Чуйко Владимир Викторович - Шекспир, его жизнь и произведения

чувствовать и изображать. Онъ, однако, прибавляетъ, что какока бы она ни была,- описательная или героическая, она надѣляетъ человѣческую натуру тѣмъ, въ чемъ отказываетъ ей истор³я. Она украшаетъ и возвышаетъ дѣйствительность. Что же касается драматической поэз³и, то онъ знаетъ только то, что она была бы весьма полезна, если бы была трезвѣе. Парабола больше всего встрѣчаетъ сочувств³е Бэкона: онъ восторгается истиной, скрытой подъ фабулой, и миѳолог³я является для него скрытой философ³ей. Могъ ли человѣкъ, имѣвш³й такое мнѣн³е о поэз³и, написать Шекспировск³я произведен³я?

   Во всякомъ случаѣ, поэтическая жилка у него была, но эта жилка проявлялась только въ его прозаическихъ сочинен³яхъ; его же стихотворен³я, дошедш³я до насъ (переводы нѣсколькихъ псалмовъ),- очень плохи. Въ молодости,- продолжаютъ бэконьянцы,- Бэконъ велъ жизнь довольно странную; эта жизнь совершенно не соотвѣтствовала его общественному положен³ю. На двадцать восьмомъ году жизни онъ былъ уже членомъ парламента и попалъ въ общество золотой молодежи того времени,- Соутгэмптоновъ, Эссексовъ, Рутлэндовъ, Монгомери.- Эти молодые люди любили театръ, поощряли литературу. Бэконъ, не имѣвш³й большого состоян³я, былъ вовлеченъ въ кутежи, надѣлалъ долговъ и въ 1592 году,- въ тотъ годъ, когда появилась на сценѣ первая историческая драма Шекспира,- будущ³й канцлеръ, "обнищалый и больной, работалъ, чтобы жить". Какого рода были эти вынужденныя занят³я? Б³ограф³я Бэкона не даетъ никакого отвѣта на этотъ вопросъ, что позволяетъ бэконьянцамь предположить, что онъ писалъ театральныя пьесы тайкомъ; Шекспиръ, тогда еще начинающ³й актеръ, человѣкъ бѣдный, выдавалъ ихъ за свои и за это получалъ часть дохода съ представлен³й. Никакого доказательства въ подтвержден³е такого предположен³я бэконьянцы не представляютъ, а указываютъ только, что именно въ это время Бэконъ имѣлъ полный досугъ писать пьесы, потому что его странное поведен³е во время процесса Эссекса вызвало немилость Елизаветы, и въ послѣдн³е годы ея царствован³я онъ не имѣлъ никакой должности ни при дворѣ, ни въ правительствѣ. Въ 1613 году,- въ тотъ самый годъ, когда, по предположен³ю, Шекспиръ оставилъ театръ, пересталъ писать и переселился на покой въ Стратфордъ, Бэконъ былъ назначенъ генеральнымъ атторнеемъ и, естественно,- прибавляютъ бэконьянцы,- новыя тяжелыя занят³я помѣшали ему заниматься литературой. Это совпаден³е дѣйствительно любопытное:- прекращен³е появлен³я шекспировскихъ пьесъ на сценѣ и въ печати и должность, полученная Бэкономъ, составляютъ одинъ изъ главныхъ аргументовъ бэконистовъ; по ихъ мнѣн³ю, это совпаден³е вполнѣ раскрываетъ тайну, такъ долго смущавшую критиковъ: почему Шекспиръ пересталъ писать въ послѣдн³е годы своей жизни, отъ 1613 по 1616 годъ? Но въ дѣйствительности это по прежнему остается тайной, даже если и принять помянутую теор³ю, потому что и Бэконъ, подобно Шекспиру, провелъ послѣдн³е годы жизни на покоѣ и никто еще не утверждалъ, что онъ что-либо писалъ въ пер³одъ времени между 1621 и 1626 годами. Съ другой стороны, замѣчательно то, что хотя Бэконъ умеръ черезъ десять лѣтъ послѣ смерти Шекспира, но неизвѣстно ни одной новой Шекспировской пьесы, которая бы появилась на сценѣ или въ печати въ этотъ десятокъ лѣтъ.

   Г-жа Потть приходитъ, однако, на помощь Смиту и Гольмсу, и утверждаетъ, что она нашла 32 доказательства того, что Бэконъ - авторъ шекспировскихъ драмъ. Это напоминаетъ рекламы, гласящ³я: "Нѣтъ больше сѣдыхъ волосъ!" или: "Нѣтъ больше плѣшивыхъ!" Какъ и слѣдовало ожидать, доказательства г-жи Поттъ сводятся къ нулю, но между ними есть и любопытныя. Такъ напр., извѣстно, что въ шекспировскихъ пьесахъ упоминается всего два раза объ Аристотелѣ: въ "Усмирен³и своенравной" и въ пьесѣ: "Троилъ и Крессида". Въ особенности любопытно упоминан³е греческаго философа въ послѣдней пьесѣ. У Пр³ама - военный совѣтъ; необходимо рѣшить вопросъ: будетъ ли Елена возвращена грекамъ, или нѣтъ? Троилъ и Парисъ подаютъ голосъ за продолжен³е войны, т. е. за удержан³е въ Троѣ Елены. Но Гекторъ другого мнѣн³я; онъ - приверженецъ мира и находитъ политичнымъ и справедливымъ возвратить Елену ея законному супругу: "Парисъ и Троилъ,- говоритъ онъ:- вы оба говорите прекрасно, коснулись и настоящаго положен³я дѣла, но поверхностно, подобно молодымъ людямъ, которыхъ Аристотель почитаетъ неспособными понимать нравственную философ³ю". (Whom Aristotle thought unfit to hear moral philosophy) {Въ переводѣ г. Соколовскаго: - "которыхъ Аристотель не признавалъ способными понять уроки философ³и". Въ переводѣ выпущено слово - "нравственныя", вслѣдств³е чего теряется вся соль замѣчан³я.}. Въ этой ссылкѣ на Аристотеля есть и невѣрность, и анахронизмъ. Анахронизмъ очевиденъ: Гекторъ - герой троянской войны - ссылается на авторитетъ Аристотеля, философа временъ Александра Македонскаго! Трудно рѣшить, сдѣлано ли это было Шекспиромъ по недосмотру или намѣренно; послѣднее - вѣрнѣе, если принять во вниман³е юмористическ³й характеръ сцены. Гёте заставилъ же своего Фауста говоритъ о Лютерѣ. Во всякомъ случаѣ странно заключать, какъ это дѣлаетъ Гервинусъ, что Шекспиръ былъ знакомъ съ "Этикой" Аристотеля; но любопытно, что и Бэконъ въ своемъ сочинен³и "De Augmentas" цитируетъ то же самое мнѣн³е Аристотеля и дѣлаетъ такую же точно ошибку, оба утверждаютъ, что Аристотель считалъ молодыхъ людей неспособными понимать нравственную философ³ю, между тѣмъ какъ въ дѣйствительности Аристотель говорилъ не о нравственной философ³и, а о политикѣ! Такого рода совпаден³е можетъ быть доказательствомъ не того, что "De Augmentis" и "Троилъ и Крессида" принадлежатъ одному и тому же автору, а лишь того, что или Шекспиръ заимствовалъ ссылку на Аристотеля у Бэкона, или Бэконъ заимствовалъ ее у Шекспира, или же, наконецъ, что оба они - и Бэконъ и Шекспиръ - читали Аристотеля въ какомъ нибудь безобразномъ англ³йскомъ переводѣ.

