Je me trouve tout à fait impardonnable de n'avoir pas répondu sur-le-champ à votre dernière lettre, où vous me demandiez si affectueusement des nouvelles de ma santé - et je compte plus que jamais sur votre générosité. J'ai été en effet assez souffrant pendant à peu près six semaines; mais depuis longtemps ma santé s'est remise - et je vais à la chasse et je suis très paresseux - comme de coutume. Je n'ai pas encore sérieusement entamé mon nouveau roman1: il est vrai de dire que d'autres préoccupations m'en empêchent. L'incertitude est l'état de l'âme le moins propre à la production - et par le temps qui court, il n'y a pas de Russe qui n'ait été en proie à ce sentiment. L'avenir est toujours bien sombre- et on ne sait plus ce qu'il faut désirer2.
Ma fille et Mme Innis retournent bientôt à Paris; je reste encore ici jusqu'au mois de novembre. Paulinette ira vous présenter ses hommages] dès les premiers jours de son arrivée - et je la recommande à votre bienveillance. Elle partage tous mes sentiments pour vous, avec une petite pointe de tendresse fiP"le, que je suis très heureux de lui voir, et dont vous ne lui saurez pas moins gré, je l'espère.
Je n'ai pas répondu à une bonne lettre de Mr Mérimée et je ne sais pas où il se trouve maintenant. Ayez la bonté de m'en dire un motf si vous ne l'ignorez pas vous-même3.
Acceptez l'expression de mon dévouement le plus affectueux.
P. S. Mille amitiés pour tous les vôtres.
8(20) сентября 1863. Баден-Баден
Каждое мое письмо к Вам, любезнейшая Варвара Яковлевна, должно, по-настоящему, начинаться с извинений и т. д. Но я боюсь Вам наскучить и прямо приступаю к делу, надеясь на Вашу неисчерпаемую снисходительность. Будьте так добры и дайте мне знать, не медля: приехал ли П. В. Анненков в Петербург - и где остановился1? У меня готова и переписана та фантазия, о которой я, кажется, Вам говорил2 - и я бы хотел переслать ее ему с маленькой инструкцией насчет ее печатанья3. Разумеется, Вы прочтете эту штуку вместе с ним - и скажете свое впечатление.
Надеюсь, что Вы и все Ваши находитесь в добром здоровье и в таком же расположении духа; - что касается до меня, то я поживаю помаленьку. Здесь я остаюсь до ноября. Кланяюсь Вам дружески и всем Вашим.
15(27) сентября 1863. Баден-Баден
27-го (15-го) сентября 1863.
Дорогой П<авел> В<асильевич>, прежде всего благодарю за Ваше письмо. Я и без него знал, как крепка и незыблема наша, как Вы говорите, четвертьвековая дружба, но такого рода подтверждения всегда приятны. Всё, что Вы говорите, весьма умно и дельно, и я решился последовать Вашему совету1; но я желал бы сделать это в ноябре (т. е. приехать в Петербург). Я уже об этом писал в русскую миссию в Париж, от которой недавно получил приглашение возвратиться в Россию на непродолжительное время, если состояние моего здоровья или дел мне это позволяет2. С ноября успею перебраться в Париж, основать там мое маленькое семейство, и я поеду тогда в Россию не на несколько дней, а на несколько недель. Я уверен, что это замедление не может иметь влияния на ход самого процесса, тем более, что мне не придется слова прибавить к ответам, весьма подробным и полным, которые я послал нынешней весной3. Благодарите доброго Ковалевского за его радушное предложение4 и передайте мой поклон г. Карниолину-Пинскому, которого я знавал в мои молодые годы. Повторяю: поездка теперь в Петербург, хотя на несколько дней, для меня невозможна; в ноябре я ей буду очень рад и с удовольствием останусь в Петербурге до конца января или даже до февраля. Душевно желаю, чтобы это намерение мое было одобрено Вами и другими лицами, принимающими во мне участие.
Теперь скажу несколько слов о прилагаемой фантазии, которая вот уже второй месяц лежит у меня переписанная. Прошу Вас прочесть этот вздор со вниманием и решить: стоит ли в теперешнее время печатать эту штуку или лучше отложить до более спокойных дней? Если Вы решите, что печатать можно, то подумайте, как это сделать. Я обещал эти "Призраки" редакции "Времени", но с тех пор само "Время" стало призраком5. Достоевский (который на днях посетил меня в Бадене) просил меня подождать до октября, в надежде, что, быть может, его журнал опять разрешат; в таком случае, разумеется, моя вещь должна появиться у него. Если же этого разрешения не последует, то куда ее сунуть6?
