Чуйко Владимир Викторович - Шекспир, его жизнь и произведения

я стихотворен³я "Слезы Музъ" - теор³ю, которая кажется намъ наиболѣе правдоподобной.

   Тикъ находитъ невозможнымъ примѣнить слова Спенсера въ Шекспиру и спрашиваетъ: къ кому могло относиться выражен³е: "тотъ же благородный духъ, съ пера котораго" и проч. Не разрѣшая этого вопроса прямо, Тикъ, однакоже, утверждаетъ, что оно могло относиться только въ человѣку, выдающемуся своимъ образован³емъ, который, подобно Шекспиру, писалъ для сцены, но потомъ удалился въ "праздную келью", когда сцена превратилась въ "праздное шутовство". И дѣйствительно, стихотворен³е настаиваетъ на "грубомъ невѣжествѣ", на "пошломъ остроум³и", "на варварствѣ" современнаго ему репертуара въ противоположность "ученой работѣ" поэта, молчан³е котораго оно оплакиваетъ. Спенсеръ принадлежалъ къ кружку тѣхъ поэтовъ-классиковъ, которые не могли одобрять направлен³я тогдашней сцены и находились въ враждѣ съ представителями этого направлен³я, а слѣдовательно и съ Шекспиромъ, не признававшимъ "правилъ" Аристотеля. Такъ дѣйствительно смотрѣли "ученые" современники Шекспира на поэта, который своимъ успѣхомъ отодвигалъ на второй планъ ученыхъ писателей и "университетск³я перья". При такомъ взглядѣ, стихотворен³е Спенсера принимаетъ совершенно другое значен³е: не о продолжительномъ молчан³и Шекспира сожалѣетъ авторъ, а о томъ, что "невѣжественные выскочки" въ родѣ Шекспира заполонили сцену и что вслѣдств³е этого, не желая тягаться съ этими выскочками, "ученый писатель" удалился въ "праздную келью". Это толкован³е Тика тѣмъ болѣе правдоподобно, что оно подтверждается однимъ мѣстомъ въ комед³и "Сонъ въ лѣтнюю ночь". Въ пятомъ дѣйств³и этой комед³и Филостратъ читаетъ списокъ приготовленныхъ увеселен³й, въ которомъ между прочимъ фигурируютъ

  

   The thrice three Muses mourning for the death

   Of Learning, late deceas'd in beggary.

  

   т. е.: "трижды три музы, оплакивающ³я смерть учености, недавно въ нищетѣ умершей". Несомнѣнно, что въ этой иронической фразѣ Шекспира мы имѣемъ прямой и совершенно прозрачный намекъ на "Слезы Музъ" Спенсера, и что этимъ намекомъ Шекспиръ какъ бы подтверждаетъ догадку, что жало Спенсера было направлено, между прочимъ, и противъ него {Другое объяснен³е этихъ стиховъ даетъ Найтъ. Онъ думаетъ, что Шекспиръ намекаетъ на смерть Роберта Грина, послѣдовавшую въ 1592 году,- и, разумѣется, намекаетъ не иронически. Но съ этимъ толкован³емъ едва-ли можно согласиться, такъ какъ "Сонъ въ лѣтнюю ночь" былъ написанъ ни въ какомъ случаѣ не раньше 1594 года, т. е. спустя два года послѣ смерти Грина, когда впечатлѣн³е этой смерти должно было изгладиться, когда не представлялось уже нужды, въ этомъ намекѣ и когда Шекспиру былъ уже извѣстенъ чрезвычайно враждебный ему и оскорбительный для него отзывъ Грина. Шекспиру не представлялось никакой надобности проливать,- какъ замѣчаетъ Найтъ,- "a tear upon the grave of Greene, whose demerits were to be forgiven in his misery".}. Нельзя, однако, не напомнить, что въ другомъ мѣстѣ, а именно въ сборникѣ сонетовъ, "The passionate Piligrim", Шекспиръ говоритъ съ большихъ сочувств³емъ о Спенсерѣ: "Я люблю Спенсера, его мудрыя творен³я, превыше всѣхъ иныхъ, не требуютъ защиты" (VIII, 109-110). Но именно этотъ-то сонетъ и былъ признанъ не принадлежащимъ Шекспиру. Впрочемъ, еслибы эти слова и были высказаны поэтомъ, то тутъ не было бы ничего удивительнаго или страннаго: при искреннемъ, открытомъ и добродушно-объективномъ характерѣ поэта, онъ могъ говорить съ похвалой о человѣкѣ, который отнесся къ нему враждебно. Все это, однакоже,- однѣ простыя догадки, не основанныя ни на чемъ положительномъ: мы не знаемъ достовѣрно, кто тотъ "благородный духъ", о которомъ говоритъ Спенсеръ съ такимъ восторгомъ; мы не знаемъ также, кто представитель того сценическаго "шутовства", которое заполонило сцену. Такимъ образомъ, изъ "Слезъ Музъ" нельзя вывести ничего положительнаго и рѣшительнаго.