   Вообще, любопытно мнѣн³е Шекспира о философахъ; объ этомъ никогда не упоминаютъ Бэконьянцы, а между тѣмъ это прямо касается нашего предмета. Профессоръ бернскаго университета Геблеръ {Hebler,-"Aufsätze über Shaekspeare".} посвятилъ цѣлую главу своей книги цитатамъ, въ которыхъ Шекспиръ высказываетъ свое мнѣн³е о томъ или другомъ философѣ. Замѣчательно, что Шекспиръ всяк³й разъ, когда упоминаетъ имя того или другого философа, дѣлаетъ это съ ироинческою цѣлью. Такъ, въ "Много шуму изъ ничего", Леонардо замѣчаетъ, что еще не было видано такого философа, который бы терпѣливо выносилъ зубную боль. Констанц³я, погруженная въ горе смертью своего сына, говоритъ: "Говорите мнѣ о философ³и, чтобъ я потеряла разсудокъ" ("Король Джонъ"). Король Лиръ называетъ Эдгара, который переодѣлся шутомъ, своимъ философомъ. Шекспиръ въ особенности любитъ издѣваться надъ тѣми философскими трюизмами, которыми прославились семь греческихъ мудрецовъ. Вся рѣчь клоуна въ пьесѣ "Какъ вамъ угодно" наполнена этими трюизмами. Онъ, между прочимъ, говоритъ: "Языческ³й философъ, когда ему приходилось власть въ ротъ кисть винограда, имѣлъ привычку говорить, что виноградъ созданъ на то, чтобъ его ѣли, а ротъ - затѣмъ, чтобы открываться при видѣ винограда", Эвансъ въ "Виндзорскихъ кумушкахъ", справедливо думая, что "уста суть часть рта", прибавляетъ, что этого мнѣн³я "придерживаются мног³е философы". Фальстафъ не менѣе глубокомысленъ, когда, передразнивая англ³йскаго короля, онъ говоритъ его сыну, принцу Гарри: "Есть вещь, Гарри, о которой ты часто слыхалъ, вещь, извѣстная многимъ изъ нашихъ гражданъ, которая называется дегтемъ; этотъ деготь, какъ повѣствуютъ древн³е писатели, мараетъ, точно такъ же, какъ и то общество, въ которомъ ты вращаешься". Такое ироническое отношен³е въ философамъ едва ли умѣстно въ устахъ Бэкона, который былъ самъ философъ и вовсе не относился отрицательно или насмѣшливо къ своимъ предшественникамъ.

   Преслѣдуя свою цѣль, г-жа Поттъ дѣйствительно нашла любопытныя мѣста въ перепискѣ Бэкона. Въ его перепискѣ отчасти попадаются как³я-то непонятныя намъ фразы, таинственные намеки. Въ одномъ письмѣ, напр", онъ говоритъ о какихъ-то скрытыхъ поэтахъ. Его корреспондентъ, извѣстный Тоб³й Матью, въ письмѣ играетъ словами "мѣра за мѣру"; а извѣстно, что этими словами названа одна изъ лучшихъ пьесъ Шекспира. Сэру Тоб³ю Матью Бэконъ имѣлъ привычку посылать всѣ свои сочинен³я по мѣрѣ ихъ выхода въ свѣтъ; къ серьезному сочинен³ю онъ по временамъ присоединялъ "отдохновен³е" (recreation). Как³я это могли быть рекреац³и? По мнѣн³ю бэконьянцевъ, это были театральныя пьесы, писанныя имъ въ часы досуга. Въ особенности замѣчательно одно письмо сэра Тоб³я Матью къ Бэкону. Еслибы сэръ Тоб³й могъ предполагать, что своимъ таинственнымъ post-scriptum'омъ въ письму онъ вызоветъ такой раздоръ въ средѣ будущихъ критиковъ, то, конечно, сдѣлалъ бы его болѣе понятнымъ и яснымъ. Къ сожалѣн³ю, онъ этого не звалъ, и въ настоящую минуту этотъ post-scriptum составляетъ главнѣйш³й аргументъ бэконьянцевъ. Вотъ онъ въ буквальномъ переводѣ: "Замѣчательнѣйш³й умъ, который я когда-либо зналъ изъ моего народа и по сю сторону моря, носитъ имя вашего лордства, хотя онъ извѣстенъ подъ другимъ именемъ" (The most prodigious wit that еѵег I knew, of my nation, and of this side of the sea, is yonr lordship's name, though he be known by another).- Нѣтъ ничего яснѣе этой фразы,- восклицаютъ въ восторгѣ бэконьянцы:- замѣчательнѣйш³й умъ своего времени былъ, конечно, авторъ шекспировскихъ произведен³й,- кто въ этомъ можетъ сомнѣваться? - для толпы этотъ умъ носилъ имя Шекспира, но сэръ Тоб³й зналъ, что это Бэконъ! - Читатель видитъ, какъ смѣлы въ своихъ выводахъ бэконьянцы. Объяснить исторически фразу Матью, конечно, трудно; очень можетъ быть, что сэръ Тоб³й, по своей всегдашней привычкѣ, и здѣсь играетъ словами, но только на этотъ разъ намекаетъ на друг³я фамил³и, которыя Бэконъ имѣлъ право носить и носилъ,- лорда Верулама или Виконта Сентъ-Альбанса. По нѣкоторымъ намекамъ писемъ можно заключить, что Бэконъ и сэръ Тоб³й Матью очень часто прибѣгали къ условному языку, даже къ шифрованному письму, ключа къ которымъ у насъ нѣтъ, но все это не даетъ еще намъ ни какого права рѣшать, что Бэконъ есть авторъ шекспировскихъ произведен³й, даже въ томъ случаѣ, еслибы былъ установленъ исторически фактъ, что Бэконъ писалъ иногда подъ чужимъ именемъ. Всѣ эти нелѣпые выводы, очевидно, имѣютъ въ своемъ основан³и логическую и историческую ошибку. Въ наше время совершенно незыблемо, какъ кажется, установилось убѣжден³е, что Шекспиръ - величайш³й ген³й, глубочайш³й умъ, когда либо бывш³й въ человѣчествѣ, caput sacrum новѣйшаго времени. Для насъ это - несомнѣнная истина, своего рода очевидность, поколебать которую невозможно; но весьма сомнительно, чтобы современники поэта считали его таковымъ; напротивъ того, мы имѣемъ полное право заключить, что Шекспиръ вовсе не поражалъ современниковъ своимъ ген³емъ и умомъ; его произведен³я могли нравиться, онъ могъ пользоваться большей или меньшей популярностью, но считать его величайшимъ изъ драматическихъ поэтовъ современники не могли потому уже, что онъ былъ для нихъ своимъ человѣкомъ, какъ и всѣ, съ извѣстными наклонностями, извѣстными страстями и слабостями; все это заслоняло велич³е его ума и необъятность его творчества; своими произведен³ями онъ скорѣе забавлялъ, чѣмъ удивлялъ. И это понятно. Судъ современниковъ всегда неправиленъ; онъ или переоцѣниваетъ, или недоцѣниваетъ заслугъ. Переоцѣниваетъ онъ писателей сравнительно мелкихъ, не возвышающихся особенно надъ уровнемъ массы, но умѣющихъ схватить и живо воспроизвести внѣшность жизни, характеръ времени; недоцѣниваетъ онъ великихъ ген³евъ, которые никогда не бываютъ по плечу толпѣ; толпа не понимаетъ ихъ и часто, не замѣчая, проходитъ мимо ихъ. Въ тридцатыхъ годахъ, въ Росс³и популярнѣйшимъ романистомъ былъ Загоскинъ; имъ зачитывались и чуть не считали ген³альнымъ писателемъ, между тѣмъ какъ "Борисъ Годуновъ" Пушкина возбудилъ, при появлен³и своемъ, недоумѣн³е общества: ген³альной драмы не поняли. Точно такъ же и во времена Шекспира героемъ дня былъ не Шекспиръ, даже не Бэконъ, а Лилли, авторъ романа "Euphues". Не обративъ вниман³я на это постоянное историческое явлен³е, бэконьянцы ошибочно думаютъ, что подобно намъ, и современники Шекспира считали его величайшимъ умомъ. При такихъ услов³яхъ, фраза Матью объяснима: въ ней говорится о величайшемъ умѣ своего времени, но кто же этотъ умъ, если не авторъ шекспировскихъ произведен³й? Тѣмъ не менѣе, Матью прибавляетъ, что этотъ умъ носилъ имя Бэкона, значитъ Бэконъ есть авторъ шекспировскихъ произведен³й! Вотъ образчикъ "научнаго" метода господъ бэконьянцевъ.

