Тургенев Иван Сергеевич - Письма 1862-1864

озвращающемуся из-за границы на родину. Мне совершенно неизвестно, о какой денежной части говорил Герцен г-ну Ничипоренко¹⁷; что же касается до фонда для русских политических изгнанников - или на так называемое "общее дело" - то о нем часто упоминается в "Колоколе": в одном из Noмеров издатели, между прочим, жалуются на незначительность собираемых сумм¹⁸. Собственно я в этот фонд денег не вносил - ни своих, ни через мои руки присланных - и вообще я об этом фонде имею только те сведения, которые можно почерпнуть из "Колокола". Повторяю, что с г. Серно-Соловьевичем я разговаривал только о "Дневнике девочки" - да и самый пакет, сколько мне помнится, вручил не ему, а одному из его приказчиков в магазине.

  

   Из ответов моих на сделанные мне вопросы всякий может заключить, что я, по глубокому чувству убеждения, всегда чуждался и чуждаюсь всякого рода пропаганды, особенно тайной; вижу в ней положительный вред и важное препятствие к успешному ходу народного развития и самой свободы. Всякий мрак мне ненавистен: мрак заговоров не менее других. Всё, что я делал до сих пор, совершалось заведомо для каждого, открыто и ясно, при солнечном свете: ни один добросовестный писатель не может действовать иначе. Смею прибавить, что мне нет никакой причины, ни даже выгоды сойти с дороги, по которой я шел до сих пор. Вследствие этого мне остались совершенно чужды все сношения, которые могут существовать между русскими пропагандистами и их единомышленниками в России и за границей; - и я с совершенно спокойной совестью объявляю заранее, что никогда и нигде не откажусь от моего имени - потому что мое имя не встретится там, где бы мне следовало от него отказаться. Мне остается присовокупить, что я не имею никакой причины к отстранению кого бы то ни было из подписавших данные мне вопросы или долженствующих меня судить.

  

   При сем прилагаются копии четырех писем ко мне г. г. Бакунина и Герцена¹⁹.

  

  

   Тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года, января 7-го дня, я, нижеподписавшийся, явился в присутствие Первого отделения 5-го департамента Правительствующего сената, выслушал высочайшее его императорского величества повеление о предании меня суду Сената; причем вычитаны были мне данные мною на предложенные вопросы ответы¹, которые я ныне утверждаю. На господ сенаторов графа Димитрия Анд<реевича> Толстого и Карла Карловича Венцеля², имеющих судить дело мое, подозрений не имею. Во время производства дела моего обязуюсь без разрешения Правительствующего сената из Санкт-Петербурга не отлучаться. Жительство имею в гостинице "Франция", у Полицейского моста. К сему объявлению отставной коллежский секретарь Иван Сергеев Тургенев руку приложил.

  

  

   1864-го года, января 13-го дня, в присутствии 1-го отделения 5-го департамента Правительствующего сената, я, нижеподписавшийся, по сообщении мне тех мест в показаниях г.г. Налбандова и Ничипоренко, в которых упоминается мое имя, имею объяснить следующее в дополнение прежде представленных мною ответов:

   В показаниях г. Налбандова я нашел нового - против присланных мне запросов - только упоминовение моего свидания с маркизом де Траверсе. Я действительно виделся с маркизом де Траверсе два раза по тому же делу доставления жене Бакунина денег и ни о чем другом с ним не говорил. Он, сколько мне помнится, дал сто рублей и сообщил мне адресе г-жи Бакуниной, жены Павла Александровича Бакунина, через которую деньги были посланы в Иркутск. На листе 31-м г. Налбандов упомянул было о получении через меня какого-то письма Бакунина, но потом сам вычеркнул мое имя, вспомнив, что это письмо было вручено ему маркизом де Траверсе. Мне остается подтвердить это показание в том смысле, что собственно я ничего не знал об этом письме. Сверх того, я должен повторить уже объясненное мною в моих ответах: Бакунин действительно выражал мне свое желание снабдить меня словарем¹ для облегчения мне переписки о его жене, о ее путешествии из Сибири в Тверскую губернию и т. п. Но этого словаря он мне не дал; - и если писал об этом - то либо память ему изменила, либо он действовал в силу неизвестных мне целей.

