занялъ ихъ". Такимъ образомъ, легенда о троянскомъ происхожден³и римлянъ имѣетъ весьма древн³е корни. Римъ, въ различныя эпохи своей истор³и, всегда обнаруживалъ живѣйш³й интересъ къ городу Ил³ону. Такъ, когда Сцип³онъ перешелъ черезъ Геллеспонтъ, то очень обрадовался возможности увидѣть родину своихъ предковъ. Эта вѣра римлянъ въ ихъ троянское происхожден³е пережила республику: мы находимъ ее въ эпоху императоровъ и даже тогда, когда импер³я принуждена была оставить вѣчный городъ и переселиться въ Визант³ю.
Въ эпоху великихъ нашеств³й въ V вѣкѣ интересны многочисленныя свидѣтельства уважен³я варваровъ къ колоссальному государству, разгромленному ими. Побѣжденный Римъ по-прежнему поражалъ воображен³е своимъ велич³емъ. Варвары принимали языкъ, правы и религ³ю римлянъ. Ихъ предводители украшали себя лохмотьями римской тоги. Клодвигъ гордился титуломъ консула и патриц³я. Мало-по-малу, варвары стали считать себя какъ бы родственниками римлянъ или, вѣрнѣе, ихъ законными наслѣдниками; но, сдѣлавшись родственниками, римляне и варвары, очевидно, должны были имѣть и общее происхожден³е: такимъ образомъ, отъ древняго м³ра Троянская легенда перешла къ среднимъ вѣкамъ. Такъ, Фредегар³й писалъ въ VII вѣкѣ: "Въ то время, Пр³амъ похитилъ Елену... Франки ведутъ свое происхожден³е отъ него. Пр³амъ былъ ихъ первымъ королемъ... Часть троянскаго народа, избѣжавъ плѣна, блуждала по разнымъ странамъ съ женщинами и дѣтьми... Они выбрали себѣ королемъ нѣкоего Франц³о, отъ котораго франки и получили свое назван³е. Подъ предводительствомъ этого храбраго военачальника они перешли въ Европу и поселились между Рейномъ, Дунаемъ и моремъ. Тамъ и умеръ Франц³о". Въ "Chroniques franèaises de Saint-Denis" разсказывается царствован³е Пр³ама I-го, похищен³е Елены, разорен³е Трои и затѣмъ, встрѣчается любопытная этимолог³я назван³я города Парижа: "Марком³ръ (сынъ Пр³ама I-го и отецъ Фаранона) перемѣнилъ назван³е города, который прежде назывался Лютец³ей, что означаетъ городъ полный грязи, и назвалъ его Парижемъ (Paris) въ честь Париса, старшаго сына короля Пр³ама троянскаго, отъ котораго онъ происходилъ".
Не одни только франки вели свое происхожден³е отъ троянцевъ. То же самое мы встрѣчаемъ почти во всѣхъ другихъ европейскихъ народностяхъ. Троянск³й миѳъ проникъ даже въ нац³ональную часть германской эпической поэз³и, въ циклъ Нибелунговъ. Такъ Гагенъ владѣетъ замкомъ Tronje и считается потомкомъ Пр³ама. Отголосокъ той же легенды встрѣчается даже въ миѳолог³и крайняго европейскаго сѣвера. Въ одной скандинавской легендѣ XIII столѣт³я упоминается объ измѣнѣ Антенора и Энея. Среди исландскихъ сагъ, хранящихся въ стокгольмской библ³отекѣ, находится одна, озаглавленная "Trojamanna Saga"; она начинается экспедиц³ей Язона и Геркулеса въ Колхиду, затѣмъ разсказывается похищен³е Елены и разорен³е Трои... Норманны также вели свое начало отъ троянцевъ, они считали своимъ предкомъ Антенора. Троилъ, въ свою очередь, сдѣлался родоначальникомъ турокъ... Будучи братомъ Гектора, онъ имѣлъ сына Туркуса, который и сдѣлался родоначальникомъ турокъ. А такъ какъ французы вели свое происхожден³е отъ Франц³о, сына Гектора, то и оказалось, что французы и турки - двоюродные братья. Въ дипломатическихъ сношен³яхъ турокъ съ народами западной Европы это родство очень часто служитъ аргументомъ въ пользу мира.