   Они, кромѣ того, утверждаютъ, что, вслѣдств³е своего положен³я въ свѣтѣ, Бэконъ не могъ сдѣлаться открыто драматическимъ писателемъ, и потому принужденъ былъ прибѣгнуть къ подставному лицу, которымъ оказался Шекспиръ. Опять утвержден³е ровно ни на чемъ не основанное. Оно имѣло бы нѣкоторый смыслъ, еслибы въ эпоху королевы Елизаветы драматическое авторство считалось чѣмъ-то неприличнымъ. Но этого не было; вѣдь могъ же Томасъ Сэквиль, графъ Дорсетъ, близк³й родственникъ королевы, быть драматическимъ писателемъ, имя котораго осталось въ истор³и: такъ онъ сочинилъ драму "Гордобукъ",- первую правильную англ³йскую драму, и вслѣдств³е этого считается предшественникомъ Шекспира.

   Какъ могло случиться,- спрашиваютъ дальше бэконьянцы,- что два знаменитѣйш³е писателя своего времени, Шекспиръ и Бэконъ, никогда не упоминали въ своихъ произведен³яхъ или въ своей перепискѣ другъ о другѣ? Когда читаешь "Essaye" Бэкона и пьесы Шекспира, то невольно поражаешься сходствомъ идей и формъ языка, встрѣчаешь тѣ же ошибки и тѣ же цитаты. А частое употреблен³е юридическихъ выражен³й, совершенно естественное у Бэкона, который былъ однимъ изъ образованнѣйшихъ людей своего времени и извѣстнымъ юристомъ,- не поражаетъ ли у простого, дюжиннаго актера? Затѣмъ, уважен³е къ сословнымъ привилег³ямъ не приличнѣе ли въ канцлерѣ, чѣмъ въ бѣдномъ актерѣ, который могъ только страдать отъ этихъ привилег³й? И, наконецъ, какъ объяснить, что простой актеръ, вышедш³й изъ народной среды, не получивш³й систематическаго образован³я, такъ глубоко проникъ въ тайны политики?

   Здѣсь опять мы встрѣчаемся съ контрастомъ, такъ сильно поразившимъ миссъ Бэконъ,- контрастомъ громадныхъ знан³й, усматриваемыхъ въ шекспировскихъ произведен³яхъ, съ положен³емъ актера, не получившаго никакого образован³я. Контрастъ этотъ возникъ, благодаря нѣмецкой метафизической школѣ, которая съ легкой руки Шлегеля, еще съ самаго начала нынѣшняго столѣт³я, стала представлять Шекспира не только какъ величайшаго творческаго ген³я, но и какъ величайш³й умъ безпредѣльнаго всевѣдѣн³я. Нѣмецкая критика, до Гервинуса включительно, всегда представляла англ³йскаго поэта загадочнымъ пророкомъ, превращавшимъ абстрактныя формулы въ художественные образы; она надѣляла его оруд³емъ и принципами современной науки, навязывала ему зван³е всевозможныхъ философскихъ системъ и превращала, такимъ образомъ, его драмы и комед³и въ безграничный синтезъ, охватывающ³й всѣ стремлен³я прошлаго, настоящаго и будущаго. Спиритуалисты, идеалисты, пантеисты, реалисты, матерьялисты, позитивисты находили въ немъ подтвержден³е своихъ доктринъ и учен³й, какъ это видно, между прочимъ, изъ сочинен³й Розенкранца, Фишера, Рётшера, Ульрици, Гервинуса.

   Англичане, менѣе мечтательные, чѣмъ нѣмцы, предпочитающ³е къ тому же факты метафизическимъ абстрактностямъ, задумали подтвердить фактами нѣмецк³й парадоксъ о всевѣдѣн³и Шекспира. Благодаря этому обстоятельству, образовалась престранная литература, имѣющая характеръ какого-то слѣдств³я или экзамена. Ген³й Шекспира былъ подраздѣленъ на различныя научныя клѣтки, въ которыхъ укладывались тѣ или друг³я знан³я. Лордъ Кемпбель провѣрилъ юридическ³я знан³я Шекспира и былъ удивленъ, найдя вполнѣ ученаго юриста, знакомаго съ юридическими тонкостями. Бэкниль, Келлогъ, Стирисъ показали его знан³е въ медицинѣ и, въ особенности, въ псих³атр³и. Р. Смитъ считаетъ поэта спец³алистомъ въ сельскомъ хозяйствѣ; друг³е замѣтили, что онъ былъ знакомъ съ садоводствомъ, съ ботаникой, что онъ искусился въ придворномъ этикетѣ, что верховая ѣзда не имѣла никакихъ тайнъ для поэта. Томсъ видитъ въ немъ спец³алиста по военному искусству. Блэдсъ доказываетъ, что онъ обстоятельно зналъ типографское дѣло. Епископъ Водсвортъ указываетъ на его прекрасное знакомство со священнымъ писан³емъ. Патерсонъ написалъ объемистую "шекспировскую энтомолог³ю" и т. д. Понятно, что если все это правда, то Бэконъ былъ способнѣе написать шекспировск³я произведен³я, чѣмъ Шекспиръ, невѣжественный актеръ, хотя и тутъ можетъ явиться вопросъ, довольно затруднительный для рѣшен³я: откуда могъ научиться Бэконъ военному искусству? какимъ образомъ онъ могъ познакомиться съ типографскимъ дѣломъ? И такъ дальше. Громадное большинство образованной публики не знакомо съ этой литературой: она слишкомъ спец³альна. Тѣмъ не менѣе, въ небольшой дозѣ, она очень любопытна и къ тому же прямо касается нашего предмета.

