Чуйко Владимир Викторович - Шекспир, его жизнь и произведения

овъ простыхъ солдатъ, "за тѣмъ, что много принцевъ утопаютъ въ крови простыхъ наемниковъ и много солдатъ купаются въ крови знатнѣйшихъ дворянъ". Въ пьесахъ Шекспира, кромѣ подобныхъ мѣстъ, встрѣчается много горькихъ или даже презрительныхъ размышлен³й, относящихся къ народу. Всѣ предводители, имѣющ³е съ народомъ дѣло, жалуются на его непостоянство, измѣнчивость,- революц³онеры точно такъ же, какъ и представители церкви и государства. "Перелетало ли когда нибудь перо такъ легко со стороны на сторону, какъ эта толпа?" - говоритъ Джонъ Кэдъ. "О, безумный народъ! - восклицаетъ въ свою очередь арх³епископъ ²оркск³й,- не надежный домъ имѣетъ тотъ, кто строитъ его на сердцѣ толпы". Эти и друг³я мѣста были замѣчены критиками. Было, между прочимъ высказано предположен³е, что Шекспиръ, говоря о народѣ, далъ волю личнымъ антипат³ямъ и, такъ какъ соц³альные и политическ³е вопросы больше всего волнуютъ людей, то критики негодовали на эти отрывочныя фразы поэта, или радовались имъ, смотря по тому, были ли они сами виги или тори, аристократы или демократы, роялисты или республиканцы. Но такая точка зрѣн³я непримѣнима къ Шекспиру; разсматривая тщательно роль толпы въ пьесахъ Шекспира, мы видимъ не какую либо аристократическую тенденц³ю, а художественное изображен³е дѣйствительности, безъ всякой идеализац³и. Одно лишь можно сказать съ увѣренност³ю: Шекспиръ не льстилъ народу.

   Джонсонъ,- тори по своимъ политическимъ мнѣн³ямъ,- найдя въ "Ричардѣ III" рѣчь епископа Карлейля о божественномъ правѣ, приходитъ въ неописанный восторгъ и не колеблется провозгласить Шекспира легитимистомъ, забывая то, что поэтъ взялъ какъ характеръ епископа, такъ и его рѣчь изъ хроники Голиншеда. Тотъ же самый Джонсонъ злорадствуетъ, указывая въ "Кор³оланѣ" на скупость народа и на интриги демагоговъ. Газлитъ, напротивъ того, приходитъ въ негодован³е отъ того же самаго "Кор³олана" и по той же самой причинѣ. Рюмелинъ въ очень любопытной книгѣ, написанной съ реалистической точки зрѣн³я, съ цѣлью протестовать противъ опрометчивыхъ выводовъ школы Гервинуса, старается объяснить Шекспира исторической средой. По его мнѣн³ю, необходимо разъ навсегда отказаться отъ всего этого наивнаго декламаторства. Онъ думаетъ, что Шекспиръ былъ роялистъ, приверженецъ аристократ³и и двора, что, впрочемъ, очень понятно: аристократ³я любила театръ, она защищала его отъ пуританской нетерпимости. "Упрекать поэта въ этомъ было бы излишне,- пишетъ онъ,- но фактъ необходино признать". Но ужъ если объяснять поэта окружающей его средой, то слѣдуетъ прибавить, что прошлое и современное Англ³и какъ бы оправдывало въ этомъ отношен³и Шекспира. Поэтъ, какъ бы ни былъ великъ его ген³й (хотя поэты и мнятъ себя очень часто пророками) - всегда человѣкъ своего времени; было бы нелѣпо требовать отъ него, чтобы онъ предвидѣлъ или угадалъ значительную роль народа и демократ³и, обозначившуюся гораздо позднѣе. Во времена Тюдоровъ и Стюартовъ народъ не выступалъ еще на политическую арену, какъ сознательная политическая сила. Но дѣлать Шекспира человѣкомъ парт³и - нелѣпо, и это станетъ ясно, если мы сравнимъ его съ Аристофаномъ, который, дѣйствительно, былъ человѣкъ парт³и. Аристофанъ былъ старовѣръ; онъ былъ ярымъ противникомъ всего новаго,- въ политикѣ, философ³и, морали, литературѣ. Онъ былъ явно несправедливъ по отношен³ю къ Эврипиду и Сократу. Подъ видомъ почтен³я къ народу онъ бичевалъ его ошибки и пороки, становясь всегда на точку зрѣн³я идеаловъ добраго стараго времени. Онъ былъ нѣчто въ родѣ консерватора нашихъ дней, консерватора, который оруд³емъ своей политической агитац³и взялъ форму комед³и. Съ своимъ консерваторствомъ онъ не скрывался, напротивъ, всегда выступалъ откровенно и смѣло; онъ былъ не столько поэтъ и комическ³й писатель, сколько политическ³й агитаторъ съ консервативнымъ характеромъ. Ничего подобнаго нельзя сказать о Шекспирѣ. Шекспиръ - не человѣкъ парт³и, а поэтъ,- поэтъ въ самомъ широкомъ значен³и этого слова. У него нѣтъ мелкихъ страстей; онъ судитъ людей и жизнь не мѣркой своихъ симпат³й и антипат³й, а своимъ поэтическимъ чутьемъ. Мы видѣли, съ какимъ аристократическимъ отвращен³емъ поэтъ относится въ народу во многихъ сценахъ. Но это одна лишь сторона медали; есть и другая. Нѣтъ ничего добродушнѣе и добрѣе, какъ эта же самая червь въ "Кор³оланѣ"; тутъ все зло зависитъ отъ трибуновъ. Въ "Тимонѣ Аѳинскомъ" аристократ³я очерчена очень мрачными красками; чувство чести, добра встрѣчается лишь въ низшихъ классахъ общества. Сынъ Банко въ "Макбетѣ" обязанъ жизн³ю разбойнику, подкупленному, чтобы его убить. Два разбойника въ "Ричардѣ III" испытываютъ так³я угрызен³я совѣсти, послѣ умерщвлен³я дѣтей Эдуарда, что рыдан³я и слезы мѣшаютъ имъ разсказать, какъ происходило дѣло. Возвращаясь въ "Кор³олану", нельзя не замѣтить, что въ этой трагед³и патриц³и изображены не лучше народа. Симпатичную роль имѣютъ не патриц³и, а герой, и въ особенности его мать. Но съ высокимъ безпристраст³емъ ген³я Шекспиръ не боится придать Волумн³и и Кор³олану нѣсколько особенностей характера, которыя страннымъ образомъ охлаждаютъ наши симпат³и къ нимъ. Шекспиръ - поэтъ не общихъ идей, а индивидуальностей. Онъ не поучаетъ, не вступаетъ въ споръ, не морализируетъ, подобно философамъ. И въ этомъ-то именно заключается, на нашъ взглядъ, рѣзкая психическая противоположность Шекспира и Бэкона. Бэконъ неспособенъ на такое высокое поэтическое безпристраст³е,- онъ слишкомъ человѣкъ отвлеченной мысли. Почти полное отсутств³е политическихъ теор³й въ произведен³яхъ Шекспира - очень замѣчательно; оно доказываетъ коренной политическ³й индифферентизмъ поэта къ политическимъ учен³ямъ. Оно и понятно: развѣ шекспировское время представляло такое политическое движен³е, которое могло бы надѣяться получить всѣ симпат³и великаго поэта? Въ истор³и царствован³е Елизаветы занимаетъ весьма почетное мѣсто (о Яковѣ ²-мъ этого сказать нельзя), но для современниковъ оно было тяжелымъ деспотизмомъ, отзывавшимся на ихъ частной и общественной жизни почти ежедневно. Заключен³е Мар³и Стюартъ, ея процессъ, ея казнь могли внушить только чувство глубочайшаго негодован³я, какою бы политической необходимостью ни оправдывали современники Елизавету. Казнь графа Эссекса - одного изъ друзей поэта - не менѣе тяжелымъ камнемъ должна была лечь на сердце поэта, и замѣчательно, что съ этой минуты (1601 годъ) въ душевномъ настроен³и поэта замѣчается крутой переворотъ: отъ веселыхъ комед³й онъ переходитъ къ кровавымъ драмамъ; въ то же время въ умѣ поэта возникаетъ и прежн³й философск³й скептицизмъ, навѣянный чтен³емъ Монтеня. А возникавшее пуританское движен³е развѣ было симпатичнѣе? Въ шекспировское время политическ³я страсти играли довольно видную роль у драматическихъ писателей. Мэссинджеръ былъ почти республиканецъ; Бомонтъ и Флетчеръ восхваляли принципъ легитимизма. Одинъ лишь Шекспиръ не принадлежалъ ни къ одному изъ этихъ лагерей. Онъ до такой степени индифферентенъ въ политикѣ, что своихъ дѣйствующихъ лицъ никогда не заставляетъ разсуждать, подобно Корнелю, о лучшей формѣ правлен³я. Въ такой трагед³и, какъ "Кор³оланъ", подобный споръ былъ бы у мѣста, а между тѣмъ поэтъ весь свой творческ³й ген³й сосредоточилъ на личности героя. Въ "Юл³ѣ Цезарѣ" даже Брутъ не приводитъ никакого политическаго соображен³я въ знаменитомъ монологѣ, въ которомъ объясняетъ, почему смерть Цезаря была необходимостью; онъ рѣшается умертвить диктатора не во имя республики или общественнаго блага, а потому, что боится, что монарх³я развратитъ душу великаго Цезаря. Теперь мы можемъ только радоваться, что Шекспиръ стоялъ внѣ политическихъ распрей своего времени. Для поэта, какъ и для философа, политика не годится; она заставляетъ его отступать отъ широкихъ горизонтовъ мысли, ради точки зрѣн³я по необходимости узкой и фальшивой. Шекспиръ созерцалъ человѣчество съ любопытствомъ и интересомъ, но мало раздѣлялъ его увлечен³я и страсти. Его взглядъ обнималъ слишкомъ много явлен³й сразу, онъ слишкомъ хорошо понималъ тайну человѣческой комед³и, чтобы серьезно увлекаться какимъ либо изъ нашихъ "великихъ принциповъ".

