Чуйко Владимир Викторович - Шекспир, его жизнь и произведения

вѣдьмы, а лишь персонификац³и, воплощен³я злыхъ побужден³й сердца. Конечно, въ такомъ объяснен³и есть доля правды; но, кромѣ того, эти вѣдьмы - также и сестры рока; судьба (fatum) вѣщаетъ ихъ устами. Драма представляетъ намъ не только честолюбца, идущаго по пути преступлен³я, избранному имъ свободно; въ ней, кромѣ того, мы видимъ,- по крайней мѣрѣ въ извѣстной степени,- несчастную жертву злыхъ боговъ и этимъ обстоятельствомъ "Макбетъ" родствененъ античной драмѣ, драмѣ Эсхила и Софокла. Философская глубина "Макбета" заключается именно въ этой встрѣчѣ преступныхъ желан³й съ внѣшними искушен³ями. Чортъ (съ какой бы точки зрѣн³я мы ни смотрѣли на это представлен³е) живетъ не только въ нашихъ сердцахъ; онъ существуетъ еще, если можно такъ выразиться, въ окружающемъ насъ воздухѣ, онъ прогуливается по улицамъ, онъ застрялъ въ какомъ нибудь углу нашей рабочей комнаты, подобно Мефистофелю Гёте, онъ скрывается во вл³ян³и, которое имѣютъ на насъ грѣхи нашихъ предковъ и современниковъ, въ дурныхъ совѣтахъ или примѣрахъ; онъ,- какъ сказано въ писан³и,- ходитъ вокругъ насъ, подобно льву рыкающему, посматривая, кого бы можно было проглотить. Если,- говоритъ по этому поводу Доуденъ,- мы будемъ смотрѣть на весь м³ръ, какъ на проявлен³е чего-то извѣстнаго, существующаго за предѣлами м³ра, то мы должны будемъ допустить, что существуетъ апокалипсическая сила, способствующая пороку столь же реально, какъ существуетъ обнаружен³е силы добра. Всѣ миѳолог³и, заслуживающ³я вниман³я, признаютъ этотъ фактъ. Мефистофель Гёте составляетъ свидѣтельство нашего научнаго девятнадцатаго столѣт³я по этому предмету. Истор³я человѣчества и та соц³альная среда, въ которой мы живемъ и дышемъ, создали силы добра и зла, независимыя отъ воли каждой личности, будь то мужчина или женщина. Грѣхи прошлыхъ вѣковъ заражаютъ атмосферу настоящаго. Мы движемся въ м³рѣ, подчиненномъ накоплен³ю добра и зла, существующихъ внѣ насъ. Иногда насъ подхватываетъ потокъ силы добра, благодѣтельное стремлен³е, выносящее насъ къ пристанищу, гдѣ мы находимъ радость, чистоту и самопожертвован³е; или противоположное стремлен³е уноситъ насъ къ мраку, холоду и смерти. Поэтому, ни одинъ изъ извѣстныхъ реалистовъ въ искусствѣ не поколебался допустить существован³е того, что богословы называютъ божественной благодатью, что они называютъ сатанинскимъ искушен³емъ. Въ дѣйствительности не существуетъ того, что называютъ "чистой человѣчност³ю". Лишь идеалисты могутъ грезить о попыткѣ оторваться отъ широкой, безличной жизни. Между зломъ внѣ насъ и зломъ внутри насъ существуетъ грозная симпат³я и взаимность. Мы окружены атмосферою, въ которой присутствуютъ зародыши, готовые вызвать брожен³е грѣха; и существо, ослабленное нравственно, доставляетъ необходимую пищу для развит³я зародышей недуга, тогда какъ крѣпкая, нравственная натура подавляетъ эти зародыши. Макбетъ подпадаетъ заражен³ю, Банко остается нетронутымъ. Впрочемъ, не трудно повѣрить также, что въ области чистаго суевѣр³я, во всемъ томъ, что касается предчувств³й, сновъ, предзнаменован³й, вѣры въ привидѣн³я и тому подобное, Шекспиръ не могъ бы удовлетворить требован³ямъ "просвѣщенныхъ" людей нашего времени, получающихъ свѣдѣн³я о вселенной изъ научныхъ статей послѣдней книжки журнала. "Есть многое на небѣ и на землѣ, что и во снѣ, Горац³о, не снилось твоей учености". "Говорятъ, что чудесъ больше нѣтъ на свѣтѣ,- говоритъ Лафе въ комед³и "Все хорошо, что хорошо кончается",- у насъ даже завелись философы, которые превращаютъ явлен³я сверхъестественныя и не имѣющ³я видимой причины въ явлен³я простыя и легко объясняемыя. Вслѣдств³е этого мы издѣваемся надъ ужасами и загораживаемся мнимымъ знан³емъ въ тѣхъ случаяхъ, когда намъ слѣдуетъ подчиниться неисповѣдимому страху". Какъ бы мы ни объясняли это, но существуетъ несомнѣнный фактъ, что нѣкоторыя изъ самыхъ могучихъ творческихъ натуръ этого м³ра вѣровали, въ продолжен³е всей своей жизни, если не умомъ, то по крайней мѣрѣ инстинктомъ и воображен³емъ, но мног³е элементы сказочнаго м³ра нянекъ-сказочницъ. Вальтеръ-Скоттъ выставляетъ въ своихъ романахъ элементъ привидѣн³й и сверхъестественнаго не только какъ скептикъ, для того, чтобъ произвесть извѣстный художественный эффектъ. Онъ по крайней мѣрѣ на половину вѣритъ въ сѣверную готическую миѳолог³ю. Гёте одно время увлекался алхим³ей. Въ "The Spanish Gipsy" Джорджа Эл³ота, отъ Зорки вмѣстѣ съ его ожерельемъ переходятъ къ его дочери темныя силы, слѣпыя, но могуч³я; и въ этой поэмѣ новѣйшая психолог³я принимаетъ нѣкоторые факты стариннаго суевѣр³я и объясняетъ ихъ. Мы, натуры болѣе мелк³я и обыденныя, можемъ вполнѣ отстранить отъ себя способность воспринимать подобныя явлен³я; мы можемъ подняться до разрѣженной атмосферы разсудочности и скептицизма. Но болѣе широк³я и богатыя натуры творческихъ художниковъ получили слишкомъ большое наслѣд³е отъ предковъ, слишкомъ усвоили себѣ вл³ян³е среды, ихъ окружающей, чтобъ это было возможно для нихъ. Когда темныя воспоминан³я и предчувств³я волнуютъ ихъ кровь, они не могутъ запереть себя въ узкую изгородь доказаннаго знан³я и назвать это вселенной.

