Тургенев Иван Сергеевич - Письма 1862-1864, Страница 2 - Книги

lt=" []" height="306" >

Я рад, что Вы по крайней мере сошлись с Толстым - а то это было уже слишком странно.- Что же касается до представления моего "Нахлебника", то это одно из тех несчастий, которые могут случиться со всяким порядочным человеком. Воображаю, что это будет за мерзость! - И пиеса, и исполнители ее одинаково достойны друг друга⁸.

До свидания. Крепко жму Вам руку, кланяюсь Вашей жене и остаюсь

преданный Вам, Ив. Тургенев.

1275. Я. П. ПОЛОНСКОМУ

24 января (5 февраля) 1862. Париж

Париж. 5-го фев. н. ст. 1862.

Много я перед тобою виноват, дорогой мой Яков Петрович - и молчание мое тем непростительнее, что я знаю, как человек, находящийся в хандре подобно тебе, дорожит всяким дружеским отголоском.- Я был болен, занят,- но это всё не оправдания - и я предпочитаю принести тебе мою повинную голову.

Мне истинно горестно было услышать от тебя такие дурные отзывы о твоем здоровье. Надеюсь, что оно поправилось со времени твоего письма¹. При здоровье человек может по крайней мере бороться с внешними врагами - а их немало; но когда внутри крепости завелись неприятели - что будешь делать? Постарайся перебиться как-нибудь до весны - а потом поедем со мной в деревню, как я уже предлагал тебе в прошлом году - а там мы втроем (ты, Фет и я) предадимся образцовому эпикурейству, отрастим себе животы и ни о чем помышлять не станем. Воздух в наших местах считается отличным, сад у меня большой и лес под боком, можно пять раз на день купаться - чего еще? - Право, поедем - а я буду в Петербурге в конце апреля.

Отрывок из статейки г-на Писарева, присланный тобою, показывает, что молодые люди плюются²; - погоди, еще не так плеваться будут! Это всё в порядке вещей - и особенно на Руси не диво, где мы все такие деспоты в душе, что нам кажется, что мы не живем, если не бьем кого-нибудь по морде. А мы скажем этим юным плевателям: "На здоровье!" и только посоветуем им выставить из среды своей хотя таких плохих писателей, каковы были те, в кого они плюют. Тогда они будут правы,- а мы им пожелаем всякого благополучия.

Повесть моя³ отправлена в "Русский вестник" и, вероятно, явится в февральской книжке. Жду большой брани, но я на этот счет порядочно равнодушен.

Живу я здесь довольно тихо и глухо, почти ничего не делаю,- но не скучаю. "День пережит - и слава богу!" - говорю я с Тютчевым⁴. Если ты увидишь его, поклонись ему от меня.

Ну прощай, душа моя, обнимаю тебя от души - и желаю тебе быть здоровым. Это главное, а всё остальное придет само собой. В продолжении твоей поэмы есть милые вещи - но вообще немного небрежно⁵.

Весь твой Ив. Тургенев.

1276. ФАННИ ТУРГЕНЕВОЙ

27 января (8 февраля) 1862. Париж

J'accepte avec un véritable plaisir, Mademoiselle, l'invitation que vous avez la bonté de me transmettre et je serai exact.

Agréez l'expression de mes sentiments dévoués.

J. Tourguéneff.

Samedi matin.

1277. ПОЛИНЕ ТУРГЕНЕВОЙ

27 января (8 февраля) 1862(?). Париж

Je t'envoie mon manuscrit que je te prie de remettre à Mr Delaveau¹ en le priant de prendre garde de ne pas perdre des feuillets du manuscrit qui ne se tiennent pas du tout.- Je ne dînerai pas chez Mr Tourguéneff? car j'ai de fortes coliques. Du reste ce n'est rien, mais je ne puis pas manger,

J. Tourguéneff.

1278. M. H. КАТКОВУ

28 января (9 февраля) 1862. Париж

Париж.

9-го февр. н. с. 62.

Пользуюсь отъездом Щербаня, чтобы поклониться Вам письменно, любезнейший Михаил Никифорович, и кстати попросить Вас иметь наблюдение над печатанием "Отцов п детей", которые, к сожалению, едва ли попадут в январскую книжку. Еще раз повторяю свое задушевное желание о помещении их в одном номере. Ну а там - будет, что будет.

Дружески жму Вам руку и остаюсь

преданный Вам

Ив. Тургенев.

1279. А. И. ГЕРЦЕНУ

30 января (11 февраля) 1862. Париж

Милый А<лександр> И<ванович>. Отвечаю тебе с быстротою молнии¹ - и тоже по пунктам:

1.) "Колокол" нисколько не запрещен и продавался еще вчера вечером повсюду².

2.) Не имей никакого дела с "Будущностью"³ и Трюбнеру не советуй⁴. Этот журнал не окупался и не имел ни малейшего успеха. Сему верь, как пишут ci-devant помещики под своими ci-devant приказами.

