Тургенев Иван Сергеевич - Письма 1862-1864

считываю быть там в начале марта по новому стилю.

   Сердечное участие, которое вы проявляете к моей дочери, позволяет мне, не колеблясь, сказать вам несколько слов об одном деле, вам небезызвестном. Я делаю это тем более охотно, что жду от вас доброго совета. Речь идет о г-не Пине. Если сам он личность, кажется, вполне почтенная, то его положение (синдика по делам о несостоятельности) не столь почетно, как бы того хотелось. Так ли это на самом деле? Я был бы удручен, если бы замужество моей дочери поставило ее в тяжелое или неловкое положение. Будьте добры сказать об этом откровенно ваше мнение, которое, разумеется, существенно повлияет на мое решение.

   Передайте, пожалуйста, привет г-ну Тургеневу и всем вашим - а вы примите уверение в моей самой искренней преданности.

   На конверте:

  

  

   С французского:

   Theuerste Freundinn {Самый дорогой друг (нем.).}, я получил сразу два письма из Лейпцига, с фотографическими карточками моей милой маленькой Диди - и от всей души вас благодарю. Очень сожалею, что мое письмо No 7 не дошло до вас - но, к счастью, я вторично сообщил вам великую новость в No 8, так что вы узнали ее немедленно¹. Очень доволен, что вы не едете в Бремен; это дальнее путешествие теперь, когда еще стоят холода, вовсе мне не улыбалось, и я в тысячу раз предпочитаю знать, что вы спокойно сидите в вашем баденском гнездышке, куда я и адресую вам это письмо.- Думается мне, что в Лейпциге вы должны чувствовать себя прекрасно; публика вас любит, артисты восхищаются вами и понимают вас, возле вас добрая подруга, которая о вас заботится и, между прочим, благодаря этому стала мне еще симпатичней прежнего²... Всё это радует мне сердце. Я не сомневаюсь в приезде Пича (кстати, я не раз давал ему денег - так что он примет их и от вас); вот еще человек, преданный вам. Пришлите мне, прошу вас, несколько вырезок из газет или хотя бы их копий; это может пригодиться, а главное, доставит мне большое удовольствие.

   Не опасайтесь, что печатание вашего альбома задержит мой отъезд: ровно через три недели, день в день (опять-таки при условии, si Dios quiere {если бог даст (нем.).}), я отправляюсь в путь и остановлюсь только в Баден-Бадене.

   Журнал, в котором будет напечатана моя "фантазия", только что наконец вновь разрешен, и программа его сегодня появилась вместе с объявлением о моей новой вещи³ и т. д. Жребий брошен; если публика станет смеяться надо мной, что ж? - я легко утешусь.- Вы ее одобрили; остальное неважно. Через два-три дня мне доставят корректуру.- Паспорт я получу в субботу.

   На дворе опять очень холодно, и мой застарелый кашель (ведь у меня не одна постоянная болезнь!) опять докучает мне. Но я не очень-то обращаю на него внимание - а когда он начинает слишком надоедать мне, перестаю выходить - холод раздражает горло. С ногой все обстоит превосходно - я и забыл о ней - и вообще здоровье очень хорошее.

   Скажите детям, что я всё еще жду от них ответа на посланное им письмо⁴ и надеюсь, что ответ этот будет с рисунками Диди {Далее зачеркнуто: письмо.}.- Ведь в моем же письме были рисунки.- А еще скажите Диди, что я везу ей целую коллекцию русских сказок; среди них есть очень забавные⁵.- Надо будет не потратить даром ни единой минуты из 5-6 дней (увы! не больше), которые я проведу в Баден-Бадене перед тем, как вернуться в Париж.

   Тысячу приветов Виардо (ему я недавно писал)⁶ и всем баденцам; тысячу крепких поцелуев детям и сердечнейшее shakehands {рукопожатие (англ.).}, вместе с лучшими пожеланиями,- вам. Будьте здоровы и не забывайте

  

  

   С французского:

   Дорогая и добрая госпожа Виардо, ваше письмо No 10 (в действительности оно 12-е), помеченное Лейпцигом, 7 февраля, получено мной вчера - и хотя оно доставило мне бесконечное удовольствие, но в то же время и огорчило меня, подтвердив факт пропажи некоторых моих писем. В Лейпциг я вам послал их 5 (от No 7 до No 12), а до вас до сих пор дошло только одно¹. Как было адресовано полученное вами: Bitterstrasse, No 4, или же: zu erfragen im Gewandhaus {спросить в Гевандхаузе (нем.).}? Это тем более огорчает меня, что все мои попытки выяснить дело здесь не привели ни к чему.- Приходится покориться злому року, который, по-видимому, тяготеет только над моими письмами - так как ваши, к счастью, дошли до меня все!

   NB. Это письмо, No 14,- второе, которое я вам адресую снова в Баден-Баден.