   Вѣра въ сверхъестественное является неизбѣжнымъ результатомъ богатой творческой фантаз³и. Художникъ, одаренный такой творческой фантаз³ей, не въ состоян³и ограничиться реальностью, его мысль уходитъ далеко за предѣлы видимаго м³ра, и только тогда чувствуетъ себя на просторѣ, когда поселится въ м³рѣ невидимомъ, въ томъ м³рѣ, гдѣ обитаютъ сущности, какъ сказалъ бы Гёте. Вотъ почему всѣ велик³е художники,- реалисты или идеалисты,- вѣрили въ сверхъестественное и въ своихъ художественныхъ произведен³яхъ очень часто прибѣгали къ чудесному. Гете, Байронъ, Гюго, Кальдеронъ, Шиллеръ, Шелли, Мицкевичъ, Пушкинъ, Лермонтовъ, Гоголь, Эсхилъ, Софоклъ, Данте, Красинск³й, Толстой, Тургеневъ принадлежатъ къ этимъ творческимъ умамъ. Пушкинъ, этотъ въ высокой степени трезвый умъ, можно даже сказать положительный умъ, вполнѣ уравновѣшенный, былъ однако въ буквальномъ значен³и этого слова человѣкомъ суевѣрнымъ, вѣрилъ въ предзнаменован³я и не скрывалъ этой вѣры. Если сюжетъ "Пиковой дамы" можно еще, до извѣстной степени, объяснить романтическимъ настроен³емъ времени, то этого ни въ какомъ случаѣ нельзя сдѣлать по отношен³ю къ "Русалкѣ". Читая эту удивительную поэму-драму, увѣрены ли мы, что имѣемъ дѣло только съ персонификац³ей какихъ-либо дурныхъ побужден³й сердца, или съ художественнымъ воспроизведен³емъ народныхъ вѣрован³й, въ объективной безразличной для художника формѣ, вѣрован³й, въ которыя поэтъ влагаетъ лишь новое, чисто человѣческое содержан³е? Ни въ какомъ случаѣ; въ "Русалкѣ" Пушкинъ является художникомъ, вѣрующимъ въ сверхъестественное въ такомъ же точно смыслѣ, въ какомъ вѣруетъ въ него и русск³й народъ; въ этой гармон³и и соглас³и народныхъ вѣрован³й съ личными вѣрован³ями поэта и заключается чарующее впечатлѣн³е поэз³и Пушкина. То же самое можно сказать и о Гоголѣ. Это ли не реалистъ-художникъ, освободивш³й русскую литературу отъ бредней заимствованнаго или доморощеннаго романтизма? А между тѣмъ онъ не только суевѣренъ, но и мистикъ. Въ самыхъ фантастическихъ разсказахъ "Вечеровъ на хуторѣ близь Диканьки" такъ много свѣжести, такъ много правды и жизни, что каждый читатель, подчиняясь всецѣло вл³ян³ю этой чарующей народной поэз³и, чувствуетъ, что велик³й художникъ не только передавалъ объективно народныя повѣр³я, но и самъ, вмѣстѣ съ народомъ, раздѣлялъ ихъ. Необыкновенная сила впечатлѣн³я, производимая "В³емъ", объясняется такимъ же точно образомъ, не говоря уже о томъ, что никакой фигурой или метафорой нельзя объяснить к³евскую вѣдьму въ "В³ѣ" и весь эпизодъ въ церкви. Вѣдьмы "Макбета" - вовсе не театральные персонажи, придуманные поэтомъ для вящаго сценическаго эффекта. Онѣ имѣютъ свое реальное, вполнѣ историческое существован³е. Все, что онѣ говорятъ и дѣлаютъ, находится въ "Демонолог³и" Якова I и въ различныхъ судебныхъ процессахъ того времени. Съ эстетической точки зрѣн³я Шекспиръ былъ правъ, сохраняя за ними ихъ традиц³онное уродство: ни демоновъ, ни вѣдьмъ народъ и народная фантаз³я никогда не надѣляютъ красотой. Также отвратительны и безобразны фур³и въ трагед³и Эсхила ("Эвмениды"). Поллуксъ разсказываетъ, что когда эти фур³и въ первый разъ появились на греческой сценѣ, то женщины попадали въ обморокъ, а нѣсколько дѣтей умерло отъ страха. Такому "эффекту" позавидовалъ бы современный драматургъ. Шиллеръ счелъ необходимымъ въ своемъ переводѣ "Макбета" идеализировать вѣдьмъ Шекспира, подобно тому какъ Мильтонъ въ "Потерянномъ Раѣ" идеализировалъ демоновъ. Оба сдѣлали крупную эстетическую ошибку. Эсхилъ, Данте, Шекспиръ, Гёте, благодаря своему высокому инстинкту эстетической правды, поняли, что принципъ зла долженъ быть поэтически изображаемъ какъ символъ уродства. Но Шекспиръ не придерживался рабски однихъ лишь народныхъ повѣр³й. Реминисценц³и античной миѳолог³и, классическ³я имена Гекаты и Ахерона сливаются у него съ народными повѣрьями, съ разными Греймелькинами и Паддоками. Дождь, вѣтеръ, громъ, молн³я, пустынное мѣсто, гдѣ вѣдьмы справляютъ свой шабашъ и пляшутъ, вся эта мрачная поэз³я природы составляетъ какъ бы живописный фонъ, удивительно гармонирующ³й съ фигурами вѣдьмъ, изъ котораго онѣ выдѣляются. "Макбетъ", это - фантастическая мрачная симфон³я, основная нота которой дана съ съ самаго начала слѣдующей коротенькой сценой: "Когда же мы снова сойдемся? При громѣ, молн³и или дождѣ? - тогда, когда затихнетъ битва; когда побѣда рѣшится.- Значитъ прежде, чѣмъ закатится солнце.- А мѣсто? - Пустынное поле.- Тамъ встрѣтимъ Макбета.- Греймелькинъ, иду.- Паддокъ кличетъ. Сейчасъ. Добро - все то же что зло, и зло - добро; сквозь туманъ и мглу летимъ".

   Своихъ вѣдьмъ Шекспиръ называетъ сестрами рока; это назван³е дано было Паркамъ англ³йскимъ переводчикомъ Виргил³я. Всѣ сцены, гдѣ появляются вѣдьмы, съ очевидностью доказываютъ, что намѣрен³емъ поэта было дать имъ реальное, объективное существован³е. То же самое можно сказать и о Тѣни Гамлета: ее видятъ не только Гамлетъ, но также солдаты и Горац³о; значитъ, эта Тѣнь не есть лишь только представлен³е взволнованнаго Гамлета. Конечно, намъ было бы легче примириться съ появлен³емъ Тѣни, еслибы это появлен³е осуществилось не въ присутств³и солдатъ и Горац³о. Въ этомъ послѣднемъ случаѣ. Тѣнь можно было бы принять за галлюцинац³ю Гамлета. Къ такой галлюцинац³и онъ, несомнѣнно, склоненъ, потому что еще за минуту передъ тѣмъ сказалъ Горац³о: "Мнѣ кажется, что я вижу моего отца.- Гдѣ, принцъ? - Въ глазахъ души моей, Горац³о". Еслибъ видѣн³е было субъективно, то гораздо легче можно было бы понять колебан³я Гамлета исполнить повелѣн³е своего умершаго отца; но при этомъ драматическ³й интересъ значительно бы понизился; къ тому же рѣшать этотъ вопросъ съ нашей современной точки зрѣн³я мы не имѣемъ права; мы обязаны принимать въ этомъ случаѣ во вниман³е народныя вѣрован³я XVI вѣка, а тогда народъ вѣрилъ въ ночныя прогулки мертвыхъ.