   Но съ другой стороны, на основан³и другихъ данныхъ мы знаемъ почти несомнѣнно, что около 1590 года Шекспиръ не только писалъ для сцены, но былъ извѣстенъ какъ драматическ³й писатель. Что его первые драматическ³е опыты были извѣстны подтверждается еще и тѣхъ, что онъ возбудилъ противъ себя вражду и зависть въ средѣ писателей, принадлежавшихъ въ сущности къ тому-же самому литературному направлен³ю, къ которому принадлежалъ и онъ. Я говорю о кружкѣ Роберта Грина. Это былъ кружокъ драматическихъ писателей-вольнодумцевъ и атеистовъ: Марло, Нэша, Лоджа, Пиля. Во главѣ этого кружка стоялъ Робертъ Гринъ, хотя вслѣдств³е мистическихъ элементовъ, присущихъ его натурѣ, онъ не успѣлъ или не могъ выработать въ себѣ прочной и цѣльной системы рац³оналистическаго м³ровоззрѣн³я. Дѣйствительнымъ иниц³аторомъ въ рац³онализмѣ былъ, безспорно, Марло. Марло славился своими крайними антирелиг³озными мнѣн³ями; онъ не ограничивался устной пропагандой, но писалъ цѣлые трактаты противъ религ³и, какъ напр., трактатъ противъ св. Троицы; съ другой стороны, явные слѣды этихъ мнѣн³й остались и въ его драмахъ,- въ общей концепц³и и въ частностяхъ. Это развит³е рац³онализма не было явлен³емъ исключительнымъ и единичнымъ,- оно соотвѣтствовало духу времени и объяснялось имъ. Скептицизмъ распространялся быстро и быстро заражалъ собой англ³йское общество. Рац³оналистическ³й кружокъ, собиравш³йся въ домѣ сэра Вальтера Ралея, былъ названъ современниками публичной школой атеизма; тамъ проповѣдывалъ извѣстный математикъ и астрономъ Томасъ Гар³отъ. Извѣстный противникъ театровъ пуританинъ Госсонъ упоминаетъ о другомъ подобномъ-же кружкѣ, называемомъ имъ проклятой шайкой (the damned crew). Нэшъ совѣтуетъ проповѣдникамъ отложить на время всяк³я препирательства съ еретиками и сектантами и обратить свое вниман³е на пропаганду атеизма, потому что нѣтъ секты болѣе распространенной въ Англ³и, какъ секта атеистовъ. Онъ прибавляетъ, что модной язвой атеизма была по премуществу заражена англ³йская интеллигенц³я; атеисты - говоритъ онъ,- are special men of wit; для успѣшной борьбы съ ними - мало знан³я св. писан³я, нуженъ большой запасъ свѣтской учености. Передъ смертью, раскаявш³йся Гринъ писалъ между прочимъ слѣдующее, обращаясь къ своимъ друзьямъ: "Если прискорбный опытъ и примѣръ неслыханнаго бѣдств³я могутъ побудить васъ, господа, быть внимательнѣе и осмотрительнѣе, я не сомнѣваюсь, что вы взглянете съ сожалѣн³емъ на прошедшее и постараетесь внести раскаян³е въ вашу будущую жизнь. Не удивляйся, что я начинаю съ тебя, славный любимецъ трагиковъ, не удивляйся тому, что Гринъ, не разъ говоривш³й съ тобой подобно безумцу въ сердцѣ своемъ, нѣсть Бога,- теперь прославляетъ Его велич³е, ибо всемогуща сила Его, и тяжело обрушилась десница его на меня. Онъ воззвалъ ко мнѣ голосомъ, грому подобнымъ, и понялъ я, что онъ есть Богъ, могущ³й наказать враговъ своихъ. Зачѣмъ твой превосходный умъ, даръ Бож³й, до того ослѣпленъ, что ты не хочешь воздать славу даровавшему тебѣ его? Неужели это ослѣплен³е есть слѣдств³е изучен³я гибельной макк³авелистической политики? Нелѣпое безумье! Ибо на самомъ дѣлѣ ея правила, какъ замаскированное издѣвательство надъ людьми, годны только на то, чтобы въ короткое время истребить весь родъ человѣческ³й. Ибо, еслибы люди, достигш³е власти, держались правила: sic volo, sic jubeo, еслибы было позволительно и законно, не дѣлая различ³я между fas и nefas, соблюдать только свои выгоды, то одни тираны могли бы господствовать на землѣ, да и тѣ стремились бы уничтожить другъ друга до тѣхъ поръ, пока изъ среды ихъ не остался бы одинъ, всѣхъ сильнѣйш³й, который въ свою очередь былъ бы скошенъ смертью.- Заводчикъ этого дьявольскаго атеизма умеръ и въ жизни своей никогда не достигъ счаст³я, къ которому стремился: напротивъ того, начавъ съ коварства, продолжалъ жить въ страхѣ и умеръ въ отчаян³и. Неисповѣдимы судьбы Бож³и! Этотъ уб³йца многихъ своихъ братьевъ былъ терзаемъ совѣстью, подобно Каину; этотъ отступникъ кончилъ такъ же скверно, какъ Юл³анъ. И неужели ты, мой другъ, хочешь быть его ученикомъ? Взгляни на меня, имъ совращеннаго на путь свободы, и ты увидишь, что эта свобода, въ сущности, есть адское рабство..." (Groats worth of wit).

   Подъ выражен³емъ: "знаменитый любимецъ трагиковъ", слѣдуетъ, вѣроятно, предполагать Марло. Что же касается до общаго наставника Грина и Марло въ атеизмѣ, то нѣкоторые изъ критиковъ думаютъ, что Гринъ намекаетъ на Кэтта, сожженаго въ 1589 году за свои нечестивыя религ³озныя мнѣн³я. Друг³е, съ большею вѣроятност³ю полагаютъ, что Гринъ указываетъ на Макк³авелли, о которомъ въ то время въ Англ³и ходило предан³е, что онъ, подобно ²удѣ, погибъ отъ своей собственной руки. "На первый взглядъ,- говоритъ по этому поводу г. Стороженко,- кажется нѣсколько страннымъ обвинен³е въ распространен³и атеистическихъ доктринъ писателя (Макк³авелли), который въ своихъ сочинен³яхъ касался религ³и только мимоходомъ и всегда отзывался о ней съ большимъ уважен³емъ, какъ о сильнѣйшей опорѣ государственнаго здан³я; но стоитъ перенестись мысленно въ XVI вѣкъ, стать на точку зрѣн³я современниковъ Макк³авелли, и тогда это обвинен³е покажется какъ нельзя болѣе естественнымъ. Дѣло въ томъ, что современниковъ Макв³авелли въ особенности должно было возмущать то обстоятельство, что велик³й политикъ, смотря на религ³ю съ политической точки зрѣн³я, не обинуясь отдавалъ предпочтен³е язычеству передъ христ³анствомъ, что онъ устранилъ совѣсть и нравственность изъ своей системы и предписывалъ людямъ руководиться одной личной выгодой. Если Долэ, Раблэ, Лопиталь, и др. были заклеймены своими современниками прозвищемъ атеистовъ только за отсутств³е въ ихъ взглядахъ догматическаго озлоблен³я, то во сколько разъ больше, съ ихъ точки зрѣн³я, заслуживалъ такого прозвища язычникъ Макк³авелли! приведенныя нами соображен³я, подкрѣпленныя свидѣтельствомъ источниковъ, дѣлаютъ весьма вѣроятнымъ, что подъ гриновскимъ заводчикомъ атеизма нужно разумѣть Макк³авелли; внимательное-же чтен³е самого текста Грина превращаетъ эту вѣроятность въ полную научную достовѣрность. Въ самомъ дѣлѣ, откуда, какъ не изъ сочинен³й флорент³йскаго историка можно извлечь тѣ правила, которыя Гринъ весьма удачно обозвалъ замаскированнымъ издѣвательствомъ надъ людьми? Кто, какъ не онъ, смѣло провозгласилъ принципъ личной выгоды, какъ основан³е, на которомъ должна быть построена вся политика? Не даромъ Гринъ привелъ въ тѣсную связь атеизмъ Марло съ его изучен³емъ макк³авеллистической политики, которая есть не что иное какъ отрицан³е божественнаго начала въ жизни. При томъ-же, развѣ жизнь Мавк³авелли не напоминаетъ, въ общихъ чертахъ, жизнь извѣстнаго заводчика атеизма, какъ она описана Гриномъ? Развѣ, подобно этому послѣднему, Макк³авелли не стремился къ счаст³ю и благосостоян³ю, которое постоянно ускользало у него изъ рукъ? Развѣ онъ не жилъ въ страхѣ и не умеръ въ отчаян³и?"