3.) Не имею никакого понятия о Садовском, но ты поступишь благоразумно, если не прикоснешься более ни единым пальцем до всего этого дела. Долгоруков (между нами) нравственно погиб - и едва ли не поделом; ты сделал всё что мог в "Колоколе" - надо было его поддержать в силу принципа, а теперь предоставь его своей судьбе. Он будет к тебе лезть в самую глотку, но ты отхаркаешься. Нечего говорить, что Воронцовых тебе не из чего поддерживать⁵ - превратись в Юпитера, до которого все эти дрязги не должны доходить.

4.) В России точно кутерьма,- но прошу тебя убедительно, не трогай пока Головнина⁶. За исключением двух, трех вынужденных и то весьма легких уступок, всё, что он делает - хорошо. (Вспомни его разрешение Кавелину и др. читать публичные лекции⁷ и т. д. и т. д.) Я получаю очень хорошие известия о нем. Не беспокойся; если он свихнется, мы тебе его "придставим", как говорят мужики, приводя виноватых для сечения в волость.

5.) Et tu, Brute! Ты, ты меня упрекаешь, что я отдаю свою работу в "Русский вестник"⁸? Но из чего же я рассорился с "Современником", воплощенным в образе Некрасова? В программах своих они утверждают, что они мне отказали, яко отсталому⁹; mais tu n'est pas dupe, надеюсь, этого маневра - и очень хорошо знаешь, что я бросил Некрасова, как бесчестного человека¹⁰. Куда ж мне было деться с своей работой? В "Библиотеку" пойти¹¹? Да и конец концов, "Русский вестник" не такая уже дрянь - хотя много в нем мне противно до тошноты.

6.) Я бы тебя вызвал на дуэль, если бы ты заподозрил меня в дружбе с Чичериным; но даже в отношении к москвичам ты не прав. Многие из них им гнушаются. В Петербурге он был бы невозможен... вот после этого и брани Петербург!¹²

7.) Дромадер Бакунин¹³ был здесь, мямлил, скрыпел и уехал, оставив мне адресе каких-то Lafare frères, которым надобно заплатить задолженных Мишелем 1000 франков.

Я открыл подписку¹⁴, но к моим 500 фр. прибавилось пока 200. Надеюсь однако собрать все. Бакунин пишет мне¹⁵ о 1000 руб. сер. Я готов их выдать ему до моего отъезда отсюда, но тогда они будут зачислены в счет трехлетнего пансиона (не вполне трехлетнего - я обещал 1500 фр. в год, а 1000 руб. сер. с 500 фр. составят меньше этой суммы). Отговори его, пожалуйста, теперь же выписывать свою жену¹⁶. Это было бы безумие - пусть он осмотрится сперва. Надобно соображаться с средствами, а они едва ли будут велики. Боткин долго ничего не даст и т. д.

Ну, прощай, милый друг, или таки до свидания.

Твой

Ив. Тургенев.

Вторник, 11-го февр. 62. Париж, rue de Rivoli, 210.

1280. А. В. ДРУЖИНИНУ

7(19) февраля 1862. Париж

Париж.

Rue de Rivoli, 210.

7/19 февраля 1862.

Любезнейший Александр Васильевич, Ваше письмецо¹ очень меня порадовало - а то вести об Вас совсем было заглохли. Мне очень было приятно узнать, что Ваше здоровье порядочно, а теперь самое скверное время зимы прошло. Я немедленно вручил Ваше письмо В. П. Боткину, до которого Ваше большое послание действительно не дошло². Кроме небольшого расстройства в глазах, что заставляет нашего друга носить по вечерам синеватые очки и тем самым получать вид какого-то бразильского или чилийского посланника - всё обстоит довольно благополучно у Василия Петровича: кушает он до онемения, посещает театры - и даже завел у себя по вторникам отличнейшие квартеты, на которые приглашались только избранные любители {На сих заседаниях подавались отличнейшие: шоколат, пирожки и мороженое - сильно и настойчиво восхваляемые самим хозяином.}.- Но увы! Эти эпикурейские наслажденья прекращаются, потому что сам Эпикур³ en chef едет через несколько дней с Милютиным в Италию, в Рим, где будет сидеть в тени лимонов и венчаться гроздьями. Он уверяет, что вернется в наши объятия через месяц,- а в апреле отправится в Россию - но всего вероятнее, что он в мае месяце будет сидеть где-нибудь на берегу Лаго Маджджджиоре {Так в подлиннике.} и тщательно кушать форель, бросая притом то гневные, то кротчайшие взгляды гарсону, смотря по тому, худо ли, хорошо ли приготовлен соус к рыбе.- Он просит всех своих знакомых - писать к нему письма на мое имя в Париж, а я уже буду пересылать их ему по его наставлению.