Въ то время, какъ франки вели свое начало отъ Франц³о, норманны отъ Антенора, турки отъ Троила, Великобритан³я считала своимъ родоначальникомъ другого троянскаго героя: правнука Энея - Брута, Брутуса или Бритта. Самыми знаменитыми потомками Бритта были: Локринъ - одинъ изъ его сыновей (герой англ³йской драмы, приписываемой нѣкоторыми нѣмецкими критиками Шекспиру), Гудибрасъ - современникъ Соломона; король Лиръ, столь извѣстный, благодаря драмѣ Шекспира; Гарбодукъ - герой извѣстной драмы Секвилля; Луц³й - первый христ³анск³й государь и, наконецъ, Артуръ - основатель ордена рыцарей Круглаго Стола.
Троянская легенда, правда, далеко не въ столь опредѣленныхъ формахъ, была не менѣе популярна и въ древней Руси, и во всемъ славянскомъ м³рѣ. ²оаннъ Грозный, какъ извѣстно, имѣлъ притязан³е на происхожден³е отъ Дарданидовъ черезъ Юл³я Цезаря. Въ первомъ письмѣ ²оанна Грознаго въ князю Курбскому, мы встрѣчаемъ слѣдующее любопытное мѣсто: "И с³я вся явлена суть, я же отъ тебе сильнымъ нарицаемыхъ и воеводамъ и мученикомъ, аще вся приличная имъ суть истиною, а не яко же ты, подобно Антенору съ Энеемъ, предателемъ Троянскимъ, много соткавъ, лжеши". Въ среднихъ вѣкахъ весьма сильно было распространено мнѣн³е объ общности происхожден³я словенъ и фрак³йцевъ (фриг³йцевъ или троянцевъ). Упоминаемые въ лѣтописи Кадлубка - родство Юл³я Цезаря съ родомъ Попеловымъ (Publius, Πομπίλιος), даже свидѣтельствуетъ въ пользу этого мнѣн³я. Произведен³я князей русскихъ отъ Прусса, брата Юл³я Цезаря, или отъ Публ³я Либона, князя Римскаго, согласуются между собой, что касается именъ. Родъ "Libo" происходилъ отъ рода "Julus", сына Аскан³я и внука Энея, а отъ Либо - родъ "Caesar". Родъ "Caesar" прекратился въ лицѣ славнаго диктатора, но извѣстно, что было много неизвѣстныхъ отраслей рода "Julus". Князь Вяземск³й говоритъ по этому поводу: "Кромѣ вл³ян³я греческихъ нашихъ учителей, не любившихъ этнографическ³я розыскан³я о словенахъ... совершенное молчан³е древней лѣтописи о происхожден³и русскихъ князей и бѣглый намекъ о происхожден³и словенскихъ племенъ, могутъ быть лишь объяснены намѣрен³емъ отстранять языческ³я предан³я, сохранявш³яся еще слишкомъ живо въ народѣ. Но распространен³е во всей Европѣ мнѣн³я о происхожден³и нѣсколькихъ племенъ отъ троянъ и сосредоточен³е сихъ мнѣн³й преимущественно у франковъ, обитавшихъ на Дунаѣ, находится въ большомъ соглас³и съ показан³ями древнихъ о поселен³и разныхъ ѳрак³йскихъ племенъ, послѣ разорен³я Трои, между Адр³атическимъ и Чернымъ морями, пространство издревле заселенное словенами". Къ этому, князь Вяземск³й прибавляетъ, что Пѣвецъ "Слова о Полку Игоревѣ" въ воззван³и своемъ къ Гомеру предается общему стремлен³ю свивать славу своего героя со славою Трои, и повторяетъ сожалѣн³е, что не Гомеръ воспѣваетъ того внука, т. е. Трояня внука. Князь Вяземск³й, какъ извѣстно, считаетъ "Баяна", упоминаемаго въ "Словѣ", Гомеромъ; форму "Тропа Трояна", встрѣчаемую въ "Словѣ", князь Вяземск³й объясняетъ какъ "Путь Троянъ* (отъ τροπη - возвратъ). Въ другомъ мѣстѣ своего любопытнаго изслѣдован³я о "Словѣ" князь Вяземск³й говоритъ: "Нѣтъ разумной причины предполагать, чтобы предан³я франкск³я, датск³я, скандинавск³я, англ³йск³я и даже турецк³я... были бы лишены всякаго историческаго основан³я. Каждое предан³е можетъ имѣть свое отдѣльное основан³е, и они могутъ также находиться въ связи съ руссо-варяжскимъ и руссо-татарскимъ сродствомъ съ племенами, входившими въ составъ Троянскаго государства, или правильнѣе, Троянской морской федерац³и, разстроенной федерац³ей греческой. Во всякомъ случаѣ, пѣвецъ Игоревъ имѣетъ такое же право связывать судьбу своего племени съ троянской народност³ю, какъ и поэты или лѣтописцы англ³йск³е, французск³е, скандинавск³е, нѣмецк³е; притязан³я эти далеко не противорѣчатъ другъ другу и сходятся въ узлѣ, связывающемъ племена, распространенныя между Адр³атическимъ, Балт³йскимъ и Чернымъ морями, вдоль Дуная, Карпатовъ, Вислы, Одера, Эльбы и Дона. Эти племена были крѣпко связаны между собой въ течен³е нѣсколькихъ вѣковъ враждой противъ Рима, вызвавшей даже брачные союзы съ этой опредѣленной цѣлью. Кромѣ этого этимологическаго сродства пѣвецъ Игоревъ имѣлъ и болѣе положительныя основан³я, какъ, напримѣръ, то, что Титъ Лив³й признаетъ венетовъ за троянъ".
Такимъ то генеалогическимъ звеномъ одинъ изъ величайшихъ цикловъ средневѣковой поэз³и соединился съ древнимъ м³ромъ. Въ Англ³и, такъ же какъ и на континентѣ, миѳъ троянскаго происхожден³я былъ не только предметомъ поэз³и и особенност³ю эрудиц³и, но также и народнымъ вѣрован³емъ и проникъ даже въ дипломат³ю и политику. Эдуардъ III въ письмѣ къ папѣ Бонифац³ю, на основан³и троянскаго происхожден³я англичанъ, доказывалъ свои права на Шотланд³ю. Старая легенда до такой степени укоренилась въ народныхъ вѣрован³яхъ, что храбрость троянцевъ и ихъ превосходство перешли въ народныя поговорки и проникли въ литературу. Въ комед³и Бенъ Джонсона: "Every Man in his Humour" выведенъ старый судья, человѣкъ съ большимъ здравымъ смысломъ и весельчакъ, нѣчто въ родѣ воплощен³я merry old England. Желая его похвалить, носильщикъ воды называетъ его; "самымъ честнымъ троянцемъ города Лондона".
Эпоха Возрожден³я не только не отвергла традиц³и среднихъ вѣковъ, но приняла ихъ цѣликомъ и прибавила даже нѣсколько новыхъ чертъ къ нимъ. Въ Англ³и она, по преимуществу, перешла въ драматическую литературу, и молодой Шекспиръ, вѣроятно, впервые узналъ о троянскомъ происхожден³и англичанъ изъ тогдашняго репертуара. Во Франц³и, замѣчательный, своеобразный писатель временъ Людовика XII Jean le Maire des Belges въ странной книгѣ, озаглавленной: "Illustrations de Gaule et singularités de Troie" учитъ, что всѣ древнѣйшихъ временъ цвѣтъ аз³ятскаго дворянства перебрался въ Европу, гдѣ и поселился окончательно и что "la glorieuse resplendissance presque de tous les princes qui dominent aujourd'hui sur les nations occidentales consiste en la rémémoration véritable des hauts gestes troyens". Авторъ вовсе не шутитъ; очень тщательно ссылаясь на всевозможные авторитеты, онъ устанавливаетъ генеалог³ю Эноны и несомнѣнность ея брака съ Парисомъ. Въ половинѣ XVI столѣт³я, Рабле писалъ въ новомъ прологѣ четвертой книги своей знаменитой сатиры: "Je vous raconterai ce qui est écrit parmi les apologues du sage Esope le franèais, j'entends Phrygien et Troyen, du quel peuple, selon les plus véridiques chroniqueurs, sont les nobles franèais descendus". Конечно, ирон³я Рабле замѣтна, но нѣсколько позже Ронсаръ пишетъ Франс³аду. "Видя, что французск³й народъ,- говоритъ онъ,- основываясь на лѣтописяхъ, считаетъ несомнѣннымъ, что Франс³онъ, сынъ Гектора, съ отрядомъ троянцевъ, послѣ разорен³я Трои присталъ къ "Palus de Maestides", а оттуда проникъ дальше въ Венгр³ю,- я провелъ его въ Франкон³ю, а оттуда въ Галл³ю, гдѣ онъ основалъ Парижъ.