   Тѣмъ не менѣе, необходимо прибавить, что субъективные призраки встрѣчаются у Шекспира гораздо чаще, чѣмъ объективные. Ихъ эстетическое и нравственное значен³е несравненно выше. Для того, чтобъ объективныя сверхъестественныя явлен³я не вызывали недовѣрчивой и насмѣшливой улыбки зрителя, необходимо удивительное искусство Эсхила и Шекспира, необходима серьезность вдохновен³я, внушаемаго народными повѣрьями; когда этого нѣтъ, то необходимо получится пошлый и ненужный мелодраматическ³й пр³емъ. Между тѣмъ какъ призраки субъективные, т. е. фантастическ³я создан³я человѣка, находящагося подъ вл³ян³емъ извѣстнаго болѣзненнаго аффекта, принадлежатъ къ явлен³ямъ естественнымъ и, поэтому, гораздо доступнѣе нашему пониман³ю.

   Первичная, элементарная форма субъективныхъ явлен³й есть сновидѣн³е. Наканунѣ сражен³я на Босфорзскомъ полѣ, Ричардъ III видитъ призраки своихъ жертвъ; они предсказываютъ ему поражен³е и смерть; онъ просыпается въ ужасѣ и восклицаетъ: "О, какъ мучишь ты меня, трусливая совѣсть!" Иногда, однако, въ особенности приболѣзненномъ настроен³и, къ начинающемуся сновидѣн³ю присоединяется галлюцинац³я въ точномъ смыслѣ этого слова, хотя слабая, неполная. Таково явлен³е тѣни Цезаря Бруту наканунѣ сражен³я при Филиппи. Брутъ приготовленъ къ возбужден³ю такого болѣзненнаго состоян³я. Наступила ночь послѣ тяжелаго дня: въ этотъ день Брутъ одновременно узналъ и о смерти своей жены Порц³и, и объ угрожающемъ наступлен³и непр³ятельской арм³и; онъ не только печаленъ, но и недоволенъ собой: онъ имѣлъ серьезный споръ съ Касс³емъ и чувствуетъ, что въ этомъ былъ неправъ. Теперь онъ одинъ въ своей палаткѣ, окруженный ночной темнотой. Онъ беретъ книгу, пробуетъ читать, бросаетъ ее и проситъ Луц³я сыграть ему что нибудь на лютнѣ. Мальчикъ принимается играть, потомъ, отъ усталости, засыпаетъ. Въ этотъ-то именно моментъ появляется призракъ Цезаря: "Какъ тускло горитъ свѣтильникъ... А! это кто тамъ? Вѣрно слабость моихъ глазъ создаетъ этотъ страшный призракъ... Онъ приближается ко мнѣ. Если ты что-нибудь, говори: богъ, ген³й или демонъ ты, ты леденишь кровь, становишь дыбомъ мои волосы. Говори: что ты такое? - Злой духъ твой, Брутъ.- Зачѣмъ же явился ты? - Сказать, что мы увидимся еще при Филиппи.- Такъ я еще увижу тебя?- При Филиппи (исчезаетъ).- Что-жъ, свидимся при Филиппи. Зачѣмъ же исчезъ ты, какъ только я собрался съ силами? Я поговорилъ бы еще съ тобою... Проснись, Луц³й. Варронъ, Клавд³й, проснитесь! Клавд³й.- Луц³й: Лютня разстроилась...- Брутъ: Ему кажется, что онъ играетъ еще. Проснись, Луц³й.- Луц³й: Мой повелитель...- Брутъ. Отчего ты такъ кричалъ во снѣ? - Луц³й: Развѣ я кричалъ?- Брутъ: Да, привидѣлось тебѣ что нибудь?- Луц³й: Ничего.- Брутъ: Засни опять. Эй, Клавд³й, проснись. Проснись и ты, соня! - Варронъ и Клавд³й: Что тебѣ угодно? - Брутъ: Что вы такъ кричали во снѣ?- Клавд³й и Варронъ: Развѣ мы кричали? - Брутъ: Вы что-нибудь видѣли? - Варронъ: Я ничего не видѣлъ.- Клавд³й: И я тоже".- Вопросы, повторяемые такъ настойчиво Брутомъ, доказываютъ, что онъ сомнѣвается въ реальности того, что произошло, и предполагаетъ галлюцинац³ю.

   Обыкновенно полная галлюцинац³я развивается постепенно, подготовляется заранѣе, цѣлымъ рядомъ смѣняющихся болѣзненныхъ состоян³й. Шекспиръ это знаетъ. Подобно Бруту, Гамлетъ давно приготовленъ къ галлюцинац³и. Имъ овладѣла съ нѣкоторыхъ поръ мрачная грусть; онъ избѣгаетъ людей, ищетъ уединен³я, видитъ своего отца "глазами души своей". Мало-по-малу его мечтательность превращается въ настоящ³й бредъ и затѣмъ уже наступаетъ полная галлюцинац³я. Она наступаетъ въ третьемъ актѣ, въ знаменитой сценѣ съ матерью. Тутъ появлен³е Тѣни - субъективно, потому что мать не видитъ ея. Точно также и Макбетъ, подготовленный полугаллюцинац³ей фантастическаго кинжала, доходитъ вскорѣ до полной галлюцинац³и во время пира, когда ему является окровавленный призракъ Банко. Леди Макбетъ старается успокоить его: "Что за вздоръ! - говоритъ она.- Все это создан³е твоей трусости; это тотъ же воздушный кинжалъ, который, какъ ты говорилъ, велъ тебя къ Дункану. Все это выражен³е испуга и страха,- парод³я дѣйствительнаго ужаса, позволительная только женщинамъ при вечернихъ разсказахъ бабушекъ и зимняго камелька. Что искажаетъ такъ лицо твое? Передъ тобой пустой стулъ".

   Но каковы бы ни были призраки, объективные или субъективные, во всякомъ случаѣ необходимо, чтобы психическое состоян³е дѣйствующихъ лицъ соотвѣтствовало этимъ видѣн³ямъ. Почему, напримѣръ, призракъ Нина въ трагед³и Вольтера "Семирамида" не производитъ ни малѣйшаго впечатлѣн³я? Не потому, конечно, что видѣн³е происходитъ днемъ, какъ утверждалъ Лессингъ, на глазахъ толпы. Призракъ Дар³я въ "Персахъ" Эсхила точно также появляется днемъ и среди толпы, а между тѣмъ онъ производитъ поразительный эффектъ. Въ чемъ заключается разница при появлен³и этихъ двухъ призраковъ? Въ томъ, что мрачный тонъ трагед³и Эсхила подготовилъ дѣйствующихъ лицъ къ видѣн³ю; между настроен³емъ ихъ и появлен³емъ призрака существуетъ дѣйствительная гармон³я. Напротивъ того, призракъ Вольтера - не болѣе, какъ театральный эффектъ, не имѣющ³й никакого смысла.