Я "Русскому вестнику" должен 300 р., и он бы принял "Призраки" охотно, но мне как-то не хочется печататься у Каткова7. Впрочем, Вы на месте лучше всё сообразите и решите, и я даю Вам carte blanche. Только вот что: уж если печатать, то нельзя ли получить побольше денег, в коих я весьма нуждаюсь. В "Призраках", вероятно, немного более двух печатных листов - и 1000 рублей... (я краснею от стыда и прячу нос под мышку) - было бы не худо. Словом, распорядитесь как знаете, только известите меня поскорее: 1) о прибытии этого грузного письма; 2) о Вашем впечатлении и решении8.
Засим заранее благодарю Вас за все Ваши хлопоты, дружески кланяюсь Вашей жене и всем добрым приятелям и крепко жму Вам руку.
P. S. Что такое роман Писемского9?
Чуть было не забыл главного. По милости банкрутства "Времени" и недошедшего письма к дяде, мой долг всё еще Вам не уплачен10. Запродавши "Призраки" (которых печатание, вероятно, отложится до моего прибытия), Вы немедленно должны удержать следуемые Вам деньги. На днях вышлю Вам несчастные лекции о Пушкине11.
21 сентября (3 октября) 1863. Баден-Баден
3-го октября/21-го сентября 1863.
Любезнейший Василий Петрович, пишу тебе весь подавленный чувством моей вины перед тобою: я не отвечал до сих пор на твое доброе и длинное письмо1, которое, вероятно, стоило немало трудов твоим глазам: но лучше поздно, чем никогда; - вот я и пишу.
Прежде всего скажу тебе, что мне очень приятно думать, что пребывание твое в Степановке пошло тебе впрок: на твоем письме лежит отблеск бодрости и веселости. Надеюсь, что твое зимнее пребывание в Москве не изменит твоего состояния - хотя не могу не сожалеть о том, что тебя не будет в Париже. Прошлогодние музыкальные утра, обеды и т. д. не возобновятся. Впрочем, и всё парижское житие для меня уже совсем стало другое с отъездом Виардо: я сам постараюсь остаться там как можно меньше2.
Я доволен своим пребыванием в Бадене: после жестокого приступа болезни, продолжавшегося около 6 недель, всё успокоилось - и теперь (как бы не сглазить!) мне лучше, чем когда-либо. Хожу часто на охоту - а работаю весьма мало. Написанная мною "фантазия" - отправлена неделю тому назад Анненкову, с полномочием - если он не найдет ее слишком неподходящей к теперешнему трудному времени - напечатать ее где заблагорассудится3. Если тебе случится прочесть эту весьма короткую вещь до напечатания, дай мне знать твое мнение4.
Альбом г-жи Виардо начат печатанием в Карльсруе: она тебя очень и очень благодарит за твое любезное предложение5. После твоего отъезда прибавилось еще пять, шесть прекрасных вещей. Готов он будет в декабре, и тогда я экземпляров 600 или 800 перешлю в Россию - перешлю... или сам привезу - потому что весьма вероятно, почти несомненно, что я приеду в Россию недель на шесть, чтобы покончить с этим странным процессом, по поводу которого меня еще раз недавно требовали, хотя в самых мягких формах6. Итак, мы, может быть, увидимся на Маросейке7.
Фет мне написал несколько писем8 - а я, безобразное животное, не отвечал ему! Если он теперь в Москве, поцелуй его за меня. Я на днях напишу ему по твоему адрессу - ты будешь знать, как доставить ему письмо.
Я прочел всего только первую часть романа Писемского9 - в "Искре" его ругают10: знак хороший. Прочел ли ты в "Современнике" рассказ в роде Успенского - под названием "Питомка" некоего В. Слепцова11? Это пробирает до мозга костей,- и, пожалуй, тут сидит большой талант. Но один реализм губителен - правда, как ни сильна, не художество. Но в этом рассказе есть что-то, кроме одной правды.
Будь здоров - обнимаю тебя и прошу поклониться всем московским приятелям.