Таковы были народныя предан³я. Посмотримъ теперь на литературные источники легенды, письменные. На первомъ планѣ, разуѵѣется, является Гомеръ. Не будь "Ил³ады", не было бы и троянскаго миѳа; это само собой разумѣется. Но эта преемственность - не непосредственна; въ средн³е вѣка не читали Гомера и, понятно, что не пѣвецъ Ахиллеса перенесъ въ Европу раздражен³е противъ грековъ и восхвален³я побѣжденной Трои. Это сдѣлано было Виргил³емъ, который является оракуломъ среднихъ вѣковъ. Для среднихъ вѣковъ Виргил³й былъ настоящимъ "божественнымъ учителемъ", какъ называетъ его Данте. Въ течен³е пятнадцати столѣт³й сочинен³я его были не только основой грамматическаго образован³я, литературной культуры и поэтическаго развит³я, но "Энеида" считалась божественной аллегор³ей, заключавшей въ себѣ всѣ сокровища человѣческой мудрости и науки, подобно тому, какъ въ XIX столѣт³и это мѣсто занялъ Шекспиръ. Къ тому же въ средн³е вѣка, греческ³й языкъ былъ мало извѣстенъ. Гомера знали только по имени и говорили: "во времена Гомера и Соломона". "Ил³ада" была извѣстна только въ латинской компиляц³и, составленной, по всей вѣроятности, въ первомъ вѣкѣ и приписываемой Пиндару. Въ Гомерѣ видѣли болѣе историка, чѣмъ поэта. Такъ всегда бываетъ въ ранн³е литературные эпохи; въ эти эпохи не существуетъ разницы между поэз³ей и дѣйствительност³ю, между эпосомъ и истор³ей, потому что люди еще наивны и критическ³й анализъ еще не проснулся. По этой причинѣ, средн³е вѣка, въ строгомъ смыслѣ, не имѣли литературнаго вкуса и люди не отличали талантливаго произведен³я отъ посредственнаго. Они, точно дѣти, обращали вниман³е лишь на содержан³е и не видѣли формы, и лучшей книгой была та, которая давала больше историческаго матер³ала. То же самое замѣтилъ и Бѣлинск³й, говоря о вкусахъ русской публики своего времени: "У насъ только немног³е избранные возвысились до созерцан³я искусства, какъ творчества, до чувства формы; толпа ищетъ въ литературномъ произведен³и только сюжета. Узнавъ сюжетъ, она думаетъ, что уже знаетъ сочинен³е..." (Сочинен³я, томъ IX). На этомъ же основан³и Гомеру, въ средн³е вѣка, предпочитали два чрезвычайно плохихъ апокрифа временъ латинскаго упадка,- Диктиса Критскаго и Дареса Фриг³йскаго, которые имѣли то преимущество передъ Гомеромъ, что описывали весь циклъ Троянской войны и которымъ достаточно было заявить, что они были очевидцами осады, чтобы пр³обрѣсти несокрушимый авторитетъ. Эта продолжительная узурпац³я авторитета и славы составляетъ одну изъ любопытнѣйшихъ особенностей истор³и литературныхъ репутац³й. Средн³е вѣка безусловно вѣрили Даресу и Диктису; Возрожден³е относилось къ нимъ съ почтен³емъ; XVII столѣт³е не оспаривало ихъ; г-жа Дасье написала къ нимъ длинный и подробный комментар³й; съ разрѣшен³я Боссюэ и герцога Монтозье они попали въ сер³ю классиковъ, между авторами "ad usum Delphini", въ 1712 году они переводятся даже на русск³й языкъ по приказан³ю Петра Великаго. Любопытнѣе всего то, что Гомеръ подвергался упрекамъ, если позволялъ себѣ противорѣчить свидѣтельству Дареса. Французск³й переводчикъ Гомера въ эпоху Boзрожден³я Жанъ Сансонъ прерываетъ свой переводъ съ тѣмъ, чтобъ прочитать Гомеру нравоучен³е, когда въ двадцать второй пѣснѣ "Ил³ады" Ахиллесъ побѣждаетъ Гектора; переводчикъ протестуетъ "противъ пристраст³я, которому противорѣчатъ столько очевидцевъ" и прибавляетъ: "Скажи-ка мнѣ, Гомеръ, зачѣмъ тебѣ понадобилось такъ восхвалять Ахиллеса?.. Напрасно ты прославляешь измѣнника и порицаешь благородныхъ рыцарей, изъ которыхъ каждый стоитъ десяти тысячъ Ахиллесовъ?" То же самое встрѣчается у итальянца Гвидо Колонна и англичанина Лидгэта.