   Нѣкто мистеръ Рисъ (Rees), написавш³й цѣлую книгу подъ заглав³емъ: "Shakespeare and the Bible", очень иного распространяется о знан³яхъ Шекспира въ библ³и, приводитъ множество цитатъ, дѣлаетъ сопоставлен³я, но изъ всего этого оказывается только, что Шекспиръ былъ знакомъ съ Библ³ей, вѣрнѣе - читалъ ее, подобно всякому поэту, въ особенности въ протестантской странѣ, но о спец³альномъ знан³и этого предмета не можетъ бытъ и рѣчи. Нѣкоторыя сопоставлен³я любопытны. Рисъ указываетъ, между прочимъ, на слѣдующ³я строки "Бури" (I, 2): "Ни волоска не погибло, ни даже пятнышка, на поддерживающей ихъ одеждѣ,- она свѣжѣе еще, чѣмъ была". Слова эти,- прибавляетъ авторъ,- заимствованы изъ "Дѣян³й Апостоловъ" (глава 27, стихъ 34): "Ибо ни у кого изъ васъ не пропадетъ и волоса съ головы". Для всякаго не предупрежденнаго читателя совершенно ясно, что все сходство этихъ двухъ мѣстъ заключается въ словѣ волосы. Послѣ такого дебюта можно, конечно, потерять всякую охоту углубляться, вмѣстѣ съ мистеромъ Рисомъ или епископомъ Водсвортомъ въ богословск³я познан³я поэта. О теор³и юридическихъ познан³й Шекспира мы уже говорили въ свое время (глава вторая, стр. 88, 89, 90, 91) и не будемъ возвращаться къ ней. Но англичане не удовлетворились тѣмъ, что прославили Шекспира великимъ юристомъ, они пошли еще дальше. Шекспиръ,- говорятъ они,- превзошелъ не только всѣ науки; онъ, кромѣ того, дѣлалъ настоящ³я открыт³я, которыя являлись достоян³емъ науки лишь послѣ его смерти. И дѣйствительно, это справедливо, по крайней мѣрѣ, отчасти. Возьмемъ, напримѣръ, обращен³е крови. Извѣстно, что открыт³е обращен³я крови, создавшее настоящ³й переворотъ въ физ³олог³и, принадлежитъ Гарвею, который сдѣлалъ его въ 1619 году, спустя три года послѣ смерти Шекспира; но обнародовалъ его значительно позже - въ 1628 году. Такимъ образомъ, открыт³е было сдѣлано уже послѣ смерти Шекспира, но оно могло быть извѣстно частнымъ путемъ Бэкону, который умеръ только въ 1626 году. Между тѣмъ, поэтъ въ семидесяти восьми мѣстахъ своихъ пьесъ говорить объ обращен³и крови, какъ о фактѣ самомъ обычномъ. Это то же самое, какъ еслибы мы предположили, что Пушкинъ неоднократно упоминаетъ въ своихъ поэмахъ о механической теор³и теплоты, сдѣлавшейся достоян³емъ науки въ шестидесятыхъ годахъ. Фактъ совершенно невѣроятный, невозможный, нелѣпый, а между тѣмъ по отношен³ю къ Шекспиру онъ буквально вѣренъ. Въ "Кор³оланѣ" (I, 1): )Я разсылаю ее (пищу) по рѣкамъ вашей крови ко дворцу - сердцу, къ сенату - мозгу и во всѣ члены и органы человѣка; такимъ образокъ, и величайш³й нервъ, и малѣйшая жилка получаютъ отъ меня все, требуемое природой для ихъ жизни". Въ "Юл³ѣ Цезарѣ" (II, 1): "Красныя капли, движущ³яся въ моемъ грустномъ сердцѣ". Въ "Королѣ Джонѣ" (II, 5): "...Лишивъ движен³я твою кровь, которая безъ того пробѣгаетъ по жиламъ", и т. д. Говорятъ, впрочемъ, что обращен³е крови въ своихъ существенныхъ чертахъ было извѣстно Галену, Парацельсу, Гиппократу; объ немъ упоминаетъ Раблэ, и къ тому же оно было довольно ясно формулировано Серветомъ въ 1563 году. Возможно ли предполагать,- спрашиваютъ бэконьянцы:- чтобы простой актеръ, съ утра до ночи занятый своимъ лицедѣйствомъ, былъ такъ хорошо знакомъ съ сочинен³ями Галена, Парацельса, Гиппократа, Раблэ, чтобы онъ слыхалъ о Серветѣ? А что авторъ шекспировскихъ пьесъ былъ знакомъ съ ихъ сочинен³ями - опять явствуетъ изъ пьесъ. Въ пьесѣ "Все хорошо, что хорошо кончается" (II, 4): "Пароль: Тоже и я говорю: и Галеномъ, и Парацельсомъ...- Лафе: Всѣми учеными и опытными врачами". Въ "Виндзорскихъ Кумушкахъ" (II, 3): "Что скажешь, мой Эскулап³усъ, мой Галенъ?"^. Думаю, однако, что не нужно прибѣгать къ бэконовской теор³и, чтобы удовлетворительно объяснить этотъ фактъ, дѣйствительно кажущ³йся чѣмъ-то непонятнымъ на первый взглядъ. Время Шекспира есть время англ³йскаго возрожден³я,- возрожден³я античной цивилизац³и на сѣверной европейской почвѣ; античный м³ръ предсталъ, послѣ продолжительнаго мрака среднихъ вѣковъ, въ такихъ обаятельныхъ формахъ, что на него набросились, имъ жили, изучали его; классическая литература вошла въ моду, въ разговорѣ то и дѣло ссылались на Платона, Аристотеля, Софокла, Сенеку. Стоитъ открыть модный тогда романъ Лилли, "Euphues", чтобы увидѣть, до какой степени были обычными формы мысли и факты греческой и римской цивилизац³и. Латинск³й языкъ былъ въ Англ³и также распространенъ, какъ теперь французск³й, можетъ быть даже больше: греческ³й языкъ входилъ въ преподаван³е, какъ обязательный предметъ; мног³е на немъ говорили и писали. Елизавета, Мар³я Стюартъ свободно говорили на этихъ двухъ языкахъ. Они преподавались даже въ сельскихъ школахъ, и мы знаемъ, что Шекспиръ мальчикомъ учился этимъ языкамъ въ стратфордской свободной грамматической школѣ. Мудрено ли послѣ этого, что онъ зналъ кое-что о Галенѣ, Парацельсѣ, Эскулапѣ? въ особенности если мы вспомнимъ, что, поселившись въ Лондонѣ, сдѣлавшись драматическимъ писателемъ, онъ попалъ въ общество свѣтскихъ, дѣйствительно образованныхъ людей, какъ Эссексъ, Соутгэмптонъ, или такихъ солидныхъ ученыхъ, какъ Ралей, Бенъ Джонсонъ, Бэконъ.