1503. ФРИДРИХУ БОДЕНШТЕДТУ
26 сентября (8 октября) 1863. Баден-Баден
Mon cher Monsieur Bodenstedt,
Je suis bien coupable envers vous et cette fois-ci encore je ne vous envoie pas la petite esquisse promise1 - mais je vous donne ma parole que vous l'aurez avant une semaine. Je viens de nouveau m'adresser à votre inépuisable complaisance. Il y a encore une petite pièce de vers à traduire - et cette fois-ci - c'est moi qui l'ai faite - ce qui est bien plus extraordinaire encore. J'ai fait ces 4 petits couplets assez insignifiants en écoutant chanter une mésange2 - et Mme Viardot y a mis une musique ravissante - ce qui fait que je viens frapper à votre porte en vous suppliant d'excuser mon indiscrétion ainsi que la médiocrité de l'œuvre, à laquelle vous allez travailler. Voici la chose en question:
Синица (Die Meise)
Слышу я: звенит синица
Средь желтеющих ветвей;
Здравствуй, маленькая птица,
Вестница осенних дней!
Хоть грозит он нам ненастьем,
Хоть зимы нам он пророк -
Дышит благодатным счастьем
Твой веселый голосок.
В песенке твоей приветной
Слух пленен ужели ж мой
Лишь природы безответной
Равнодушною игрой?
Иль беспечно распевает
И в тебе охота жить -
Та, что людям помогает
Смерть и жизнь переносить3?
J'ai entendu dire avec peine que votre doigt vous fait toujours beaucoup souffrir; c'est un cruel accident
4. J'espère que cela finira par rentrer dans l'état normal. A bientôt et recevez d'avance avec tous mes remercîments mes salutations les plus amicales.
28 сентября (10 октября) 1863. Баден-Баден
10-го октября (28-го сентября) 1863.
Спасибо, старый и добрый друг мой П<авел> В<асильевич>, за скорую отписку. Что касается до приезда в Питер - то - vous prêchez un converti: в ноябре там - если только жив буду. Что касается до фантазии, то я даже дрогнул, прочтя слово: "автобиография"1, и невольно подумал, что когда у доброго легавого пса нос чуток, то ни один тетерев от него не укроется, в какую бы он ни забился чащу. Тетерев, разумеется, я. Мне приятно, что Вам эта вещь понравилась, а до остальных, т. е. до массы - мне, право, дела мало. Я ее не обвиняю, она совершенно права, ей нужны другие кушанья; но я - повар старого покроя и не умею на нее готовить. Довольно - однако же - то был тетерев, теперь - повар! Результат всего этого - что "фантазию" мы прибережем до личного свидания. Я сам полагаю, что нет никакой нужды пускать ее по литературной братии. Приятелям - другое дело. Я бы желал знать мнение о ней Александры Петровны (кстати, поклонитесь от меня Тютчевым)2.
Я не могу писать к Вам, не давая Вам комиссий; вот и теперь даю:
1) Уведомьте меня, что за человек П. Д. Боборыкин, новый издатель "Библиотеки для чтения", и каков этот журнал под его редакцией3.
2) Узнайте, пожалуйста (это очень нужно), не были ли переведены с польского и помещены в каком-либо журнале "Письма с Киргизской степи" Адольфа Янушкевича4.
3) Г-жа Viardot положила на музыку (по мнению всех знатоков - превосходно) 15 стихотворений Пушкина, Лермонтова, Фета. Мы издаем их здесь в Карлсруэ с немецким и русским текстом5. Узнайте же, захочет ли Бернард (музыкальный торговец) купить несколько сот экземпляров? Я их, вероятно, привезу с собой.
4) Кто такой В. Слепцов, автор рассказа "Питомка", помещенного в июльской книжке "Современника"6? Засим еще раз спасибо и до свидания...
23 апреля (5 мая)-до 30 сентября (12 октября) 1863(?). Баден-Баден
Я ездил тебя встречать вчера, но ты не приехал; не получая от тебя сегодня ни письма, ни телеграммы, я решился отправиться в концерт с моей дочерью - а ты здесь найдешь все тебе нужное: комнату, чай, камин, ужин. В
1/
2 11-го я вернусь.
30 сентября (12 октября) 1863. Баден-Баден
Любезнейший Николай Владимирович, я остаюсь в Бадене до начала будущего месяца и потому с великим удовольствием увижу Вас здесь - даже предлагаю Вам поселиться у меня на квартере, так как за отъездом моих дам1 у меня 4 комнаты и 3 кровати свободных. Морнан отсюда уехал дней 10 тому назад. Итак, до скорого свидания.