   Всѣ эти художественныя наблюден³я великаго поэта непосредственно относятся къ области псих³атр³и, но въ нихъ Шекспиръ касается только временныхъ болѣзненныхъ состоян³й, состоян³й, которыя не могутъ быть причислены къ опредѣленнымъ формамъ душевныхъ болѣзней. Въ "Королѣ Лирѣ", напротивъ того, мы имѣемъ полный этюдъ настоящаго сумасшеств³я. Одинъ изъ замѣчательныхъ итальянскихъ актеровъ-трагиковъ, Сальвини, высказалъ печатно нѣсколько лѣтъ тому назадъ свой взглядъ на "Короля Лира". Взглядъ этотъ очень любопытенъ. По мнѣн³ю Сальвини, въ "Лирѣ" велик³й поэтъ хотѣлъ показать силу людской неблагодарности. Сумасбродный раздѣлъ государства доказываетъ не потерю разсудка, а лишь благородное сердце, увѣровавшее въ благородство и дочернюю любовь. Лиръ, говоритъ Сальвини, "вспыльчивъ, страстенъ, не поддается рефлекс³и, но не безразсуденъ". Согласно съ такимъ взглядомъ на "Лира" должно быть и его исполнен³е на сценѣ. По мнѣн³ю итальянскаго трагика, зрители должны понимать, что Лиръ - хотя и человѣкъ благородный, но самовластный король, король величественный, страстный и жесток³й въ первомъ актѣ; во второмъ, глубоко страдая отъ дочерней неблагодарности, онъ страдаетъ скорѣе какъ отецъ, чѣмъ какъ король, и, наконецъ, въ третьемъ актѣ, изнуренный физически, онъ на мгновен³е забываетъ нравственныя свои муки и является уже не отцомъ и королемъ, а человѣкомъ, борющимся противъ физическихъ страдан³й. Эти три черты въ характерѣ Лира устраняютъ въ немъ монотонность и, благодаря имъ, характеръ этотъ возбуждаетъ въ насъ интересъ, а не тяжкое ощущен³е. Отсюда ясно, что вначалѣ нужно изображать Лира могучимъ и сильнымъ, потомъ изнуреннымъ отъ горя и обидъ и, наконецъ, слабымъ и возбуждающимъ сострадан³е. Развивая дальше свой взглядъ, Сальвини говоритъ, что въ сценическомъ искусствѣ существуетъ правило, хорошо извѣстное всѣмъ, требующее постепеннаго возростан³я впечатлѣн³я, по мѣрѣ развит³я дѣйств³я, такъ, чтобы развязка производила впечатлѣн³е сильное, рѣшительное, потрясающее; артистъ, поэтому, долженъ сберегать свои силы до конца, чтобъ достигнуть этого окончательнаго результата. Въ "Королѣ Лирѣ", слѣдуя этому правилу, мы рискуемъ впасть въ неестественность, такъ какъ характеръ роли требуетъ отъ насъ совершенно иного отношен³я. Вмѣсто того, чтобъ выдвигать на сцену все болѣе и болѣе изъ имѣющихся въ нашемъ распоряжен³и средствъ, мы здѣсь должны, для произведен³я впечатлѣн³я, напротивъ, убавлять ихъ по мѣрѣ развит³я дѣйств³я. Это необходимо, чтобы оставаться вѣрнымъ природѣ, потому что Лиръ, хотя и полный силы въ первомъ актѣ, во второмъ долженъ быть слабѣе,- и вслѣдств³е возраста, и вслѣдств³е вынесенныхъ впечатлѣн³й; еще слабѣе онъ въ третьемъ актѣ, въ особенности послѣ сцены въ лѣсу, гдѣ онъ "борется" съ бурей, не обращая вниман³я на грозу и не скрываясь отъ нея въ первомъ возбужден³и. Нѣкоторые изображаютъ его сумасшедшимъ, друг³е, бѣшеннымъ - это, по мнѣн³ю Сальвини, ошибка. Умъ Лира просто потрясенъ неблагодарностью; это впечатлѣн³е усилено въ немъ враждебными стих³ями и подтверждено глубокимъ унижен³емъ человѣка, въ лицѣ ставшаго звѣремъ Эдгара. Всѣ эти сцены полны просьбъ, примѣровъ, сравнен³й, мрачныхъ думъ, нравственныхъ и философскихъ разсужден³й, вытекающихъ изъ одной idée fixe, явившейся подъ впечатлѣн³емъ неблагодарности. Не будь это такъ, онъ не оправился бы такъ скоро при первомъ свидан³и съ Кордел³ей. "Помѣшанные не излечиваются такими простыми средствами; его разстройство - только потрясен³е нервнаго, въ высшей степени впечатлительнаго ума, возвращающагося въ естественному своему состоян³ю, когда въ полныхъ привязанности заботахъ Кордел³и онъ снова находитъ спасительный бальзамъ* дочерней любви и уважен³я". "Часть болѣе образованной публики, можетъ быть, будетъ въ состоян³и оцѣнить артиста, который философски изучилъ характеръ своей роли, строго слѣдуетъ природѣ и находитъ это вполнѣ достаточнымъ, не гоняясь за вульгарными эффектами; но искусный артистъ долженъ также умѣть заинтересовать массу публики и производить постепенно болѣе сильное впечатлѣн³е, оставаясь въ то же время вполнѣ вѣрнымъ природѣ. Какъ этого достичь? Мнѣ кажется невозможнымъ разъяснить это на словахъ: здѣсь вопросъ въ чувствѣ, а чувству научить нельзя. Можно указать путь, которому необходимо слѣдовать, но чтобы достичь даже до половины дороги, не спотыкаясь, необходимо довѣриться нашему собственному вдохновен³ю. А этого вдохновен³я вамъ придется ждать,- ждать долго, можетъ быть лѣтъ пять, можетъ быть даже тщетно, такъ какъ нѣтъ никакихъ основан³й быть увѣреннымъ, что вы въ состоян³и будете передать свою мысль публикѣ. Я не отрицаю, что такой промежутокъ времени слишкомъ дологъ, что еслибы изображен³е всякой значительной роли требовало подготовлен³я въ течен³е столь продолжительнаго времени, то репертуаръ актера былъ бы крайне ограниченъ; но эта трудность была очевидна для меня съ самаго начала моего изучен³я, увеличивалась по мѣрѣ того, какъ все серьезнѣе предавался я этому изучен³ю и, наконецъ, оказалась до такой степени непреодолимою, что я принужденъ былъ, противъ своей воли, ждать, пока мои нервы и всѣ мой чувства позволятъ мнѣ воплотить мою мысль. Всѣ совѣстливо относящ³еся къ своему дѣлу артисты согласятся со мной, что нѣтъ возможности въ любую минуту подыскать краски, необходимыя для того, чтобъ изобразить на полотнѣ картину, которую живописецъ видитъ уже законченною въ своемъ воображен³и, а сколько художниковъ находятъ себя вынужденными создать только часть картины, не чувствуя въ себѣ достаточно силъ, чтобъ изобразить все совершенство своего идеала. Закатъ солнца иногда дастъ художнику постепенные переходы колорита для его пейзажа; блескъ женскихъ глазъ - новое средство для изображен³я привязанности; посѣщен³е дома умалишенныхъ - для передачи душевнаго разстройства: видъ кораблекрушен³я познакомитъ насъ съ новымъ ощущен³емъ отчаян³я; страшныя явлен³я природы - съ выражен³емъ страха и безотчетнаго ужаса. И необходимо все это наблюдать, анализировать, изучать и сознательно усвоивать, а для всего этого необходимо время: время дастъ опытность, а опытность доставитъ талантъ"...