Я, к сожалению, не могу сопутствовать Эпикуру - потому что семейные дела меня здесь удерживают. Здоровье мое не худо,- а вообще жизнь идет помаленьку, без особенных радостей и без больших печалей - в наши годы человеку не прилично большего требовать. К весне надеюсь быть в России и увижусь с Вами. А до тех пор желаю Вам всего лучшего, кланяюсь Вашей матушке и всем хорошим знакомым и крепко жму Вам руку.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

1281. В. Я. КАРТАШЕВСКОЙ

10(22) февраля 1862 г. Париж

Париж.

10/22-го февр. 62.

Любезнейшая Варвара Яковлевна - и без того совесть меня грызла, и я упрекал себя за свое непростительно долгое молчание - но увидавши, что Вы переписали присланную мне статью: "Гамлет и Д<он>-Кихот"¹ - я не вытерпел и, краснея от стыда, немедленно взялся за перо и вот, как видите, пишу Вам. Прежде всего, прошу Вас извинить меня по свойственному Вам великодушию - а потом скажу Вам слова два о своей особе.

Дела мои идут помаленьку - и всё, что до меня касается, может быть выражено двумя-тремя словами. Я был болен - теперь я здоров; выезжаю мало и ничего не работаю: большей частью играю в шахматы.- Дочь моя всё еще не собирается выйти замуж: да и дело это не совсем легкое.- Погода у нас чудесная - тепло; да, кстати, забыл - я очень много музыки слышу - и хорошей.- В апреле месяце непременно буду в Петербурге, богу изволящу, вот и всё.

Всё это было вероятно Вам известно, через драгоценного Павла Васильевича, с которым мы ведем деятельную переписку: теперь Вы эти интереснейшие новости получите из первых рук.- Я очень рад, что здоровье Ваше, по-видимому, поправилось. Теперь уж до весны не так долго.

(А что, кстати, по секрету, не слыхать еще ничего о будущем племяннике или племяннице?)²

Поблагодарите за меня Павла Васильевича за исполнение моих комиссий³ - и скажите ему, что я позволяю себе напомнить ему следующее:

Что же он мне ничего не пишет о статье Боденштедта (о современной немецкой литературе), которую этот мой приятель, известный немецкий писатель, послал в "Современник" и, не получая оттуда ни малейшего отзыва,_:желал бы передать во "Время"? Я месяца полтора назад написал об этом подробнейшее письмо П<авл>у В<асильевич>у - получил ли он его? И какие он по сему предмету предпринял меры? Боденштедт уполномочил меня взять эту статью у "Современника". Пожалуйста, попросите Анненкова, чтобы он ответил мне на этот счет⁴.

Потом - я от графини Ламберт уже бог знает как долго не получаю писем. Жива ли она? Я также просил Анненкова осведомиться⁵.

Извините меня, что я Вас обременяю поручениями.- Кстати, мне П<авел> В<асильевич> пишет, что прибавочная сцена в "Нахлебнике" не попадет на театр; но в ней нет ничего зазорного - и написана она более с целью поправления плохой пиэсы. Но так как, по справедливому выражению П<авла> В<асильевича>, от этого пиэса ни лучше не будет, ни хуже - то я махаю рукой⁶.

Прощайте, милая В<арвара> Я<ковлевна>. Поклонитесь от меня Вашему мужу, поцелуйте от меня Вашу дочку - и примите самое сердечное рукопожатие от

преданного Вам

Ив. Тургенева.

1282. ФРИДРИХУ БОДЕНШТЕДТУ

12(24) февраля 1862. Париж

Paris,

le 24 février 1862.

Si je ne vous ai pas écrit jusqu'à présent, c'est que j'attendais toujours le moment où je pourrais vous donner des nouvelles du manuscrit que vous avez envoyé à la rédaction du "Contemporain"; mais on ne me fait rien savoir là-dessus et je viens de récrire de nouveau une lettre pressante.¹ J'ai hâte en même temps de vous remercier du charmant cadeau que vous venez de me faire. Franck m'a remis votre admirable traduction des sonnets de Schakespeare et voici trois jours que je me plonge dans ces flots de poésie qu'on avait oubliée de nos jours et que vous a été donné de révéler de nouveau. Je vous parlerai une autre fois de l'impression que j'en ai reèue, cette fois-ci je ne veux que vous dire "merci". Il y a tel sonnet que vous entre dans l'âme et ne veut plus en sortir; c'est d'une douceur, d'une force et d'une jeunesse incomparables... Toute espèce d'impression de traduction disparaît complètement: vos vers coulent de source avec une facilité merveilleuse - et ce n'est que plus tard qu'on réfléchit avec étonnement au tour de force accompli².

Il est hors de doute que ce livre va être appelé à un très grand succès - et je joins mes bravos à tous ceux que vous avez déjà entendus et que vous allez encore entendre³.

Je reste encore deux ou trois mois à Paris - et je traverserai Munich à mon retour en Russie - comme l'année dernière - mais j'y resterai plus longtemps⁴. Je n'ai pas fait grand-chose depuis que je suis ici. Mon roman l va paraître à Moscou dans le "Русский вестник".