   Извѣстенъ разсказъ о томъ, какъ Ньютонъ, родивш³йся въ 1642 г., т. е. черезъ двадцать восемь лѣтъ послѣ смерти Шекспира, открылъ законъ тяготѣн³я; но ему не нужно было прибѣгать къ наблюден³ю надъ падающимъ съ дерева яблокомъ, чтобы открыть этотъ законъ: онъ вполнѣ ясно формулированъ Шекспиромъ въ пьесѣ "Троилъ и Крессида" (IV, 2): "Основа здан³я моей любви,- говоритъ Крессида,- прочна, какъ самый центръ земли, все къ себѣ притягивающ³й". Дѣйствительно, фактъ невѣроятный: представьте себѣ, что Лермонтовъ въ "Демонѣ", говоря о неотразимомъ вл³ян³и, которое производитъ демонъ на Тамару, упомянулъ бы о гипнозѣ и гипнотическомъ внушен³и! Подобный фактъ, встрѣчаемый нами у Шекспира, невозможно объяснить ссылкой на то, что законъ тяготѣн³я могъ быть извѣстенъ, хотя бы въ общихъ чертахъ, при жизни Шекспира. Но слѣдуетъ прибавить, что онъ остается столь же непонятнымъ и при бэконовской теор³и, даже болѣе непонятнымъ. У Шекспира, какъ у поэта, эта мысль могла возникнуть просто какъ образъ, случайно совпавш³й съ закономъ тяготѣн³я, лишь впослѣдств³и открытымъ; но Бэконъ, умъ положительный, методичный, чрезвычайно сознательный и осторожный, не могъ, по свойству своего ума, даже въ сравнен³и, высказать предположен³е столь большой научной важности, не имѣя на то солидныхъ резоновъ.

   Тѣ же поразительные факты встрѣчаемъ мы и въ области медицинскихъ наукъ. Докторъ Бекнилъ ("Medical Knowlegde of Shakespeare", 1860) утверждаетъ въ своей любопытной книгѣ, что знан³я Шекспира въ медицинѣ можно сравнить только съ современнымъ состоян³емъ этой науки. Не будучи докторомъ, я не имѣю возможности судить объ этомъ предметѣ, но такое мнѣн³е кажется мнѣ весьма преувеличеннымъ; во всякомъ случаѣ несомнѣнно, что въ судебной медицинѣ Шекспиръ можетъ считаться экспертомъ. Броунъ ("The Forum", 1856), разсказываетъ, что въ процессѣ Фроста (уб³йство) защита пыталась доказать, что жертва покончила жизнь самоуб³йствомъ. Когда предсѣдатель суда спросилъ извѣстнѣйшаго въ Америкѣ доктора-эксперта, въ чемъ заключаются признаки насильственной смерти? Онъ отвѣчалъ, что современное состоян³е знан³я не позволяетъ ему отвѣчать на этотъ предметъ категорически, но прибавилъ, что лучшее перечислен³е признаковъ смерти отъ задушен³я находится у Шекспира, и привелъ слѣдующее мѣсто изъ второй части "Генриха VI" (III, 2): "Посмотрите, какъ остановилась кровь на лицѣ его; часто видалъ я умершихъ естественной смертью; ихъ лица - цвѣта пепельнаго, блѣдны, впалы, безкровны, потому что въ борьбѣ со смертью сердце привлекаетъ всю кровь къ себѣ на помощь, и она застываетъ вмѣстѣ съ нимъ, и не возвращается уже румянить и украшать щеки. Но тутъ, посмотрите,- лицо его черно, налито кровью, глаза раскрыты болѣе обыкновеннаго, какъ у человѣка, который въ борьбѣ за жизнь боролся сильно и умерщвленъ насильственно. Взгляните на простыню: къ ней пристали клочки волосъ его, всегда расчесанная борода его всклокочена въ безпорядкѣ, какъ жатва, прибитая бурей. Онъ умерщвленъ; въ доказательство - достаточно и малѣйшаго изъ этихъ признаковъ". Не напоминаетъ ли это судебно-медицинскаго протокола даже по формѣ изложен³я?

   Всякое дѣйствующее лицо Шекспира имѣетъ свой опредѣленный, точно обозначенный темпераментъ, въ зависимости отъ котораго находятся всѣ душевные процессы; герой у Шекспира не только живетъ и дѣйствуетъ согласно своему темпераменту, но сохраняетъ его даже въ болѣзни и въ самомъ актѣ смерти; въ этомъ отношен³и, какъ и во всѣхъ другихъ, велик³й поэтъ никогда не жертвуетъ правдой ради сценическаго эффекта, какъ это дѣлаютъ Шиллеръ и Викторъ Гюго. Возьмемъ одинъ лишь примѣръ. Толстый и жирный Фальстафъ, развратникъ и пьяница, страдаетъ подагрой и во время припадковъ болѣзни впадаетъ въ меланхолическ³й тонъ, мизантропничаетъ; извѣстно, какую слабость онъ имѣлъ къ женщинамъ, а между тѣмъ, по словамъ Куикли, "онъ иногда дѣйствительно нападалъ на женщинъ, но тогда онъ былъ въ хандрѣ и говорилъ о вавилонской блудницѣ". Подобно большинству пьяницъ, онъ умираетъ отъ прилива крови къ мозгу и отъ воспален³я мозговыхъ оболочекъ (менингитисъ), "Когда я увидала,- разсказываетъ Куикли,- что онъ началъ ощупывать и дергать одѣяло, играть цвѣтами и улыбаться, глядя на кончики пальцевъ,- я тотчасъ догадалась, что ему одна уже дорога". Эти автоматическ³я, безсознательныя движен³и рукъ и пальцевъ, называемыя въ медицинѣ карфолоней, являются вѣрнымъ признакомъ приближающейся смерти и чаще всего встрѣчаются при воспален³и мозговыхъ оболочекъ. Въ то же время, по описан³ю Шекспира, у Фальстафа "носъ заострился", кровь отлила отъ оконечностей, температура понижается отъ оконечностей къ центру. "Тогда, - разсказываетъ Куикли, присутствовавшая при агон³и Фальстафа,- онъ попросилъ меня положить побольше одѣялъ на ноги; я подсунула руку водъ одѣяло и пощупала его ноги,- холодненько, какъ камень, пощупала потомъ колѣни, и такъ все выше и выше,- и все холодно какъ камень".- Здѣсь въ каждомъ словѣ - живое, непосредственное наблюден³е, но наблюден³е чрезвычайно сознательное,- научное, если можно такъ выразиться,- удерживающее въ памяти только тѣ черты, которыя наиболѣе важны, наиболѣе существенны для характеристики явлен³я. И такихъ наблюден³й въ шекспировскихъ пьесахъ встрѣчаются тысячи, такъ что не знаешь, чему больше удивляться,- великому ли творчеству поэта, создающему самый роскошный м³ръ фантаз³и, или велич³ю его ума?

   И, однако, не всегда Шекспиръ былъ такъ точенъ; ему приходилось дѣлать довольно крупныя ошибки. Одну изъ такихъ ошибокъ мы встрѣчаемъ, между прочимъ, въ катастрофѣ смерти Дездемоны. Отелло не убиваетъ ее какимъ нибудь острымъ оруж³емъ, онъ только сдавливаетъ ей горло и душитъ, такъ что смерть является исключительно вслѣдств³е асфикц³и. Еслибы эта механическая причина сдавливан³я горла и недостатка въ воздухѣ была удалена вовремя, то жизнь, конечно, возвратилась бы къ ней,- другими словами, Дездемона не умерла бы, еслибы послѣ задушен³я она могла дышать. Но Дездемона, уже послѣ насилья, произноситъ нѣсколько словъ и умираетъ. Слѣдовательно, если она говорила, то дышала, а если дышала, то невозможно, чтобы она умерла отъ асфикц³и. Если уже необходимо было, чтобы Дездемона умерла отъ асфикц³и,- то прощальныя слова ея должны быть вычеркнуты. Другую ошибку мы находимъ въ "Гамлетѣ". Токсическое дѣйств³е бѣлены далеко не таково, какимъ его описываетъ тѣнь отца Гамлета. Онимюсъ утверждаетъ, что бѣлена, влитая въ ухо спящаго человѣка, не можетъ причинить смерти.