   Что касается до показания г. Ничипоренка, то в пополнение моих прежних ответов имею сказать следующее:

   Я г-на Ничипоренка видел всего два раза: летом 1860-го года у себя в деревне, в Орловской губернии² - а потом в 1862-м году весной в Париже. В деревню он ко мне заехал (как он это сам показывает на листе 59-м), временно проживая в гостях по соседству и желая со мной познакомиться. Я нашел в нем человека молчаливого и малоинтересного; посещение его продолжалось весьма недолго - и он уехал, не высказав никаких своих убеждений. Я совершенно забыл о его существовании, когда он явился ко мне в Париж - и тут наше свидание продолжалось еще менее и было еще незначительнее. Я собирался ехать в Россию, и он просил меня передать небольшой пакет г. Серно-Соловьевичу³. В г. Серно-Соловьевиче, с которым я вовсе знаком не был, я мог видеть только книгопродавца и не имел никакого понятия об его политических воззрениях - а в г-не Ничипоренке я имел перед собой человека, почти мне незнакомого, политические воззрения которого мне были также совершенно неизвестны и которому приходилось оказать небольшое одолжение, весьма обыкновенное при отъезде русских из-за границы. Вообще весь этот факт, по своей незначительности и обыденности, до того мало следа оставил в моей памяти, что я, по справедливости, мог написать в своих прежних ответах, что не помнил хорошенько, от кого именно получил я этот пакет. По прибытии моем в Петербург я передал его даже не самому г. Серно-Соловьевичу, а одному из его приказчиков - и, помнится, тут же подписал небольшую сумму в пользу пострадавших от пожаров (дело происходило в мае месяце 1862-го года) на листе, выставленном от имени того же самого г-на Серно-Соловьевича. Нечего прибавлять, что я не знал и не любопытствовал знать содержание врученного мне пакета, в котором, как видно из слов г-на Ничипоренка, содержались запрещенные бумаги. Остается мне упомянуть о письме Герцена, найденном (см. лист. 412-й) у неизвестного мне г-на Владимирова, в котором он - Герцен - просит выслать деньги на его имя в Лондон или на мое в Париж⁴. Я утверждаю честным словом, что ни денег никаких не получал, ни Герцен не просил меня об этом. Он и не нуждался в подобной просьбе, справедливо предполагая, что, если бы я получил деньги на мое имя для доставления ему - я бы их не задержал и препроводил бы их по адрессу. Но повторяю: денег я никаких не получал и вообще в первый раз об этом слышу. В так называемом русском фонде, известном мне единственно по "Колоколу", нет ни моих, ни присланных через меня денег, подтверждаю это вторично моим честным словом⁵. Что в сем объяснении на первой странице сверх строки написано: "виделся" - и на второй странице в виде выноски прибавлено: "весьма недолго - и он уехал, не высказав никаких своих убеждений. Я совершенно забыл об его существовании, когда он явился ко мне в Париж - и тут наше свидание продолжалось" - то верно. К сему объяснению коллежский секретарь Иван Сергеев Тургенев руку приложил⁶.

  

  

   1864 г., февраля 4 дня, я, нижеподписавшийся, даю сию подписку Канцелярии с.-петербургского военного генерал-губернатора в том, что в случае требования Правительствующего сената я обязуюсь немедленно явиться в оный из-за границы, где буду проживать или в Бадене, или в Париже.

  

  

  

   На основании ст. 24-й Правил о порядке привед<ения> в действ<ие> Положения, доверяю Вам составить на точном основании Правил, изложенных в положениях о крестьянах, уставную грамоту по имениям моим Тамбовской губернии Елатомского уезда, сел Почкова, Неплюева и Сасова, где следовать будет вместо меня подписываться и в установленный срок оную грамоту представить па утверждение местному мировому посреднику.

   С истинным почтением и совершенною преданностию остаюсь Вашим покорнейшим слугою

  

  

   Что сие верющее письмо действительно подписано рукою Ивана Сергеевича Тургенева, в том удостоверяю надворный советник Николай Сергеев Тургенев. Удостоверяю в том же мировой посредник мценский помещик гвардии подпоручик Николай Шеншин.

   Февраля 3-го дня

   1862

   Сие верющее письмо принадлежит гвардии штабс-ротмистру Николаю Николаевичу Тургеневу.

  

  

  

   С французского:

   С истинным удовольствием принимаю, сударыня, приглашение, которое вы были так добры передать мне, и буду точен.

   Примите уверение в моей преданности.

   Суббота утром.

  

  

   С французского:

   Посылаю тебе мою рукопись, которую прошу тебя передать г-ну Делаво¹; попроси его не растерять листы рукописи, которые совсем не держатся. Я не буду обедать у г-на Тургенева², потому что у меня сильные колики; впрочем, это - пустяк, но я не могу есть.