   Но интересовали ли его религ³озные вопросы, а если интересовали, то въ какой мѣрѣ? Бэконисты выдвинули этотъ вопросъ на первый планъ, надѣясь тутъ-то и поразить въ самое больное мѣсто защитниковъ Шекспира. Оно и въ самомъ дѣлѣ: если можно доказать, что Шекспиръ въ своихъ произведен³яхъ высказываетъ протестантск³я убѣжден³я, то дѣло бэконистовъ выигрываетъ цѣлую ставку, такъ какъ извѣстно, что Бэконъ былъ искреннимъ протестантомъ: это онъ заявилъ печатно въ своихъ произведен³яхъ. Мы уже знаемъ, что вопросъ о религ³озныхъ воззрѣн³яхъ Шекспира поставленъ не совсѣмъ ясно въ шекспировской критикѣ. Критики и изслѣдователи обыкновенно смѣшиваютъ религ³озное воспитан³е, которое поэтъ могъ получить дома, когда былъ ребенкомъ, съ религ³ознымъ м³ровоззрѣн³емъ, которое выработалось впослѣдств³и самостоятельно и свободно. Разсматривая первый вопросъ, мы пришли въ убѣжден³ю (стр. 93, 94, 95, 97, 98), что Шекспиръ получилъ католическое воспитан³е и что это воспитан³е отразилось въ его произведен³яхъ. Теперь намъ нужно коснуться второго вопроса: каково было религ³озное м³ровоззрѣн³е Шекспира?

   Въ религ³и, какъ и въ политикѣ, Шекспиръ широко пользовался своимъ правомъ драматическаго писателя: онъ не говоритъ отъ своего имени, онъ объективенъ. Изъ его произведен³й можно извлечь множество болѣе или менѣе антирелиг³озныхъ выражен³й, которыя, однакоже, ровно ничего недоказываютъ, такъ какъ они соотвѣтствуютъ характеру и душевному настроен³ю лицъ, высказывающихъ ихъ. Къ тому же, этимъ выражен³ямъ можно противопоставить друг³я, носящ³я на себѣ печать извѣстной религ³озности. Бирчъ (Birch) въ обширномъ сочинен³и: "An Inquiry into the Philosophy and Religion of Shakespeare" (London, 1848) пытался доказать, что Шекспиръ былъ атеистъ. Между тѣмъ, нѣкто докторъ Джонъ Шарпъ (1644-1714) говорилъ: "Библ³я и Шекспиръ сдѣлали меня арх³епископомъ ²оркскимъ" (The Bible and Shakespeare have made me Archbishop of York). Кто-то замѣтилъ, что въ произведен³яхъ Шекспира не упоминается слово Богъ. Это неправда, но если можно защищать подобную неправду, если необходимо долгое время рыться въ драмахъ и комед³яхъ прежде, чѣмъ доказать ошибочность такого утвержден³я, то очевидно, что въ противоположность Эсхилу и Софоклу Шекспиръ рѣдко упоминаетъ о Богѣ. Но развѣ изъ этого слѣдуетъ что либо? Такое рѣдкое употреблен³е слова Богъ могло зависѣть не отъ воли Шекспира. Въ 1604 году былъ опубликованъ статутъ Якова I-го, которымъ запрещалось упоминать на сценѣ слово Богъ. Вслѣдств³е этого, во многихъ in-quarto встрѣчается слово Богъ, которое, однако, замѣнено какимъ нибудь другимъ выражен³емъ въ in-folio 1623 г. Такъ, напримѣръ, въ первоначальномъ издан³и "Венец³анскаго Купца" (I, 11) мы читаемъ: "² pray God grant a fair departure", и въ in-folio выражен³е: "I pray God" замѣнено выражен³емъ: "I wish". Весьма вѣроятно, что издатели принуждены были сдѣлать и друг³я, подобныя же измѣнен³я. Тѣмъ не менѣе и въ этомъ отношен³и встрѣчаются особенности, которыя не поддаются этому послѣднему объяснен³ю. Извѣстно, что "Гамлетъ" долгое время занималъ Шекспира; онъ былъ передѣланъ имъ по крайней мѣрѣ два раза, такъ что "Гамлетъ" въ томъ видѣ, въ какомъ мы его читаемъ теперь, есть окончательная редакц³я первоначальнаго наброска. Очень любопытно прослѣдить измѣнен³я, сдѣланныя Шекспиромъ. Въ окончательной редакц³и Гамлетъ, умирая, говоритъ: "The rest is silence" ("конецъ - молчан³е", у Кронеберга). Въ первоначальной же обработкѣ Гамлетъ оканчиваетъ жизнь другою фразою: "Heaven гесе³ѵе my soule" (да приметъ небо мою душу). Измѣнен³е весьма важное именно съ религ³озной точки зрѣн³я, тѣмъ болѣе, что оно не могло зависѣть отъ запрещен³я употреблять на сценѣ слово Богъ.