   Разумѣется, не въ одномъ Макк³авелли и въ его сочинен³яхъ кроется причина распространен³я рац³оналистическихъ мнѣн³й въ Англ³и въ XVI вѣкѣ. Распространен³е это вполнѣ соотвѣтствовало духу времени и тѣмъ отличительнымъ признакамъ, которые отвѣчаютъ понят³ю Возрожден³я не только въ Англ³и, но и въ остальной Европѣ. Эпоха Возрожден³я здѣсь, какъ и во всемъ остальномъ, есть прямая противуположность среднимъ вѣкамъ. Величайш³е средневѣковые умы, какъ и все остальное человѣчество, были убѣждены, что люди,- лишь временные гости на землѣ, что жизнь имѣетъ значен³е лишь по ея безконечнымъ, невидимымъ связямъ въ прошедшемъ и будущемъ съ другими м³рами. Проникнутый теплымъ чувствомъ братства въ стих³йнымъ силамъ и животнымъ, святой Францискъ только потому могъ смотрѣть на эти существа какъ на братьевъ, что они перестали быть въ его сердцѣ соперниками съ его высшею любовью въ Спасителю. Видѣн³я мистическаго Граала удостоивается лишь аскетъ Галагодъ, и потому лишь, что его зрѣн³и не омрачено человѣческою страст³ю. Беато Анджелико весь ушелъ въ изображен³е рая, потому что земля, на его взглядъ, не представляла красоты и есть лишь юдоль плача и скорби; пониже велич³я серафимовъ и херувимовъ виднѣются добродушныя лица священниковъ и монаховъ, удостоенныхъ созерцать райскую обитель, потому что эти люди покинули все земное и могутъ наслаждаться лишь вѣчнымъ блаженствомъ. Для Данте, при всей его политической страстности, предметы высшаго творчества фантаз³и находятся не въ жизни Флоренц³и, Вероны, Равенны, но въ кругахъ ада, на горѣ чистилища и въ раю. Человѣческая любовь не удовлетворяетъ его сердца: любимая имъ женщина перестала быть для него женщиной, она улетучивается въ сверхъестественную премудрость богослов³я. Въ то время, тѣ, которые не могли отречься отъ этого м³ра, заключали договоръ съ злымъ духомъ. Вмѣстѣ съ м³ромъ и плотью, они помирились съ дьяволомъ, какъ это сдѣлалъ въ легендѣ Фаустъ и какъ въ дѣйствительной жизни дѣлали мног³е.

   Но мало-по-малу наступила эра обновлен³я и дѣятельной жизни; это была эра Возрожден³я и Реформац³и. Мистическ³я грезы смѣнились дѣятельнымъ отношен³емъ къ дѣйствительности; природа вступила въ свои права и охватила собой воображен³е и умъ человѣка. Сэръ Ралей привезъ табакъ и картофель. Благосостоян³е удесятерялось и возникла возможность широкой практической дѣятельности. Бэконъ воздвигаетъ памятникъ изобрѣтателю сахара. Мечты о неизслѣдованныхъ странахъ возбуждали воображен³е испанцевъ и англичанъ, но тамъ они мечтали найти Эльдорадо съ городомъ о золотыхъ крышахъ. Смѣльчаки шли основывать плантац³и и завоевывать земли. Друг³е, съ помощью научныхъ открыт³й, стремились расширить власть человѣка надъ силами природы. Ученый пересталъ быть колдуномъ, чернокнижникомъ, чудотворцемъ при помощи нечистой силы; онъ былъ адвокатомъ въ судахъ, присутствовалъ въ парламентѣ, былъ лордомъ-канцлеромъ Англ³и. Было доказано, что небо не состоитъ изъ ряда сферъ, двигающихся подъ землей и вокругъ земли, и что земля находится не подъ небомъ, а среди неба. Отсюда слѣдств³е, въ которому люди пришли: Богъ пребываетъ не внѣ природы, соприкасаясь съ нею лишь въ немногихъ сверхъестественныхъ точкахъ, а въ каждомъ изъ насъ, вездѣ; жизнь человѣческая, поэтому, священна, и время - часть вѣчности.

   Нравственное сознан³е англ³йского Возрожден³я нашло себѣ, покрайней мѣрѣ отчасти, выражен³е въ "Царицѣ Фей" (Faerie Queene) Спенсера. Проф. Доуденъ даетъ слѣдующую характеристику этой поэмы: "3адача, которую поставилъ себѣ поэтъ, не та, которая составляетъ сюжетъ англ³йской аллегор³и "Странствующаго Пилигрима" (The Piligrim's Progress), изображающей какъ душа человѣка можетъ освободиться отъ земли, чтобы перейти въ небо. Въ этой эпопеѣ цикла Артура, центральнымъ пунктомъ не становится также отыскан³е таинственнаго "Граала". Главная цѣль поэмы Спенсера "указать джентельмену или дворянину упражнен³я въ добродѣтели и въ кротости". Спенсеръ занимается великою задачей саморазвит³я, а не задачей перехода души на небо, какъ Буньянъ. Саморазвит³е, образован³е цѣльнаго характера для м³рскихъ надобностей, а затѣмъ уже, если понадобится, и для небесныхъ,- вотъ что составляетъ предметъ поэмы Спенсера. Средствомъ въ этому является дѣятельность - именно война: война не ради войны, а для великодушнаго осуществлен³я безкорыстныхъ цѣлей. Благочест³е, самообладан³е, цѣломудр³е, братская любовь, справедливость, учтивость, постоянство - вотъ что входило въ составъ идеала человѣческаго характера, какъ его понималъ поэтъ; это былъ, во всякомъ случаѣ, не идеалъ аскета, не средневѣковой идеалъ. Если мы хотимъ дать имя этому идеалу, то принуждены будемъ назвать его идеаломъ велич³я и великихъ дѣлъ. Поклонен³е и духовное созерцан³е Спенсеръ признаетъ полезнымъ для усовершенствован³я божественной стороны человѣческой природы и для подготовлен³я человѣка къ активной борьбѣ со зломъ; характеристично однако то, что и среди этого духовнаго созерцан³я Спенсеръ не забываетъ значен³я такихъ удивительно м³рскихъ предметовъ, какъ Лондонъ и королева... Подобное направлен³е вполнѣ гармонируетъ съ духомъ времени въ Англ³и въ эпоху царствован³я Елисаветы. Быть великимъ и творить велик³я дѣла казалось лучшимъ, чѣмъ проникнуть въ градъ Бож³й и забыть градъ гибели; лучшимъ, чѣмъ узрѣть въ экстазѣ божественныя таинства и питаться чудесной пищей. Въ Спенсерѣ достигла самостоятельнаго быт³я эта этика вѣка Елисаветы".

   Таково было въ общихъ чертахъ направлен³е Возрожден³я, направлен³е, которое можно назвать если не рац³оналистическимъ, то позитивнымъ. Одностороннее уклонен³е въ сторону отъ широкой дороги этого позитивизма привело къ религ³озному скептицизму, какъ это всегда бываетъ когда нарождается новое м³ровоззрѣн³е и возникаютъ новыя формы жизни. Въ Англ³и этотъ скептицизмъ быстро возникъ и находился въ тѣсной связи не только съ общимъ умственнымъ движен³емъ, но также и съ нѣкоторыми сторонами народнаго англ³йскаго характера. Онъ по преимуществу овладѣлъ умами или не особенно глубокими, (какъ напр., Гринъ), или же такими, которые вѣчно находились подъ господствомъ и давлен³емъ страстнаго темперамента (какъ напр., Марло). Вотъ почему, ни того, ни другого нельзя считать цѣльными представителями англ³йскаго Возрожден³я; они только отчасти, случайно и далеко не точно отражали общее направлен³е вѣка. Даже Бэкона, несмотря на его глубок³й, всесторонн³й умъ, нельзя считать полнымъ воплощен³емъ движен³я въ XVI и XVII вѣкахъ; онъ слишкомъ односторонне позитивенъ, слишкомъ эмпириченъ. Въ этомъ движен³и были друг³я стороны, оставш³яся ему чуждыми, и только одинъ Шекспиръ, съ его великимъ чутьемъ всем³рности и общечеловѣчности, выразилъ съ необыкновенной полнотой всю совокупность и органическую законченность элементовъ, изъ которыхъ образовалось Возрожден³е.