Средн³е вѣка считали Ахиллеса чѣмъ-то въ родѣ мерзавца, а Гектора - великимъ героемъ. Диктисъ, хотя вообще и благопр³ятствуетъ грекамъ, тѣмъ не менѣе, сильно умаляетъ значен³е побѣдъ великаго мирмидона; у него Ахиллесъ ожидаетъ Гектора въ западнѣ и нападаетъ на него невзначай, безъ опасности для себя. У Дареса Ахиллесъ убиваетъ измѣннически не Гектора, а Троила. То же самое мы видимъ и у Шекспира: Ахиллесъ съ своими мирмидонами нападаетъ на безоружнаго Гектора. Низости Ахиллеса въ средн³е вѣка противопоставлялись благородство и добродѣтели Гектора, этого "цвѣта рыцарства вселенной". Вотъ какъ, напримѣръ, изображаетъ Гектора Бенуа Сентъ-Моръ: "Нельзя было вообразить себѣ кого-либо лучше. Своею храброст³ю онъ превосходилъ всѣхъ. Онъ былъ бѣлокуръ, имѣлъ широк³я плечи, стройное тѣло, сильные члены... Онъ носилъ оружье днемъ и ночью, и презиралъ отдыхъ и лѣность... Онъ былъ щедръ и, еслибъ весь м³ръ принадлежалъ ему, онъ отдалъ бы его бѣднымъ... Его любезность была такъ велика, что греки, въ сравнен³и съ нимъ, казались груб³янами. Умомъ и благоразум³емъ онъ превосходилъ всякаго человѣка". Сентъ-Моръ прибавляетъ: "Правда, онъ заикался и немного косилъ глазами, но это не безобразило его".
Извѣстно, что всѣ герои храбры, но отличительной чертой Гектора въ традиц³и среднихъ вѣковъ является мудрость и умѣренность, равныя, по меньшей мѣрѣ, его храбрости. Онъ составляетъ контрастъ съ Троиломъ, который изображенъ исключительно, какъ страстный темпераментъ. Это различ³е превосходно было подмѣчено Шекспиромъ въ великолѣпной сценѣ второго акта, гдѣ Пр³амъ держитъ военный совѣтъ. Первая мысль этой сцены находится у Дареса. У Шекспира она происходитъ во время Троянской войны, у Дареса - до открыт³я враждебныхъ дѣйств³й; но лица, чувства, характеры, причины и страсти - тѣ же {Интересующ³еся Троянской легендой найдутъ болѣе подробныя и обстоятельныя свѣдѣн³я въ слѣдующихъ сочинен³яхъ:- А. Joly: "Le roman de Benoit de Sainte More et le Roman de Troie, ou les Metamorphoses d'Homère et de l'épopée grecolatine au moyen âge".- Herman Dunger: "Die Sage vom trojanischen Kriege in den Bearbeitungen des Mittelalters und ihren antiken Quellen".- Князь П. П. Вяземск³й "Замѣчан³я на Слово о Полку Игоревѣ".- Kazmirz Szulc: "Mythyczna bistorya polska i Mythologia Sloyianska".- Poznan.}.