   Но эти ли только заключен³я мы въ правѣ сдѣлать изъ внимательнаго изучен³я Шекспира? Какъ объяснить, напримѣръ, что въ порывахъ страсти Ромео и Джульета никогда не выражаютъ увѣренности, что они будутъ соединены въ загробной жизни? Съ другой стороны, когда эти супруги-христ³ане умираютъ безъ всякой надежды на загробную жизнь, язычники, въ родѣ Антон³я и Клеопатры, только объ этой надеждѣ и думаютъ. Клеопатра, умирая, вспоминаетъ погибшаго Антон³я: "Мнѣ кажется, я слышу призывъ Антон³я,- вижу, какъ онъ поднимается, чтобы похвалить благородный поступокъ мой, слышу, какъ насмѣхается надъ счаст³емъ Цезаря, ниспосылаемымъ богами въ оправдан³е будущей кары... Иду, супругъ!" А Антон³й, умирая, говоритъ: "Иду, царица.- Эросъ! - подожди меня, тамъ, гдѣ души отдыхаютъ на цвѣтахъ, мы будемъ гулять рука въ руку, изумимъ всѣхъ нашей свѣтлой веселост³ю; Дидона и Эней утратятъ почитателей,- все обратится въ намъ!" Далѣе, не любопытно ли, что Кентъ, этотъ благочестивый слуга короля Лира, не признаетъ другого всемогущества въ м³рѣ, кромѣ судьбы, въ античномъ, языческомъ смыслѣ этого слова? "Нами,- говоритъ онъ,- управляютъ звѣзды,- звѣзды неба!" Неужели же этотъ романтическ³й типъ вѣрности ничему не научился со времени Гомера, неужели христ³анство не оставило на немъ никакихъ слѣдовъ, и о Провидѣн³и онъ имѣетъ такое же точно понят³е, какъ и античный поэтъ? Не любопытно ли, что герцогъ, желая поддержать духъ Клавд³я передъ смерт³ю въ "Мѣра за Мѣру", говоритъ ему только о ничтожествѣ настоящей жизни и вы единымъ словомъ не проговаривается о загробной жизни? Велик³е преступники въ драмахъ Шекспира умираютъ не только безъ всякихъ угрызен³й совѣсти, но какъ настоящ³е герои, совершенно по античному; гордые и невозмутимые, они проклинаютъ небо и жизнь, и какъ бы говорятъ то, что осмѣлился сказать Макбетъ: "Догорай же, догорай, крошечный огарокъ! Жизнь - это рѣчь мимолетная, это жалк³й комед³антъ, который пробѣснуется, провеличается свой часъ на помостѣ, а затѣмъ неслышенъ; это сказка, разсказываемая глупцомъ, полная шума и неистовства, ничего не значущихъ". Рядомъ съ этимъ гордымъ велич³емъ духа, которое впослѣдств³и проявится такъ ярко въ Байронѣ, шекспировск³е вѣрующ³е христ³яне очень часто слабы или умомъ или сердцемъ, какъ, напр., Ричардъ ²², Генрихъ VI.

   Такимъ образомъ, мы должны придти къ убѣжден³ю, что Шекспиръ относился индифферентно, равнодушно ко всякимъ учен³ямъ, и въ томъ числѣ къ религ³ознымъ доктринамъ. Вопросъ: къ какой христ³анской церкви принадлежалъ Шекспиръ, не по воспитан³ю и оффиц³ально (по воспитан³ю онъ былъ католикъ, оффиц³ально - принадлежалъ къ англиканской церкви), устраняется самъ собой. Въ своемъ религ³озномъ м³ровоззрѣн³и Шекспиръ перешагнулъ не только черезъ католичество, но и черезъ протестантство; въ своемъ освобожден³и онъ пошелъ дальше Лютера и Кальвина. Онъ такъ же далекъ отъ нихъ какъ и отъ папы; ему кажутся мелкими и папа, и Кальвинъ, и Лютеръ. Всяк³е богословск³е диспуты были для него такъ же безразличны, какъ и споры о той или другой формѣ правлен³я... Слѣдуетъ ли, поэтому, заключить, что Шекспиръ былъ язычникъ? Да, намъ кажется, что по отношен³ю къ его религ³озному м³росозерцан³ю, его можно назвать язычникомъ,- если, конечно, слово язычникъ мы будемъ понимать въ его абстрактно-теоретическомъ, а не историческомъ значен³и, т. е. что Шекспиръ прежде всего былъ чистымъ художникомъ. Искусство, понимаемое въ строго человѣческомъ смыслѣ, въ независимости отъ всякихъ цѣлей, лежащихъ внѣ его, въ своемъ расцвѣтѣ и силѣ всегда носитъ на себѣ печать чего-то языческаго. Но изъ этого было бы смѣшно и нелѣпо заключить, что Шекспиръ, подобно Грину или Марло, велъ антихрист³анскую пропаганду, или, подобно Эврипиду, образовалъ нѣчто въ родѣ школы скептицизма. Объ немъ можно сказать то, что много разъ говорилось о Гомерѣ: онъ слишкомъ великъ для того, чтобъ вступать въ споръ. Къ тому же его высокое безпристраст³е или, вѣрнѣе, глубокое пониман³е жизни - безгранично. Когда нужно, онъ даетъ религ³и самую возвышенную роль. Правовѣрный епископъ Карлейль - велик³й, возвышенный умъ; благочестивая католичка, королева Екатерина Арагонская, въ своемъ несчаст³и, находитъ утѣшен³е въ религ³и. Король Клавд³й, дядя Гамлета, признаетъ существован³е высшей справедливости. Божество въ "Цимбелинѣ" произноситъ слова: "Я наказываю тѣхъ, кого люблю, и откладываю мои благодѣян³я съ тѣмъ, чтобы они казались еще болѣе дорогими". Но необходимо прибавить, что божество, произносящее эти слова, есть Юпитеръ. Мезьеръ справедливо замѣчаетъ, что велик³й поэтъ не побоялся, въ протестантскомъ государствѣ, при фанатическомъ правительствѣ, изобразить католицизмъ самымъ возвышеннымъ образомъ: въ "Ромео и Джульетѣ", въ "Много шуму изъ ничего" онъ выводитъ на сцену мудрыхъ монаховъ, свободомыслящихъ, и вмѣсто того, чтобъ смѣяться надъ ними, какъ сдѣлалъ бы неизбѣжно всяк³й пуританинъ, онъ внушаетъ къ нимъ уважен³е. Аполог³я Шейлока въ третьемъ актѣ "Венец³анскаго Купца" и глубокая правда всей этой роли являются лучшимъ доказательствомъ религ³ознаго индифферентизма Шекспира.