Vous serez bien bon d'envoyer de ma part le billet ci-joint à Mr Paul Heyse ⁶. Je vous prie en même temps de présenter mes respects à la famille Khilkoff. Saluez de ma part, s'il vous plaît, tous les vôtres et croyez aux sentiments d'affection et d'estime véritable de votre dévoué

J. Tourguéneff.

Rue de Rivoli, 210.

1283. ПАУЛЮ ГЕЙЗЕ

12(24) февраля 1862. Париж

Paris,

се 24 février 1862.

Mon cher Monsieur Heyse,

Je commence par vous demander pardon de vous écrire en franèais: vous savez que je sais l'allemand, mais il m'est plus facile d'écrire en franèais.- Bodenstedt a dû vous transmettre mes remercîments pour l'honneur que vous m'avez fait de me dédier un volume des vos charmantes nouvelles; je sais même que vous avez eu la bonté de me l'envoyer en Russie - mais je ne l'ai eu qu'ici - et après l'avoir lu, j'ai ressenti le désir de vous remercier encore une fois et pour votre gracieuse dédicace et pour le plaisir que cette lecture m'a procuré¹.- Ces petits récits sont pleins de poésie, de grâce, de finesse et de vérité; c'est harmonieux et touchant; une profonde connaissance du cœur humain s'y révèle - et un tout aussi grand amour de notre pauvre humanité - deux choses qui devraient, mais qu'on ne voit pas toujours aller ensemble.- La dernière nouvelle - Auf der Alp² - m'a surtout frappé par je ne sais quelle saine fraîcheur qui y règne - et par la touche ferme et franche des caractères. J'ai déjà recommandé tout le volume à nos traducteurs en Russie³. Encore une fois - merci et bravo!

J'espère que votre santé est bonne et que votre séjour à Méran; vous a été salutaire, ainsi qu'à votre famille.- Je suis sûr aussi que vous avez travaillé - vous n'êtes pas Allemand pour rien - tandis qu'en ma qualité de Slave, je n'ai rien fait - et nous jouirons du résultat de votre travail.- Je compte être à Munich au printemps - et j'y resterai une semaine environ⁴.

Recevez une bonne poignée de main et agréez l'assurance de mes sentiments les plus sympathiques et les plus dévoués.

J. Tourguéneff.

P. S. Si vous m'écrivez - ce qui me fera le plus grand plaisir - faites-le en allemand. Je demeure - Rue de Rivoli, 210.

1284. В. П. БОТКИНУ

14(26) февраля 1862. Париж

Париж.

14/26 фев. 62.

Ты еще плывешь по волнам океана, любезнейший В<асилий> П<етрович> (и надеюсь - благополучно,- погода стоит тихая), а я уже пишу к тебе сию цидулю. Две причины меня к тому побуждают: прилагаемое письмо от Толстого, которое сегодня пришло - и сегодня же отправляется¹ - и желание напомнить тебе о твоем обещании дать Велизарию-Бакунину 100 фр.² Н. И. Тургенев дал столько же. А потому разреши "мальчику, шлем носящему и просящему"³ - т. е. мне - выдать эту сумму - а сам перешли мне слово к твоему банкиру. Надеюсь, что ты не откажешь.

А мы вчера с Ханыковым объедались устрицами и шампанское испивали на ваше здоровье - и о вас вспоминали и желали вам всякого добра. А теперь приветствую тебя с прибытием в Вечный город⁴ и желаю насладиться им по горло. Поклонись от меня твоему брату⁵,хотя я не имею удовольствия его знать - и передай мое усердное почтение Милютину, его жене и Ростовцевым.

Твой

Ив. Тургенев.

1285. Е. Е. ЛАМБЕРТ

14(26) февраля 1862. Париж

Париж.

14/26-го фев. 62.

Милая графиня,

Я так давно не получал от Вас писем - и сам так давно не писал Вам - что мне наконец жутко стало и беспокойство овладело мною. Что с Вами? Как Вы переносите жизнь после всех бед, поразивших Ваше сердце?¹ Живы ли, здоровы? Или, может быть, Вы чувствуете потребность уединиться, отвернуться от всего, что Вас прежде занимало - и Вам не хочется - да и нечего больше писать? Скажите мне одно слово - и я пойму, что мне следует делать. Если Вам теперь действительно нужно Уединение, я не стану Вас тревожить; я бы желал только уверить Вас в своей неизменной дружбе и преданности; я бы хотел, чтобы Вы настолько удостоили наши сношения с Вами, чтобы унести с собою эту уверенность. Знайте, что я никогда не думаю о Вас без особенного, глубокого движения сочувствия и преданности.

А впрочем, скажу Вам о себе в двух словах: - в моей жизни ничего, решительно ничего не произошло нового,_:а старое выдыхается. Здоровье мое порядочно; дочь моя не вышла и едва ли выйдет замуж.

Я буду ждать ответа от Вас, чтоб писать подробнее²; а теперь я только жму Вам крепко, крепко руку и желаю Вам спокойствия.

Поклонитесь от меня Вашему мужу.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

1286. M. H. КАТКОВУ

15(27) февраля 1862. Париж

Париж.