   Съ этими послѣдними строками согласится всяк³й, кто когда-либо думалъ о художествѣ вообще и сценическомъ искусствѣ въ особенности. По преимуществу интересно здѣсь сопоставлен³е "философскаго" изучен³я съ вдохновен³емъ. Сальвини высказывается здѣсь противъ теор³и Дидро, требующей отъ артиста одного лишь изучен³я. Тутъ онъ, я думаю, глубоко правъ и, благодаря своей многолѣтней практикѣ, могъ бы привести много примѣровъ, когда даже "философское" изучен³е оказывалось недостаточнымъ при отсутств³и вдохновен³я. Но, какъ критикъ, Сальвини мало авторитетенъ и совершенно неудовлетворителенъ въ своемъ взглядѣ на "Короля Лира". Его взглядъ, какъ мы видѣли, сводится на два главныхъ пункта: по его мнѣн³ю, въ началѣ драмы Лиръ вовсе не взбалмошенъ, а впослѣдств³и вовсе не обнаруживаетъ дѣйствительнаго сумасшеств³я, а лишь нервное возбужден³е впечатлительнаго ума. Свое мнѣн³е Сальвини подтверждаетъ ссылкой на то, что помѣшанные не излечиваются такими простыми средствами, какими, будто бы, излечился Лиръ. Съ такимъ взглядомъ рѣшительно нельзя согласиться. Еще Викторъ Гюго, въ странной, но чрезвычайно интересной книгѣ, подъ заглав³емъ "William Shakespeare", сказалъ слѣдующее о Лирѣ: "А отецъ (Лиръ), что за образъ! что за кар³атида! Это - пригнутый судьбой человѣкъ. Онъ только мѣняетъ одно бремя на другое, еще болѣе тяжкое. Чѣмъ слабѣе становится старецъ, тѣмъ болѣе ростетъ тяжесть. Онъ живетъ подъ нагроможден³емъ времени. На него давитъ сначала его власть, потомъ неблагодарность, потомъ уединен³е, потомъ голодъ и жажда, потомъ безум³е, потомъ всѣ природа. Тучи накопляются надъ его головой, лѣса омрачаютъ его путь, буря настигаетъ его, гроза рветъ съ него мант³ю, дождь бьетъ его плечи; онъ идетъ согбенный и растерянный, какъ будто мракъ ночи сталъ ему обоими колѣнами на спину. Растерянный и громадный, онъ бросаетъ порывамъ вѣтра и потокамъ града свой эпическ³й крикъ: "За что вы ненавидите меня, бури, за что вы преслѣдуете меня? Вѣдь вы мнѣ не дочери"... Затѣмъ, все копчено; лучъ свѣта потухъ, разумъ изнемогъ и исчезъ, Лиръ сталъ ребенкомъ. Да, онъ ребенокъ, этотъ старецъ. Если такъ,- ему нужна мать. Является его дочь Кордел³я, потому что двѣ друг³я, Регана и Гонерилья, остались дочерьми лишь для того, чтобъ имѣть право на назван³е отцеуб³йцъ". Но мнѣн³е В. Гюго,- только мнѣн³е поэта; оно, можетъ быть, ошибочно. Поищемъ, нѣтъ ли въ самой драмѣ и въ мнѣн³яхъ спец³алистовъ такихъ указан³й, которыя могли бы послужить намъ ключемъ не только для раскрыт³я характера, но темперамента и состоян³я Лира.

   Так³я указан³я есть и они даны компетентными людьми, медиками-псих³атрами. Въ Англ³и Бекниль и Келлогъ, во Франц³и - Бр³еръ де-Буанонъ и Онимюсъ изучали Шекспира съ медицинской точки зрѣн³я. По мнѣн³ю этихъ псих³атровъ, "Король Лиръ" есть вполнѣ законченный этюдъ сумасшеств³я. Съ первыхъ же сценъ мы видимъ старика сумасброднаго, нравственно и физически неуровновѣшеннаго. На первый взглядъ, король кажется здоровымъ, но зародышъ болѣзни уже существуетъ въ его организмѣ и всѣ предвѣстники сумасшеств³я ясно указаны Шекспиромъ въ странности его проектовъ, въ нелѣпыхъ сужден³яхъ, въ необузданной гордости, въ пристраст³и къ лести. Шекспиръ указываетъ и на источники этого умственнаго разстройства: королевская власть; ему никто никогда не противорѣчилъ, всѣ безусловно покорялись его капризамъ. Такимъ образомъ, зритель не сомнѣвается, что болѣзнь рано или поздно вспыхнетъ со всей своей силой. Трагическ³я событ³я - только внѣшняя причина его сумасшеств³я. Характеръ Лира до такой степени ярко очерченъ съ самаго начала, что онъ поразилъ псих³атровъ. Экзальтац³я Лира идетъ своимъ обычнымъ, правильнымъ течен³емъ. Впечатлительность короля, его "раздражительная слабость" (чисто медицинское выражен³е, употребленное, однако, Шекспиромъ) проявляются въ странностяхъ характера и въ вспышкахъ, поступкахъ, ничѣмъ не вызванныхъ. Онъ съ гордостью уѣзжаетъ отъ Гонерильи и отправляется къ Реганѣ, нисколько не сомнѣваясь, что своей второй дочерью онъ будетъ принятъ со всѣми почестями, которыя ему должны воздавать; но характеръ его, вслѣдств³е накоплен³я огорчен³й и обидъ, уже мѣняется; онъ не такъ уже высокомѣренъ и, не сердясь, выслушиваетъ правду, которую говоритъ ему шутъ. Онъ чувствуетъ, что его мысли путаются, что мозгъ его потрясенъ. Въ началѣ душевной болѣзни это бываетъ почти всегда: больной сознаетъ свое состоян³е. Лиръ умоляетъ небо не дѣлать его сумасшедшимъ. Разслѣдуемъ теперь дѣло ближе. По мнѣн³ю названныхъ мною псих³атровъ, первые характеристическ³е симптомы сумасшеств³я обнаруживаются въ ту минуту, когда Лиръ встрѣчаетъ Эдгара. Среди безсвязныхъ намековъ, Лира поглощаетъ одна мысль: неблагодарность его дочерей. Вслѣдств³е логики безум³я и внутренней работы закона ассоц³ац³и идей, который продолжаетъ дѣйствовать и въ этомъ патологическомъ состоян³и, Лиръ объясняетъ положен³е Эдгара тѣми-же причинами, которыя составили и его несчаст³е: "Ты отдалъ все двумъ дочерямъ своимъ и до того дошелъ?" Когда-же Кентъ замѣчаетъ, что у Эдгара нѣтъ дочерей, онъ восклицаетъ: "Смерть тебѣ, измѣнникъ! кромѣ жестокосердыхъ дочерей его, ничто не могло бы довести природу до такого унижен³я". И дѣйствительно, сильныя потрясен³я, вызвавш³я сумасшеств³е, почти всегда оказываютъ опредѣленное вл³ян³е на форму и предметъ болѣзни. Часто даже, но замѣчан³ю спец³алистовъ, невозможно установить точной послѣдовательности между безум³емъ и тѣмъ, что является лишь результатомъ физ³ологическимъ; такимъ образомъ, безум³е часто кажется какъ бы продолжен³емъ испытаннаго потрясен³я. Галлюцинац³и и иллюз³и носятъ на себѣ тогда характеръ нравственнаго страдан³я, и въ каждомъ частномъ случаѣ, рядомъ съ общими симптомами, существуетъ еще господствующая нота, зависящая отъ силы первоначальнаго толчка и, въ особенности, отъ того состоян³я духа, въ которомъ находился больной, когда былъ пораженъ недугомъ. Это какъ нельзя лучше объясняетъ галлюцинац³я Лира, который принимаетъ скамейки за своихъ дочерей и заставляетъ шута, Кента и Эдгара судить ихъ. Притворное безум³е Эдгара - еще лучше обнаруживаетъ дѣйствительность сумасшеств³я короля. Съ первыхъ-же словъ этотъ контрастъ сильно поражаетъ и является новымъ доказательствомъ изумительной наблюдательности Шекспира. Эдгаръ, несмотря на всѣ свои усил³я, не можетъ дѣйствовать и говорить какъ настоящ³й сумасшедш³й. Онъ постоянно впадаетъ въ преувеличен³я, форсируетъ ноту, невольно поддается предразсудкамъ и суевѣр³ямъ, которые обыкновенно приписываются сумасшедшимъ. Онъ говоритъ, что его преслѣдуетъ демонъ, что въ его тѣлѣ обитаютъ духи разныхъ назван³й и постоянно повторяетъ; "Злой духъ поселился въ шкурѣ Тома" {Вся эта сцена (III, 4) у Дружинина (издан³е Гербеля) переведена недостаточно близко къ подлиннику, такъ что по русскому переводу невозможно судить о странныхъ выходкахъ Эдгара. Для примѣра приведу одну выдержку. У Дружинина Эдгаръ, войдя, говоритъ: "Дайте что нибудь бѣдному Тому. Злой духъ гонялъ его по огню и пламени, по бродамъ и пучинамъ, по болоту и ямамъ, клалъ ему ножъ вмѣсто подушки, кормилъ мышьякомъ. Будьте здоровы, добрые люди! Тому очень холодно. Дайте милостыню бѣдному Тому. Бѣднаго Тома бѣсъ мучилъ". У Шекспира этотъ монологъ гораздо выразительнѣе: "Who gives any thing to poor Tom? whom the foul fiend hath led through fire and through flame, through ford and whirl pool, over bog and quagmire; that hath laid knives under his pillow, and halters in his pew; set ratsbane by his porridge; made him proud of heart, to ride on а bay trottinghorse over fourinched bridges, to course his own shadow for а traitor.- Bless thy five wits! Tom's acold.- O! do, de, do, de, do, de.- Bless thee from whirlwinds, starblasting, and taking! Do poor Tom some charity whom the foui fiend vexes.- There could I have him now,- and there,- and there, and there again, and there." (Вотъ буквальный переводъ: "Кто дастъ милостыню бѣдному Тому? злой духъ велъ его по огню и пламени, по болотамъ и ямамъ, по бродамъ и пучинамъ; онъ клалъ ножи подъ подушку и мочалку на его церковную скамью; подсыпалъ мышьяку въ его похлебкѣ; онъ сдѣлалъ его сердце гордымъ, онъ его заставлялъ скакать на гнѣдой кобылѣ по мостамъ, шириной въ четыре дюйма, въ погоню за собственной тѣнью, оговореннымъ, какъ измѣнникъ... Да благословитъ небо твои пять чувствъ... Тому холодно! О, до де, до де, до де! Да убережетъ тебя небо отъ урагановъ, зловѣщихъ звѣздъ и колдовства... Подайте милостыню бѣдному Тому, котораго преслѣдуетъ злой духъ. Видите, я бы могъ поймать его и тутъ, и тутъ, и тутъ еще, и тутъ)"... Читатель легко увидитъ разницу между переводомъ Дружинина и подлинникомъ, въ особенности съ точки зрѣн³я занимающей насъ мысли.}.