   Эти двѣ ошибки (насколько мнѣ извѣстно, другихъ медицинскихъ ошибокъ у Шекспира не было замѣчено) съ лихвой выкупаются поразительнымъ знан³емъ характера, темперамента, механизма воли, эмоц³й, всѣхъ самыхъ сложныхъ умственныхъ и эмоц³ональныхъ процессовъ,- словомъ - психолог³ей, составляющей неизбѣжный матер³алъ для всякаго драматурга. Но Шекспиръ, вопреки всѣмъ другимъ драматургамъ, почти всегда выходитъ за предѣлы психолог³и и вторгается въ область псих³атр³и. Теор³я галлюцинац³й разработана у него чрезвычайно обстоятельно, со всевозможной полнотой, во всѣхъ своихъ формахъ, у Гамлета, Макбета, Ричарда III, Брута; меланхолическ³й темпераментъ въ чистомъ видѣ онъ изучалъ на Жакѣ ("Какъ вамъ угодно") и въ припадкахъ первичныхъ формъ умопомѣшательства у Гамлета и Тимона Аѳинскаго, наконецъ, полное умопомѣшательство - у короля Лира и Офел³и. Мнѣ бы пришлось написать цѣлую книгу, еслибы я вздумалъ резюмировать заключен³е медицинскихъ авторитетовъ объ этихъ сторонахъ творчества Шекспира {Болѣе подробно я объ этомъ, впрочемъ, говорилъ въ главѣ двѣнадцатой, стр. 460-468.}. Эту экскурс³ю въ область науки я окончу однимъ только замѣчан³емъ. Шекспиру не нужно было быть ученымъ энциклопедистомъ, подобно Бэкону, даже напротивъ, ученость повредила бы его творчеству, ослабила бы его, развивая въ умѣ рефлекс³ю и привычку къ отвлеченному мышлен³ю. Изъ того, что мы несомнѣнно знаемъ,- Бэконъ былъ велик³й ученый, но самый посредственный поэтъ. Творческ³й умъ не нуждается въ знан³и, чтобы угадывать мѣру. Гомеръ, можетъ быть, не умѣлъ читать и писать, а его "Ил³ада" и "Одиссея" поражаютъ глубиной наблюдательности; то же самое можно сказать о "Нибелунгахъ", о "Беовульфѣ", о нашихъ народныхъ былинахъ. Какимъ образомъ, эти первобытные люди - творцы этихъ великихъ произведен³й - такъ глубоко проникли въ тайники человѣческой натуры? Это - тайна творческаго ген³я, которая, вѣроятно, никогда не будетъ раскрыта наукой.

   Но возвратимся, собственно, къ бэконьянцамъ и къ ихъ пресловутой теор³и.

   Главнѣйш³й аргументъ бэконьянцевъ заключается въ сличен³яхъ сочинен³й Бэкона съ сочинен³ями Шекспира; множество мѣстъ, совершенно тожественныхъ, какъ у того, такъ и у другого, доказываютъ, по ихъ мнѣн³ю, что бэконовск³я сочинен³я и Шекспировск³я могли быть писаны однимъ человѣкомъ. Такъ какъ было бы нелѣпостью предположить, что Шекспиръ могъ написать "Novum organum", то приходится по необходимости заключить, что авторъ Шекспировскихъ произведен³й - Бэконъ.

   Напримѣръ, они берутъ "Essay on Gardens" Бекона и такъ называемую "cottage scene" въ "Зимней сказкѣ" (IV, 3) и находятъ удивительныя совпаден³я. У Бэкона, напримѣръ, встрѣчается мысль: "Въ декабрѣ, январѣ и послѣдней части ноября, вы должны брать так³я растен³я, которыя бываютъ зелены зимой... размаринъ... лаванда... душица". Въ "Зимней Сказкѣ": "Позвольте предложить вамъ, почтенные господа, размаринъ и руту,- они и зимой не утрачиваютъ ни зелени, ни благоухан³я". У Бэкона: "Первинками въ мартѣ являются ф³алки, въ особенности голубыя, желтый нарцисъ; въ апрѣлѣ слѣдуютъ бѣлая двойная ф³алка, бѣлая буквица, касатникъ и лил³и всѣхъ сортовъ, блѣдный нарцисъ". Въ "Зимней Сказкѣ": "Нарцисы, являющ³еся еще до прилета жаворонковъ, и очаровывающ³е красой своей даже и непостоянные вѣтры марта... ф³алки темныя... блѣдныя первинки... гордыя буквицы и царск³е вѣнцы, и лил³и всѣхъ возможныхъ родовъ"... У Бэкона: "Въ маѣ и ³юнѣ являются: гвоздика всѣхъ сортовъ, французск³е ноготки, цвѣтущая лаванда; въ ³юлѣ - гвоздика всѣхъ сортовъ". Въ "Зимней Сказкѣ": "Годъ, почтенный господинъ, близится уже къ старости; въ это время, когда лѣто не умерло, а дрожащая зима не родилась еще, лучш³е цвѣты, конечно, гвоздика и махровые левкои... вотъ благоухающая лаванда, мята, чебёръ, майоранъ, ноготки засыпающ³е и, слезясь, пробуждающ³еся вмѣстѣ съ солнцемъ; все это цвѣты середины лѣта"... Дѣлая эти и подобныя сличен³я, бэконьянцы спрашиваютъ: не являются ли выражен³я, приводимыя у Бэкона, какъ бы первымъ, черновымъ наброскомъ того, что разцвѣтаетъ въ такую роскошную поэз³ю въ "Зимней Сказвѣ"? И когда мы узнаемъ, прибавляютъ они, что "Essay on Gardens" Бэкона было напечатано не раньше 1625 года, спустя девять лѣтъ послѣ смерти Вильяма Шекспира, то является почти очевиднымъ, что авторы "Essay on Gardens", и "Зимней Сказки" - одно и то же лицо, а именно Бэконъ. Такую очевидность могутъ усматривать одни только бэконьянцы. Въ мѣстахъ, приведенныхъ нами, нѣтъ ничего своеобразнаго, исключительнаго: это не болѣе какъ сообщен³е самыхъ обыденныхъ свѣдѣн³й, извѣстныхъ всякому англ³йскому крестьянину, имѣющему дѣло съ садоводствомъ. Шекспиръ, воспитанный въ деревнѣ, въ зажиточной семьѣ крестьянъ, конечно, до мелочей зналъ все это, точно такъ же, какъ и Бэконъ, который любилъ цвѣты и занимался ими. Что удивительнаго, что говоря объ однихъ и тѣхъ же явлен³яхъ, они указываютъ на одни и тѣ же растен³я? Наконецъ, развѣ не могло существовать въ то время какого нибудь популярнаго руководства къ садоводству, которымъ пользовались какъ Шекспиръ, такъ и Бэконъ? Очевидно, что такими сличен³ями невозможно что-либо доказать. Г-жа Поттъ это почувствовала и принялась, какъ мы уже знаемъ, за "Промусъ" Бэкона. Была ли она счастливѣе?