15/27-го фев. 62

Rue de Rivoli, 210.

Любезнейший Михаил Никифорович, надеюсь, что во время получения этого письмеца - уже всё пришло в порядок: Щербань наконец приехал, повесть моя печатается с присланными изменениями и поправками, и т. д. Надеюсь также, что экземпляры будут мне высланы. Цель моего теперешнего писания состоит в следующей просьбе: при пересылке мне сюда следуемых денег (за вычетом взятых наперед) пошлите 500 руб. сер. на имя Павла Васильевича Анненкова¹ в Петербург. Вы меня этим много обяжете.

А засим жму Вам крепко руку, кланяюсь всем московским приятелям и желаю - и для Вас и для себя,- чтобы "Отцы и дети" не провалились.

Искренно Вам преданный

Ив. Тургенев,

1287. КЛАРЕ ТУРГЕНЕВОЙ

15(27) февраля 1862. Париж

Madame,

Mlle Julienne Orwil m'a écrit que c'est lundi soir qu'elle aura le plaisir de se rendre chez vous. Ma fille et moi, nous l'accompagnerons.

Agréez l'expression de mes sentiments sympathiques et dévoués.

J. Tourguéneff.

Jeudi matin.

На конверте:

Madame Tourguéneff.

97, rue de Lille.

Paris.

1288. И. П. БОРИСОВУ

19 февраля (3 марта) 1862. Париж

Париж.

3-го марта/21-го {Так в подлиннике.} февраля 1862.

Любезнейший Иван Петрович, всякое мое письмо к Вам начинается с извинения - я бы должен был давно отвечать Вам - но что делать! Во-первых, благодарю Вас за Ваше подробное и милое послание¹, a во-вторых, доложу Вам, что я на днях увидал первые листики на сиренях, чему я очень обрадовался - ибо это предвещает весну - а весною я возвращаюсь в Мценский уезд, Орловской губернии, в село Спасское, которое находится всего в 15-и верстах от Новоселок - и (увы!) в 70-и от Степановки². Надеюсь, что этот приезд будет удачнее прошлогоднего - в отношении охоты и пр. и пр.

Фету я написал недели две тому назад письмо с иллюстрациями, которое он вероятно Вам показал³.- Вы совершенно верно определили его характер - недаром в нем частица немецкой крови - он деятелен и последователен в своих предприятиях, при всей поэтической безалаберщине - и я уверен, что, конец концов,- его лирическое хозяйство принесет ему больше пользы, чем множество других, прозаических и практических⁴. С умилением воображаю, как я буду дразнить его, спорить с ним и т. д., и т. д.

Не знаю, получили ли Вы уже NoMep "Русского вестника" с моим детищем⁵ (сомневаюсь, зная аккуратность редакции и таковую же - почты) - но если получили - скажите свое мнение.- Я здесь почти не вижу российских журналов - но доходящие до меня слухи о них представляют мало отрадного. Какое-то бесплодное барахтание... а впрочем, может быть, мы устарели и уже не понимаем потребностей века.- "Минина"⁶ я всё еще не получил - хотя приятели хором обещали его выслать.

Здоровье мое порядочно, а бездействие - абсолютно. Это уже не лень - это какое-то коснение вроде тех "белокрылых видений", которые "коснеют в этой полумгле"⁷. Помните Вы при этом изящный изгиб, который Фет придает своей талье?

О когда я его улицезрю! Я уверен, что он еще растолстел.

Итак - до свидания - и до скорого. В шахматы Вы меня будете бить - я решительно слабею против прежнего. Поклонитесь Вашей жене - поцелуйте Вашего мальчика - и примите от меня самое дружеское рукожатье.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

Rue Rivoli, 210.

1289. В. П. БОТКИНУ

19 февраля (3 марта) 1862. Париж

Париж.

3-го марта 62.

Вот тебе еще письмо от Толстого¹, любезнейший В<асилий> П<етрович>, а "Минина"² всё еще нету - и от тебя до сих пор нет известий³. Впрочем мы с Ханыковым предполагаем, что нашими молитвами вы благополучно добрались до Рима - и ждем с часу на час письмеца.

Нового не политического здесь ничего не произошло, скажи Милютину, что статуя "Уголино"⁴, о которой он говорил, прибыла сюда и производит приятное впечатление между ваятелями (я ее еще не видал). Новая опера Гуно - "La Reine de Saba" потерпела почти фиаско⁵. Будь здоров и дай о себе весточку.

Преданный тебе

Ив. Тургенев.

1290. В. П. БОТКИНУ

26 февраля (10 марта) 1862. Парил"

Париж.

10-го марта 62.

Любезнейший В<асилий> П<етрович>, посылаю тебе под бандеролью полученного мною же сегодня же (и прочтенного) "Минина"¹. Не знаю, какое на тебя он произведет впечатление - а мне он показался бессильной и вялой вещью, написанной превосходнейшим языком - с несколькими прелестными лирическими проблесками - как, напр.: песенка служанок во втором акте, но драмы нет и помина, характеры не живые и вообще от всего "Минина" веет чем-то Карамзинисто-Загоскиноватым. Я могу ошибаться - но не того ожидал я от Островского.