   Кстати о Баден-Бадене, я получил письмо от Виардо вместе с коллективным посланием троих детей.- С удовольствием убедился, что в этом милом маленьком царстве всё идет отлично и что все там чувствуют себя превосходно. Луиза устроится у г-жи Анштетт с 15-го марта! Я уверен, что там за ней будет наилучший уход и всё будет сделано для того, чтобы помочь ей пережить опасный момент.- Поскольку я рассчитываю вернуться в Баден-Баден самое позднее 8-го марта и пробуду там около недели - то до отъезда в Париж я еще увижу обоих супругов. Боюсь, что Эрнест, не имея определенных занятий, будет немного скучать, и не вижу, на что бы он мог истратить свой избыток энергии, но ведь и серьезных забот у него будет немало - когда ожидаете вы рождения внука или внучки²?

   Печатание альбома подвигается медленнее, чем бы мне хотелось. Г-жа Абаза в полном восторге от "Mitternächtige Bilder"³; это делает честь ее вкусу и музыкальному чутью. Издатель альбома⁴ - болтун, который поддакивает каждому моему слову и, главное, чужд всяких сомнений: не очень я люблю таких людей. Но я его всё время пришпориваю. Боткин еще не возвратился из Москвы, но я жду его со дня на день.- Усиленно веду переговоры относительно нового издания моих сочинений. Признаюсь, я не ожидал, что предыдущее так скоро разойдется, и постараюсь, чтобы на сей раз меня не ограбили, как тогда⁵.

   Эти деньги пригодятся для свадьбы... Но будет ли она, эта свадьба⁶?

   Приходится больше сидеть дома: на холоде кашель обостряется. А впрочем, чувствую я себя превосходно.

   Я счастлив, что лейпцигская публика ценит и любит вас. Была ли еще когда-нибудь другая певица, которая бы в одном и том же концерте и пела и играла на фортепиано! - Здесь получают "Illustrierte Zeitung", и я слежу, чтобы не пропустить статьи, где будет речь о вас. То, что вы говорите о г-же Ниман, не удивляет меня: это одна из тех натур, которые встречаются на севере Германии и которые мне pur troppo {к сожалению (итал.).} знакомы - они могут заинтересовать только добропорядочную, просвещенную и, в сущности, пошлую публику. Посредственное, холодное и искусственное, убирайтесь ко всем чертям! Всё, что вы сказали,- превосходно.- Theuerste Freundinn {Самый дорогой друг (нем.).}, иду за паспортом. Сообщите мне, пожалуйста, NoNo полученных вами моих писем.- Угадайте, что это за старичок, фотографию которого я вам посылаю⁷.- Он у ваших ног и посылает тысячу приветов всему вашему мирку.

  

  

   С французского:

   Дорогая и добрая госпожа Виардо, я получил ваше письмо из Лейпцига с вариантами "Птички"¹, но вам, вероятно, уже известно, что Боденштедт прислал мне полный перевод², разумеется, он и пойдет. Первые шесть романсов уже полностью набраны. Иогансен клянется, что и с остальными управятся до конца будущей недели.- Я выезжаю отсюда, опять-таки, si Dios qiu'ere {если бог даст (исп.).} - в среду, 19 февраля/2 марта, т. е. чуть больше, чем через две недели. Никогда еще время не тянулось для меня так медленно. Стараюсь работать, чтобы оно шло быстрее. Вчера у нас было заседание нашего общества помощи нуждающимся литераторам. Ждали запросов со стороны нетерпеливых, тех, кого здесь с моей легкой руки (я впервые ввел это слово в "Отцах и детях") зовут "нигилистами"; нас они находят чересчур благоразумными; но всё сошло отлично; в комитет выбраны люди умеренные (меня выбрали членом комитета и председателем ревизионной комиссии)³. Потом состоялся обед в честь нашего покойного собрата Дружинина⁴; мы много говорили, ничего особенного не сказав; много ели и пили - в особенности я - за что и поплатился довольно сильным недомоганием (вы узнаете меня, не правда ли?), но ведь там были трюфели. Сегодня выпил лишь чашку чаю и ложусь спать, испытывая волчий голод, утолять который не стану.

   Только что выправил корректуру моей "фантазии"⁵. Жребий брошен.- Будут ли ее ругать или хвалить, я отнесусь к этому равнодушно; и вы не усомнитесь в этом, когда узнаете, что журнал, где она будет напечатана, выйдет, когда я уже буду в Баден-Бадене. Вы уже там; быть может, именно сейчас подъезжаете к городу, и мысль моя следует за вами и сопровождает вас в момент вашего возвращения в ваше милое гнездышко. Не очень-то гордитесь,- еще немного, и я сделаю то же. (Не забудьте, прошу вас, справиться о положении, занимаемом синдиком по делам о несостоятельности: из письма Полинетты, только что полученного мною, в сравнении с тем, что она говорила, а возможно, и думала раньше, я вижу, что брак этот теперь ей больше по душе⁶. О розовая мечта, сколь трудно ты достижима!)