   Въ началѣ болѣзни Лира, его бредъ постояненъ, упоренъ, но не глубокъ. И это почти всегда бываетъ въ началѣ сумасшеств³я. Впослѣдств³и уже безпорядочность мыслей обнаруживается вполнѣ ясно. Вотъ почему, когда въ четвертомъ актѣ мы снова встрѣчаемся съ Лиромъ, онъ не такъ экзальтированъ, но недугъ глубже. У него есть минуты веселости. Онъ вѣнчаетъ свою голову цвѣтами, поетъ, идеи слѣдуютъ одна за другой безъ связи и послѣдовательности, всякая случайность навѣваетъ ему новыя мысли, но ихъ ассоц³ац³и слишкомъ легки и неустойчивы. Умъ однако не совсѣмъ еще помраченъ; несмотря на безпорядочность мыслей, память еще не исчезла и, по временамъ, мысль Лира достигаетъ самой благородной возвышенности. Отыскавъ Кордел³ю, онъ какъ будто приходитъ въ себя. Какъ и у всѣхъ подобныхъ больныхъ, даже въ томъ случаѣ, когда ихъ состоян³е можетъ быть улучшено, умъ Лира (и Шекспиръ показалъ это очень ясно) не можетъ дѣлать продолжительныхъ усил³й и нервы его постоянно чрезвычайно раздражительны. Лиръ отдается своей любви къ Кордел³и съ такой-же экзальтац³ей, какую онъ обнаруживалъ прежде въ вспышкахъ своего гнѣва. Докторъ Бекниль справедливо замѣтилъ, что всяк³й другой поэтъ непремѣнно возвратилъ бы несчастнаго короля къ разуму силой дочерней любви. Шекспиръ не впалъ въ эту ошибку. Онъ указалъ только на улучшен³е, которое было возможно въ его положен³и.