Что-то пухлое без мышец и крови... Вот увидишь. Но язык, повторяю - образцовый². Эдак у нас еще не писали.

Мы с Ханыковым обрадовались, услыхав о вашем благополучном плавании - и приписали это нашим усердным "пожеланьям". А ты теперь наслаждайся великой жизнью всласть - но не забывай нас и воротись сюда.- Особенных новостей нет - но большая чувствуется шатость.

Будь здоров; поклонись от меня Милютину и его жене, Ростовцеву и его жене; да поклонись кстати и Скалинате. Жму тебе крепко руку.

Преданный тебе

Ив. Тургенев.

P. S. Открываю письмо, чтобы прибавить следующее: Здесь Шевырев (который между прочим собирается читать лекции о русской литературе)³. Он мне сказал, что в Москве собираются печатать новое издание Гоголя, но для этого ждут сообщения от брата Иванова (архитектора) бумаг, оставленных Гоголем у покойного живописца. Но этот архитектор до сих пор остается глух ко всем обращенным к нему воззваниям и даже не отвечает. Он теперь в Риме. Пожалуйста, добейся от него толку; этим ты окажешь важную услугу и семейству Гоголя и всей русской публике. Если нужно, я готов написать просительное послание, хотя не знаком с ним лично. Пожалуйста, займись этим сурьезно⁴.

NB. Сейчас прочел в "Северной пчеле" известие о смерти И. И. Панаева. Жаль его, бедняка!!⁵

1291. Н. В. ЩЕРБАНЮ

26 февраля (10 марта) 1862. Париж

Париж 10 марта (26 февраля) 1862.

Rue de Rivoli, 210.

Любезнейший друг, Вы молодец - ей-богу, и я не могу не хвалить и не благодарить Вас от души. Ваше обстоятельное и любопытное письмо¹ доставило мне много удовольствия, а что касается до "Отцов и детей", то я с Вами на их счет как у Христа за пазухой.² Корабль сей будет спущен благополучно, и если он потонет в бурных волнах журналистики - то уже в этом никто не виноват, кроме меня. Буду ждать высылки четырех (весьма достаточно) экземпляров.- No. Кстати, поблагодарите Каткова за помещение в первом номере³.- За "Минина" также благодарю Вас, и Боткин будет благодарить, которому я немедленно послал его в Рим⁴. "Минин" обманул мои ожидания: язык - удивительный, но нет ни драмы, ни живых характеров. Самое лучшее - лирические места.

Я видел раза два Вашу жену и по возможности старался ее утешить и рассеять. А Вы не хандрите и, закусив, как говорится, губы,- смотрите неотвратимо на близкую цель, т. е. на поездку сюда в июле. Я могу даже Вам предложить послужить Вашей жене спутником в мае месяце: меня это не отяготит - и я настолько убелен сединами, что никого не могу скомпрометировать. Это избавило бы Вас от дальней поездки и ускорило бы свидание.

Г-жа Иннис также благодарит Вас за марки. Случевскому передал Вашу комиссию и Антроповой также⁵. Она на днях едет в Россию.- Кстати, зачем Вы пишете Tourgieneff? - Это выходит по-русски Турженев; надо писать Tourguéneff.

У нас третьего дня была великолепная гроза, и на многих кустовых деревьях листочки зеленеют... А у вас всё еще морозы трещат? Что делать! Потерпите - а не хандрите - и на вашей улице будет праздник.

"Довольно" обещано во "Время"⁶; но подвигается оно ужасно медленно.

Засим поклонитесь всем московским приятелям, начиная с Каткова, и примите уверение в моей искренней привязанности.

Ив. Тургенев.

1292. Ф. М. ДОСТОЕВСКОМУ

2(14) марта 1862. Париж

Париж.

2/14-го марта 62.

Любезнейший Федор Михайлович, мне бог знает как давно следовало отвечать Вам¹ - но видите ли, я и теперь беру маленький листок бумаги, лень великая - да и сказать почти нечего. Никогда еще жизнь не утекала так скоро и бесследно для меня, как в эти последние два месяца. Я почти ничего не работал, мало читал, никуда не выезжал - чёрт знает что такое! Повесть моя² едва-едва подвигается - так что раньше моего возвращения в Россию (в апреле) навряд ли будет готова. На днях я прочел "Минина" - и говоря по совести - остался холоден. Стихи удивительные, язык прекрасный - но где жизнь, разнообразие и движение каждого характера, где драма,_;где История наконец? Я совсем другого ожидал от Островского - я никак не думал, что и он станет вытягивать каждый характер в одну струнку. Есть места чудесные - надо всем произведением веет чем-то чистым, русским, мягким - но этого мало... особенно от Островского этого мало.