   Само собой разумѣется, что въ качествѣ актера и драматическаго писателя, Шекспиръ встрѣчался съ Гриномъ, Марло, Пилемъ, Нэшемъ и Лоджемъ; точно также весьма вѣроятно, что нѣкоторое время онъ посѣщалъ ихъ кружокъ и, такимъ образомъ, познакомился съ рац³оналистическими взглядами кружка. Слѣдуетъ, однако, думать, что доброе соглас³е между молодымъ Шекспиромъ и этимъ кружкомъ драматическихъ писателей, среди которыхъ Марло былъ почти ген³альный человѣкъ, а Гринъ, во всякомъ случаѣ, очень талантливъ,- продолжалось недолго. Вѣроятно и тогда уже, несмотря на свои молодые годы, Шекспиръ не раздѣлялъ или, вѣрнѣе, не могъ раздѣлять крайностей во взглядахъ кружка; самые первые литературные опыты Шекспира уже доказываютъ, что его мысль не могла успокоиться на какой-нибудь односторонности и искала не какой-либо извѣстной опредѣленной логической формулы, а болѣе широкаго всесторонняго, обобщающаго воззрѣн³я, въ которомъ всѣ противорѣч³я теоретическихъ началъ сливались-бы во всеобщемъ синтезѣ. Художественное творчество во всей полнотѣ своей независимости и силы болѣе или менѣе индифферентно къ прямолинейнымъ философскимъ или инымъ доктринамъ; нельзя не замѣтить, что и Шекспиръ относился къ нимъ болѣе или менѣе равнодушно: онъ никогда не занимался антирелиг³ознымъ прозелитизмомъ, подобно Грину и Марло, онъ никогда не проповѣдывалъ узкотенденц³ознаго скептицизма, подобно Эврипиду; онъ всегда чувствовалъ глубочайшее отвращен³е отъ роли моралиста и проповѣдника. Объ немъ можно сказать то, что не разъ говорилось о Гомерѣ: онъ слишкомъ великъ для того, чтобы вступать въ состязан³е, въ споръ, въ полемику.

   Во всякомъ случаѣ, по тѣмъ или по другимъ, чисто литературнымъ причинамъ, но молодой, начинающ³й поэтъ разошелся съ кружкомъ, и разошелся, вѣроятно, довольно враждебно, какъ это доказываетъ вслѣдъ затѣмъ появившаяся въ печати неприличная и неблаговидная выходка Грина. Робертъ Гринъ умеръ въ крайней нищетѣ въ 1592 году; уже на смертномъ одрѣ онъ написалъ свой знаменитый автоб³ографическ³й памфлетъ: "Groatsworth of Wit", въ которомъ онъ, обращаясь къ своимъ товарищамъ по професс³и,- Марло, Нэшу, Пилю,- убѣждаетъ ихъ перестать работать для театра и посвятить свои силы болѣе полезной дѣятельности. Къ этому онъ прибавляетъ слѣдующее: "Вы всѣ трое будете низкими людьми, если мой бѣдств³я не послужатъ вамъ предостережен³емъ, потому что ни къ кому не присталъ этотъ репейникъ такъ, какъ ко мнѣ; подъ репейникомъ я разумѣю этихъ куколъ, говорящихъ съ нашихъ словъ, этихъ шутовъ, щеголяющихъ въ нашихъ одеждахъ. Ничего нѣтъ удивительнаго, что я, которому они всѣ обязаны, теперь оставленъ ими; равнымъ образомъ не будетъ удивительно, если вы, которымъ они также обязаны, будете въ свою очередь брошены ими лишь только очутитесь въ подобномъ же положен³и. Да, недовѣряйте имъ, потому что между ними завелась выскочка ворона, украшенная нашими перьями, съ сердцемъ тигра, скрытымъ подъ кожей актера. Этотъ выскочка воображаетъ, что можетъ смастерить бѣлый стихъ не хуже любого изъ васъ и, какъ настоящ³й Iohannes Factotum, считаетъ себя единственнымъ человѣкомъ въ Англ³и, способнымъ потрясать нашей сценой". (Вотъ послѣдняя фраза: "Trust them not; for there is an upstart crow beautified with our feathers, that, with his tiger's heart wrappd in а player's hide, supposes, he is as well able to bombast out а blancverse, as the best of you; and being an absolute Iohannes Factotum, is in his own conceit the only Shakescene in а country").

   Все это мѣсто, очевидно, направлено противъ Шекспира, какъ это доказывается, во первыхъ, парод³ей его фамил³и (Shakescene - Shakespeare), а во вторыхъ тѣмъ, что выражен³е: "съ сердцемъ тигра, скрытымъ подъ кожей актера" (tiger's heart wrapp'd in a player's hide) есть только слегка искаженный стихъ, взятый изъ драматической хроники Шекспира "Генриха VI" (часть 3,1,4,137), гдѣ этотъ стихъ является въ слѣдующемъ видѣ: "О, сердце тигра, скрытое подъ женской оболочкой" (О, tiger's heart, wrapp'd in а woman's hide!). Этотъ неблаговидный намекъ Грина, естественно, навелъ изслѣдователей на мысль, что, высказываясь такъ положительно, Гринъ имѣлъ какое-либо основан³е считать Шекспира плаг³аторомъ, передѣлывавшимъ его пьесы или пьесы его товарищей, а затѣмъ выдававшимъ ихъ за свои собственныя произведен³я. И дѣйствительно, для нѣкоторыхъ изъ его юношескихъ произведен³й мы находимъ оригиналы въ предшествующей ему драматической литературѣ. Но считать эти передѣлки плаг³атомъ не представляется никакой возможности. Такого рода передѣлки были общимъ явлен³емъ въ тогдашней литературѣ, особенно драматической; самъ Гринъ прибѣгалъ къ нимъ нерѣдко. Литературной собственности въ нашемъ смыслѣ слова не существовало въ тогдашней Англ³и; сплошь и рядомъ случалось, что импресар³о театра отыскивалъ какую нибудь залежавшуюся старинную пьесу, отдавалъ ее передѣлать или, вѣрнѣе, обновить драматическому писателю, пользовавшемуся успѣхомъ, и въ этомъ видѣ снова ставилъ ее на сцену, нерѣдко съ большимъ успѣхомъ. Такъ, въ записной книгѣ труппы Генсло мы встрѣчаемъ много подобныхъ случаевъ: 7-го августа 1062 г. уплачено 40 шиллинговъ Томасу Деккеру за пересмотръ "сэра Джона Ольдкэстля;" 14-го декабря 1602 г.- 10 шиллинговъ тому-же Томасу Деккеру за его труды въ "Фаэтонѣ"; 16-го января 1601 г.- 20 шиллинговъ Томасу Деккеру за передѣлку "Тассо"; 22-го ноября 1602 г.- 4 фунта Вильяму Берду и Томасу Роули за прибавлен³я къ "Фаусту" Марло; 20-го сентября 1602 г.- 20 шиллинговъ Томасу Гейвуду за прибавлен³я къ "Cuting Dick",- и проч." Шекспиръ, какъ и друг³е писатели, по необходимости, а иногда и противъ собственной воли, проходилъ чрезъ этотъ первоначальный фазисъ творчества. На это у насъ есть несомнѣнныя доказательства; но была-ли трилог³я "Генрихъ VI" подобной передѣлкой, подобнымъ пересмотромъ какой-либо старинной пьесы другого автора?