   Эти указан³я псих³атровъ (я бы могъ привести ихъ еще больше) могутъ дать ключъ не только къ объяснен³ю характера и темперамента короля Лира, но и къ тому, какъ, собственно, слѣдуетъ играть Лира. Мнѣ кажется, что Сальвини, не справившись съ этими указан³ями, совершенно ложно понялъ Лира, а слѣдовательно, и исполнен³е его не можетъ вполнѣ отвѣчать концепц³и Шекспира. актеръ, желающ³й играть въ роляхъ Шекспира, долженъ главнымъ образомъ обратить все свое вниман³е на изучен³е; темпераментовъ. Англ³йск³й поэтъ не только изучаетъ характеръ своихъ героевъ, но никогда не забываетъ и ихъ темперамента. Съ первыхъ-же сценъ мы сейчасъ-же догадываемся, въ чемъ заключается этотъ темпераментъ, и слѣдовательно можемъ предвидѣть, какъ эти лица будутъ дѣйствовать при тѣхъ или другихъ обстоятельствахъ. Такъ напримѣръ, не зная еще содержан³я драмы, мы, однако, уже знаемъ, какъ Отелло поступитъ, если постигнетъ его ревность. Шекспиръ никогда не старается олицетворить ту или другую абстрактную идею; его герои никогда не бываютъ только благородны или только преступны. Они - всегда люди. Даже леди Макбетъ имѣетъ нѣкоторыя качества своего пола; можно даже сказать, что она - болѣе женщина, чѣмъ друг³я женщины; она вѣрная и любящая жена, она кормила и знаетъ "какъ хорошо любить ребенка, котораго кормишь". У Шекспира, какъ выразился докторъ Онимюсъ, стих³йная природа. У него люди не только дѣйствуютъ, согласно ихъ темпераменту, но остаются вѣрны ему даже въ болѣзни, даже въ самый моментъ смерти. Такой силы проницательной наблюдательности я не знаю ни у одного изъ поэтовъ. Смерть Генриха IV находится въ полной гармон³и съ жизн³ю этого короля, вѣчно озабоченнаго, печальнаго, нерѣшительнаго, истощеннаго безсонницей. Детали драмы позволяютъ заключить, что онъ умеръ отъ болѣзни сердца. Съ нимъ часто случаются обмороки. Ему недостаетъ воздуха. Король Джонѣ, умерш³й отравленнымъ, постоянно жалуется на жажду,- и это дѣйствительно характеристическ³й симптомъ воспален³я желудка: "Отравленъ - дурно чувствую;- мертвъ, оставленъ, брошенъ, и никто изъ васъ не приведетъ зимы, не попроситъ ее погрузить свои ледяные пальцы въ мой желудокъ; не проведетъ рѣкъ моего королевства сквозь мою спаленую грудь; не заставитъ сѣверъ поцѣловать мои растрескавш³яся губы своими студеными вѣтрами, освѣжить меня своимъ холодомъ. Вѣдь я прошу не многаго, прошу только холоднаго утѣшен³я, и вы такъ скупы, такъ неблагодарны, что отказываете даже и въ этомъ" (V, 7). При такой силѣ необыкновенной и на этотъ разъ уже чисто научной наблюдательности, подтверждаемой современной наукой, всякое указан³е Шекспира, всякая его фраза должны быть свято принимаемы во вниман³е актеромъ, который желаетъ выступить въ его роли. Личныхъ свѣдѣн³й и личныхъ соображен³й тутъ недостаточно. Прежде чѣмъ обдумать роль, актеръ долженъ принять во вниман³е не только мнѣн³я авторитетной критики, но и мнѣн³я ученыхъ, которые разсматривали Шекспира съ той или другой точки зрѣн³я, стараясь объяснить великаго поэта современнымъ состоян³емъ науки. Вотъ почему я думаю, что концепц³я роли Лира въ игрѣ Росси, который справлялся также и съ псих³атр³ей, мнѣ кажется ближе къ истинѣ, чѣмъ взглядъ Сальвини.

   Было бы, однако, большимъ заблужден³емъ полагать, что содержан³е "Короля Лира" исчерпывается этимъ псих³атрическимъ этюдомъ. Болѣзнь не можетъ быть предметомъ художественнаго произведен³я и, очевидно, что Шекспиръ писалъ своего "Лира" не съ тѣмъ, чтобы изобразить извѣстную форму помѣшательства. Шелли въ своей "Defence of Poetry" придаетъ "Королю Лиру" такое же значен³е, какое въ греческой литературѣ имѣла трилог³я объ Эдипѣ. По мнѣн³ю Доудена, "Король Лиръ" самое высшее поэтическое проявлен³е англо-саксонскаго ген³я. Широтой задуманнаго плана, разнообраз³емъ подробностей, открыт³емъ той гармон³и, которая существуетъ между силами природы и человѣческими страстями, своимъ элементомъ фарса и элементомъ величественнаго, трагед³я Шекспира оказывается родственной соборамъ готической архитектуры. Представить себѣ, измѣрить мыслью, усвоить пониман³емъ въ его изумительномъ единствѣ и въ его почти безконечномъ разнообраз³и здан³е, подобное реймскому или кельнскому собору,- подвигъ, который повидимому превосходитъ силы самаго могучаго воображен³я. Но впечатлѣн³е, которое производитъ трагед³я Шекспира, такъ же широко,- почти до чудовищнаго,- и такъ же сложно, и притомъ еще лишено той матер³альной неподвижности и опредѣленности, которыя мы встрѣчаемъ въ этихъ громадныхъ каменныхъ создан³яхъ. Все въ трагед³и движется и это движен³е - полетъ бури. Вотъ только что на васъ взглянула вблизи комическая голова, но она внезапно измѣняетъ и разстоян³е, и выражен³е; она уносится въ даль и теряется въ ней, причемъ комизмъ ея глазъ и рта перешелъ въ печальное и патетическое выражен³е. Все вокругъ насъ кружится и колеблется подъ напоромъ бури, но мы тѣмъ не менѣе сознаемъ, что подъ всѣми этими измѣнен³ями и кажущимся безпорядкомъ господствуетъ законъ. Мы вѣримъ, что въ этой бурѣ есть логическая послѣдовательность. Каждая вещь какъ будто сорвана со своего настоящаго мѣста и лишилась своихъ естественныхъ устоевъ и поддержекъ; инстинкты, страсти, разсудокъ, все изломано и исковеркано,- однако все въ этомъ кажущемся хаосѣ оказывается поставленнымъ на свое мѣсто съ безошибочною увѣренностью и точностью.

   Въ "Королѣ Лирѣ" болѣе, чѣмъ въ какомъ другомъ произведен³и Шекспира, онъ становится лицомъ къ лицу съ тайнами человѣческаго существован³я. Болѣе нетерпѣливый умъ предложилъ бы свое объяснен³е этихъ тайнъ. Менѣе могуч³й умъ допустилъ бы въ пьесѣ преобладан³е жаднаго или патетическаго желан³я открыть значен³е этихъ мудреныхъ загадокъ человѣческой судьбы. Шекспиръ сдерживаетъ это пытливое любопытство, хотя оно явно существуетъ у него; онъ хочетъ воспроизвести жизнь такою, какова она есть; если жизнь задаетъ неразрѣшимыя загадки, то творчеству Шекспира приходится тоже предложить ихъ. Но въ то время какъ Шекспиръ представляетъ жизнь такою, какова она есть, онъ смотритъ на жизнь не только съ точки зрѣн³я самой жизни, но еще,- насколько это возможно,- съ точки зрѣн³я внѣ м³ровой, внѣчеловѣческой и, смотря такимъ образомъ на жизнь, онъ старается разобрать, какъ эти волнующ³яся и удивительныя явлен³я представляются глазами боговъ. Отсюда происходитъ та возвышенная ирон³я, какую мы находимъ въ трагед³и. Поэтому все величественное въ ней въ-то же время и мелко,- все трагически-трогательное - въ то же время комично. Онъ открываетъ, что человѣкъ блуждаетъ среди безсодержательныхъ призраковъ, пробирается въ туманѣ, совершаетъ непостижимыя ошибки, уходитъ отъ свѣта въ мраку и, оступаясь, возвращается опять изъ мрака въ свѣту, растрачиваетъ свои силы въ напрасномъ и безсильномъ бѣшенствѣ, открываетъ человѣка въ его слабости, въ его безразсудствѣ, въ его горѣ, въ его страхѣ, въ его бѣдности и мелочности и, въ то же время, въ его вѣчномъ велич³и. Читая эту трагед³ю, мы чувствуемъ присутств³е чего-то высшаго, внѣ истор³и страдан³й старика; мы смутно сознаемъ, что произведен³е имѣетъ какое-то обширное, безличное значен³е, подобно "Скованному Прометею" Эсхила или "Фаусту" Гёте.