30 сентября (12 октября) 1863. Баден-Баден
Любезнейший Щ<ербань>, я давно не получал от Вас писем, но приходящие от времени до времени русские журналы служат лучшим доказательством Вашей памяти обо мне. На днях пришел даже номер "Современника" - из Касселя. По красным отметкам я увидел, что и это дело рук Ваших. Большое Вам за это спасибо, но мне хотелось бы также увидеть несколько строк, из которых я бы мог заключить, что Вы, где Вы и т. д. Надеюсь, что и Вы, и жена Ваша (которой очень дружески кланяюсь) наслаждаетесь хорошим здоровьем. О себе скажу, что доволен своим пребыванием в Бадене: старая болезнь перестала меня мучить, хожу часто на охоту и предаюсь лености. К сожаленью - красные дни проходят и приближается необходимость на короткое время съездить в Петербург, как и зачем - об этом мы поговорим при свидании1: я через месяц, никак не позже - в Париже. Мои дамы уж там и ищут мне квартиру.
Итак, дайте о себе весточку и не забывайте по-прежнему снабжать меня разными продуктами российской прессы. В "Современнике" - замечательная статья "Потомка" В. Слепцова2.
P. S. Пишу к Вам в Париж по старому адрессу.
1(13) октября 1863. Баден-Баден
1-го (13-го) октября 1863.
Драгоценный Павел Васильевич, в дополнение к последнему письму1, прошу Вас убедительно немедленно выслать мне сюда всё, что появилось из записок "Об университетской жизни" Д. Писарева. Это напечатано в "Русском слове"2. В случае надобности, подпишитесь на мой счет на один экземпляр, вырежьте листы и под бандеролью пришлите мне сюда. Это мне до крайности нужно, и я Вам буду весьма обязан. Другого пока прибавлять нечего - будьте здоровы и благоденствуйте...
1(13) октября 1863. Баден-Баден
Письмо из Степановки от 1/13-го мая! Письмо оттуда же от 3/15-го июня! Еще письмо оттуда же от 18/30-го июля! Наконец, еще письмо от 18/30-го августа!!1 И все письма большие, милые, умные, забавные, интересные - а я - неблагородный и неблагодарный урод! - не отвечал ни на одно. После этого никакого нет сомнения, любезнейший Афанасий Афанасьевич, что Вы имеете право обругать меня самыми крепкими словами российского диалекта - а я обязан только кланяться и благодарить за науку. Что делать, батюшка! Обленился я, ожирел и отупел, совесть плохо прохватывать стала. Кроме того, я наслаждаюсь следующими благами жизни:
1.) Здоров (вот уже третий месяц).
2.) Хожу на охоту (бью фазанов!).
3.) Не занимаюсь литературой (да и, по правде сказать, ничем).
4.) Не читаю ничего русского...
Как же мне после этого не погрязнуть в безвыходном эпикуреизме? Об Вас ходят, напротив, совершенно противуположные слухи: говорят, что Вы - "потрясая Орловской губернией Тамбовскую, сжимаете руки" - заводите мельницу2 на 8 000 000 000 000 поставах, которая будет молоть - не вздор, как Чернышевский3 - а тончайшую крупитчатую муку. Желаю Вам всевозможных успехов и прошу об одном - не забывать совершенно охоты - ибо и там дичь - тоже не вроде дичи Чернышевского.
А знаете ли Вы, что мы с Вами, весьма вероятно,- скоро увидимся? По крайней мере в том случае, если Вы приедете на зиму в Москву - ибо я в конце ноября совершаю путешествие в отечество - и пребуду в оном около 6 недель. Не относитесь скептически к этому известию - оно верно.
Считаю долгом уведомить Вас, что я, несмотря на свое бездействие, угобзился, однако, сочинить и отправить к Анненкову вещь, которая, вероятно, Вам понравится - ибо не имеет никакого человеческого смысла - даже эпиграф взят у Вас. Вы увидите - если не в печати, то в рукописи - это замечательное произведение очепушившейся фантазии4.
Я к Вам пишу через Боткина, ибо, может быть, Вы теперь в Москве
5. Во всяком случае, где бы Вы ни были, примите мои искреннейшие пожелания Вам всего хорошего. Кланяюсь усердно Вашей жене и дружески жму Вам руку.
P. S. Я здесь остаюсь еще месяц, там на 10 дней в Париж, а там в Рассею.
4(16) октября 1863. Баден-Баден
4-го (16-го) октября 1863.