   На этотъ вопросъ мног³е изслѣдователи отвѣчаютъ положительно; они даже отыскали, какъ имъ казалось, тотъ оригиналъ, который былъ, по ихъ мнѣн³ю, передѣланъ Шекспиромъ въ трилог³ю. Въ тогдашней драматической литературѣ существовали двѣ пьесы неизвѣстнаго автора, долгое время не дававш³яся на сценѣ: "The first part of the contention bitwixt the two famous houses of Yorke and Lancastre" и "The true tragedie of Richard, Duke of Yorke". Мэлонъ, Дейсъ, Айнглеби и мног³е друг³е думаютъ, что эти двѣ пьесы написаны кѣмъ-либо изъ кружка Грина и за тѣмъ передѣланы Шекспиромъ въ его трилог³ю "Генрихъ VI". Гервинусъ въ свою очередь, безъ всякихъ основан³й, хоть сколько-нибудь вѣскихъ, утверждаетъ, что эти старинныя пьесы были написаны Гриномъ. Если принять это послѣднее толкован³е, то все выписанное нами мѣсто изъ посмертнаго памфлета Грина принимаетъ рѣзко опредѣленный характеръ: Гринъ при его завистливой натурѣ былъ возмущенъ тѣмъ, что Шекспиръ передѣлалъ его пьесы и, такимъ образомъ, "украсилъ себя его перьями"; его, слѣдовательно нельзя винить въ томъ, что онъ высказалъ это въ своемъ памфлетѣ: негодован³е его вполнѣ понятно.

   Но справедливо ли подобное толкован³е? Едва ли. Теперь можно считать окончательно рѣшеннымъ, что указанныя нами двѣ старинныя пьесы не только не послужили (въ какомъ бы то ни было смыслѣ) образцами для Шекспира, но что въ нихъ мы имѣемъ его собственныя произведен³я въ неисправныхъ издан³яхъ, и при томъ же очень испорченныя, вѣроятно, переписчиками. Съ другой стороны, дѣйствительно ли Гринъ въ своемъ памфлетѣ обвиняетъ такъ опредѣленно Шекспира въ плаг³атѣ? Я этого не думаю. Во-первыхъ, возможно ли допустить, чтобы Гринъ, пародируя стихъ изъ "Генриха VI" - пародировалъ самого себя,- а это было бы такъ, если допустить, что старинныя пьесы, о которыхъ идетъ рѣчь, принадлежали ему? Во-вторыхъ, внимательное чтен³е текста Грина убѣждаетъ насъ, что обвинен³е Грина нисколько не имѣетъ этого смысла: нельзя забывать, что Гринъ, главнымъ образомъ, говоритъ объ актерахъ, называя ихъ то куклами, то репейникомъ. "Куклы, говорящ³я съ нашихъ словъ", "шуты, щеголяющ³е въ нашихъ одеждахъ",- все это выражен³я, вполнѣ примѣнимыя къ актерамъ, но не къ писателямъ. Затѣмъ выражен³е: "сердце тигра, скрытое подъ кожей актера",- нельзя примѣнить къ актеру-писателю, совершающему плаг³атъ: слово: "тигръ" не вяжется съ представлен³емъ о плаг³атѣ и въ данномъ случаѣ было бы гораздо умѣстнѣе слово: "паразитъ". Наконецъ, нѣсколько дальше говорится, что этотъ актеръ воображаетъ себя способнымъ "смастерить бѣлый стихъ нисколько не хуже любого изъ васъ". Можно ли примѣнить подобное выражен³е къ плаг³атору, который, пользуется трудами другихъ, но самъ не можетъ ничего "смастерить"? Это выражен³е, очевидно, относится къ писателю, котораго авторъ считаетъ бездарнымъ и отзывается о немъ съ высокомѣр³емъ, но вовсе не намекаетъ, что этотъ писатель питается крохами, падающими съ его пера. Во всякомъ случаѣ, Гринъ не формулируетъ никакого опредѣленнаго обвинен³я; онъ бранится, раздражается, негодуетъ, какъ обыкновенно негодуетъ завистливый и болѣзненно раздраженный человѣкъ, говорящ³й о своемъ врагѣ или соперникѣ, котораго ненавидитъ, потому что тотъ, можетъ быть, занялъ его мѣсто и пользуется успѣхомъ, какимъ онъ не пользовался. Подобный успѣхъ завистливый человѣкъ всегда будетъ объяснять не дѣйствительными достоинствами и качествами своего соперника, а нахальствомъ, беззастѣнчивостью, интригой. Отсюда и прозвище "Iohannes Factotum" (Ваньки - мастера на всѣ руки), данное Гриномъ Шекспиру. И дѣйствительно, такое раздражен³е Грина, не дѣлая чести его характеру и безпристраст³ю, тѣмъ не менѣе, вполнѣ понятно; Гринъ видѣлъ въ Шекспирѣ не только счастливаго соперника, но и чрезвычайно опаснаго врага,- врага, съ которымъ ему было не подъ силу бороться. На писательскомъ поприщѣ Гринъ долгое время пользовался блестящимъ успѣхомъ; онъ былъ моднымъ писателемъ; его "Менафонъ" нѣкоторое время былъ такъ же популяренъ, какъ и "Эвфуэсъ" Лили; его сравнивали съ Лили, что считалось верхомъ похвалы. Но время этихъ успѣховъ прошло, и прошло безвозвратно; новое направлен³е смело съ литературной арены не только его менѣе талантливыхъ товарищей,- Пиля, Кида, Лоджа, Нэша,- но и его самого. Сдѣлавшись "заштатнымъ" писателемъ, вышедшимъ изъ моды, "антикомъ", не возбуждавшимъ къ себѣ никакого интереса, Гринъ впалъ въ нищету, которая привела его къ полному нравственному паден³ю. Вѣроятно, онъ бы умеръ съ голоду, еслибы на помощь ему не пришли добрые люди. Одинъ башмачникъ и его жена дали ему скромное убѣжище, кормили его, ухаживали за нимъ и даже, по временамъ, снабжали его кое-какими деньжонками, которыя онъ, разумѣется, пропивалъ. Когда приходилось мыть единственную рубашку Грина, добродѣтельный башмачникъ снабжалъ его своею, и въ такомъ видѣ Гринъ выходилъ на улицу. Однажды онъ встрѣтился съ прежнимъ своимъ пр³ятелемъ Томасомъ Нэшемъ; Нэшъ былъ при деньгахъ и пр³ятели отправились въ таверну обѣдать. Обѣдъ состоялъ, главнымъ образомъ, изъ сельдей и рейнвейна. Гринъ плотно пообѣдалъ и неумѣренно выпилъ. Болѣзнь, которою онъ давно уже страдалъ, приняла вслѣдств³е этой невоздержанности угрожающ³й характеръ. Онъ вернулся къ себѣ мертвецки пьянъ и слегъ въ постель, чтобъ больше не вставать. Эта тяжелая агон³я продолжалась цѣлый мѣсяцъ. Чувствуя приближен³е смерти, онъ написалъ свою "исповѣдь", гдѣ находится и намекъ на Шекспира. Понятно, какой характеръ должна была принять эта исповѣдь въ его положен³и, при его неустойчивомъ, слабомъ характерѣ, при его раздражительномъ и болѣзненномъ самолюб³и. Погруженный мысл³ю въ свои несчаст³я, онъ, разумѣется, приписывалъ ихъ произведен³ямъ, которыя вносили въ англ³йское сознан³е новый поэтическ³й идеалъ, до тѣхъ поръ невѣдомый. Могъ ли несчастный писатель относиться къ автору этихъ произведен³й объективно и справедливо?