Само собой разумѣется, что Шекспиръ былъ въ гораздо большей степени наслѣдникомъ среднихъ вѣковъ, чѣмъ классической литературы, съ которой онъ былъ знакомъ лишь въ плохихъ переводахъ, да и то далеко не вполнѣ. Понятно, поэтому, что онъ слѣдовалъ средневѣковой традиц³и, не приписывая, конечно, ни малѣйшаго значен³я вопросу: кто лучше - греки или троянцы? Этотъ вопросъ, вѣроятно, и въ голову ему не приходилъ. Онъ вовсе не думалъ бытъ тенденц³ознымъ въ какую бы то ни было сторону; онъ не думалъ протестовать противъ подражан³я древнимъ, которое было такъ популярно въ эпоху Возрожден³я. Если онъ выводилъ рыцарей, то выводилъ ихъ въ духѣ Сервантеса, осмѣивая ихъ. Искать въ "Троилѣ и Крессидѣ" какихъ-либо литературныхъ или иныхъ принциповъ, значитъ ровно ничего не понимать въ Шекспирѣ, значитъ не понимать коренной черты его ген³я: полнѣйшаго индиферентизма ко всякимъ доктринамъ. Какое ему дѣло до всѣхъ нашихъ споровъ объ относительномъ значен³и Дареса, Диктиса, Виргил³я и Гомера? Еслибъ относительно Троянской легенды существовали, напримѣръ, арабск³я предан³я (так³я предан³я, дѣйствительно существуютъ, но Шекспиръ ихъ не зналъ), и еслибъ эти предан³я ему понравились, онъ бы и ихъ употребилъ въ дѣло. Гомера онъ читалъ, конечно, съ величайшимъ увлечен³емъ, былъ пораженъ ген³емъ греческаго поэта, но, приступая къ своей трагикомед³и, онъ смотрѣлъ на Гомера только какъ на одинъ изъ источниковъ, и то не главный; въ эту минуту его занимали нѣкоторыя детали поэмы, а не самъ поэтъ. Поэтому и парод³и на Гомера нельзя видѣть въ "Троилѣ и Кресеидѣ"; эта комед³я кажется парод³ей на "Ил³аду" только потому, что какъ тутъ, такъ и тамъ - одинъ и тотъ же сюжетъ. Гомеръ, въ качествѣ грека и народнаго эпическаго поэта, серьезно разсказываетъ событ³я Троянской войны; Шекспиръ взглянулъ на эту войну съ другой стороны,- со стороны богатства комическихъ характеровъ, и написалъ не сатиру, не парод³ю, а великолѣпную комед³ю, поражающую своимъ остроум³емъ и мѣткост³ю въ изображен³и характеровъ.
Эта трагикомед³я стоитъ совершенно особо въ ряду другихъ комед³й Шекспира. Въ ней неизмѣримо больше психологическаго анализа и больше ирон³и, чѣмъ это мы видимъ въ другихъ комед³яхъ, типомъ которыхъ можетъ служить "Сонъ въ лѣтнюю ночь". Комед³и въ родѣ "Потерянныя усил³я любви", "Какъ вамъ угодно" - представляютъ-ли характеры столь же отчетливо изученные, столь же живые и правдивые, какъ Пандаръ, Троилъ и въ особенности Крессида? Остроты составляютъ всю "комическую" сторону этихъ комед³й Шекспира, между тѣмъ какъ въ "Троилѣ и Крессидѣ" мы имѣемъ дѣло съ комическими ликами и комизмъ возникаетъ не внѣшнимъ образомъ, а зависитъ отъ комическихъ ситуац³й. Для насъ можетъ быть и не представляетъ особеннаго интереса Патроилъ, передразнивающ³й Агамемнона и Нестора въ угоду Ахиллесу, но эта парод³я, воспроизводимая Улиссомъ передъ Агамемнономъ и Несторомъ съ цѣлью взбѣсить ихъ, Улиссомъ, который показываетъ видъ, что возмущенъ этой насмѣшкой надъ такими почтенными людьми какъ Агамемномъ и Несторъ, и который въ то же время смѣется надъ нимъ изподтишка,- вся эта сцена представляетъ собой до такой степени усиленный и сгущенный комизмъ, что его нельзя опредѣлить имѣющимися у насъ эстетическими терминами. И, въ самомъ дѣлѣ, какъ назвать такого рода, напримѣръ, комплиментъ Улисса Аяксу:
I will not praise thy wisdom,
Which, like a bourn, a pale, a shore, confines
Thy spacious and dilated parts... (II, 3-243-245).