   Мы даже приблизительно не можемъ прослѣдить всей аргументац³и г-жи Поттъ: на это потребовалось бы слишкомъ много мѣста. Поэтому намъ приходится ограничиться нѣсколькими примѣрами. Эти примѣры мы беремъ наудачу, безъ всякаго желан³я выбирать лишь самые слабые. Подъ нумеромъ 653 мы встрѣчаемъ въ "Промусѣ" выражен³е: "Thought is free". (Мысль свободна). Вѣроятно, выражен³е это, не имѣющее впрочемъ, ничего особеннаго, было встрѣчено Бэкономъ въ какой нибудь книгѣ и отмѣчено имъ для какой либо цѣли, которая теперь ускользаетъ отъ насъ. Г-жа Поттъ находитъ подходящ³я выражен³я въ нѣсколькихъ мѣстахъ шекспировскихъ пьесъ: въ "Бурѣ" (III, 2) - "Мысль свободна*; въ Двѣнадцатой ночи" (I, 3) - то же самое, въ "Мѣрѣ за мѣру" (V, 1) - точно такъ же.- Подъ No 751 находимъ переводъ изъ Эразма. "To stumble at the threshold. (In limine offendere, т. е. споткнуться на порогѣ). Въ параллель къ этому выражен³ю, мы видимъ въ третьей части Генриха VI (IV, 7): "кто споткнулся, вступая въ дверь,- не жди добра по входѣ". Подъ No 639 Бэконъ отмѣчаетъ поговорку: "ТЬе cat would eat fish bat she will not wett her foote"; т. е. кошка желала бы съѣсть рыбу, но не хочетъ замочить своихъ лапокъ. Въ "Макбетѣ" (I, 7): "Подчиняя "хочу" слабодушному "не смѣю", какъ жалкая кошка пословицы". Указывая на это мѣсто, г-жа Поттъ забываетъ, однако, прибавить, что эта поговорка взята Бэкономъ изъ сборника пословицъ Гейвуда, очень распространеннаго въ Англ³и во времена Шекспира. Впрочемъ, англ³йская пословица есть, вѣроятно, не болѣе, какъ переводъ слѣдующей латинской поговорки: "Catus amat pisces, sed non vult tingere plantas". Вообще слѣдуетъ замѣтить, что самыя любопытныя сближен³я можно найти въ отдѣлѣ англ³йскихъ пословицъ "Промуса", а англ³йск³я пословицы, конечно, должны были быть гораздо лучше извѣстны Шекспиру, чѣмъ Бэкону. Въ "Промусѣ" встрѣчается выражен³е, изъ котораго можно заключить, что сборникъ Гейвуда ходилъ въ шекспировское время изъ рукъ въ руки и служилъ какъ бы общей добычей всѣхъ писателей, прославившихъ вѣкъ Елизаветы. Нѣтъ, поэтому, ничего удивительнаго, что и Шекспиръ почерпалъ изъ него сырой матер³алъ, какъ почерпалъ его и изъ другихъ книгъ, попадавшихся ему. Тѣмъ не менѣе противорѣча себѣ, г-жа Поттъ въ предислов³и старается убѣдить читателя, что пословицы, выражен³я, фразы, вошедш³я въ "Промусъ" и въ шекспировск³я пьесы, почти совершенно не употреблялись въ тогдашней (и прежней) литературѣ и, слѣдовательно, были какъ бы личнымъ достоян³емъ Бэкона. Такое утвержден³е вполнѣ несостоятельно и совершенно теряетъ всякое значен³е, когда мы внимательно станемъ читать Лилли, Марло, Пиля, Кида, Бенъ Джонсона.

   Воспользуемся еще однимъ сличен³емъ, которое представляется болѣе интереснымъ. Подъ No 1496 "Промуса" стоитъ слѣдующая старо-французская пословица: "Homme rouge et femme barbue de cinquante ans pas de salue". Въ переводѣ г-жи Поттъ эта пословица звучитъ такъ: "Красный мужчина и бородатая женщина пятидесяти лѣтъ,- ничего хорошаго не жди отъ нихъ". На какихъ соображен³яхъ основываетъ г-жа Поттъ свой переводъ - неизвѣстно; во всякомъ случаѣ, въ той редакц³и, въ которой пословица является у Бэкона,- до смысла пословицы трудно добраться. Очевидно, текстъ перевранъ или испорченъ; такъ, напримѣръ, слово "salue" поставлено въ глагольной формѣ, хотя по смыслу оно должно бы имѣть форму существительнаго. Самая фраза до такой степени отличается отъ смысла общеизвѣстной пословицы того времени, что никакая поправка не можетъ быть сдѣлана безъ изслѣдован³я рукописи "Промуса". Необходимо также прибавить, что форма пословицы - эллиптическая и этимъ обстоятельствомъ, вѣроятно, объясняется промахъ въ переводѣ. Вѣроятно, своей загадочностью пословица обязана тому, что попала въ "Промусъ" Бэкона. А между тѣмъ, пословица эта - одна изъ самыхъ любопытныхъ пословицъ въ литературномъ отношен³и. Во Франц³и, Итал³и и Испан³и очень распространено повѣрье, что "красный человѣкъ" и бородатая женщина - колдуны. Ассоц³ац³я краснаго цвѣта и чертовщины - весьма древняго происхожден³я. Въ словарѣ французской академ³и, подъ выражен³емъ: "homme rouge" описано сверхъестественное существо, которое, по повѣрьямъ нижней Бретани, посѣщаетъ берега этой мѣстности и таскаетъ въ море одинокихъ путешественниковъ. Но очевидно, что здѣсь слово rouge скорѣе относится въ цвѣту платья, чѣмъ къ цвѣту лица или волосъ (рыжихъ). Такъ, королевскихъ мушкетеровъ называли "enfants rouges"; во Франц³и и теперь еще англ³йскихъ солдатъ въ красныхъ панталонахъ называютъ "красными дьяволами". Касательно волосъ или лица эпитетъ скорѣе будетъ "roux" (рыж³й), что ведетъ за собой обнаружен³е другой ошибки въ текстѣ Бэкона. Въ Итал³и и въ Испан³и, точно такъ же, какъ и во Франц³и, встрѣчаются различные вар³янты этой пословицы, изъ сопоставлен³я которыхъ можно добраться до истиннаго ея смысла. Ясно, что замѣтка въ "Промусѣ" указываетъ на кристаллизац³ю суевѣр³я. Суевѣр³е это утверждаетъ, что опасно встрѣчаться съ краснымъ колдуномъ и бородатой женщиной (колдувьей) въ закрытомъ мѣстѣ, на разстоян³и меньшемъ, чѣмъ пятьдесятъ шаговъ, изъ чего можно заключить, что въ замѣткѣ Бэкона стоитъ: "de cinquante pas on ne les salue". Между тѣмъ, г-жа Поттъ въ своеѵъ переводѣ превращаетъ мужчину въ краснолицаго, а женщину въ пятидесятилѣтнюю, и затѣмъ, безъ всякихъ сомнѣн³й, приступаетъ въ отъискан³ю параллельныхъ мѣстъ у Шекспира.