Любезнейший П<авел> В<асильевич>. Вот Вы скажете: человек молчал, молчал - да вдруг и пронесло его письмами! Но дело в том, что есть на свете обстоятельства, друг Горацио1, и т. д. Я Вам писал о намерении нашем напечатать здесь в Карлсруэ альбом 15-ти (не 12-ти) русских стихотворений, с немецким переводом Боденштедта, положенных на музыку г-жой Виардо2. И вдруг единственный работник в типографии, умеющий печатать, т. е. набирать музыку, занемогает опасно и надолго. Оказывается необходимость перемены дирекции. А потому, будьте так великодушны, спросите Бернарда (так как он - лучший издатель музыки в Петербурге),- согласен ли он купить право издания этого альбома (г-жа Виардо удовлетворилась бы 2000 франков) в России; если согласен, то согласен ли он также посылать сюда корректуры под бандеролью; это не будет ни хлопотно, ни дорого, потому что весь альбом, состоящий из 15-ти пьес - невелик. Одним словом, узнайте его условия и сделайте одолжение, известите меня немедленно, за что я Вам премного буду благодарен3.
Я надеюсь, что Вы уже выслали мне статью Писарева, о которой я просил Вас4.
Вот стихотворения, положенные на музыку г-жою Виардо: Пушкина - "Для берегов отчизны дальной", "На холмах Грузии", "Заклинание", "Цветок", "Мой голос Для тебя и ласковый" и т. д., "Последняя туча", "Птичка"; Лермонтова - "Колыбельная песня", "Когда печаль слезой невольной"; Фета - "Шепот", "Психея", "Звездная ночь"^ "Полуночные образы", "Я долго стоял неподвижно", "Какая ночь"; - и Вашего покорного слуги одно стихотворение же под заглавием "Синица"5.
Пожалуйста, отвечайте поскорее, и да благословит Вас всевышний...
1511. ФРИДРИХУ БОДЕНШТЕДТУ
5(17) октября 1863. Баден-Баден
Hire Uebersetzung meines kleinen Gedichts1 ist vortrefflich wie immer, und ich bitte Sie meinen besten Dank für Ihre liebenswürdige Bereitwilligkeit zu empfangen. Das unleserlich geschriebene Wort heisst: ужели ж. Die letz-ten 4 Verse heissen wörtlich so: "Oder aber singt sorglos audi in dir (der Meise) jene Lust zum Leben, dieselbe Lust, die es dem Menschen möglich macht - Tod und Leben zu ertragen?". Ihre Uebersetzung hat eine klein wenig andere Schwenkung des Gedankens - wenn ich mich so ausdrücken darf - aber das thut nichts2. Meine kleine biographische Skizze ist zur Halite geschrieben: Sie bekommen sie ganz gewiss im Laufe der nächsten Woche3.
Sie sagen mir nichts von ihrem Finger: ich schüesse daraus, dass er Sie nicht mehr quält. Auch hoff ich, dass es mit Ihnen sonst gut geht, und verbleibe mit den besten Grüssen
10(22) октября 1863. Баден-Баден
Твое письмо, писанное четыре дня тому назад, любезнейший Василий Петрович, застало меня еще здесь, и я немедленно отвечаю1. Я искренно сочувствую твоему положению: тяжело не иметь гнезда в такое время, когда? кроме гнезда, ничего уже не нужно. Но этому горю помочь трудно - и мне остается только посоветовать тебе уменьшить в себе, по мере возможности, две твои главные беды: скучливость и нерешительность. А засим сообщаю тебе желаемые тобою известия.
Мое семейство уже в Париже и, по всей вероятности, поселится в прежней квартире: rue de Rivoli, 210. Оно пробудет там всю зиму - разве только Полинька выйдет замуж. Но во всяком случае это не заставит их покинуть Париж раньше весны.
Г-жа Виардо приедет в Париж только к началу марта и пробудет там два месяца: в мае она опять вернется в Баден. Зимой она будет делать небольшие художнические экскурсии по Германии, Швейцарии и, может быть, Англии; семейство ее не покинет Бадена.
Я остаюсь еще здесь около трех недель; потом еду в Париж на несколько дней - потом в Петербург по моему глупому делу2. Я останусь в России сколь возможно меньше и полагаю 6 недель на всё путешествие "comme au pis aller". В Петербург я приеду к первым числам декабря старого стиля. Вернувшись оттуда, я останусь в Париже до весны.
Изо всего этого я заключаю, что тебе было бы лучше всего провести зиму в Париже, в какой-нибудь теплой и удобной квартире. Моя дочь и Mme Иннис искренно тебя любят - мы будем часто видеться - сыщутся другие старые приятели, и ты не будешь тяготиться одиночеством и скукой. А в Москве тебе будет плохо - в Петербурге климат тебе может повредить. Переговори-ка обо всем этом с Анненковым, а впрочем, мне кажется - совет мой благой.