   Вечер провел у некой г-жи Виноградской, в которую когда-то был влюблен Пушкин. Он посвятил ей несколько стихотворений, признанных одними из лучших в нашей литературе. В молодости, должно быть, она была очень хороша собой и теперь еще при всем своем добродушии (она не умна) сохранила повадки женщины, привыкшей нравиться. Письма, которые писал ей Пушкин, она хранит как святыню; мне она показала наполовину выцветшую пастель, которая изображает ее в 28 лет: белокурая, с нежным и очаровательно наивным беленьким личиком, с наивной грацией, с удивительным простодушием во взгляде и улыбке... немного смахивает на русскую горничную вроде Параши. На месте Пушкина я бы не писал ей стихов. Ей, по-видимому, очень хотелось познакомиться со мной, и, так как вчера был день ее ангела, мои друзья преподнесли ей меня вместо букета. У нее есть муж, на двадцать лет моложе ее: приятное семейство, даже довольно трогательное, но и комичное⁷.

   Прощайте, до среды... а затем, через две недели... Будьте здоровы; всем от меня передайте тысячу приветов. Очень нежно целую ваши руки.

  

  

   С французского:

   Дорогая Полинетта, все-таки я должен сдержать слово и написать наконец это письмо, которое обещал тебе уже давно. Твоих писем я получил два или три, и они доставили мне большое удовольствие. Мне кажется, что ты начинаешь относиться к жизни серьезнее, и я был бы как нельзя более доволен, если бы увидел, что исчезают твои другие маленькие недостатки, которых нет надобности называть, потому что ты их знаешь так же хорошо, как я. Насколько я мог прочесть между строк, кажется, можно сделать вывод, что г-н П<ине> тебе не совсем безразличен; но вы прекрасно сделали, приостановив всё дело до моего возвращения, которое не задержится: мы увидим тогда, что надлежит делать, надо ли сохранить status quo {существующее положение (лат.).} или же покончить с ним. Признаюсь, я не понимаю, что может быть унизительного в звании синдика по делам о несостоятельности; тем не менее, хотя я и не стремлюсь к тому, чтобы ты заняла положение в большом свете - я не хотел бы, чтобы твое положение лишало тебя права посещать твое обычное общество на равной ноге¹. В конце концов мы обсудим всё это - и, надеюсь, в скором времени - так как я рассчитываю вернуться в Париж самое позднее через три недели.

   Что касается военного, о котором тебе говорила г-жа Делессер², я полагаю, что ты была права в своем отвращении. Но прибавлю, что, вообще говоря, мы не в состоянии быть слишком разборчивыми - то есть отталкивать людей единственно из-за того, какую они носят одежду.

   Я сердечно благодарен г-же Делессер и всему семейству Тургеневых за всю их доброту к тебе и очень огорчен, что здоровье Альберта не улучшается. Передай им тысячу приветов от меня. Получила ли г-жа Тургенева мое письмо³? Я видел двоюродного брата г-на Жоанна: г-н Дюлу еще не приехал.

   Г-жа Ольга Сомова живет в Царском Селе под Петербургом. Напиши этот адрес и можешь быть уверена, что твое письмо дойдет по назначению.

   Советую тебе заняться своим фортепиано, которое ты забросила в последнее время. Что касается немецкого, то мне кажется, что у тебя своего рода антипатия к этому прекрасному языку, раз ты находишь, что, вопреки твоим несомненным способностям и прилежанию, ты не делаешь успехов. Надо с этим примириться.

   До скорого свидания, моя дорогая девочка, очень нежно целую тебя.

  

  

   С французского:

   Дорогая и добрая госпожа Виардо, я получил одно за другим ваши последние письма из Лейпцига, большое и маленькое. Те изменения в "Шепоте", о которых вы просите меня в маленьком, к сожалению, уже неосуществимы: этот романс уже набран¹.- Правда, эти два стиха довольно-таки неясны - но ведь под ними стоит имя Боденштедта, а он - авторитет и сам должен отвечать за свой перевод. Его можно будет изменить потом для сборника,- я хочу сказать: альбома,- который выйдет у Брейткопфа (эта новость меня чрезвычайно обрадовала). Об этом мы договоримся в Баден-Бадене². Боденштедт прислал мне новый, исправленный перевод "Ночью, во время бессонницы", но, так как этот романс - в числе отложенных, я оставлю его у себя до своего возвращения³. 4 первых стиха второй строфы "Птички" будут такими, как вы желаете⁴.- Весь альбом выйдет непременно к концу будущей недели⁵.

   Ваше большое письмо бесконечно меня обрадовало.- Все подробности вашего пребывания в Лейпциге и вашего знакомства с Францем бесконечно важны для меня⁶. Я прочел г-же Абаза строки, относящиеся к ней; она очень благодарит вас и просит передать вам, что гордится тем, что вы о ней говорите.- Она много хлопочет о вечере, на котором будет исполняться альбом; я написал ей русские слова - и она учит их наизусть.- Здесь есть один недурной тенор-любитель; мы заставим его спеть "Две розы" и пр.⁷

   Не хочется мне ехать в Москву; это не задержало бы моего отъезда - ибо там я пробыл бы всего 2 дня, но у меня и здесь еще куча дела, и мне не хотелось бы лишний раз утомлять себя дорогой перед самым отъездом в Баден-Баден. Мне немного совестно, чтобы сюда приезжал мой милейший дядюшка⁸. Ну, да там видно будет. Как бы то ни было, 19 февраля/2-го марта я должен уже сидеть в вагоне на пути к Кенигсбергу.