  

  

   С французского:

   Я не писал вам до сей поры, потому что все поджидал той минуты, когда я смогу наконец сообщить вам что-нибудь о рукописи, посланной вами в редакцию "Современника"; но мне ничего не дают знать об этом, и я снова отправил туда письмо, настоятельно требуя ответа¹. Спешу вместе с тем поблагодарить вас за прелестный подарок, мне сделанный. Франк передал мне ваш восхитительный перевод сонетов Шекспира, и вот уже три дня, как я погружен в волны поэзии, которая ныне забыта и которую вам дано было воскресить. В другой раз я поделюсь с вами впечатлением, которое она на меня произвела, теперь же только хочу сказать вам спасибо. Некоторые из этих сонетов проникают прямо в душу и там остаются; по нежности, силе и свежести они несравненны... Впечатление, что это перевод, совершенно исчезает: ваши стихи льются с изумительною легкостью, и лишь потом начинаешь думать с удивлением о трудностях, которые вы преодолели².

   Не подлежит сомнению, что этой книге уготован огромный успех, и я присоединяю мои похвалы ко всем тем, которые вы уже слышали и которые вам предстоит еще услышать³.

   Я проживу еще месяца два или три в Париже и буду в Мюнхене проездом в Россию - как в прошлом году, но остановлюсь там на более продолжительное время⁴. Я не очень-то много работал с тех пор, что я здесь. Мой роман появится в Москве в "Русском вестнике"⁵.

   Вы будете очень добры, если отправите мое прилагаемое при сем письмецо г-ну Паулю Гейзе⁶. Прошу вас также засвидетельствовать мое почтение семейству Хилковых. Кланяйтесь от меня, пожалуйста, всем вашим и примите уверение в чувствах искренней привязанности и уважения преданного вам

   Улица Риволи, 210.

  

  

   С французского:

   Я должен начать с извинения, что пишу по-французски: вам известно, что я знаю немецкий язык, но мне легче писать по-французски.- Боденштедт, вероятно, передал вам мою благодарность за ту честь, которую вы мне оказали, посвятив мне том ваших прелестных повестей; я знаю также, что вы были так добры и послали его мне в Россию; однако я получил его только здесь и, прочитав, ощутил желание еще раз поблагодарить вас за милое посвящение и за то удовольствие, какое мне доставило это чтение¹. Эти маленькие рассказы преисполнены поэзии, изящества, тонкости и правды; они гармоничны и трогательны; в них обнаруживается глубокое знание человеческого сердца и столь же большая любовь к нашему бедному человечеству,- две вещи, которые должны бы всегда сочетаться, но так редко встречаются вместе. Последняя новелла "Auf der Alp" {"На альпийском лугу" (нем.).}² особенно поразила меня какой-то здоровой свежестью, наполняющей ее, а также четкой и смелой обрисовкой характеров. Я уже рекомендовал весь том вниманию наших русских переводчиков³. Еще раз - спасибо и браво!

   Надеюсь, что вы здоровы и что ваше пребывание в Мерано принесло пользу вам и вашей семье. Я уверен также, что вы много работали - недаром вы немец; между тем как я, будучи славянином, ничего не делал, стало быть, мы будем наслаждаться результатами вашего труда. Рассчитываю быть в Мюнхене весною и проведу там с неделю⁴.

   Примите мое крепкое рукопожатие и уверение в чувствах моей искренней симпатии и преданности.

   P. S. Если вздумаете мне писать,- что мне будет очень приятно,- пишите по-немецки. Я проживаю на улице Риволи, 210.

  

  

   С французского:

   М-ль Жюльена Орвиль сообщила мне, что она будет иметь удовольствие посетить вас в понедельник вечером. Моя дочь и я будем ее сопровождать.

   Примите уверение в моей симпатии и преданности.

   Четверг утром.

   На конверте:

  

  

   С французского:

   Позвольте мне рекомендовать вам моего друга, господина до Турнефора, который провел несколько лот в России, занимаясь педагогической деятельностью. Он уехал оттуда лишь потому, что не мог вынести петербургского климата, по он оставил там по себе самые приятные воспоминания и сам сохранил от своего пребывания там наилучшее впечатление. Он был бы рад поступить на службу в какое-нибудь русское семейство в качестве учителя или гувернера, и я был бы счастлив предоставить ему подобную возможность, тем более что таким путем я смог бы оказать настоящую услугу семейству, которое согласилось бы его принять¹. Он превосходный знаток литературы, а его характер и убеждения делают его как нельзя более пригодным для роли педагога. Надеюсь, милостивый государь, что вы поможете мне со свойственной вам благожелательностью и что, если вам известно какое-нибудь семейство, которое ищет учителя, вы порекомендуете ему г-на де Турнефора; вы можете сделать это со спокойной совестью². Я буду вам за это весьма признателен и одновременно прошу вас принять уверение в моем самом глубоком уважении.

   Париж, 1 мая 1862.