   Былъ ли способенъ Бэконъ на подобное м³ровоззрѣн³е и на подобный возвышенный нравственный строй? Все, что мы знаемъ объ ученомъ канцлерѣ Якова I-го, заставляетъ насъ дать отрицательный отвѣтъ на подобный вопросъ. Бэконъ съ большимъ успѣхомъ практиковалъ компромиссы съ жизн³ю. Онъ низко льстилъ, когда это было нужно; онъ медленно и осмотрительно пробирался къ власти, онъ отрекся отъ своего лучшаго друга, графа Эссекса, которому обязанъ былъ своимъ состоян³емъ, когда оказалось, что выступить съ защитой графа - только вредить себѣ. Мало того, на судѣ, онъ предсталъ въ качествѣ обвинителя Эссекса и графъ былъ казненъ,- и все это онъ дѣлалъ съ цѣлью понравиться Елизаветѣ и, конечно, не успѣлъ въ этомъ. Онъ палъ еще ниже, когда, достигнувъ власти при Яковѣ, сталъ брать взятки, ввелъ въ моду хищен³е и потомъ униженно сознавался въ этомъ, желая хоть сколько нибудь выгородить себя. Такова ли нравственная физ³оном³я Шекспира?

   Изъ множества гипотезъ, высказанныхъ по этому поводу, позволю себѣ остановиться на гипотезѣ Рюмелина. Взглядъ Рюмелина можно назвать отрицательнымъ. Онъ обращаетъ прежде всего вниман³е на то, чего нѣтъ въ Шекспирѣ, какихъ въ немъ недостаетъ тоновъ и аккордовъ, и отсюда уже выводитъ то, чѣмъ онъ былъ. Въ тридцати семи пьесахъ, написанныхъ Шекспиромъ, фигурируетъ болѣе пятисотъ дѣйствующихъ лицъ. Этотъ человѣческ³й м³ръ, однако, гораздо ограниченнѣе дѣйствительнаго м³ра, въ немъ нѣтъ характеровъ спокойныхъ, твердыхъ, ясныхъ, устремляющихъ свой взоръ на идеалъ, на факелъ вѣры или знан³я. Недостаетъ также флегматическихъ темпераментовъ; недостаетъ средняго сослов³я; на сценѣ дѣйствуетъ или аристократ³я, или чернь; въ драматическихъ конфликтахъ недостаетъ борьбы долга съ долгомъ. Вмѣсто этого мы видимъ только судороги страсти въ борьбѣ съ долгомъ. Въ главномъ регистрѣ нѣтъ среднихъ нотъ. Шекспира можно разсматривать какъ темпераментъ исключительно холерическ³й; онъ сильно чувствуетъ всякое страдан³е, всякое зло въ человѣческой жизни, но ему недостаетъ той внутренней ясности, которая была удѣломъ Гёте. Пульсъ жизни сильно бьется въ созданныхъ имъ фигурахъ, но это - пульсъ ускоренный, лихорадочный. Неспособный на философскую отвлеченность, онъ развилъ въ себѣ практическ³й взглядъ на жизнь, чрезвычайно пессимистическ³й, равнодушный ко всему, что было, что будетъ, но основанный на вѣрѣ въ безусловное право воли, въ безошибочность сознан³я. Школа его жизни - самая опасная,- театръ. Къ тому же на этомъ театрѣ жизни тяжелымъ камнемъ пуританская нетерпимость, общественное легкомысл³е, почти презрѣн³е. Подъ конецъ жизни общество измѣнило Шекспиру для болѣе молодыхъ писателей,- Бенъ Джонсона, Флетчера, Бомонта, которые или сдѣлали своею спец³альност³ю бытовыя сцены, въ то время какъ Шекспиръ бралъ только общ³я, человѣческ³я темы, или же превосходили его въ лучшемъ знан³и классическаго м³ра. Отсюда - разочарован³е, переходъ отъ темъ веселыхъ къ мрачнымъ, кровавымъ, по взгляду все болѣе и болѣе пессимистическому, наконецъ, отвращен³е къ театру и конецъ жизни, проведенный бездѣятельно, въ семейномъ кругу. Этотъ взглядъ Рюмелина - противорѣчивъ и поверхностенъ. Было бы слишкомъ долго указывать на всѣ историческ³я ошибки нѣмецкаго писателя, на его непониман³е эпохи, въ которой жилъ Шекспиръ. Рюмелинъ, между прочимъ, говоритъ, что у Шекспира нѣтъ меланхолическихъ или лимфатическихъ темпераментовъ. А Гамлетъ? А Джонъ? А Винченц³о? Онъ говоритъ, что у него нѣтъ характеровъ съ грустнымъ оттѣнкомъ. А Имоджена? Кордел³я? Брутъ? Кто можетъ сравниться съ Шекспиромъ въ способности уходить изъ дѣйствительнаго м³ра въ м³ръ мечты, поэз³и (вспомните его комед³и)? Наконецъ, развѣ "Цимбелинъ", "Буря", съ ихъ невозмутимымъ, яснымъ небомъ,- развѣ это пессимизмъ?

   Мы знаемъ уже, что пессимизмъ Шекспира былъ лишь переходной эпохой; отъ него онъ освободился подъ конецъ жизни и этотъ-то именно конецъ съ своимъ примирительнымъ началомъ характеризуетъ собой время создан³я "Зимней Сказки", "Цимбелина", "Бури". Къ тому же пессимизмъ Шекспира былъ не философскимъ учен³емъ, въ родѣ, напримѣръ, пессимизма Шопенгауэра, онъ не былъ опредѣленнымъ учен³емъ, которое объединяетъ и вводитъ въ систему природу, м³ръ, человѣка, это было просто извѣстное чувство недовольства, разочарован³е жизни, горькихъ выводовъ изъ опыта и наблюден³я, но этихъ выводовъ Шекспиръ не объединялъ въ какую либо опредѣленную систему. Вообще, видѣть какую-либо опредѣленную философскую или метафизическую систему у Шекспира - нѣтъ возможности. Онъ поэтъ не абстрактной мысли, а конкретныхъ образовъ. Мы знаемъ, что на Шекспира много вл³ялъ Монтень, но французск³й моралистъ вл³ялъ именно потому, что у него самого нѣтъ никакой философской доктрины, и даже самый его скептицизмъ не имѣетъ научныхъ устоевъ. Монтень - одинъ изъ самыхъ содержательныхъ писателей XVI столѣт³я, онъ постоянно шевелитъ мысль, заставляетъ ее усиленно работать, разоблачая пустоту абстрактныхъ формулъ или подкашивая съ корнемъ ходяч³я, установивш³яся и всѣми признанныя истины. Этимъ своимъ разлагающимъ элементомъ Монтень необыкновенно полезенъ и общен³е съ такимъ умомъ никогда не проходитъ безслѣдно. Но въ смыслѣ какого-либо положительнаго учен³я Монтень не даетъ ровно ничего.