   Только что вернулся домой с большого придворного бала в Дворянском собрании⁹. Много красивых туалетов и мало красивых лиц; волосы у всех напудренные или просто распущенные и перевязанные только широкой лентой, по последней моде.- Видел государя и нахожу, что он превосходно выглядит. Грандиозная мазурка, во всю длину и ширину залы, была очень эффектна; но прыжки некоторых кавалеров показались мне довольно-таки дикими. Они немного походили на вырвавшихся на свободу лошадей, но выглядели не столь естественно. Вальс из "Фауста" Гуно всех привел в восторг.- Кстати о "Фаусте", эта опера продолжает иметь успех: почти никогда нельзя достать билета¹⁰. На днях в здешней Итальянской опере вышел маленький скандал: Грациани дал пощечину мужу г-жи Фиоретти; их обоих оштрафовали, этим всё и кончилось. На балу я вновь нашел немало старых знакомых; меня находят... поседевшим, чтоб не сказать: постаревшим. Я тоже нашел, что годы не молодят. Не обошлось без промахов: так, я принял некоего г-на Никольского за певца Никольского (из здешнего театра) и принялся говорить ему комплименты (имейте в виду, что этого певца я никогда не слыхал - хоть я и не зашел так далеко, как - помните? - Комаров в вашей уборной) и господин этот был шокирован, и т. д.

   В субботу напишу вам No 17. А пока шлю тысячу дружеских приветов всем и сердечно жму вам обе руки.

  

  

   С французского:

   Я только что получил письмо от моего брата из Дрездена, довольно тревожного свойства¹.- По-видимому, он опасно болен - он пишет о какой-то язве на языке, о необходимости операции и пр.- Я знаю, что он легко пугается и склонен преувеличивать - однако же не могу не повидаться с ним, когда буду проездом в Дрездене; а это вынудит меня сделать небольшой круг и задержит мой приезд в Баден-Баден, но всего на один день, не больше.- Остаться дольше было бы невозможно, ибо я должен поспешить в Париж, если уж суждено состояться этой свадьбе. А я бы очень желал, чтоб она состоялась, в особенности ради Полинетты, так как вряд ли бы ей удалось найти лучшую партию. По-видимому, г-н П<ине> серьезно влюблен: он объявил г-ну Дюлу, с которым я недавно виделся, что в крайнем случае возьмет Полину и без всякого приданого. Это семья Тургеневых (парижских), желая добра Полине, причиняет ей зло; не следует забывать, как щекотливо и затруднительно ее положение - а бывать в высшем свете ей совершенно незачем².

   Альбом быстро подвигается вперед; всё уже набрано; остается только выправить корректуры двух последних романсов. Я решительно не еду в Москву и уже написал в этом смысле дядюшке³ - придется уж ему самому приехать. Болезнь брата еще более торопит меня с отъездом; я из кожи вон вылезу, чтобы выехать в будущий вторник - т. е. через 10 дней.

  

   Воскресенье вечером.

   Вот уже три дня, как я не получаю писем от вас, theuerste Freundinn {самый дорогой друг (нем.).},- видите, как вы меня избаловали! Я уже начинаю немного тревожиться. Не знаю, как вы доехали из Веймара в Баден-Баден; к тому же в последнем письме вы сообщаете, что Виардо слегка недомогает.- Ну, да ничего. Будем надеяться на лучшее.- Сегодня я присутствовал на чтении чего-то вроде хроники в стихах (в духе "Гена фон Берлихингена"⁴), написанной одним из моих друзей, Полонским⁵; вместе с Фетом и Майковым он составляет триаду наших современных поэтов; сюжет очень щекотливый; это - картинка того, что в настоящее время творится в Польше. Автор старается быть беспристрастным, но это не легко, и - потом - всё это еще слишком близко к нам для того, чтобы стать предметом искусства. В произведении Полонского есть ужасающие длинноты, пошлые или пуганые мечтания; главный персонаж ничтожен и бесхарактерен (что встречается удивительно часто), по наряду с этим там есть прекрасные сцены, трогательные образы и детали, и подчас веет настоящей поэзией.- Там, где автор выдумывает, старается,- выходит, по большей части, слабо; то, что он говорит чистосердечно,- я бы сказал: почти невольно,- часто превосходно. Боюсь, как бы цензура не помешала выходу в свет этого произведения, все же весьма примечательного.

   Я видел графа Матвея⁶; он много меня расспрашивал о вас.- У бедняги - настоящий горб посреди спины. Он искренно любит и уважает вас, и потому я нахожу его очаровательным.- Ему будет преподнесен один из первых экземпляров альбома. Рубинштейн, Серов, Феофил Толстой, г-жа Абаза, г-жа Ниссен (с которой я познакомился у Рубинштейна), г-жа Адлерберг, Даргомыжский, г-жа Гире, г-жа Раден etc. также получат по экземпляру.- На днях слышал в концерте серенаду Шуберта для пяти женских голосов - прелестную⁷.