Засим дружески тебя обнимаю и остаюсь
31 октября (12 ноября) 1863. Баден-Баден
Cette lettre vous sera transmise par un compatriote à moi, établi à Stuttgard, Mr Alexandre Sverbéïeff, qui désire vivement faire votre connaissance. En servant d'intermédiaire entre vous deux, je suis sûr de faire quelque chose qui vous sera également agréable. Vous êtes jusqu'à un certain point inféodé à la Russie - et vous savez que nous ne lâchons pas facilement nos conquêtes1.
Mme Hartmann, à laquelle je vous prie de présenter mes souvenirs les plus affectueux, trouvera dans Mme Sver-béïeff une personne aussi sympathique que charmante.
Donnez-moi de vos nouvelles et croyez à mon inaltérable amitié.
Bade.
Schillerstrasse, 277.
Ce 12 nov. 1863.
11(23) ноября 1863. Баден-Баден
Любезнейший Афанасий Афанасьевич, из письма Ив<ана> Петровича я узнал, что Вы находитесь в Москве1 - а из письма дяди - что он через Вас послал деньги, которые банкир Ахенбах должен был переслать ко мне. Между тем этих денег и в помине нет, и я сижу здесь без гроша и безо всякой возможности двинуться с места2 - а к концу ноября я, по требованию Сената, должен быть в Петербурге3. Я боюсь, не случилось ли что-нибудь с этими деньгами, или не послал ли их Ахенбах в Париж на мое имя. Сделайте божескую милость, немедленно по получении этого письма разъясните этот пункт и дайте мне знать в Париж, rue de Rivoli, 210. Я завтра отправляюсь туда, заняв немного денег и оставив хозяйке моей все мои вещи и платье под залог - а из Парижа через две недели скачу в Петербург. Если Вы не потеряете времени, то Ваше письмо меня найдет еще в rue de Rivoli. Дядя, несвоевременной высылкой этих несчастных денег, пробрал меня до пупа, а Ахенбах до самого уже горла.
Надеюсь увидеть Вас скоро в Москве - а потому отлагаю все другие разговоры до личного свиданья. Поклонитесь от меня всем добрым приятелям - а Маслову скажите, что он, вероятно, отказался от покупки моей земли по причине слишком большого запроса со стороны дяди (отдаленность не может быть причиной - потому что эти 800 десятин отличной земли в круглой меже лежат на самой станции Московско-Тамбовского шоссе) - но что он если не переменил намеренья, то я ему уступлю эту землю за что он сам захочет дать4.
Если Василий Петрович еще в Москве, то и ему дружеский поклон. Жму крепко руку Вам и Вашей жене и остаюсь
13(25) ноября 1863. Париж
Милый Василий Петрович, я вчера вечером приехал сюда из Бадена и сию минуту получил твое письмо1. Порученья я твои исполню - но я нахожусь в пакостном положении - а именно:
Дядя, от которого я с начала года не получал ни копейки, обещался чуть не клятвой в конце сентября выслать мне 5000 р. сер. Обещание он, как водится, не сдержал - и только в начале ноября я получил извещение, что он мне выслал с Фетом через московских банкиров Ахенбаха и Колли - не 5000, а 3500 р. сер. Но, кроме этого известия, я ничего не получил и, прождавши в Бадене донельзя, приехал сюда - заняв на это деньги и оставив хозяйке в залог все свои вещи - во-первых, для того чтобы повидаться с Полинькой перед отъездом в Россию - а во-вторых, я надеялся найти либо письмо poste restante - либо авиз у Ротшильда о высылке денег Ахенбахом. Но ничего я подобного не нашел, и теперь я просто в бедственном положении: надо оставить г-же Иннис на прожиток, надо заплатить долги в Бадене и забрать вещи - надо, наконец, самому доехать в Петербург - а в кармане всего 23 франка. Не знаю, кто так на старости лет меня поподчивал: Фет ли, Ахенбах ли - но, разумеется, виноват больше всех дядя, подвергнувший меня такому позорному безобразию. А потому умоляю тебя убедительно: не теряя ни секунды, дай знать обо всем этом Фету в Москву - пусть он отправится к Ахенбаху и заставит его неотлагательно послать мне секунды векселей в Баден, Schiller strasse, 277. Если же Ахенбах обанкрутился или просто украл деньги - то пусть Фет даст мне знать об этом в Баден же, из которого я не выеду не получивши его письма2. В Париже я останусь всего неделю; в Петербурге надеюсь быть к концу ноября по нашему стилю.