   Наше мнѣн³е подтверждается, кромѣ того, и отзывомъ издателя гриновскаго памфлета, Четля, тоже драматическаго писателя. Памфлетъ Грина произвелъ сильное впечатлѣн³е въ лондонскихъ литературныхъ кружкахъ; нѣкоторые, и какъ кажется, именно друзья Грина, подозрѣвали Четля въ томъ, что памфлетъ несправедливо выдавался имъ за сочинен³е Грина. Четль нашелъ необходимымъ оправдаться, что онъ и сдѣлалъ въ предислов³и къ своему памфлету: "Kind-Heart's Dream". Читатели наши помнятъ, что Гринъ, обвиняя Шекспира въ безцеремонныхъ заимствован³яхъ, обвинялъ въ то же время Марло въ атеизмѣ. Послѣднее обвинен³е было серьезно и могло окончиться для обвиняемаго весьма печально. Четль понялъ это и отвѣчалъ слѣдующимъ образомъ: "Я не зналъ ни того, ни другого изъ оскорбившихся. Съ однимъ изъ нихъ (съ Марло) я не желаю когда-либо познакомиться но въ ту пору я не пощадилъ другого (Шекспира), какъ я теперь желалъ бы, чтобъ это было тогда сдѣлано; объ этомъ я такъ сожалѣю, какъ будто бы ошибка, сдѣланная другимъ, была моею собственною, потому что поведен³е оскорбленнаго, какъ человѣка, столь же достойно удивлен³я, какъ и его дѣятельность на избранномъ имъ поприщѣ. Мног³я достопочтенныя особи (divers of worship) свидѣтельствуютъ объ его откровенности въ обхожден³и съ людьми и восхваляютъ не только его прямодуш³е, но и привлекательность его остроум³я, проявляющ³яся въ его творен³яхъ, которыми онъ доказываетъ свой художественный талантъ. Что касается перваго изъ оскорбленныхъ, чьи зван³я я высоко цѣню, я желалъ бы, чтобы онъ поступалъ со мной не хуже, чѣмъ я заслуживаю, потому что при чтен³и книги Грина я вычеркнулъ все то изъ относящагося къ нему, что, по моему убѣжден³ю, Гринъ написалъ въ слишкомъ мрачномъ настроен³и духа; если все это и была правда, то все-таки не слѣдовало разглашать подобное въ печати. При переписыван³и рукописи Грина я поступалъ такъ: она была дурно написана, такъ какъ почеркъ Грина былъ не изъ четкихъ; ее нужно было просмотрѣть прежде, чѣмъ отдавать въ печать, потому что иначе ее трудно было разобрать. Короче, я ее переписалъ, при чемъ, по возможности, точно слѣдовалъ оригиналу; только въ письмѣ я кое-что вычеркнулъ, но во всей книгѣ не прибавилъ отъ себя ни слова, такъ что могу увѣрить, что все въ ней принадлежитъ Грину, а не мнѣ и не мистеру Нэшу, какъ иные несправедливо утверждаютъ".

   Какъ бы то ни было, но изъ всѣхъ этихъ показан³й, изъ нападокъ Грина и изъ оправдан³й Четля несомнѣнно слѣдуетъ выводъ, что около 1592 года Шекспиръ былъ уже очень извѣстный писатель, съ которымъ необходимо было считаться, который занялъ одно изъ выдающихся мѣстъ въ тогдашней литературѣ и котораго произведен³я все больше и больше нравились публикѣ. Но как³я это были произведен³я и которое изъ нихъ мы можемъ считать первымъ по времени?

   Все заставляетъ насъ предполагать, что первымъ произведен³емъ Шекспира былъ "Титъ Андроникъ". Трагед³я эта долгое время считалась произведен³емъ, напрасно приписываемымъ Шекспиру. Мнѣн³е это, главнымъ образомъ, основывалось на убѣжден³и, что велик³й поэтъ, безсмертный авторъ "Гамлета", не могъ написать такой слабой драмы на такой кровавый, отвратительный сюжетъ. Попъ предполагаетъ, что "Титъ Андроникъ" принадлежитъ перу какого-нибудь третьестепеннаго, неизвѣстнаго намъ, драматурга. Теобальдъ соглашается съ мнѣн³емъ Попа, прибавляя, что пьеса могла быть кое-гдѣ и кое-какъ исправлена Шекспиромъ. Докторъ Джонсонъ отвергаетъ даже самую возможность такихъ исправлен³й со стороны поэта. Фермеръ думаетъ, что "Титъ Андроникъ", по фактурѣ стиха, по композиц³и, по кровавому сюжету, есть пьеса Кида. Эптонъ предлагаетъ исключить эту пьесу изъ собран³я сочинен³й Шекспира; Стивенсъ не такъ строгъ къ несчастной драмѣ, онъ готовъ видѣть ее среди другихъ произведен³й великаго поэта, "но лишь въ качествѣ Терсита, введеннаго среди героевъ съ тѣмъ, чтобы быть осмѣяннымъ". Мэлонъ, наконецъ, утверждаетъ, что по напыщенности стиха, по композиц³и, по тѣсной аналог³и этой трагед³и съ старинными драмами англ³йскаго театра, по самому стилю,- все заставляетъ насъ предполагать, что "Титъ" напрасно или ошибочно приписывается Шекспиру.