   За исключен³емъ Монтеня, можемъ ли мы указать на другого мыслителя, который оказывалъ бы замѣтное вл³ян³е на Шекспира? Попытки въ этомъ смыслѣ дѣлались не разъ, но всегда безуспѣшно. Указывали на вл³ян³е Бэкона, на вл³ян³е Джорджано Бруно. Но такъ ли это? И въ чемъ мы должны видѣть вл³ян³е этихъ двухъ мыслителей на величайшаго поэта ихъ времени? Въ настоящее время едва ли можетъ быть сомнѣн³е въ томъ, что значен³е Бэкона, какъ творца экспериментальнаго метода, слишкомъ преувеличено. При наблюден³и надъ развит³емъ научнаго движен³я, Бэконъ былъ пораженъ тѣмъ обстоятельствомъ, что философская школа и ея методы тутъ не при чемъ, что завоеван³я разума сдѣланы внѣ ея и вопреки ей. Этими завоеван³ями наука обязана не Аристотелю, не какому-либо другому традиц³онному авторитету, но прямому, непосредственному обращен³ю къ природѣ, непосредственному соприкосновен³ю здраваго смысла съ дѣйствительностью. Энергическ³е послѣдователи, увѣковѣчивш³е свои имена для этого дѣла, конечно, разсуждали съ не меньшимъ искусствомъ, чѣмъ логики-философы, но ихъ разсужден³я основывались на наблюден³и фактовъ. И наоборотъ, когда они исходили изъ апр³орной концепц³и, отъ гипотезы, то подвергали ее, подобно Колумбу, повѣркѣ посредствомъ опыта и только тогда считали гипотезу твердо-установленною, когда сообщали ей эту необходимую санкц³ю. Такимъ образомъ, съ одной стороны стояла оффиц³альная философ³я, совершенно безсильная и безплодная, съ другой - поразительные успѣхи положительныхъ наукъ. Отсюда англ³йск³й здравый смыслъ пришелъ въ убѣжден³ю, что необходимо отказаться отъ апр³орной спекуляц³и и отъ силлогизма и навсегда замѣнить ихъ наблюден³емъ и индукц³ей. Приступая къ анализу нашихъ зван³й, Бэконъ показываетъ, что наше знан³е насквозь пропитано предразсудками. Мы имѣемъ свои капризы, свои предпочтен³я, своихъ идоловъ,- идоловъ нац³и, площади, угла, театра,- и мы навязываемъ ихъ природѣ. Изъ того, что кругъ, какъ правильная лин³я, намъ правится, мы заключаемъ, что планетныя орбиты суть совершенные круги. Мы вовсе не наблюдаемъ или наблюдаемъ только на половину. Поэтому, единственное спасен³е для философ³и заключается въ полномъ разрывѣ съ греко-схоластической традиц³ей и въ открытомъ признан³и индуктивнаго метода. Такимъ образомъ, можно признать, что Бэконъ первый въ ясныхъ и краснорѣчивыхъ выражен³яхъ утверждаетъ тожество "истинной" философ³и и науки, и ничтожество отдѣльной отъ науки метафизики. Рѣшительный противникъ метафизики, онъ настойчиво проситъ своихъ читателей не думать, что онъ имѣетъ намѣрен³е основать какую нибудь секту въ философ³и, подобно древнимъ грекамъ, или нѣкоторымъ изъ современныхъ философовъ. Не въ этомъ его задача: Для человѣчества совершенно не важно, каковы абстрактныя мнѣн³я отдѣльнаго лица относительно природы и начала вещей". Философ³ю, въ точномъ значен³и этого слова, онъ подраздѣляетъ на естественную теолог³ю, естественную философ³ю и человѣческую философ³ю. Метафизика есть спекулятивная часть естественной философ³и; она занимается формами (терминъ схоластическ³й) и конечными причинами, между тѣмъ какъ фактическая часть естественной философ³и или жизни, въ собственномъ смыслѣ слова, говоритъ только о силахъ и субстанц³яхъ. Но Бэконъ очень мало обращаетъ вниман³я на метафизику и, назвавъ конечныя причины безплодными дѣвами, а также назначивъ метафизику, какъ спец³альную науку, для нихъ, онъ только иронизируетъ надъ нею. Что же касается естественной теолог³и, то ея единственная задача - опровергнуть атеизмъ. Догматы суть предметы вѣры, но не науки. Но такое безусловное различ³е между наукой и теолог³ей, очевидно, есть для Бэкона только уловка; подобно Бэкону, такъ дѣлаютъ и мног³е англ³йск³е ученые: они хотятъ быть матер³алистами въ вопросахъ науки, и супернатуралистами въ вопросахъ религ³и. Гёте слѣдующимъ образомъ выразился о Бэконѣ (заимствуемъ эту выписку у Кoxa: "Шекспиръ"): Бэконъ похожъ "на человѣка, который вполнѣ видитъ неправильность, неудобства, шаткость старой постройки и хочетъ дать понять это ея жильцамъ. Онъ совѣтуетъ имъ покинуть ее, пренебречь мѣстомъ и оставшимися матер³алами, и искать другого мѣста, чтобы тамъ возвести новое здан³е. Онъ превосходный ораторъ, способный убѣдить; онъ даетъ ударъ въ стѣны, онѣ падаютъ, и вотъ жильцы принуждены выбраться. Онъ указываетъ новыя мѣста; ихъ начинаютъ ровнять, но вездѣ оказывается слишкомъ мало простора. Онъ представляетъ новые планы, которые не вполнѣ ясны и вовсе непривлекательны. Главнымъ же образомъ, онъ говоритъ о новыхъ, неизвѣстныхъ еще матер³алахъ, и этимъ именно приноситъ пользу м³ру. Толпа расходится во всѣ стороны и приноситъ назадъ съ собою безконечное количество частностей, между тѣмъ какъ дома граждане заняты новыми планами, новою дѣятельност³ю и устремляютъ свое вниман³е на новыя поселен³я. Со всѣмъ этимъ и благодаря всему этому, сочинен³я Бэкона представляютъ собой великое сокровище для потомства".