  

  

   С французского:

   Ну что же, мои дорогие путешественницы, как совершили вы ваше путешествие?¹ Надеюсь, что всё прошло очень хорошо и что письмо это застанет вас snugly {уютно (анг.).} устроившимися во Флоренции. Вы знаете, что если будет слишком жарко, вы сможете отправиться в Лукку на берег моря, где приятная прохладная температура. Посылаю вам также письмо Биксио² к маркизу Ридольфи³, которым вы можете воспользоваться при случае. Одновременно посылаю вам адрес г-жи Виардо, если он вам понадобится: в Бадене (Баден-Бадене) - В<еликое> герцогство Баденское, Вилла Монтебелло⁴. Я не выехал, как предполагал, в субботу: Париж я покину непременно завтра утром⁵. Напишу вам из Петербурга. А пока обнимаю вас,- т. е. обнимаю Полину и жму руку г-же Иннис - и говорю вам до свидания.

  

  

   С французского:

   Мои дорогие путешественницы, я пишу отсюда¹, между тем как вы, вероятно, предполагаете, что я уже давно в России. Дело в том, что я подхватил грипп, как раз когда должен был выехать из Парижа, и потому остался там еще на неделю². Сейчас я совсем здоров и собираюсь выехать из Берлина сегодня вечером, чтобы отправиться прямо в Петербург, куда приеду, даст бог, послезавтра и откуда напишу вам прежде чем двинуться в Спасское³. Я получил о вас известия от госпожи Гарсиа⁴ и знаю, что вы здоровы. Беспокоюсь о вас из-за жары, но, полагаю, вы приноровитесь.

   Надеюсь, что найду от вас письмо в Спасском. А пока шлю вам тысячу приветов, тебя же, Полинетта, обнимаю.

  

  

   С французского:

   Дорогая и добрая госпожа Виардо, я приехал сюда вчера вечером и не знаю, как вас благодарить за те два письма¹, что я нашел на своем столе. Мне показалось, что мое старое гнездо озарилось светом. Благодарю вас еще раз; думаю, что и вы были бы довольны, увидав мою радость. Однако половина одного из этих писем состоит из упрека, который я действительно заслужил: речь идет о моем отъезде из Парижа². Я думал, что будет лучше не говорить вам о том, что я остаюсь еще на один день с моим толстым соотечественником³: ведь я знал, что смогу вернуться только поздно вечером, а уеду на другой день в 6 часов утра... Что ж, за это я был наказан, что не мешает мне просить вас не обижаться на меня за этот преднамеренный проступок. Уверяю вас, больше это не повторится.

   Theuerste Freundinn {Самый дорогой друг (нем.).}, я очень рад, что пребывание в Баден-Бадене вам по душе. Уверен, что и вам и вашим детям будет там хорошо во всех отношениях. (Прилагаю ответное письмо для Диди.⁴) Нет надобности говорить вам, что я задержусь здесь ровно настолько, насколько это будет необходимо - можете ждать меня, si Dios quiere {если богу будет угодно (исп.).}, к концу августа⁵. Я нашел всех моих домашних в добром здравии - дядя отправился в одно на моих имений, чтобы отдать необходимые распоряжения - я жду его послезавтра. Дела идут неплохо, и урожай обещает быть хорошим. А вот в Петербурге положение серьезное. Там царит настоящая паника, благодаря распространению безумных прокламаций⁶, пожарам, очевидно предумышленным, но которые, на мой взгляд, ошибочно связывают с этими самыми прокламациями: надо надеяться, что император сохранит довольно хладнокровия, чтобы не поддаваться советам людей, подталкивающих его к реакции. Народ приписывает эти пожары студентам и господам, то есть дворянам; но это весьма опасно, н в настоящий момент император является нашим якорем спасения⁷.

   Но довольно о политике. Уже несколько дней стоит чудесная погода, и сад в Спасском совсем зазеленел. Думаю, однако, что это не идет в сравнение с Баден-Баденом. Соловьи уже не поют, и охота еще не начиналась. Я чувствую, что нахожусь здесь лишь временно, и это будет мешать мне работать, то есть писать. Мой последний роман⁸ наделал здесь много шума, оттого что появился в такое время. Главный его герой - молодой человек передовых взглядов; я попытался представить конфликт двух поколений и оказался в центре их беспощадной борьбы. Ругательства и, надо признаться, похвалы сыплются в изобилии; подчас я не знаю, кого слушать. Мне делали комплименты, причинявшие боль, и, с другой стороны, критические замечания, доставлявшие радость⁹. Молодежь большей частью несколько раздражена против меня; она, подобно хорошенькой женщине, желает, чтобы ее считали очаровательной с головы до пят. Но все это уладится. Вы прочтете эту вещь в течение зимы и скажете свое мнение, которое, по крайней мере с моей стороны, обжалованию не подлежит.