   Противуположное мнѣн³е первоначально возникло въ Герман³и, въ началѣ нынѣшняго столѣт³я. Это мнѣн³е впервые было высказано Шлегелемъ. Онъ напоминаетъ, что "Титъ Андроникъ", вмѣстѣ съ другими, несомнѣнными произведен³ями Шекспира, былъ упомянутъ Миресомъ, современникомъ и поклонникомъ Шекспира, въ его "Wit's Commonwealth"; что эта трагед³я была напечатана Геминджемъ и Конделемъ въ первомъ in-folio 1623 года, и находитъ, что хотя она и основана на "ложной идеѣ трагическаго", тѣмъ не менѣе, въ ней ясно видны слѣды множества характеристическихъ особенностей Шекспира, и въ проклят³яхъ Тита предчувствуются уже велик³я страдан³я короля Лира. Горнъ думаетъ, что "Титъ Андроникъ" былъ первымъ и необходимымъ усил³емъ еще не сознающаго своихъ силъ ген³я; Ульрици считаетъ "Тита" неизбѣжнымъ заблужден³емъ великаго ума, и, по его мнѣн³ю, англ³йск³е комментаторы обнаружили большую узкость пониман³я, исключая изъ числа произведен³й Шекспира драму, которая является какъ бы естественнымъ фундаментомъ величественнаго здан³я, сооруженнаго великимъ поэтомъ. Найтъ, Дрэкъ, Кольеръ, какъ и большинство современныхъ ученыхъ, примкнули къ этому послѣднему мнѣн³ю, несмотря на то, что еще въ 1687 году нѣкто Ровенкрафтъ, передѣлывая на свой ладъ "Тита Андроника", писалъ въ предислов³и въ этой передѣлкѣ: "Одинъ старый театралъ увѣрялъ меня, что эта драма была написана не Шекспиромъ; она была предложена для постановки на сцену анонимнымъ авторомъ, и Шекспиръ только кое-гдѣ исправилъ ее". И дѣйствительно, Ровенкрафтъ сообщаетъ лишь слухъ, далеко недостовѣрный, возникш³й въ тому-же только спустя семдесятъ одинъ годъ послѣ смерти Шекспира; на такомъ слухѣ, не подтвержденномъ никакимъ другимъ фактомъ, критика не можетъ основывать своихъ заключен³й, тѣмъ болѣе, что друг³е факты крайней важности въ данномъ случаѣ указываютъ на принадлежность этой трагед³и Шекспиру. Такъ, Миресъ въ упомянутомъ нами отзывѣ, написанномъ въ 1598 году, т. е. когда поэтъ находился въ зенитѣ своей славы, вспоминаетъ о "Титѣ Андроникѣ" въ числѣ другихъ пьесъ, доставившихъ Шекспиру наибольш³й успѣхъ. Нельзя, къ тому-же не обратить вниман³я на то, что Геминджъ и Кондель, друзья и товарищи Шекспира, знакомые съ его литературною дѣятельностью лучше, чѣмъ кто-либо, включили эту пьесу въ свое издан³е, являющееся единственнымъ издан³емъ, къ которому критика можетъ отнестись съ большимъ или меньшимъ довѣр³емъ. Тѣмъ не менѣе, драма эта безусловно слаба; она представляетъ почти безпрерывный рядъ злодѣйствъ, дѣйств³е въ ней почти совершенно не мотивировано, своими кровавыми ужасами она отталкиваетъ читателя, она не даетъ впечатлѣн³я истинно трагическаго и мѣстами изумительно напоминаетъ "Испанскую трагед³ю" Кида; тоже пониман³е трагическаго, тоже нагроможден³е кровавыхъ сценъ, та-же наивность въ композиц³и, тотъ-же напыщенный языкъ. Очевидно, слѣдовательно, что эта драма, если она принадлежитъ Шекспиру, могла быть написана только въ самомъ началѣ драматическаго поприща поэта, прежде чѣмъ онъ созналъ свой талантъ, прежде чѣмъ онъ рѣшился идти по собственному пути, когда, явившись въ Лондонъ и найдя тамъ въ модѣ направлен³е Марло и Кида, онъ попробовалъ писать въ тонѣ этого направлен³я. Это заключен³е подтверждается еще и тѣмъ, что Бенъ Джонсонъ въ 1614 году писалъ: "Тѣ, которые продолжаютъ указывать на "²еронима" и на "Андроника", какъ на лучш³я пьесы, доказываютъ только, что ихъ мысль не подвинулась впередъ за послѣдн³я двадцать пять или тридцать лѣтъ". Изъ этихъ словъ нельзя не заключить, что "Титъ Андроникъ" не только существовалъ приблизительно между 1585 и 1590 годами, но вмѣстѣ съ "Испанской трагед³ей" и "²еронимомъ" Кида, пользовался значительною популярност³ю; а промежутокъ времени между 1585-1590 годами есть именно эпоха, когда Шекспиръ началъ писать для театра, какъ это мы знаемъ изъ сопоставлен³я другихъ фактовъ и соображен³й.

   Впервые эта трагед³я, какъ кажется, было дана въ зимн³й сезонъ 1593-1594 года актерами графа Соссекса. Эта труппа актеровъ находилась подъ управлен³емъ извѣстнаго тогда импресар³о Генсло, который, возобновивъ нѣсколько пьесъ прежняго репертуара, рѣшился поставить новую пьесу изъ жизни Тита Андроника. Драма эта была дана въ первый разъ 23 января 1594 года и вскорѣ затѣмъ (6 февраля) была внесена въ регистръ книгопродавцевъ (Stationer's Compagny) и напечатана тогда же Дентеромъ. Почти одновременно съ этимъ она была играна "слугами" графовъ Дерби и Пемброка. Изъ этого обстоятельства мы можемъ заключить, что въ этотъ пер³одъ Шекспиръ работалъ для Генсло, и что его пьесы, относящ³яся къ 1592-1594 годамъ, давались различными труппами въ театрахъ "Розы", и "Nowington Butts".

   Во всякомъ случаѣ, "Титъ Андроникъ" принадлежитъ къ самымъ стариннымъ пьесамъ англ³йской сцены, къ той переходной эпохѣ, когда Марло былъ еще въ главѣ драматической литературы, когда въ модѣ были пьесы съ чрезвычайно кровавыми сюжетами, въ которыхъ драматическ³й интересъ поддерживался, главнымъ образомъ, нагроможден³емъ самыхъ жестокихъ и неистовыхъ перипет³й. Уб³йство было à l'ordre du jour,- если можно такъ выразиться,- на тогдашней англ³йской сценѣ. Вильсонъ, одинъ изъ "слугъ" лорда Лейстера, написалъ въ 1581 году драму, которая была не только "занимательна и оригинальна", но заключала въ себѣ "таинственность" и была полна "всякого рода уб³йствъ, преступлен³й и разбойничества". Одной изъ самыхъ характеристическихъ пьесъ въ этомъ родѣ, дошедшихъ до насъ, можно считать драму "The Misfortunes of Arthur", которая была дана съ огромнымъ успѣхомъ въ 1588 году. Пьеса эта достигла апогея своего успѣха почти въ то самое время, когда появился "Титъ Андроникъ". Въ 1594 году была напечатана драма "The Tragicall Baigne of Selimus, Emperour of the Turkee"; пьеса не лишена нѣкоторыхъ достоинствъ и написана въ томъ же духѣ, но авторъ былъ такъ озабоченъ боязн³ю, что публика сочтетъ всѣ его уб³йства слишкомъ мелкими и неинтересными, что въ прологѣ обнаружилъ свои опасен³я, говоря: "Если эта первая часть вамъ понравится, джентельмены, то во второй вы найдете самыя ужасныя уб³йства".