   Этотъ бѣглый, хотя по необходимости далеко не полный, анализъ значен³я Бэкона и мѣткое сравнен³е, сдѣланное Гёте,- достаточны, какъ намъ кажется, чтобы убѣдить читателя въ томъ, что Шекспиръ, ни въ цѣломъ, ни въ частностяхъ, не принадлежитъ къ послѣдователямъ Бэкона. Кохъ въ своей книгѣ о Шекспирѣ, напротивъ того, видитъ въ поэтѣ именно такого послѣдователя, но его доказательства далеко не убѣдительны; для этого онъ прибѣгаетъ къ сравнен³ямъ и только. "Въ сравнен³и съ такими поэтами,- говоритъ онъ,- какъ Тассо и Кальдеронъ, въ произведен³яхъ которыхъ видную роль играетъ сверхчувственный м³ръ, Шекспиръ... является почти такимъ же трезвымъ, какъ лордъ Бэконъ въ сравнен³и съ Джордано Бруно". Но этого, очевидно, слишкомъ мало для того, чтобы утверждать, что Шекспиръ исповѣдывалъ то же самое философское profession de foi, что и Бэконъ. Онъ несомнѣнно трезвѣе Тассо и Кальдерона, но эта трезвость есть явлен³е общее всему умственному движен³ю Англ³и въ эпоху Возрожден³я и этою-то именно чертой, можетъ быть, болѣе, чѣмъ всѣми другими, англ³йское Возрожден³е отличается отъ итальянскаго и испанскаго. Шекспиръ, несомнѣнно, есть лучш³й и самый полный представитель въ поэз³и этого англ³йскаго Возрожден³я. Но эта трезвость принадлежитъ далеко не исключительно ему одному; всѣ друг³е поэты, его современники, отличаются, подобно ему, этою трезвост³ю, хотя въ другихъ отношен³яхъ очень расходятся съ Бэкономъ. Къ тому же, Бэконъ не даетъ какой либо философской системы, въ смыслѣ учен³я или доктрины; онъ даетъ только методъ, который, какъ бы онъ ни былъ безошибоченъ въ философ³и, совершенно непригоденъ въ поэз³и: поэтическое произведен³е нельзя построить на индукц³и, на опытѣ и наблюден³и. Отсюда ясно, что когда говорятъ о философ³и Бэкона въ примѣнен³и въ Шекспиру, то говорятъ не объ его индуктивномъ методѣ, а о такомъ учен³и, которое проповѣдывалъ Бэконъ. Поэтому, чтобы доказать философское родство Шекспира съ Бекономъ, необходимо указать на так³я положительныя философск³я данныя, как³я могутъ быть найдены какъ у Шекспира, такъ и у Бэкона. Но именно этого-то и нѣтъ возможности сдѣлать. Шекспиръ, при всей своей трезвости, вовсе не такой отрицатель метафизики, какимъ его хотятъ изобразить нѣкоторые критики. Извѣстно, что чтен³е Шекспира тѣмъ, главнымъ образомъ, и обаятельно, что читатель на всякомъ шагу встрѣчаетъ самыя глубок³я мысли, касающ³яся самихъ метафизическихъ предметовъ, и часто эти мысли имѣютъ совершенно метафизическ³й оттѣнокъ. Вотъ почему гораздо рац³ональнѣе видѣть умственное родство Шекспира не съ Бэкономъ, а съ Джордано Бруно.

   "На этой тр³адѣ - Монтень, Бруно, Бэконъ,- говоритъ Кохъ,- въ высшей степени поучительно видѣть, какъ философское направлен³е каждаго изъ нихъ соотвѣтствуетъ характеру того народа, представителями котораго они являются. Легко приходящ³й въ возбужден³е и подвижный французъ смѣло бросаетъ господствующимъ на разныхъ поприщахъ догмамъ вызовъ скептицизма: "Que sais-je?" Его можно было бы назвать разрушительнымъ ген³емъ, но въ его скепсисѣ замѣтенъ и рѣшительный позитивизмъ. Напротивъ, полный фантаз³и итальянецъ, одушевленный созерцан³емъ природы, окрыленный платоновскими идеями, не ушедш³й въ то же время и отъ вл³ян³я средневѣковыхъ мыслителей, создаетъ величественную пантеистическую систему. Къ нему примыкаютъ нѣмецк³е идеалисты-философы восемнадцатаго и девятнадцатаго вѣковъ, подобно тому, какъ вожаки французскаго "просвѣщен³я", Вольтеръ и Дидро, примыкаютъ къ своему соотечественнику Монтеню, вл³ян³е котораго во Франц³и то усиливалось, то ослаблялось, но никогда не исчезало вовсе. Наконецъ, англичанинъ, сынъ народа практическихъ мореплавателей, стремившагося къ господству надъ элементарными силами, если не прокладываетъ дорогу, то во всякомъ случаѣ указываетъ ее новѣйшему естествознан³ю. Ему не мало были обязаны Гоббсъ и Локкъ; ему же воздала должное матер³алистическая философ³я девятнадцатаго вѣка". Эта характеристика скорѣе остроумна, чѣмъ справедлива. Она основана на общемъ мѣстѣ тѣхъ банальныхъ, будто бы, расовыхъ признаковъ, которыми обыкновенно характеризуютъ француза, итальянца, англичанина. Но эти признаки не выдерживаютъ критики въ примѣнен³и къ цѣлымъ эпохамъ умственнаго движен³я въ средѣ этихъ народовъ. Во Франц³и не только позитивизмъ расцвѣтаетъ, не только существуетъ скептицизмъ Вольтера и Дидро (на три четверти заимствованный къ тому же у тѣхъ же Гоббса и Локка); тамъ былъ Декартъ, тамъ былъ популяренъ эклектизмъ, шедш³й въ хвостѣ нѣмецкой философ³и, и еще недавно процвѣталъ спиритуализмъ. Итальянцы не всегда были пантеистами на подоб³е Бруно; въ настоящую минуту тамъ господствуетъ позитивизмъ. Наконецъ, англичане, несмотря на ихъ практичность, не всегда были бэконьянцами въ философскомъ значен³и этого слова. Тамъ родилась такъ называемая шотландская школа, тамъ были так³е "непримиримые" идеалисты-метафизики, какъ Беркли и Юмъ. Нельзя поэтому сказать, что Джордано Бруно есть только представитель въ философ³и характерныхъ особенностей итальянскаго народа. Онъ - такой же сынъ Возрожден³я, какъ и Бэконъ, и его учен³е,- въ общемъ метафизическое,- представляетъ гораздо болѣе освободительныхъ элементовъ отъ средневѣковой схоластики, чѣмъ индуктивный методъ Бэкона, имѣющ³й свое значен³е не въ философ³и, а въ наукѣ.