   Из Петербурга остается послать теперь лишь 4 номера. 22-й пойдет из Дрездена, а 23-го не будет вовсе⁸. О, какое счастье!.. До скорого свидания. Тысячу приветов всем. Нежно целую обе ваши руки.

  

  

   С французского:

   И сегодня нет письма, дорогая госпожа Виардо. А я так на него надеялся! - Терпение!

  

   Вторник вечером.- Сегодняшняя почта ничего не принесла. Вот уже ровно неделя, как я не имею от вас писем.- При других обстоятельствах я бы не тревожился, но теперь в голове у меня бродят всевозможные нелепые мысли.-Я уверен, что молчание это объясняется очень просто, может быть просто тем, что письмо затерялось... и всё же... Всё же я не в состоянии писать - и буду ждать завтрашнего вечера.

  

   Среда, 12/24 февр. 4 часа. Какое счастье! Сейчас только получил ваше милое письмо из Баден-Бадена... Я счастлив и миллион раз благодарю вас.

  

   Четверг утром.- Я очень доволен, что вы наконец вернулись в Баден-Баден и снова окружены своим маленьким мирком.- Теперь вы начнете работать над немецким текстом "Орфея".- Он, может быть, пойдет через две недели в Карлсруэ в моем присутствии.- Кстати об "Орфее": великий герцог Веймарский очень мил - и я жалую его своим благоволением¹. Не пишите мне больше в Петербург - пишите в Дрезден, до востребования². Очень возможно, что я и совсем не остановлюсь в Берлине. Через неделю в воскресенье, в 3 1/2 ч. ... Молчание! Молчание³!

   Я послал вам свою фотографию, больше смахивающую на карикатуру, чем на фотографию. Не знаю, чем я провинился перед солнцем, но оно обходится со мной всегда прескверно. Пожалуйста, не вообразите себе, что я болен; напротив, я чувствую себя прекрасно, и все находят, что вид у меня превосходный.- Привезу вам свою большую фотографию, сделанную здесь же два года тому назад; эта хороша⁴. Представьте себе, в будущий понедельник мне, но всей вероятности, придется публично читать моих "Призраков"! Это было, можно сказать, сымпровизировано председателем Общества помощи нуждающимся литераторам⁵. Я - член этого Общества, и мне невозможно было отказаться. Ожидаю провала - вещь не такая, чтобы ее можно было читать перед многочисленной публикой, при свете множества свечей и т. п. Часть молодежи, не простившая мне моего последнего романа⁶, будет шикать, и председатель признался мне, что он отчасти с умыслом это устроил, ради привлечения публики.- Ну что ж! Беда будет не так уж велика; постараюсь читать быстро, чтобы публика не успела соскучиться. Но ведь, с другой стороны, надо читать внятно и с выражением...

   В следующем письме расскажу вам об этом и прежде всего сообщу вам результат.

   Мне сделано было еще другое предложение, которого я не приму. Милютин, которого вы знаете и которому поручено государем ввести в Польше те же реформы (освобождение крестьян с правом выкупа их наделов и пр.), которые уже введены в России, просил меня поехать с ним на несколько дней в Польшу, чтобы присутствовать при первых начатках этой великой реформы⁷. Это более чем интересно, это историческое событие - но я все-таки отказался по многим причинам, которые мне незачем вам перечислять и главная из которых та, что я хочу 5 или 6 марта быть в Баден-Бадене. Не правда ли, я хорошо сделал?

   До скорого свидания! Тысячу приветов всем. Крепко жму обе ваши руки.

  

  

   С французского:

   Дорогая Полинетта, я получил твое письмо, так же как и письмо г-жи Иннис, и скажу тебе только одно: я никогда бы не настаивал, если бы вместо того, чтобы говорить о положении г-на П<ине>¹, ты просто сказала бы, что он тебе не нравится. Я часто повторял тебе, что никогда не желал для тебя другого брака, кроме брака по любви, а когда любви нет - всё остальное не имеет значения. Вот еще один павший претендент: не будем больше об этом говорить. Я уехал бы отсюда завтра же - но завтра приезжает Луиза, и было бы нехорошо, если бы ей показалось, что я ее избегаю². Ждите меня в пятницу утром или в пятницу вечером - но в пятницу непременно.

   У нас будет время основательно поговорить обо всем, а сейчас я ограничиваюсь тем, что обнимаю вас обеих и говорю вам до свиданья.

  

  

   С французского:

   Вот уже четыре дня, как я возвратился из Петербурга в Баден-Баден - и отсюда через два дня отправляюсь в Париж, где рассчитываю остаться до конца апреля. Я привез с собою несколько альбомов г-жи Виардо и с особенным удовольствием посылаю вам один из них¹. Безупречное изящество и точность ваших переводов были отмечены всеми.