   Характеръ театральныхъ представлен³й Генсло, какъ и другихъ театральныхъ предпринимателей, очевидно, объясняется вкусами и требован³ями публики; при этихъ услов³яхъ мудрено ли, что Генсло находилъ истор³ю Тита Андроника самою подходящею темой для драматурга? Мудрено ли, съ другой стороны, что Шекспиръ,- начинающ³й писатель, старавш³йся создать себѣ извѣстное положен³е, не отвергъ предложен³я Генсло написать подобную драму? Дѣятельность Генсло, опредѣлявшаяся матер³альной прибылью, а не желан³емъ реформировать драму, до которой ему не было никакого дѣла, само собой разумѣется, опредѣлялась достигнутымъ результатомъ. Иначе, впрочемъ, и быть не могло. Частный антрепренеръ театра вполнѣ зависитъ отъ вкусовъ и требован³й публики; его предпр³ят³е будетъ процвѣтать, если публика будетъ посѣщать театръ, а она будетъ его посѣщать, если даваемыя въ немъ пьесы будутъ ей по вкусу. Трагическое, не въ истинномъ и возвышенномъ значен³и этого слова, а физическое, безсмысленное,- вотъ что нравилось тогдашней публикѣ, и драматическая литература, поддѣлываясь подъ вкусы публики, давала именно такое трагическое. Эта переходная эпоха, представителемъ которой былъ Марло, имѣетъ много общаго съ направлен³емъ французской литературы двадцатыхъ и тридцатыхъ годовъ, съ школой "неистовствъ", которая расцвѣла, благодаря первымъ произведен³ямъ В. Гюго, какъ напримѣръ, его роману "Han d'Islande". Только тѣ романы и читались, въ которыхъ были уб³йства, преступлен³я и всякаго рода ужасы. То же было и въ Англ³и въ эпоху Марло; онъ первый создалъ этотъ родъ драмы и сразу овладѣлъ симпат³ями публики; по необходимости всѣ послѣдующ³е драматурги, если хотѣли имѣть успѣхъ, должны были писать въ этомъ родѣ, до тѣхъ поръ пока самая школа не выдохлась и вкусы публики не измѣнились. Во всякомъ случаѣ, всѣ эти сценическ³е ужасы принадлежатъ не столько тому или другому писателю, сколько модѣ и извѣстному направлен³ю. Это обстоятельство должно примирить насъ съ страннымъ на первый взглядъ фактомъ, что Шекспиръ не всегда считалъ нужнымъ идти наперекоръ публикѣ. Въ своей литературной дѣятельности онъ подвигался впередъ сравнительно медленнымъ, но вѣрнымъ шагомъ. Онъ очень хорошо сознавалъ, что бороться противъ течен³я одному человѣку, какъ бы онъ ни былъ талантливъ и энергиченъ,- нелѣпо; что борьба возможна только путемъ уступокъ и постепеннаго введен³я новыхъ элементовъ въ искусство. Истор³я развит³я таланта величайшаго изъ поэтовъ тѣмъ именно и интересна, что она представляетъ нормальный ходъ развит³я, безъ болѣзненныхъ скачковъ и безъ реформаторскихъ замашекъ. Было бы болѣе, чѣмъ странно предполагать, какъ это дѣлаютъ и теперь еще мног³е, что Шекспиръ, подобно Минервѣ, вышедшей во всеоруж³и изъ головы Юпитера,- сразу, безъ подготовительныхъ работъ и изучен³й, безъ знакомства со сценой, юноша, лишенный опыта, не знавш³й людей и жизни, не вполнѣ еще установивш³йся умственно,- выступилъ съ совершеннѣйшимъ произведен³емъ искусства, способнымъ произвести переворотъ въ области поэтическаго идеала.

   На творчество Шекспира вл³яли, какъ это само собой разумѣется, различные факторы: требован³я публики и, въ соглас³и съ этими требован³ями, требован³я импресар³о, который въ большинствѣ случаевъ заказывалъ пьесы; господствующая литературная школа съ ея условностью; наконецъ, и самыя отношен³я писателя къ своему предмету. По этому поводу Гервинусъ совершенно справедливо замѣчаетъ: "Когда поэтъ, обладавш³й до такой степени чувствомъ собственнаго достоинства, какъ Шекспиръ, отваживался на первое свое состязан³е, то у него дѣло шло о соперничествѣ съ писателемъ, который болѣе всѣхъ его современниковъ былъ избалованъ успѣхомъ. Соперникомъ этимъ былъ Марло. Поразить его собственнымъ оруж³емъ былъ надежнѣйш³й путь къ внезапной побѣдѣ. Могъ-ли пренебречь именно этимъ путемъ начинающ³й авторъ? Въ тогдашнее время, кровавыя, ужасающ³я зрѣлища на обширной сценѣ дѣйствительной жизни были не такъ рѣдки, какъ теперь; на сценѣ искусственной они составляли залогъ успѣха пьесы въ глазахъ того поколѣн³я, которому наиболѣе сильныя нервныя потрясен³я были наиболѣе благотворны".

   Нужно къ тому-же прибавить, что Шекспиръ не былъ ни диллетантомъ, упражнявшимся въ сочинен³и трагед³й ради собственнаго удовольств³я, ни богатымъ литераторомъ, человѣкомъ независимымъ, который бы, ради преданности и любви къ драматическому искусству, вздумалъ сдѣлаться реформаторомъ его. Шекспиръ прежде всего былъ человѣкъ трудящ³йся, не думавш³й о реформахъ, искавш³й болѣе или менѣе прибыльныхъ занят³й, которыя были бы въ гармон³и съ его наклонностями, и нашедш³й ихъ въ передѣлкахъ и сочинен³и театральныхъ пьесъ. Поэтому, и свои драмы онъ писалъ не въ виду потомства, а въ виду болѣе или менѣе хорошаго заработка. Изъ этого, однако, вовсе не слѣдуетъ, чтобы онъ былъ простымъ, зауряднымъ поставщикомъ пьесъ, какихъ въ наше время мы видимъ, къ сожалѣн³ю, слишкомъ много; изъ этого только слѣдуетъ, что его личные взгляды и симпат³и находились въ нѣкоторомъ подчинен³и требован³ямъ публики и услов³ямъ тогдашней сцены. Если импресар³о замѣчалъ, что извѣстное направлен³е поощряется публикой или что какое либо значительное придворное лицо желаетъ, чтобы была поставлена драма на извѣстный, опредѣленный сюжетъ, то, само собой разумѣется, пьесы ставились такого именно направлен³я и писалась требуемая драма, при чемъ как³я либо высш³е интересы искусства ни въ какомъ случаѣ не принимались въ разсчетъ. Вотъ услов³я, въ которыхъ находился тогда всяк³й драматическ³й писатель и, болѣе чѣмъ кто-либо, самъ Шекспиръ въ первые годы своего пребыван³я въ Лондонѣ. Теперь намъ невозможно хоть сколько-нибудь точно опредѣлить, въ какой именно мѣрѣ всѣ эти неблагопр³ятныя услов³я вл³яли на творческую работу ве