"Не стану восхвалять твой умъ, который какъ грань, ограда, берегъ, опоясываетъ твои велик³я, громадныя дарован³я".- Рядомъ съ этимъ избыткомъ веселья и ирон³и, въ комед³и сплошь и рядомъ попадаются эпизоды необыкновенной красоты. Вспомнимъ, напримѣръ, появлен³е Кассандры среди военнаго совѣта троянцевъ, появлен³е, составляющее коротк³й, но удивительной красоты эпизодъ: "Плачьте, трояне, плачьте! дайте мнѣ десять тысячъ глазъ, и я всѣ наполню пророческими слезами.- Гекторъ: Молчи, сестра, молчи! - Кассандра: Дѣвы и юноши, мужи и сморщенные старцы, нѣжное младенчество, умѣющее только плавать, усильте мои вопли вашими! выплачемъ заблаговременно хоть половину страшнаго, грядущаго сѣтован³я. Плачьте, трояне, плачьте! пр³учайте глаза къ слезамъ. Не существовать Троѣ, не стоять и великому Ил³ону; головня - братъ нашъ Парисъ, сожжетъ насъ всѣхъ. Плачьте, трояне, плачьте! гдѣ Елена, тамъ и горе! Плачьте, плачьте! сгоритъ Троя - не возвратите Елены. (Уходитъ). Гекторъ: Скажи, Троилъ, неужели и эти высок³е порывы пророческаго дара нашей сестры не заставляютъ тебя хоть сколько нибудь призадуматься? Неужели кровь твоя такъ безумно горяча, что ни доводы разсудка, ни боязнь худыхъ послѣдств³й худого дѣла ни могутъ прохладить ее?" (11, 2). Вспомнимъ также прекрасный монологъ Троила надъ трупомъ Гектора: "Гекторъ умеръ! Кто скажетъ это Пр³аму, или Гекубѣ? Пусть тотъ, кто не боится назван³я совы, идетъ въ Трою и скажетъ: Гекторъ умеръ. Слова эти обратятъ Пр³ама въ камень, дѣвъ и женъ въ ручьи и Н³обей, юношей - въ холодныя статуи; выведутъ изъ себя, отъ страха и ужаса, всю Трою. Идемъ! Гекторъ умеръ; что говорить еще? - но нѣтъ, погодите.- Вы, гнилыя, проклятыя палатки, такъ горделиво разбитыя на нашей фриг³йской равнинѣ,- возстань Титанъ такъ рано, какъ хочетъ,- я перенесусь черезъ васъ изъ конца въ конецъ! - а ты, рослый трусь, никакое пространство земли не раздѣлитъ двухъ нашихъ ненавистей. Я не отстану отъ тебя, какъ преступная совѣсть, порождающая страшныя призраки также быстро, какъ бѣшенство - мысли. Идемъ съ громкимъ боемъ барабановъ въ Трою! идемъ, не унывая; надежда на месть скроетъ внутреннее rope!.."
Одно изъ самыхъ оригинальныхъ лицъ этой трагикомед³и есть, безспорно, Терситъ. Онъ играетъ роль очень своеобразнаго хора. Тирситъ Шекспира - такой же ругатель, какъ и Терситъ Гомера; но онъ издѣвается не только надъ Ахиллесомъ, Улиссомъ и Агамемнономъ, онъ издѣвается надъ всѣми и насмѣшка его гораздо глубже и острѣе насмѣшекъ Терсита "Ил³ады". Въ душѣ каждаго изъ героевъ этой войны онъ подмѣтилъ одну лишь пружину дѣятельности - сладостраст³е,- и въ этомъ-то именно порокѣ онъ упрекаетъ всѣхъ въ такихъ цинически грубыхъ выражен³яхъ, что слова его не всегда можно цитировать. Онъ великолѣпно резюмируетъ причини Троянской войны, говоря, что эти причины: обезчещенный мужъ и публичная женщина. Этотъ Терситъ, презирающ³й всѣхъ и все, сохраняетъ тѣмъ не менѣе нѣчто въ родѣ уважен³я къ уму. Объ Аяксѣ, напримѣръ, онъ выражается такъ: "У него ума такъ мало, что имъ не заткнешь и ушка иголки той самой Елены, за которую пришелъ сражаться". Ахиллеса онъ третируетъ подобнымъ же образомъ: "Ихъ умишко (Ахиллеса и Аякса) такъ скуденъ, что и мухи не съумѣетъ освободить отъ паука безъ извлечен³я тяжелыхъ мечей, безъ разсѣчен³я паутины".- Гораздо благосклоннѣе онъ относится въ Нестору и Улиссу, потому что ихъ умъ не заключается лишь въ однихъ мышцахъ: "Улиссъ и старый Несторь, котораго умъ покрывался уже плѣсенью, тогда, какъ у вашихъ дѣдовъ не было еще и ногтей,- впрягаютъ васъ, какъ воловъ, въ ярмо и заставляютъ вспахивать войну".