   На сей раз напечатано всего 12 романсов; три были оставлены для следующего альбома, который, надо надеяться, появится будущей зимой². Я рассчитываю возвратиться в Баден-Баден к концу апреля и твердо надеюсь, что вы сдержите свое обещание и что мы свидимся с вами в нашем милом краю. Если среди тревог и волнений, которые вы, должно быть, испытываете теперь в Мюнхене, вы найдете время подумать обо мне, то с вашей стороны будет весьма любезно написать мне хоть два слова по следующему адресу: Париж, улица Риволи, 210. В то же время я попрошу вас сказать мне откровенно, без малейшего стеснения, которого не должно быть при столь добрых отношениях, как наши с вами, какой гонорар желаете вы получить за ваше мощное сотрудничество в изданном нами альбоме? Я немедленно вышлю его вам, а покамест сердечно жму вашу руку и прошу вас принять уверение в моей глубочайшей преданности.

   На конверте:

  

  

   С французского:

   Дорогая госпожа Виардо, я приехал вчера вечером в добром здравии, но ужасно грязный от пыли и угля и изрядно усталый¹. Обе дамы² были дома. Г-жа Иннис нездорова - что не помешало ей отправиться сегодня утром в церковь. Я превосходно выспался, принял превосходную ванну и посвежел. Я еще ни о чем не говорил - но сделаю это сегодня же утром и серьезным образом. Я нашел здесь много писем, на которые надо ответить. Только что написал Поме, чтобы назначить ему свидание. Сегодня я также увижу Трубецких: похоже, что крах полный - продают всё, мебель, серебро - князь в отчаянии, княгиня обнаруживает большое самообладание³.

   Я забыл взять с собой купоны облигаций русских железных дорог!!!! Что теперь делать? Посылать их по почте, по-видимому, опасно.- Поскольку доход с них можно получить во Франкфурте, может быть, Виардо уладит это с Хальденвангом? Но эти деньги мне понадобятся к началу апреля, чтобы не пришлось учитывать мои векселя.

   Я так легко и быстро привык к жизни в Баден-Бадене, что совершенно подавлен тем, что больше не нахожусь там - и должен писать письма. Будем надеяться, что мое отсутствие на этот раз не будет столь продолжительным⁴. За эти 5 недель, что я пробуду здесь, мне предстоит огромное множество дел: надо срочно приниматься за статью о Шекспире, которая будет прочитана на памятном вечере 23 апреля (по старому стилю)⁵ и т. д. и т. д.

   Сообщите мне новости - в первую очередь о себе и о вашем семействе (хорошо ли чувствует себя Марианна?), о "Страстях" Баха⁶, о репетициях "Орфея"⁷. Обещаю писать вам каждый день, хотя бы две строчки. А пока прощайте... У меня тяжело на сердце - но терпение! Передаю тысячу приветов всем и сердечно жму вашу руку.

   P. S. Приведите в порядок самовар! Что говорит Виардо о выборах⁸? Прилагаю статейку об альбоме в "Московских ведомостях"⁹. P. S. S. Пришлите мне, пожалуйста, парижский адрес д'Эньяна¹⁰.

  

  

   С французского:

   Дорогая и добрая госпожа Виардо, я не получил от вас письма - хотя и надеялся - но вы, должно быть, и впрямь очень заняты и озабочены в настоящий момент. Что ж, я рассчитываю на ваше обещание написать мне на следующий день после "Орфея"¹. Расскажу вам вкратце, чем я был занят вчера и позавчера.- 1). У нас был долгий разговор с Полиной - и вот результат: она не хочет и слышать о г-не Пине². Я, однако, не скрывал от нее правды и сказал, что положение, в котором она находится, не может никоим образом продолжаться после окончания этого года.- Я еще ее решил, где она проведет лето,- очень может быть, что в Париже, но не в топ квартире, что мы занимаем сейчас - это само собой разумеется. Г-жа Иннис очень страдает от болей в ухе - боюсь, как бы это не был нарыв.- 2). Я снова видел Фридолина³, которого нашел толстым и цветущим. Вчера мы на славу пообедали вместе у Вефура (царские устрицы и т. д. и т. д. ...).- Позавчера мы ходили вместе в итальянский театр на концерт духовной музыки. Отрывки из "Stabat" Россини⁴ были главным украшением вечера - особенно "Quis est homo" {"Кто есть человек" (лат.).}, который сестры Маркизио пели, как ангелы. Шарлотта (сопрано), с лицом мопса и великолепными глазами, произвела на меня впечатление нервной, своеобразной и порывистой натуры, с немалой дозой суетливости; голос у нее очень красивый. Бедняга Марио по-прежнему красив, как Адонис,- и не более того. Россини окончательно причислен к сонму богов - о нем и о его "Мессе"⁵ говорят, лишь преклонив колена. (NB. Но знаю, между прочим, можно ли так сказать.) В понедельник мы снова вместе с Фридолином идем слушать "Мирейль"⁶. Фридолин находит эту оперу очень поэтичной и очень интересной - а "Маркизом де Вильмером"⁷ он не слишком очарован; не исключено, что мое впечатление будет таким же. Однако, с точки зрения публики, "Мирейль" (которую я вам выслал позавчера)⁸ не очень удалась. Сюодо ее поносит⁹ - и Берлиоз не очень доволен¹⁰. Если бы это были "Троянцы"¹¹. Сегодня утром я видел первый портрет, сделанный Фридолином: право, он очень хорош - хотя немного "энгризирован"¹². В нем есть благородство и чистота - но недостаточно силы и мастерства. Виделся с Мериме, у которого пробыл почти три часа,- видел Тургенева¹³ (его жена с двумя сыновьями в Каннах) и княгиню Трубецкую, улыбающуюся и веселую и чувствующую себя лучше, посреди всех бедствий¹⁴ она с тем же интересом говорит о вещах поэтико-философских, очень беспокоится о вас и готова плакать из-за того, что не получила от вас альбома¹⁵. Я одолжу ей свой экземпляр, чтобы немного ее утешить. Сегодня я увижу г-жу Делессер. Прощайте: чтобы это слово звучало для меня менее тягостно, мне следует сказать себе: через месяц ты вернешься. А пока передаю тысячу приветов всем и крепко жму ваши руки.