   Учен³е Бруно, отчасти, имѣетъ полемическ³й характеръ; онъ всю жизнь боролся съ Аристотелемъ, отрицая "Сферы" Аристотеля и его подраздѣлен³я м³ра. Бруно училъ, что пространство не имѣетъ границъ, нѣтъ непереходимой границы, которая бы отдѣляла нашъ м³ръ отъ внѣм³ровой области, въ которой находятся чистыя души, ангелы и Высшее Существо. Такъ какъ Вселенная - безконечна, а двухъ безконечныхъ быть не можетъ, то значитъ Богъ и вселенная - одно и то же. Но Бруно - не атеистъ; онъ различаетъ вселенную отъ м³ра. Богъ, безконечное Существо или Вселенная есть начало, вѣчная причина м³ра; м³ръ же есть совокупность всѣхъ его явлен³й или феноменовъ. Богъ, съ точки зрѣн³я Бруно, не есть создатель, а душа м³ра; онъ не есть трансцендентальная причина, давшая первый толчекъ м³ру, но, какъ бы выразился Спиноза, есть причина имманентная, т. е. внутренняя и пребывающая въ вещахъ; онъ есть, въ одно и то же время, какъ матер³альное, такъ и формальное начало, ихъ производящее, организующее, ихъ вѣчная субстанц³я. Вселенная, заключающая, обнимающая, производящая всѣ вещи, не имѣетъ ни начала, ни конца. М³ръ, т. е. существа, которыя онъ заключаетъ, обнимаетъ, производитъ,- имѣетъ начало и конецъ. На мѣсто идеи Творца и свободнаго творчества здѣсь поставлена идея природы и необходимаго творен³я. Свобода и необходимость - синонимы; раскрываясь, Безконечное Существо производитъ безчисленное множество родовъ, видовъ, индивидуумовъ, безконечное разнообраз³е космическихъ законовъ и отношен³й, составляющихъ всеобщую жизнь и феноменальный м³ръ, не становясь при этомъ само ни родомъ, ни видомъ, ни индивидуумомъ, ни субстанц³ей. Матер³я, по Бруно, не есть μὴ ὄν Платона, Аристотеля и схоластиковъ. Не матер³альная въ своей сущности, она не получаетъ быт³я отъ какого либо отличнаго отъ нея положительнаго начала (формы); она, напротивъ, настоящая мать всѣхъ формъ, она ихъ всѣхъ заключаетъ въ зародышѣ и послѣдовательно воспроизводитъ. То, что сначала било сѣменемъ, становится травой, затѣмъ колосомъ, далѣе хлѣбомъ, затѣмъ тѣломъ, кровью, животнымъ сѣменемъ, зародышемъ, затѣмъ человѣкомъ, потомъ трупомъ, и переходить, наконецъ, въ землю или камень, или какую нибудь иную матер³ю, чтобы снова начать тотъ же круговоротъ. Нѣтъ, слѣдовательно, ничего прочнаго, вѣчнаго и достойнаго назван³я начала, кромѣ матер³и. Какъ абсолютная, она заключаетъ въ себѣ всѣ формы и всѣ протяжен³я. Человѣческая душа есть высш³й разцвѣтъ космической жизни; она происходитъ изъ субстанц³и всѣхъ вещей дѣйств³емъ той же силы, которая изъ пшеничнаго зерна дѣлаетъ колосъ. Всѣ существа, каковы бы они ни были, суть въ одно и то же время и тѣла, и души; всѣ они суть живыя монады, воспроизводящ³я подъ особенною формой монаду монадъ или Вселенную - бога. Тѣлесность есть слѣдств³е движен³я наружу силы экспансивной, присущей нонадѣ; мысль есть возвратное движен³е монады внутрь самой себя. Это двойное движен³е наружу и внутрь самой себя составляетъ жизнь монады.

   Не находимъ ли мы отголосковъ этого учен³я въ Шекспирѣ? Я думаю, что эти отголоски существуютъ, конечно, въ поэтическомъ видѣ, въ образахъ, картинахъ, чувствахъ, а не въ абстрактныхъ положен³яхъ. Такъ, напримѣръ, въ началѣ четвертаго акта "Бури", Просперо представляетъ образчикъ своего искусства Фердинанду и Мирандѣ. Съ помощью Ар³еля онъ вызываетъ Ирису, Цереру, Юнону, нимфъ, являются музыка и танцы. Когда это грац³озное видѣн³е исчезло, Просперо, между прочимъ, говоритъ: "Всѣ наши актеры (т. е. актеры видѣн³я),- духи, и распустились въ воздухъ, въ тончайш³й воздухъ, и какъ лишенная всякой основы работа этого видѣн³я, и достигающ³я до небесъ башни, и великолѣпнѣйш³е дворцы, и священные храмы, и самый громадный земной шаръ, и все на немъ существующее,- все распустится и, какъ это исчезнувшее невещественное представлен³е, не оставитъ послѣ себя ни облачка. Мы изъ того же вещества, изъ котораго образуются сны, и маленькая жизнь наша окружена сномъ..." Это - явно пантеистическое представлен³е и представлен³е именно въ духѣ Джордано Бруно. Совершенно такимъ же точно духомъ пропитаны и слѣдующ³я слова Лоренцо ("Венец³анск³й купецъ", V, 1): "Садись, Джессика. Смотри какъ усѣянъ сводъ неба блестками сверкающаго золота; нѣтъ и самомалѣйшей видимой тебѣ звѣздочки, которая въ своемъ движен³и не пѣла бы, какъ ангелъ, безпрестанно впадая въ хоръ юноокихъ серафимовъ. Такая же гармон³я и въ безсмертныхъ душахъ; но пока она заперта еще въ грязной этой оболочкѣ тлѣн³я, не можемъ мы слышать ея". Въ "Генрихѣ VI" (часть вторая, II, 1), соколиная охота вызываетъ короля Генриха на назидательныя мысли: "Но какъ взвился вашъ соколъ, мой лордъ, и какъ перевысилъ онъ всѣхъ! Да, божественное начало видно во всѣхъ творен³яхъ; и люди, и птицы, и все стреиится въ высоту". Леди Макбетъ говоритъ своему супругу (II, 2): "Малодушный! Дай мнѣ кинжалы ихъ. Спящ³й и мертвый - просто картинка; только глазъ дѣтства боится намалеваннаго чорта". Такихъ мѣстъ можно было бы привести множество. Всѣ произведен³я усѣяны глубочайшими идеями и всѣ эти идеи, имѣя явно пантеистическ³й характеръ, носятъ на себѣ отпечатокъ учен³я Джордано Бруно. Оно и понятно: Бруно былъ въ Англ³и, онъ былъ другомъ Филиппа Сиднея, королева Елизавета ему симпатизировала; въ Оксфордѣ былъ устроенъ диспутъ англ³йскихъ философовъ съ Бруно, и Бруно остался побѣдителемъ. Изъ Англ³и, однако, онъ уѣхалъ въ 1685 году и болѣе не возвращался; Шекспиру тогда шелъ всего двадцать первый годъ, такъ что личное знакомство поэта съ итальянскимъ философомъ болѣе, чѣмъ невѣроятно. Но идеи Бруно были въ Англ³и популярны и его трагическая смерть въ 1600 году, въ Римѣ, должна была произвести сильное впечатлѣн³е въ Лондонѣ. Такой любознательный умъ, какъ Шекспиръ, не могъ не интересоваться учен³емъ популярнаго итальянскаго философа, учен³емъ, которое представляло въ увлекательной формѣ самую сущность и духъ Возрожден³я. Къ тому же пантеизмъ есть единственная философская система, которая мирится съ поэтическимъ вдохновен³емъ. Шекспиръ, конечно, не даетъ намъ никакой доктрины, не объясняетъ намъ "вѣчныхъ загадокъ": "Таинственные законы природы не такъ молчаливы, какъ я!" ("Троилъ и Крессида", IV, 2) - могъ бы сказать Шекспиръ.