   Мы, можетъ быть, не въ состоян³и выразить словами весь рядъ истинъ, которымъ научаетъ насъ эта трагед³я. Но развѣ мы можемъ высказать словами точное нравственное значен³е фуги Гайдна или симфон³и Бетховена? Онѣ оживляютъ и возвышаютъ насъ; все наша натура становится воспр³имчивѣе; она переходитъ отъ своего обычнаго состоян³я, твердаго, покрытаго корою, холоднаго,- въ состоян³е, въ которомъ проявляется способность "двигаться и примыкать въ другому существу", въ состоян³е, когда мы не ищемъ истины и красоты, но когда онѣ сами привлечены въ намъ и ищутъ насъ; въ состоян³е, когда хорош³я мысли становятся передъ нами, какъ свободныя Божьи дѣти, и говорятъ намъ: мы здѣсь. Трагед³я или музыкальное произведен³е не есть кодексъ какихъ-либо правилъ или система какого-либо учен³я, это - какъ выразился Гёте,- "фокусъ, въ которомъ нѣсколько жизненныхъ силъ сходятся въ самомъ чистомъ своемъ проявлен³и" (Доуденъ).

   Взгляните съ этой точки зрѣн³я на "Короля Лира" и вы увидите любопытное явлен³е. Все то, что составляетъ первостепенную важность во всякомъ художественномъ произведен³и,- гармон³я цѣлаго, глубина идеи, мастерски очерченные характеры, присутств³е жизни, патетическ³й элементъ, высокая поэз³я,- все это перестанетъ васъ интересовать въ "Королѣ Лирѣ", хотя въ этой трагед³и всѣ эти драгоцѣнные камни разсѣяны съ безумной расточительностью, ваша мысль остановится однако только на этомъ безличномъ, всем³рномъ элементѣ драмы, на этомъ "единствѣ во множественности", на этой вѣчной, мучительнѣйшей и глубочайшей тайнѣ, которую мы приносимъ съ собою въ жизнь, и съ которою оставляемъ жизнь. Доуденъ дѣлаетъ любопытное замѣчан³е, говоря о "Королѣ Лирѣ". Критика, говоритъ онъ, старается какъ можно меньше говорить объ этомъ великомъ произведен³и, потому что въ этомъ случаѣ слова оказываются гораздо недостаточнѣе, чѣмъ это бываетъ обыкновенно, для того, чтобы выразить или описать настоящее впечатлѣн³е. Нельзя анализировать словами впечатлѣн³я бури или разсвѣта; мы должны ощущать разрушающ³е порывы вихря, должны наблюдать спокойное распространен³е свѣта. Впечатлѣн³е, испытываемое тѣмъ, кто читаетъ "Короля Лира", походитъ на то, которое мы воспринимаемъ отъ какого-нибудь громаднаго явлен³я природы. Это впечатлѣн³е надо испытать самому; его невозможно описать; на него едва лишь можно намекнуть.

   Первое издан³е in-quarto "Короля Лира" воситъ слѣдующее длинное заглав³е: "М. William Shakspeare: His true Chronicle Historie of the life and death of King Lear and his three Doughters. With the unfortunate life of Edgar, sonne and heire to the Earl of Gloster, and his sullen and assumed homour of Tom of Bedlam. As it was played before the Kings Maiestie at Whitehall upon S. Stephans night in Christmas Hollidayes. By his Maiesties servants playing usually at the Gloabe on the Banckeside. London. Printed for Nathaniel Butter. 1608" (Вильямъ Шекспиръ: Его истинная истор³я о жизни и смерти короля Лира и объ его дочеряхъ. Съ присоединен³емъ несчастной жизни Эдгара, сына и наслѣдника графа Глостера, а также печальнаго и притворнаго веселья Тома изъ Бедлама. Такъ какъ она была играна передъ его королевскимъ величествомъ въ Уайтгаллѣ, на Рождествѣ, въ день св. Стефана, слугами его величества, которые обыкновенно играютъ въ театрѣ Глобусъ, въ Банксайдѣ. Печатана для Натаньеля Боттера. 1608). Въ книгахъ Stationnera Hall она записана 28-го ноября 1607 г. съ указан³емъ, что она была исполнена при дворѣ "at christmas last", значитъ въ 1606 г. Такимъ образомъ, болѣе чѣмъ вѣроятно, что трагед³я была написана въ 1605 году. Старинная анонимная пьеса, озаглавленная: "Themost famous Chronicle Historie of Leir, King of England and his three Daughters" упоминается еще въ 1594 году въ дневникѣ Генсло, но эта пьеса ни въ какомъ случаѣ не могла быть ни первой редакц³ей Шекспировской драмы, ни прототипомъ, который могъ бы быть переработанъ Шекспиромъ. Истор³я Короля Лира находится въ хроникѣ Джефри Монтмоуза; эта хроника была пересказана Голиншедомъ, откуда Шекспиръ, по всей вѣроятности, и заимствовалъ содержан³е своей драмы. Кромѣ того,Шекспиръ, вѣроятно, пользовался и одной старинной англ³йской балладой, напечатанной въ "Reliques" Перси. Наконецъ, нѣкоторыя детали Шекспиръ заимствовалъ изъ "Discovery of Papish Impostors".

   Мы имѣемъ извѣст³е, что въ октябрѣ 1605 года шекспировская труппа давала представлен³я въ Оксфордѣ. Если догадки Дел³уса о времени создан³я "Короля Лира" (1604-5) справедливы, то болѣе чѣмъ вѣроятно, что въ Оксфордѣ былъ поставленъ и "Король Лиръ". Конечно, и самъ Шекспиръ участвовалъ въ этихъ представлен³яхъ. Извѣстно, что Шекспиръ, поселившись въ Лондонѣ, оставилъ въ Стратфордѣ жену и дѣтей; у него тамъ была значительная земельная собственность. Свой родной городъ онъ любилъ и довольно часто, какъ кажется, ѣздилъ въ Стратфордъ, съ цѣлью нѣсколько отдохнуть отъ шумной и дѣятельной лондонской жизни. Оксфордъ находится почти на половинѣ пути между Лондономъ и Стратфордомъ. Въ Оксфордѣ онъ имѣлъ привычку останавливаться на день, на два въ гостинницѣ, хозяйка которой, мистрисъ Давенаттъ, была красивая и веселая молодая женщина. Въ 1606 году, хорошенькая хозяйка гостинницы "Корона" (Crown-Inn) родила мальчика, названнаго Вильямомъ въ честь Шекспира, который былъ его крестнымъ отцомъ. Въ 1644 году сэръ Вильямъ Давенантъ, сдѣлавшись въ свою очередь драматическимъ поэтомъ, возведенный въ достоинство рыцаря Карломъ I, писалъ лорду Рочестеру: "Знайте къ чести моей матери: я - незаконный сынъ Шекспира". Предан³е это, однако, далеко не достовѣрно исторически и держалось благодаря хвастовству сэра Давенанта; но въ самомъ предан³и нѣтъ ничего невѣроятнаго, тѣмъ болѣе, что велик³й поэтъ, какъ мы знаемъ, не отличался пуританской строгост³ю нравовъ. Еще будучи мальчикомъ, Вильямъ Давенантъ, услыхавъ, что въ городъ пр³ѣхалъ Шекспиръ, побѣжалъ домой изъ школы. На улицѣ одинъ гор