  

  

   С французского:

   Дорогая и добрая госпожа Виардо, я только что получил письмо от вашего мужа (ответ которому вкладываю в этот же конверт) и оно рассеяло возникшее было у меня беспокойство.- Слава богу, все здоровы, а вы обременены лишь теми заботами, которые неизбежны в наше время.- Сегодня вечером я буду много думать о вас: надеюсь, что текст не слишком вас затруднит, и я уверен, что вы одержите полную победу¹. А теперь расскажу вам, чем я был занят здесь последние два дня.

   Я виделся с г-жой Делессер и долго с нею беседовал. Она очень рассудительна и хорошо понимает положение Полинетты, в которой принимает живое участие.- Она не слишком горюет о провале г-на П<ине>² и почти определенно заявила мне, что берется подыскать приличную партию; поэтому она хочет, чтобы Полина вместе с г-жой Иннис поселилась в Пасси, по соседству с нею, в квартире, которая ей известна и которая будет совсем недорого стоить.- Это вполне согласуется с моими намерениями, и с 1-го мая эти дамы туда отправятся. Дай-то бог, чтобы все это принесло хоть какой-нибудь результат³! Не хочу больше думать о розовых горизонтах; я думаю гораздо больше о своем возвращении в Баден-Баден, куда хочу приехать к 1-му мая, если это будет возможно. Я видел Эньяна, который принял меня с распростертыми объятиями; он со мной очень любезен. Я вынужден был рассказать о главных злоключениях моего путешествия, он покидает Париж через две недели. Видел я г-на Тургенева⁴, а также знаменитого "Маркиза де Вильмера"⁵.- Отчасти я разделяю мнение Поме: там есть один очаровательный персонаж, веселый, естественный, исполненный остроумия, и притом самого изысканного, вызывающий смех или улыбку, как только появляется на сцене: это герцог д'Алериа, которого восхитительно играет Бертон. Весь первый акт прелестен - что до прочих, гм, гм! - Остальные персонажи весьма мало что собой представляют, а кроме того, начиная с третьего акта, снова начинается та самая философско-психологически-любовная неразбериха, то тягостное и маловразумительное сплетение недоразумений и ухищрений, которое, к сожалению, присуще прекрасному, огромному таланту г-жи Санд⁶.- Риб в роли маркиза отвратителен: что-то вроде кузнечика или, вернее, ядовитого паука. Г-жа Ранчелли очень хорошо исполняет роль матери; г-жа Тюилье в роли гувернантки - весьма недурное общее место. Успех очень велик, народу тьма; я был в бенуаре совсем рядом с клакерами: одному из них, еще молодому человеку с заспанным бараньим лицом, были поручены вздохи умиления. Он испускал их вместе с трелями: "и моя ма-а-а-ма" - "но я люблю-ю-ю-ю вас", сохраняя при этом все то же равнодушное выражение лица. Меня это рассмешило. В общем, я доволен, что видел все это, но мое мнение относительно г-жи Санд не изменилось. Сегодня мы с Фридолином идем на "Мирейль"⁷. Рейер, у г-жи Делессер, пел нам из нее прелестные отрывки.

   Я снова повидал обитателей улицы Клиши⁸. Князь, точь-в-точь как Микобер⁹, то сияет, то впадает в отчаяние. Сегодня я иду к Милле¹⁰ и г-же Маржолен¹¹. Напишу вам послезавтра. И послезавтра же я получу известия об "Орфее", не так ли?

   Тысяча приветов всем, а вам - самое сердечное shakehands {рукопожатие (англ.).}.