   Какъ и всегда, она ихъ находитъ, и на этотъ разъ даже въ довольно большомъ количествѣ. Четыре цитаты изъ "Генриха IV" доказываютъ, что у хвастуна, архи-безбожника Бардольфа, отъ котораго ничего добраго, очевидно, ждать нельзя,- красное лицо, а носъ похожъ на "адское пламя". Затѣмъ, собственно ради пятидесятилѣтней женщины, приводится выдержка изъ "Короля Лира" (III, 7): "Регана: Это что такое, собака? - Служитель: Будь у васъ борода на подбородкѣ, вытеребилъ бы я ее теперь!" И затѣмъ, въ томъ же "Королѣ Лирѣ" (IV, 6): "А! Гонерилья! съ сѣдой бородой!" Такимъ образомъ, если вѣрить г-жѣ Поттъ, у Гонерильи была борода и поэтому отъ нея нельзя было ожидать ничего хорошаго,- недаромъ же она изображена такой вѣдьмой! Къ несчастью для г-жи Поттъ, текстъ указываетъ только на бредъ безумнаго старика и къ тому же "сѣдая борода" принадлежитъ Глостеру, котораго безумный король принимаетъ за Гонерилью. Итакъ, оба примѣра ничего не доказываютъ, такъ какъ ни одинъ не относится къ бородатой женщинѣ.- Изъ семи цитатъ, приведенныхъ г-жею Поттъ, только двѣ болѣе или менѣе подходятъ къ пословицѣ. Въ "Виндзорскихъ кумушкахъ" (IV, 2) Эвансъ говоритъ: "По моему соображен³ю, эта женщина (т. е. переодѣтый въ женщину Фальстафъ) дѣйствительно - колдунья. Я не люблю, когда у женщины большая борода, а у этой изъ подъ головнаго платка я усмотрѣлъ большую бороду". Затѣмъ, въ "Макбетѣ" (I, 3) вѣдьмы также бородаты. "Вы, должно быть, женщины, хотя ваши бороды и заставляютъ меня сомнѣваться въ этомъ". Но приводя эти цитаты, г-жа Поттъ забываетъ, что Шекспиръ чувствовалъ какую-то слабость къ средневѣковымъ суевѣр³ямъ, которыя были извѣстны ему, можетъ быть, лучше, чѣмъ кому либо въ его время; она забываетъ также и театральныя традиц³я его времени. Въ послѣдней цитатѣ, напримѣръ, очень можетъ быть,- скрытъ намекъ на актера, игравшаго вѣдьму. Извѣстно, что тогда женск³я роли исполнялись молодыми мужчинами; правда, имъ вмѣнялось въ обязанность брить бороды, но это не всегда могло быть выполняемо, въ особенности, когда приходилось спѣшить съ выходомъ на сцену. Еслибъ г-жа Поттъ помнила все это, то ей бы не было ни малѣйшей нужды для объяснен³я этихъ мѣстъ прибѣгать къ "Промусу" Бэкона.

   Этихъ примѣровъ, я думаю, будетъ совершенно достаточно, чтобы пр³йти къ заключен³ю, что ссылкамъ и выводамъ г-жи Поттъ, ни въ какомъ случаѣ не приходится довѣрять. Ея трудъ, безъ сомнѣн³я, почтененъ, но выводы совершенно легкомысленны, не только по недостатку настоящаго критическаго ума и метода, но и благодаря печальной цѣли, къ которой она стремится. Непр³ятно пр³йти къ заключен³ю, что это громадное "Усил³е любви" ("Love's labour") совершенно "безплодно" ("Lost";- извѣстно, что одна изъ комед³й Шекспира называется Love's Labour's lost). Безъ конца можно было бы указывать на ошибки г-жи Поттъ, на ея непониман³е смысла и текста, на ея неумѣнье приняться за критическ³й разборъ. И тотъ, кто предпринялъ бы неблагодарный трудъ провѣрить ея книгу, въ сущности послѣдовалъ бы старинной французской пословицѣ, которая также вошла въ "Промусъ", но аналогическаго мѣста у Шекспира не указано г-жею Поттъ: "А laver la teste d'un asne on ne perd que le temps et la lexive".

  

   Остается ли еще что нибудь въ бэконовской теор³и, на что слѣдовало бы указать? Едва ли. Я указалъ, если не ошибаюсь, на все, что имѣетъ какой либо интересъ,- историческ³й или критическ³й. Въ общемъ, аргументац³я бэконьянцевъ сводится къ слѣдующему: Бэконъ, а не Шекспиръ долженъ быть авторомъ Шекспировскихъ произведен³й; всѣ свѣдѣн³я о томъ, что Шекспиръ былъ драматическимъ писателемъ, сбивчивы, темны, или не заслуживаютъ вѣры (я уже указалъ, что это положен³е совершенно несостоятельно и противорѣчитъ историческимъ фактамъ). По мнѣн³ю бэконьянцевъ, Шекспиръ былъ только актеръ и антрепренеръ театра. Нѣкоторые изъ бэконьянцевъ, между прочимъ и Смитъ, думаютъ, что этотъ актеръ не умѣлъ даже писать; но друг³е бэконьянцы (Морганъ) возстаютъ противъ такого утвержден³я, ссылаясь на завѣщан³е. Предполагается, что Шекспиръ въ качествѣ антрепренера или Iohannes factotum (слѣдуя выражен³ю Грина) переписывалъ только пьесы для актеровъ и, вслѣдств³е этого, рукописи назывались шекспировскими. Отъ такого смѣшен³я пьесъ, сочиняемыхъ Шекспиромъ или только переписываемыхъ имъ, и произошелъ весь сумбуръ "правовѣрной" шекспировской критики. Въ подтвержден³е этого, указывается на одно обстоятельство, дѣйствительно довольно любопытное: въ издан³и 1623 года, предпринятомъ актерами Геминджемъ и Конделемъ, товарищами Шекспира,- встрѣчается очень много ошибокъ, несообразностей, небрежностей; между прочимъ, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ этого издан³я имена дѣйствующихъ лицъ, напр., "Balthazar", "Dogberry", "Verges" замѣнены другими: "Jacques Wilson", "Andrew", "Cowley", "Kempe",- дѣйствительными фамил³ями актеровъ, игравшихъ въ театрѣ "Глобусъ" въ шекспировскихъ пьесахъ. Замѣчан³е это, однако, нисколько не говоритъ въ пользу бэконьянцевъ: Геминджъ и Кондель, несомнѣнно имѣли сценическ³я рукописи самого Шекспира,- это они и сами утверждаютъ въ своемъ предислов³и,- но изъ того, что въ этихъ рукописяхъ нѣкоторыя имена дѣйствующихъ лицъ замѣнялись фамил³ями актеровъ, игравшихъ эти роли,- еще ровно ничего не слѣдуетъ; Шекспиръ не только могъ, но и во всякомъ случаѣ самъ исполнялъ работу переписчика и для удобства сценической постановки иногда, а можетъ бытъ и всегда, писалъ фамил³и актеровъ, вмѣсто именъ дѣйствующихъ лицъ, но это онъ могъ продѣлывать надъ своими собственными пьесами, какъ и надъ пьесами другихъ лицъ. главный аргументъ бэконьянцевъ, разумѣется, находится не тутъ, а въ сличен³яхъ и сопоставлен³яхъ бэконовскихъ сочинен³й съ шекспировскими произведен³ями. Этотъ аргументъ, если слѣ