   Ваша фотография по-прежнему составляет мое счастье; если это возможно, пришлите мне фотографию Диди. Я сделал глупость, не прихватив ее с собой - Диди или фотографию? Это маленькое существо имеет надо мной власть... которая не осталась для нее незамеченной. Я не осмеливаюсь произнести, что целую ей ручки, но делаю это. Что же до вас, тут совсем другое дело, я это и говорю и делаю. Берегите себя, будьте здоровы и тогда я увижу всех вас, всех без исключения, потолстевшими и похорошевшими. Я написал В<иардо> из Москвы и выслал ему 200 франков¹⁰. Получил ли он их? Передайте ему тысячу приветов, как и всем остальным. Будьте очень, очень, очень счастливы и до свидания. Да хранит вас бог и еще раз спасибо.

   P. S. Обещаю писать вам часто - хотя бы раз в неделю. Читали ли вы "Героев" Карлейля¹¹, "Очерки" Маколея¹², "Тома Джонса" Филдинга¹³? Я очень рекомендую вам труд по геологии с рисунками Бернарда Котта¹⁴. В следующем письме дам вам еще несколько указаний. Прощайте. О wie gut, und lieb und theuer Sie mir sind {О как вы добры, любимы и дороги мне! (нем.).}!

  

  

   С французского:

   Ну вот наконец я добрался сюда, мои дорогие путешественницы, и был очень обрадован, найдя здесь ваше письмо из Флоренции. Вижу с удовольствием, что ваше путешествие, как кажется, до сих пор совершается под счастливой звездой и что вы хорошо чувствуете себя в этой итальянской семье, которую прошу вас сердечно приветствовать от моего имени. Нужно надеяться, что и дальше всё пойдет хорошо, что вам не будет слишком жарко и что, когда мы все снова соединимся, нам придется только радоваться тому, как хорошо мы проведи эти 4 месяца разлука.

   Я нашел здесь всех своих¹, за исключением дяди, который поехал осматривать одно из моих имений² и которого ждем сегодня или завтра. Я прибыл сюда не один. Со мной приехал Боткин. Он очень тронут, что вы его не забыли, и просит передать вам тысячу приветов. Его здоровье стало гораздо лучше. И я своим тоже доволен. У меня еще не было времени как следует ознакомиться с состоянием моих дел - я жду для этого дядю; но я ужо видел достаточно, чтобы убедиться в том, что нам необходима большая - именно большая - экономия - much economy {большая экономия (англ.).} - molto (или ta?) economia {большая экономия (итал.).}. Предупреждение для одной из читательниц.

   Итальянская половина твоего письма, моя дорогая Полинетта, меня очень порадовала; я не хочу этим сказать, что не был доволен его английской частью - я хочу сказать, что я в восторге от твоих успехов. Сам я был бы не в состоянии достичь и половины этого. Продолжай в том же духе - это будет великолепно. Вы очень хорошо сделали, что не теряли времени и уже взяли фортепиано. Повторяю, я вижу с радостью, что ваша жизнь во Флоренции начинается так удачно. Постарайтесь извлечь из нее возможно больше пользы. Несмотря на несколько мрачную картину, изрисованную вами, дорогая госпожа Иннис, картину, которую я не нахожу преувеличенной, но которая является неизбежиым следствием всяких столь решительных перемен, я уверен, что ничто не нарушит вашего отдыха³.

   Прощайте; знайте, что ваши письма всегда будут доставлять мне величайшее удовольствие и что я буду исправно на них отвечать. Очень нежно целую мою дорогую дочку и крепко жму руку г-же Иннис. Будьте здоровы.

   P. S.- Предупреждаю вас, что никогда не следует беспокоиться из-за писем - или, вернее, из-за их опоздания - почта в наших краях очень плохо налажена. Ваше письмо добиралось до меня целых 20 дней!

  

  

   С французского:

   Я стараюсь сдержать свое обещание¹, дорогая госпожа Виардо; одна только неделя прошла со времени моего последнего письма², а я снова пишу вам, хотя вы легко можете себе представить, что события совершаются здесь отнюдь не со скоростью вихря. Посмотрим, однако, и начнем по порядку:

   1) Мой дядя все еще не вернулся, и я пока не смог поговорить о делах. "Поговорить о делах" означает преимущественно "просить денег", а мне они понадобятся недель через пять, если я хочу прогуляться с Диди в окрестностях старого замка в 20-х числах августа³.

   2) Гости мои уехали⁴ - и я не слишком на них за это сердит: чтобы работать, мне необходимо поскучать, а чтобы не скучать, мне необходимо работать. Пьер Леру сказал бы, что это circulas {Здесь: круговорот (лат.).}⁵.