  

  

   С французского:

   Дорогая госпожа Виардо, сегодня утром мне надо наконец рассказать вам о "Мирейль"¹... Это не так-то просто - и если в этот момент вы любезно сообщаете мне некоторые подробности вчерашнего представления "Орфея" - то, конечно, должны испытывать меньше затруднений². Вот мое мнение: первый акт очарователен, поэтичен, полон солнца и блеска, радости и изящества,- второй акт тоже прелестный, но конец его уже слабее - остальные три акта совершенно не удались, они до невозможности холодны и скучны - и оправдывают фиаско - увы! фиаско - всей оперы. Я находился между Поме и ... Чорли, приехавшим специально из Лондона, чтобы услышать "Мирейль"³; он был совершенно поражен - хотел говорить с Карвальо⁴ - потому что, как он выразился, надо спасти первые два акта - настоящие бриллианты - Поме был сильно напуган отношением публики, которая от представления к представлению - от 3-го к 4-ому - сделалась совершенно враждебной. У вас есть партитура - и вы можете судить сами; но надо вам сказать, что были сделаны огромные сокращения и изменения - с помощью которых, впрочем, не удалось придать интереса и движения этим несчастным трем последним актам. Дуэт в сцене убийства Венсана (вызов) изъят! Уриа, представлявший Исмаэля, который на самом деле представлял мерзкого провинциального живодера - спешит за кулисы. Слышится "ах!" - Уриа снова пересекает сцену, волосы его всклокочены.- Декорации меняются, и начинается так называемая фантастическая сцена. Это напоминает детскую игру: толстый Уриа добрые полчаса стоит на месте и причитает - видна небольшая процессия, которая состоит из обнаженных картонных женщин с какими-то огнями на голове, они, покачиваясь, скользят по Роне - другие женщины - теперь уже настоящие - с набеленными щеками - то появляются, то скрываются за кулисами - потом приходит перевозчик, одетый Хароном, и г-н Уриа исчезает вместе с ним. В музыке нет ничего фантастического - за исключением двух-трех весьма странных аккордов - словом, полный провал. Потом идут нескончаемые антракты - одна прелестная сцена, длящаяся пять минут - равнины Кро, где м-ль Февр, одетая пастухом, поет песню болгарина, вам знакомую, потом чертовски затянутая сцена с процессией и т. д. ... и м-ль Мирейль умирает от солнечного удара, исступленно распевая песнь, достойную Галеви 4-го разряда⁵.- Удручающее зрелище! Два раза раздавался свист, и будет больше, я удивлюсь, если это произведение дотянет до пятнадцати представлений, произведение, первый акт которого, тем не менее, является шедевром, жемчужиной, совершенством! Г-жа Карвальо поет восхитительно, мужчины (Морини и Исмаэль) - плохи - постановка прекрасная - а декорация Роны, где происходят все вышеуказанные глупости, очаровательная. Представьте себе, что вчера я встретил Гуно и он пригласил меня к себе на завтрак! Какой у меня будет вид, и что я ему скажу?!! Ну, придется через это пройти. Сегодня я говорил вам только о "Мирейль", а завтра жду письма, полного "Орфеем"⁶.- Вчера я обедал у моего толстого Фридолина; мы ели восхитительную семгу.- До завтра; тысяча приветов всем; icli küsse Ihre lieben Hände,

   P. S. Кстати, Чорли сказал, что он никогда не получал вашего большого письма, которое вы написали Диккенсу⁷.- Я дам ему ваш альбом⁸, а вы сохраните для меня один в Баден-Бадене.

   P. S. S. Г-н Аспер написал мне; деньги он получил.

  

  

   С французского:

   Дорогая госпожа Виардо, сегодня утром я получил ваше доброе письмо: все произошло именно так, как я и предполагал (для этого не надо было быть великим пророком), и я кричу: браво¹! - Теперь я желаю вам, чтобы важное событие, которого вы ждете с не меньшим беспокойством, чем ваша дочь², свершилось быстро и благополучно - и тогда дни наши потекут тихо и приятно.

   Так вот! Я снова ходил на "Мирейль" и рад взять назад слово "фиаско", сорвавшееся с моего пера под впечатлением холодного и неудачного представления³. Восторга нет - это очевидно,- но есть умеренный успех у широкой публики и восхищение отдельных зрителей. Я слушал с самым большим вниманием - и получил гораздо большее удовольствие, чем в первый раз, но третий акт мне и теперь показался холодным и неудачным в отношении как слов, так и музыки. Именно он убивает всю оперу, а между тем именно этот акт друзья Гуно упорно провозглашают гениальным творением.- Я завтракал у Гуно на следующий день после моего первого представления "Мирейль": увы! Этот человек не нравится мне сильнее, чем когда-либо. Для меня он, подобно королям, окружен атмосферой, непроницаемой для правды, и потом, эта чувственность священнослужителя, всплывающая на поверхность... Мне этого не переварить, да к тому же еще и его жена⁴! Но на этом завтраке присутствовала очаровательная женщина, которая говорила мне о вас: Берта де Бепла. Горе, обрушившееся на нее, избавило ее от былого жеманства: она очень проста и очень трогательна. Она совершенно поседела и даже немного поправилась - черный цвет ей очень к лицу. Бедняжка! Она меня по-настоящему растрогала⁵.

   Я снова виделся с Чорли, таким же милым и забавным, как обычно⁶.- Трубецкие разорились не настолько, чтобы им пришлось лишиться Бельфонтена⁷, куда они намерены отправиться недели через две-три; да и папаша Гудович выслал немного денег, так что милый князь оказался в состоянии дать в мою честь обед с обыкновенным красным вином, которое он называл