Я всё поджидаю присылки 1-го NoMepa "Времени". Говорят - на все журналы подписка плохая: надеюсь,_:что это не распространяется на "Время"³.- Бедный Панаев умер⁴... Я пожалел о нем, как о старом товарище. Какой он казался здоровый... и аневризм! - Все мы под богом ходим.

Когда {Далее зачеркнуто: из} Вы получите это письмо, вероятно моя повесть будет уже в Петербурге. Прочтите и скажите свое мнение с полной искренностью⁵. Я ожидаю неуспеха, чтобы не сказать более - и это не есть "забегание вперед" - а довольно ясное сознание, основанное на положительных данных. Я знаю, чего я хотел - и начинаю чувствовать, что взял задачу не по силам; но учить кого бы то ни было - мне в голову не приходило. Не до того было.

А засим желаю Вам всего хорошего, кланяюсь Вашей жене, всем приятелям и дружески жму Вам руку.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

1293. Е. Е. ЛАМБЕРТ

2(14) марта 1862. Париж

Париж.

2/14-го марта 62.

Rue de Rivoli, 210.

Милая графиня,- увидать Ваш почерк было для меня особенно отрадно - могу Вас уверить,- а прочтя Ваше письмо, я и порадовался и опечалился и - грешный человек! - подумал: увы! для чего я не такой, каким меня воображает графиня - для чего я не человек, "преисполненный земной жизнью" и преданный ей! Это сожаление и грешно и странно - но я не могу от него избавиться - и если я еще не успел приникнуть мыслью к неземному, то земное всё давно ушло от меня - и я нахожусь в какой-то пустоте, туманной и тяжелой - и уже нисколько не расположен отворачиваться от картин разрушения, черных покровов, горя и т. п. В этом отношении я могу вполне Вам сочувствовать, и Вы напрасно воображаете, что Ваша печаль стала стеной между нами¹. Говоря правду - я и в молодости не избегал тех чувств, о которых Вы упоминаете, и меня Mme Viardot недаром прозывает "le plus triste des hommes". A потому пишите без утайки всё, что Вам придет на душу, и знайте, что каждое Ваше слово вызовет во мне глубокий отголосок... Не говоря уже о дружбе, которую я к Вам питаю и которая никогда не изменится.

Я рад за Вас, что в Вас опять достало духу - встретить жизнь "лицом к лицу"²... а от меня она бежит как змея - никак ее поймать не могу - куда поймать! Не могу увидать ее физиономию, узнать, какое наконец ее значение? Дни бегут, бегут - легко и вяло; эти два эпитета редко {Далее зачеркнуто: встречаются} стоят рядом - а между тем оно так. Жду времени возвращения в Россию, которое наступит в апреле - и только. Мне очень приятно думать, что я увижу Вас - хотя, быть может, свидание наше не будет весело.

Полинька всё еще остается Полинькой!.. видно - не судьба³... Она очень благодарит Вас за память. Она искренно к Вам привязалась - что с ней случается довольно редко.

Вы мне ничего не пишете о Вашем beau-frère - и я этому рад: значит, все слухи, которые ходили о нем и об его здоровье - не имеют основанья. Что он - всё еще на Мадере? Не приедет ли он сюда?

Я не думаю, чтобы Вы теперь читали русские книги и журналы; но если Вам попадется февральский номер "Русского вестника", пробегите мою повесть, которая, помнится, так мало Вам понравилась в рукописи⁴.- Я сделал в ней много сокращений и изменений, хотя, разумеется, основная мысль и вся физиономия исполнения - остались те же. Я решился было бросить эту повесть в огонь - но, во-первых, Катков поднял крик и в письмах своих наговорил мне всяких неприятностей - а главное, мне деньги были нужны - потому что из деревни присылки плохие. Je suis résigné à un fiasco, mais heureusement j'ai l'épiderme peu sensible. A Вы все-таки напишите мне свое мнение, хотя бы в подтверждение прежнего осуждения: - осуждение от Вас мне дороже, чем похвала от другого - потому что оно поучительно - и потому что я Вас люблю.

Поблагодарите Вашего мужа за память и поклонитесь от меня нашим немногочисленным общим знакомым.- Что делает княгиня Багратион? - Напомните ей обо мне.

Крепко жму Вашу руку и остаюсь навсегда

преданный Вам

Ив. Тургенев.

1294. А. А. ФЕТУ

5(17) марта 1862. Париж

5-го/17-го марта 62.

Париж.

Rue de Rivoli, 210.

Величественный и прелестный друг мой, Афанасий Афанасьевич, я вчера получил Ваше письмо из Степановки от 15/27-го февр<аля>¹ (эка, подумаешь, почта-то, почта-то!) и должен сказать, что оно столь же мило, сколь неразборчиво - und das ist viel! Одолев его в поте лица (за исключением слов вроде: {Далее Тургенев приводит нарочито бессмысленное начертание, пародируя этим неразборчивый почерк Фета.} списано с дипломатической точностью) - я пришел к заключению, что мы с Вами совершенно одних и тех же мнений - только за Вами водится обычай всякую чепуху взваливать на "ум" - как сказано у Беранже:

C'est la faute de Voltaire,

C'est la faute de Rousseau².