Эта передряга так меня расстроила, что ни о чем другом писать не хочется. До свидания.
P. S. Г-жа Иннис и Полинька на всю зиму поселились rue Rivoli, 210.
13(25) ноября 1863. Париж
13-го (25-го) ноября 1863.
Дорогой Павел Васильевич, это письмо пишется мною на случай, если другое письмо мое, адресованное В. П. Боткину1, как-нибудь не дойдет до него. Я адресовал ему в гостиницу "Франция", близ Полицейского моста. Пожалуйста, поезжайте к нему тотчас и, если он получил мое письмо, прочтите его вместе. Дело в том, что, по милости дяди, или Фета, или банкира Ахенбаха в Москве, я без копейки и не имею решительно средств выехать. И в Париж-то я прибыл для прощания с дочерью, взяв в долг, и оставив мои вещи в залог хозяйке. Я прошу Боткина дать об этом тотчас знать Фету в Москву, которому дядя поручил 3500 р. сер. для пересылки мне. Пусть он, не теряя ни минуты, напишет мне в Баден, Schillerstrasse, 277 - что сделалось с этими деньгами - если он не вышлет мне секунд-векселей2.
Я через неделю выезжаю из Парижа обратно в Баден и буду ждать этого письма, чтобы пуститься в Петербург. До свидания.
14(26) ноября 1863. Париж
Любезнейший Николай Владимирович, я очень рад, что застал Вас еще в Париже. Приходите, пожалуйста, ко мне теперь или будьте дома в 12 час, и я зайду к Вам. Мне очень нужно переговорить с Вами.
Rue de Rivoli, 210.
Четверг.
15(27) ноября 1863. Париж
Chère Madame Viardot, ma position est toujours la même: pas de lettres (même de Bade), pas de réponse au télégramme que j'ai envoyé à Moscoul - et partant, pas d'argent.- Cela ne m'empêchera pas pourtant de partir mardi ou mercredi au plus tard pour revenir dans le nid bien-aimé2. Vous ne sauriez croire combien je me sens dépaysé dans ce grand diable de Paris.
Mme Innis est revenue de Londres, et ma fille de Vert-Bois3: elles vont très bien toutes les deux. Les Troubetzkoï n'arrivent à Paris qu'aujourd'hui. J'ai vu la maison de la rue de Douai4 (l'accident est arrivé dans une maison située un peu plus loin), j'ai entr'ouvert la porte cochère et j'ai aperèu cinq ou six garèons qui sautaient et couraient dans la cour sablée. Ce spectacle, peu triste pourtant, m'a serré le cœur. Il y a au-dessus de la porte un énorme treillage vert, qui m'a paru bête.- J'ai remis la dentelle à la belle-mère de Mlle Richard (Mlle Eugénie n'était pas à la maison) qui demeure non pas au n°16, comme il y avait sur votre lettre, mais 46 ter. Il y a trois 46 et j'ai cherché dans tous les trois. J'ai également cherché Maxime Ducamp5 au n°48, rue du Rocher-mais comme il demeure au 43, je ne l'ai pas trouvé. J'irai le voir aujourd'hui, ainsi que Millet6.- J'ai dîné très agréablement avant-hier avec le bon Pomey - puis nous sommes allés ensemble aux "Troyens"7. Il m'a dit vous avoir écrit une longue lettre sur ces fameux "Troyens", qui m'ont fait à peu près la même impression qu'à lui. C'est l'œuvre d'un impuissant, érudit et ingénieux, qui se bat les flancs et se déchire les entrailles sans pouvoir produire autre chose que des pastiches ou des bizarreries. Il vise surtout au grand et au fort (autre symptôme d'impuissance) - et la seule chose où il réussisse - c'est une sorte de rêverie languissante, nerveuse et sensuelle.- Mme Charton est une cantatrice de troisième et une actrice de cinquième ordre8. Monjauze n'est pas trop mauvais dans le rôle ridicule d'Enée9.- Le théâtre était aussi plein que possible: j'y ai vu Meyerbeer avec son profil de très vieux marchand de lorgnettes: il ne manque pas, dit-on, une seule représentation.- Puisque je vous parle théâtre, j'ajouterai deux mots sur le "Trovatore"10 que j'ai vu hier.- A l'exception de Fraschini, qui chante, en effet, très bien, mais qu'il serait ridicule de comparer à Rubini11, la représentation a été misérable. Mme de Lagrange est bien mauvaise et n'a pas le moindre succès - un Mr Sterbini qui chante le rôle de Graziani a été chuté. Quant à Fraschini, c'est une ovation continuelle, un engouement! Il a une honnête et sympathique figure - mais c'est certainement l'acteur le plus froid et le plus gauche que j'aie vu. Il m'a fait plaisir, je dois l'avouer.