Одна изъ величайшихъ тайнъ искусства заключается въ томъ чтобы производить сильный эффектъ съ помощью самыхъ ничтожныхъ средствъ; ген³й Шекспира выразился, между прочимъ, и въ этомъ умѣн³и. Въ "Троилѣ и Крессидѣ" онъ пренебрегаетъ шаржемъ, а между тѣмъ нѣтъ ничего комичнѣе дѣйствующихъ лицъ комед³и. Шекспиръ оставляетъ грекамъ ихъ традиц³онный костюмъ и показываетъ намъ ихъ не въ ихъ оффиц³альныхъ сношен³яхъ, а въ услов³яхъ домашней жизни... Это - также и пр³емъ Гомера, но Гомеръ развертываетъ передъ нами широкую картину борьбы двухъ народностей, въ этой борьбѣ участвуютъ божественныя силы, и вся картина имѣетъ строго-серьезный характеръ, потому что пружины дѣятельности его героевъ не заключаютъ въ себѣ ничего мелкаго и ничтожнаго. Шекспиръ, напротивъ того, подчеркиваетъ именно мелк³е и грязные мотивы дѣятельности, и этого совершенно достаточно, чтобы они обратились въ комическихъ персонажей мелкой буржуазной комед³и. Такъ, напримѣръ, если взять безотносительно, нѣтъ ничего смѣшнаго, комичнаго въ томъ, что Агамемнонъ, услыхавъ звукъ трубы, въ то время какъ онъ совѣщается съ другими предводителями грековъ, проситъ Менелая узнать: что, молъ, это значитъ? или, что тотъ же Агамемнонъ, отправляя Д³омеда въ Трою, напоминаетъ ему прилично одѣться; нисколько не смѣшно, что Улиссъ, прогуливаясь, читаетъ философск³й трактатъ, или, что послѣ обѣда греческ³е предводители прогуливаются по лагерю для пищеварен³я, а между тѣмъ всѣ эти подробности заставляютъ смѣяться, потому что противорѣчатъ тому представлен³ю, которое мы себѣ составили съ дѣтства о герояхъ греческой эпопеи. Точное воспроизведен³е жизни и мелк³я подробности - лучшее и простѣйшее средство произвести комическ³й эффектъ. Напыщенный Бюфонъ отлично звалъ этотъ законъ и, поэтому, академикамъ онъ всегда совѣтовалъ употреблять самыя общ³я, абстрактныя выражен³я. Шатобр³анъ въ "Мученикахъ" изображаетъ варвар³йскихъ женщинъ, бросающихся на врага, когда римляне напали на ихъ лагерь, и хватающихъ за бороду бѣгущаго Сикамбра. Эта борода - совершенно и окончательно портитъ картину: торжественность исчезла и картина вызываетъ улыбку. Лица Шекспира всегда чрезвычайно индивидуальны, потому что поэтъ не боится комическаго элемента даже въ трагед³и. Отсюда ясно, что полная индивидуализац³я характеровъ невозможна въ драмѣ, когда поэтъ избѣгаетъ смѣшен³я двухъ элементовъ - комическаго и трагическаго. Совершенно вѣрно замѣчаетъ по этому поводу Гервинусъ, говоря, что герои Гомера гораздо индивидуальнѣе героевъ Софокла, потому что Гомеръ не прочь при случаѣ посмѣяться. Одиссея и Ил³ада - неисчерпаемые источники комед³и и драмы. Въ "Троилѣ и Крессидѣ" читатель постоянно встрѣчаетъ детали, способныя индивидуализировать дѣйствующихъ лицъ. Такъ, напримѣръ, Пандаръ страдаетъ ревматизмомъ, у него - флюсъ; Улиссъ издали узнаетъ Д³онеда по походкѣ