Вот и "Минин" не вытанцевался по причине ума; а ум тут ни при чем; просто силы - таланта не хватило. Разве весь "Минин" не вышел из миросозерцания, в силу которого Островский сочинил Русакова в "Не в свои сани не садись"? А в то время он еще не слушался профессоров³. Написать бедноватую хронику с благочестиво-народной тенденцией - с обычными лирическими умилениями, написать ее красивым, мягким и беззвучным языком - ум мог бы помешать этому - а уж никак не способствовать. Ахиллесова пятка Островского вышла наружу - вот и всё.- Вероятно, по прочтении моей новой повести, которая едва ли Вам понравится - Вы и ее недостатки припишете уму⁴... Дался Вам этот гонный заяц! Смотрите!

Но бог с ним совсем, с умом, и с "Мининым", и с литературой... Замечу только, что автор "Юрия Милославского", Загоскин, был так глуп, что удовлетворил бы даже Вашим требованиям - а выходило у него не лучше.- Итак, Вы в Степановке... Непременно мы должны провести вместе 1-ое мая⁵. Это уже решено и подписано - разве кто-нибудь из нас умрет, как этот бедный Панаев. Вот никак не ожидал я, что этот человек так скоро кончит! Он казался олицетворенным здоровьем. Жаль его не в силу того, что он бы мог еще сделать, даже не в силу того, что он сделал - а жаль человека, жаль товарища молодости! - "Современник" без Нового поэта будет ли продолжать свистать⁶? - Но я опять вдаюсь в литературу.

А Родионов утащил шубу и удрал. Хорош гусь. Надо бы написать une complainte - вроде: Донья Клара! Донья Клара!⁷

Родионов, Родионов!⁸

Вар новейшего столетья! *

Redde meas legiones!⁹

Возврати чужую шубу! и т. д. **

* Вариант: Вар и Варвар без изъятья! (NB. Чтоб стих в стиле автора стиха: Из недра Мирры шел и т. д.)¹¹.

** Вариант: Возврати чужое платье!

Я получаю из деревни преоригинальные письма от дяди¹⁰. Новейшие усовершенствования крестьянского быта взвинтили его до какой-то отчаянной иронии. Спасские крестьяне удостоили наконец подписать уставную грамоту¹², в которой я им сделал всяческие уступки; будем надеяться, что и остальные меня, как говорится в старинных челобитных - "пожалуют, смилуются"! - А жажду я прочесть Ваше "Лирическое хозяйство"¹³. Я уверен, что это вышло преудивительно и превеликолепно.

С Борисовым я изредка перекидываюсь письмецом¹⁴: он премилый.- Постараемся в нынешнем году поохотиться лучше прошлогоднего.- Афанасий, говорят, совсем одряхлел - это горестно.

Толстой написал Боткину (который теперь, как Вы знаете, в Риме), что он в Москве проигрался и взял у Каткова 1000 руб. сер. в задаток своего кавказского романа¹⁵. Дай-то бог, чтобы хоть эдаким путем он возвратился к своему настоящему делу! Его "Детство и юность" появилась в английском переводе¹⁶ - и, сколько слышно, нравится. Я попросил Форга написать об этом статью для "Revue des Deux Mondes"¹⁷.- Знаться с народом необходимо; но истерически льнуть к нему, как беременная женщина - бессмысленно.- А что поделывает "Ясная Поляна"? (я говорю о журнале)¹⁸.

Ну, прощайте - или нет: до свидания. Кланяюсь Вашей жене и крепко жму Вам руку.

Ваш Ив. Тургенев.

1295. M. H. ЗУБОВОЙ

6(18) марта 1862. Париж

Париж.

6/18 марта 1862 г.

Сударыня,

Я, как говорится, существо неблагодарное, что не ответил тотчас же на Ваше милое письмо, которому, кстати, понадобилось около месяца, чтобы из Екатеринбурга дойти сюда. Спешу принести Вам свои извинения и надеюсь на Вашу снисходительность.

Я счастлив узнать, что Вы не слишком скучаете по соседству с Сибирью - хотя Ваше описание природы тех мест так печально и так правдиво!..¹ Россия некрасива, приходится сознаться, в особенности для глаз, с детства привыкших отражать божественные контуры Италии. Не хочу отрицать, что существуют компенсации - но вполне ли они вознаграждают? Будем надеяться - ради Вас. Пение крестьянок, действительно, самая горестная на свете вещь - от него веет угнетением, диким одиночеством, ужасом, ставшим привычкой. Но что это я вздумал останавливаться на этих подробностях - будто Вы нуждаетесь в том, чтобы к Вашей картине еще добавили мрачности. Ограничусь передачей одного стихотворения Тютчева - ведь у поэтов то преимущество, что целый мир они вмещают в несколько слов - и надеюсь, что,