   3) Вот уже несколько дней дует ужасный ветер - и всякий раз, как я поднимаю глаза к окну, я вижу длинные ветви берез, которые колышутся и в отчаянии сплетаются; это напоминает волосы дриад, развевающиеся от дуновения аквилонов⁶; это из области мифологии - но все-таки грустно.

   4) Прошлой ночью сторожевой пес, молодое и сильное животное, был найден мертвым. Вот большой и важный вопрос! Умер ли он естественной смертью - или был убит вором, который таким образом облегчил себе путь к нашим сокровищам? Если в ближайшие дни нас обворуют, этот вопрос будет разрешен утвердительно; если же нет, то возникает другой вопрос: может ли пес умереть скоропостижно? Я склонен предложить этот вопрос парижской Академии медицины, пообещав вознаграждение в 5 франков автору самого научного решения. Сестра жены моего дяди⁷ много плакала по этому поводу. Это превосходное существо - и увы, старая дева, чья затаенная и нерастраченная нежность (послушайте? я хочу, чтобы В. Гюго побледнел от зависти⁸) - чья нерастраченная нежность начинает сочиться сквозь трещины сердца, едва только огорчение коснется острием своим гладких его перегородок. Что означает "гладкий"? Вот уж не знаю, но слово хорошо вписывается во фразу и, надеюсь, оно достаточно пристойно. В любом случае это, должно быть, нечто вроде "полштофа моря". Припомните игру слов в одном слове и поищите в словаре {Игра слов в выражении "poisson de mer" (буквально: "морская рыба") заключается в двойном значении слова "poisson": "рыба" и единица измерения жидкости, примерно равная двум пинтам или полуштофу.}.

   5) Старуха крестьянка пришла просить какого-нибудь лекарства для дочери, у которой нога искривилась после припадка эпилепсии, случившегося в марте месяце. Она не подумала прийти раньше, но давала ей святой воды. Святая вода будет существовать и через десять тысяч лет после Вольтера! Но будет ли через десять тысяч лет существовать наша планета? Напишут ли: 11 862 год? Это кажется невероятным, по меня утешает, что даже в 11 862 году будут есть с помощью рта, обонять с помощью носа - никому не удастся изобрести ничего лучшего, чем быть молодым, любить и говорить об этом.

   Вот, кажется, я и выдохся. Решительно, ничего больше не произошло... Правда, вчера, когда я заметил большущего паука, который захватил в свои сети осу и собирался ее съесть, меня захватил такой прилив отвращения, что я раздавил оба этих мерзких существа... Но можно ли это считать событием? И если да, то имел ли я право восставать против незыблемых законов природы и вмешиваться столь решительным образом, словно имел дело с мексиканцами⁸? Еще один важный вопрос! (Я не решил его и поныне.) Но, сказал бы немец, мое эстетическое чувство было оскорблено! (По правде говоря, судороги осы и сученье паучьих лапок являли собой отвратительное зрелище.) Да, ответил бы англичанин, может быть, но по какому праву, "with what right" {по какому праву (англ.).}, вы прервали эти две жизни - или, вернее, одну из них, поскольку другая была совсем уж на исходе? По праву сильного, воскликнул бы француз, кое-что смыслящий в делах такого рода, француз, который готов отдать все ради сильного правительства¹⁰.- По этому поводу надо было бы посоветоваться с Гарибальди, заметил бы итальянец. А я, будучи русским и желая выпутаться из этого клубка противоречий, восклицаю: Да здравствует Гарибальди! и этим все сказано¹¹. Нет, не все сказано, так как мое сердце трепетало, и я добавляю: Да здравствуют дорогие обитатели виллы Монтебелло¹²!

   Надеюсь написать вам более вразумительное письмо на следующей неделе; но либо я жестоко ошибаюсь, либо вы должны прочитать между строк даже этого письма, насколько сердце мое полно вами и насколько все мои мысли о вас. Целую вас всех (Диди особо) и с нежностью пожимаю обе ваши руки. Надеюсь, что м-ль Жюльена¹³ с вами! Viele Grüsse {множество поклонов (нем.).}.

   P. S. Фотографию Диди, пожалуйста! Что до вашей, то я смотрю на нее по меньшей мере три раза на дню.

  

  

   С французского:

   Я твердо решился выполнить мое обещание, theuerste und beste Freundinn {самый дорогой и лучший друг (нем.).}, a потому пишу вам сегодня (уже в 4-й раз с тех пор, как я здесь)¹. Завтра я отправляюсь на тетеревиную охоту за сто верст отсюда и вернусь лишь дней через десять². Через месяц я покидаю Спасское и пробуду в Петербурге ровно столько времени, сколько потребуется для получения паспорта³.