   Велик³й поэтъ жилъ,- говоритъ Дауденъ,- одновременно въ двухъ м³рахъ,- въ м³рѣ конечномъ, практическомъ, положительномъ, и въ м³рѣ идеальномъ и безконечномъ. Онъ не жертвовалъ однимъ м³ромъ для другого; онъ съумѣлъ ихъ согласовать и энерг³ей поддержать это соглас³е, которое ему казалось необходимымъ.

  

  

  

   1) Титъ Андроникъ.- а) Рыжева (изд. Гербеля).- b) Кетчера.

   2) Генрихъ VI, перв. часть,- а) Соколовскаго (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) кн. Цертелева (изд. Гербеля, 1888).

   3) Генрихъ VI, втор. часть.- а) Соколовскаго (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) кн. Цертелева (изд. Гербеля, 1888).

   4) Генрихъ VI, третья часть.- а) Соколовскаго (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) кн. Цертелева (изд. Гербеля, 1888).

   5) Два веронца.- а) В. Миллера (изд. Гербеля).- b) Кетчера.

   6) Комед³я ошибокъ.- а) Вейнберга (изд. Гербеля).- b) Кетчера.

   7) Усмирен³е своенравной.- а) Островскаго (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Безъ имени переводчика ("Сынъ Отечества", 1849).

   8) Потерянныя усил³я любви.- а) Вейнберга (изд. Гербеля).- b) Кетчера.

   9) Ромео и Джульета.- а) Соколовскаго (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Михаловскаго (изд. Гербеля, 1888).- d) Росковшенко ("Библ. для чтен³я", 1839).- е) Каткова ("Пантеонъ", 1841).- f) Грекова ("Свѣточъ", 1862).- g) Ап. Григорьева ("Русская Сцена" 1864).

   10) Сонъ въ лѣтнюю ночь.- а) Вейнберга (изд. Гербеля).- b) Кетчера.

   11) Ричардъ III.- а) Дружинина (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Безъ имени переводчика (Нижн³й Новгородъ, 1783).- d) Гр. Данилевскаго ("Библ. для чтен³я", 1866).

   12) Король Джонъ.- а) Дружинина (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) В. Костомарова (1866).

   13) Король Ричардъ II.- а) Соколовскаго (изд. Гербн³я).- b) Кетчера.- с) Михаловскаго (изд. Гербеля, 1888).- d) B. Костомарова (1866).

   14) Генрихъ IV, перв. часть.- а) Соколовскаго (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Каншина (изд. Гербеля, 1888).

   15) Генрихъ IV, втор. часть.- а) Соколовскаго (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Каншина (изд. Гербеля, 1888).

   16) Генрихъ V.- а) Соколовскаго (изд. Гербелл).- b) Кетчера.- с) Михаловскаго (изд. Гербеля, 1888).

   17) Венец³анск³й купецъ.- а) Вейнберга (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Якимова (1833).- d) H. Павлова ("От. Записки", 1839).- е) Ап. Григорьева ("Драм. Сборникъ", 1860).

   18) Все хорошо, что хорошо кончается.- а) Вейнберга (изд. Гербеля).- b) Кетчера.

   19) Виндзорск³я кумушки.- а) Вейнберга (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Имп. Екатерины II ("Русск³й Ѳеатръ" 1787), передѣлка.- d) Безъ имени переводчика (1838).- е) Мильчевскаго ("Русская Сцена", 1866).

   20) Много шуму изъ ничего.- а) Кронеберга (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Безъ имени переводчика ("Сынъ Отечества", 1849).

   21) Какъ вамъ угодно.- а) Вейнберга.- b) Кетчера.

   22) Двѣнадцатая ночь.- а) Кронеберга (изд. Гербеля).- b) Кетчера.

   23) Гамлетъ.- а) Кронеберга (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Сумарокова (1748).- d) Висковатова (1811).- е) Вронченко (1828).- f) Полевого (1837).- g) Загуляева ("Русск³й М³ръ", 1861).

   24) Юл³й Цезарь.- а) Михаловскаго (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Карамзина (1787).- d) Фета ("Библ. для чтен³я", 1869).

   25) Мѣра за мѣру.- а) Ѳ. Миллера (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Альберти ("Русская Сцена", 1866).

   26) Отелло.- а) Вейнберга (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Вельяминова (1808).- d) Панаева (1836).- е) Безъ имени переводчика ("Репертуаръ", 1841).- f) Лазаревскаго ("Репертуаръ" и "Пантеонъ", 1845).- g) Кускова ("3apя",1870).

   27) Король Лиръ.- а) Дружинина (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Н. Гнѣдича (1808).- d) Якимова (1833).- е) Лазаревскаго (1865).

   28) Макбетъ.- а) Кронеберга (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Ротчева (по переводу Шиллера, 1830).- d) Вронченко (1837).- е) Лихонина ("Москвитянинъ", 1854).- f) Элькана (1860).- g) Безъ имени переводчика (по переводу Монтанелли, 1861).

   29) Антон³й и Клеопатра.- а) Соколовскаго (изд. Гербелл).- b) Кетчера.- с) Михаловскаго (изд. Гербеля, 1888).- d) Фета ("Русское Слово*, 1869).- е) Корженевскаго (1866).

   30) Кор³оланъ.- а) Дружинина (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Безъ имени переводчика ("Репертуаръ", 1841).

   31) Троилъ и Крессида.- а) Соколовскаго (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Каншина (изд. Гербеля, 1888).- d) Безъ имени переводчика ("Репертуаръ" и "Пантеонъ", 1843).

   32) Тимонъ Аѳинск³й.- а) Вейнберга (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Н. Полевого (1846).

   33) Зимняя Сказка.- а) Соколовскаго (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Случевскаго (изд. Гербеля, 1888).

   34) Цимбелинъ.- а) Ѳ. Миллера (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Бородина ("Пантеонъ", 1840).- d) Гр. Данилевскаго ("Библ. для чтен³я", 1851).

   35) Буря.- а) Сазина (изд. Гербеля).- b) Кетчера.- с) Гамазова ("Пантеонъ", 1840).

   36) Периклъ.- а) Соколовскаго.- b) Кетчера.- с) Холодковскаго (изд. Гербеля, 1888).

   37) Генрихъ VIII.- а) Вейнберга.- b) Кетчера.

   &