   Здоровье мое изрядное, я пью очень много Виши, здесь дела идут неплохо, а вот в Петербурге и в Варшаве они идут очень плохо. Покушение на великого князя Константина исполнило негодованием всю страну. Это была бы огромная потеря для всех здравомыслящих людей. Эта несчастная Польша - камень на нашей шее - я должен был бы сказать, на совести, как кошмар⁴. За грехи отцов воздается до седьмого колена, гласит Библия⁵, которая на сей раз столь же верна, сколь и жестока.

   Реакция в Петербурге все более усиливается⁶ и, к несчастью, она до некоторой степени оправданна. Правительство временно запретило три газеты или, вернее, три журнала⁷, один из которых ("Современник") был основан 14 лет назад моими друзьями (среди них - Белинский). В течение 13 лет я был постоянным сотрудником этого журнала, и хотя последнее время он на меня сильно нападал, я не могу не пожалеть о его закрытии⁸. Надо признать, что он стал весьма неосторожен. Я думаю, что правительство для начала могло бы ограничиться предупреждением, но, очевидно, эти пожары, прокламации, покушения и козни вызвали всеобщее помрачение умов. Будем надеяться, что император останется неколебим.

   Ну ладно, довольно о политике. О чем же рассказать вам? О дожде... не могу добавить: и о прекрасной погоде, поскольку у нас ее вовсе не было. Это обещает нам хороший урожай, согласно немецкой поговорке: "Mai Kalt und Juni nass - füllt dem Bauer Scheune und Fass" {Холодный май и сырой июнь наполняют доверху гумно и винную бочку крестьянина (нем.).}, но это не радует. Лишь бы установилась хорошая погода с 15 августа! Я только и думаю о Баден-Бадене и о той жизни, которой мы там заживем. Это так прекрасно, что иногда я боюсь, что это не сбудется. Но я не хочу предаваться грустным мыслям.

   У моего дяди две дочери, старшей из них 9 лет, младшей - 7. Они довольно милы, но настолько избалованы, что стали совершенно - не хочу сказать лживыми - но вздорными. Все, что их окружает, существует лишь для них⁹. Это очень вредно для ребенка. Свобода, любовь необходимы, но необходимы также чувство долга и уважение к другим. Как, например, у вас! Ведь правда, таких детей, как ваши, немного, а другой Диди нет в целом свете. Не читайте ей этого: ей нет нужды слышать эти слова, чтобы знать, что я ей принадлежу, но тогда она надела бы на меня ошейник, как на Фламбо, и хуже всего, что я бы на нее не рассердился.

   Полагаю, что Виардо сейчас должен быть в Эксе: передайте ему самые лучшие мои пожелания. Тысяча приветствий также Луизе, Жюльене¹⁰, тысяча поцелуев детям. Что до вас, то прошу у вас позволения очень нежно поцеловать ваши руки. Будьте здоровы и да благословит вас бог!

   P. S. Со многими ли вы видетесь в Баден-Бадене? Там ли Штокхаузен? {Далее зачеркнута фраза по-немецки, не поддающаяся прочтению.} Lebewohl und auf Wiedersehen {Всего хорошего и до свидания (нем.).}.

  

  

   С французского:

   Моя дорогая Полииетта, я получил вчера твое письмо, помеченное Ивановым дном - т. е. 24 июня; оно было в пути 15 дней - это еще довольно быстро - я отвечаю немедленно. Я очень огорчен, что вы еще не получили от меня известий - я вам писал дважды после моего возвращения в Россию - один раз из С.-Петербурга и один раз отсюда¹; надеюсь, что в конце концов мои письма дойдут до вас. Я очень рад, что тебе нравится во Флоренции - и что ты не таешь от жары; здесь слово жара производит странное впечатление - у нас в течение месяца были только ветер, дождь и холод. Надеюсь, что вы и дальше будете чувствовать себя хорошо и делать всякого рода успехи: лингвистические и прочие.

   Что касается меня, то пока я очень доволен своим здоровьем. Здешний воздух очень хорош, и я пью очень много Виши. Дела также идут не слишком плохо: всё устраивается и образуется понемногу². Дела в Петербурге идут не так хорошо; из газет вы могли узнать кое-что об этом³ - но не следует забывать, что газеты всегда преувеличивают.

   Завтра я выезжаю на охоту, которая продолжится дней десять; по возвращении напишу еще. А пока нежно тебя целую и говорю тебе до свидания; оно состоится довольно скоро.

   P. S.- Итак, с Ним покончено? А поцелуй папаши на твоем челе - с этим что ты сделаешь⁴?

  

  

   С французского:

   Я был далеко отсюда, на охоте, и только вчера, вернувшись, получил письмо, которое вы отправили с г. Депре². Спешу сообщить вам, что с большим удовольствием принимаю ваше предложение³: переводить Перро - это подлинно счастливый случай, и вы можете уведомить г. Вольфа, что я за это берусь. Я рассчитываю повидать его, когда буду проездом в С.-Петербурге - недели через три или четыре; не смею надеяться, что смогу завершить к тому времени перевод произведения, хотя и небольшого по объему, но требующего много труда. (Я сказал, что переводить П<ерро> - счастливый случай,- быть может, это также и опасность.) Так или иначе, работа моя будет окончена до наступления осени⁴. Я намереваюсь провести месяц в Баден-Бадсне, прежде чем возвратиться в Париж, что произойдет приблизительно в конце сентября. Итак, я говорю - да, и одновременно говорю - спасибо. Дружески жму вам руку.

   Вот мой адрес (на всякий случай): Орловская губерния, город Мценск.

  

  

   С французского:

   Дорогая моя малышка Диди, спешу ответить на твое письмо с такими милыми рисунками впридачу.- Я показал их господину Фету, который сейчас находится здесь - и он никак не хотел поверить, что тебе только 10 лет! Надеюсь, что мой приезд в Баден-Баден, который ты так хорошо изобразила, состоится вскоре¹, быть может, с меньшей пышностью, но наверняка именно с таким количеством объятий и изъявлений радости - во всяком случае, с моей стороны.

   Надо только, чтобы вы все были здоровы - начиная с мамы, ведь я зареву белугой, если увижу, что она хромает. Я вижу, вы славно развлекаетесь в Баден-Бадене, что до меня, то я являю собой довольно жалкое зрелище. Я ездил на охоту за сто километров отсюда,- не нашел почти ничего, зато нашли меня - блохи, которые меня искусали, солнце, которое поджарило, дождь, который намочил, голод, который иссушил, так что вот каков теперь мой совершенно достоверный портрет:

   Ну что, не хочешь ли такого вот Дон-Кихота в качестве будущего мужа!

   Но, как бы там ни было, этот Дон-Кихот безумно тебя любит, обнимает что есть силы и говорит: до скорой встречи.

   P. S. Поцелуй за меня: 1) Луизу; 2) Жюльену²; 3) Марианну; 4) Поля; 5) самое себя, с помощью зеркала; 5) {Так в подлиннике.} Фламбо³.

  

  

   С французского:

   Мои дорогие путешественницы, извините, если я напишу вам сегодня всего несколько строк: я очень занят - но не хочу оставить без ответа те большие и хорошие письма, которые вы мне написали. Я очень рад, что вы здоровы и что вам по-прежнему правится во Флоренции: это чудесно. Что до меня, то дела мои идут довольно хорошо и мое здоровье также. Черт возьми, Полинетта, на каком великолепном итальянском языке ты мне пишешь! Я подозреваю, что в этом есть нечто от Scaramucci, {Скарамуччи (итал.).}¹ - но, как бы там ни было, я очень доволен. Что до того, не останешься ли ты старой девой, то это зависит немного от тебя и во многом от провидения. Будем надеяться, что оно не припасло для тебя такой обиды. А пока что работай усердно и наслаждайся всевозможными красотами, какие представляются твоему взору; но наслаждайся обдуманно: это единственный хороший способ и единственный, который оставляет глубокие следы.

   Г-н Виардо, по всей вероятности, написал тебе; с ним произошел несчастный случай: он поранил ногу, что заставило его пролежать в постели около двух недель.

   Графиня Ламберт уехала в Эмс; Ольга потеряла отца (ему было 92 года) - впрочем, она чувствует себя хорошо. Боткин уехал из Спасского после довольно долгого пребывания здесь. Он просит передать вам тысячу добрых пожеланий.

   Вы очень добры, дорогая госпожа Иннис, что беспокоитесь обо мне. Но кроме скорби, которую каждый добропорядочный русский человек должен чувствовать при виде бедствий, причиняемых безумцами или преступниками², со мной не случилось ничего огорчительного. Не знаю, для чего предназначает небо те таланты, которые вам угодно предполагать во мне - но вы можете быть уверены, что между добросовестным, хотя и пылким либерализмом и кровавыми безумствами демагогии лежит не одна пропасть - и, разумеется, уж не я буду когда-либо пытаться их перешагнуть.

   Я не знаю другого средства добиться возможности посмотреть виллу Демидова³, как обратиться к тому господину, для которого я переслал вам письмо от Биксио⁴.

   У нас здесь погода холодная и дождливая - очень подходящая для земледелия и очень неприятная для прогулок. Я съездил на охоту - довольно далеко и безуспешно.

   Посылаю вам несколько марок⁵. Сердечно жму вам руку и целую Полинетту так же.

  

  

   С французского:

   Моя дорогая Полинетта, Не пр