Eh bien - et vous, qu'avez-vous fait à Stuttgard? Et les commissions que vous vouliez me donner? - J'attends une lettre avec impatience.- J'irai à l'ambassade la
veille de mon départ {
Далее зачеркнуто: qui}, ce sera probablement lundi
12. Mille amitiés à tout le monde et à bientôt, à bientôt!
15(27) ноября 1863. Париж
Пятница, 27 ноября 1863 г.
Любезный Щ<ербань>, я приехал сюда третьего дня и остаюсь здесь до вторника. Еду через Баден в Россию. Мне очень хочется повидаться с Вами. Не зайдете ли ко мне в воскресенье, эдак часу в одиннадцатом? Кланяюсь дружески Вам и Вашей жене.
17(29) ноября 1863. Париж
Theuerste Freundinn, je vous ai accablé hier de lettres et de télégrammes et j'espère que je recevrai enfin demain matin cette fameuse traite, envoyée Dieu sait pourquoi poste restante1. Si elle s'est égarée en route, je ne pourrai pas toucher la moindre petite somme ici, car Mr le banquier Dutfoy n'a pas plus reèu d'avis que Mr Rothschild. Dans ce cas, j'emprunterai ici assez d'argent pour en laisser à Mme Innis, pour faire les emplettes nécessaires et revenir à ma chère Schillerstrasse2,- et je retélégraphierai à Mr Athanase Feth3 à Moscou, tout en l'envoyant in petto à tous les diables.
J'ai reèu ce matin votre bonne petite lettre4 - mille fois merci. Toutes vos commissions seront ponctuellement remplies.
Je ne pourrai malheureusement partir que mercredi, car mon enchifrènement est devenu une espèce de rhume de cerveau torrentiel, comme j'en ai quelquefois, et je crains que je ne sois obligé de garder la chambre toute la journée d'aujourd'hui, ce qui me retardera d'autant.- J'avais le pressentiment de ce vilain contretemps. Mais vous pouvez faire dire dès à présent à Mme Anstett qu'elle m'attende mercredi soir. Je lui suis bien reconnaissant des soins qu'elle prend de Pégase5: c'est une excellente femme.
Les Troubetzkoï sont toujours à Bellefontaine; je ne verrai l'ambassadeur6 qu'après-demain, la veille de mon départ. Mon diable de rhume m'a empêché de voir Millet et Ducamp7 - je ne bouge plus depuis hier 2 heures. J'ai pourtant vu Mme Guillon au Grand Hôtel et j'ai longuement causé avec elle. Mme Innis a fait ce petit voyage en Angleterre pour tâcher de rattraper une vieille dette d'une centaine de livres et n'y a pas réussi.- Paulinette est un peu plus gentille et plus caressante. Mais nous sommes bien loin l'un de l'autre. De très faibles lueurs de maillot rose apparaissent sur l'horizon, mais il y a eu tant de déceptions à ce chapitre que je n'y croirai que quelques semaines après8.
Le monsieur russe9 avec lequel j'ai dîné avant-hier est un employé important dans le genre de Milutine avec lequel il a travaillé à l'émancipation des serfs. Il sait bien ce qui se passe derrière les coulisses à St-Pétersbourg - et il me conseille aussi d'y aller, en m'assurant que j'y resterai le temps que je voudrai10.- C'est égal, comme pour le maillot rose, je ne serai complètement tranquille qu'après.
Dites à Didie que je m'attends à un beau dessin pour mon retour, le dessin qu'elle me doit depuis le 9 novembre
11. Embrassez-la de ma part, ainsi que Marianne et Paul. Dites-leur que je ne serai content que quand je serai assis dans leur chambre, sur une de ces fameuses chaises dont le dos représente les deux cornes d'un taureau.
Vous-même, portez-vous bien, travaillez et à bientôt.- Mille amitiés à Viardot - j'espère qu'il aura fait bonne chasse.
Ich küsse zärtlich Ihre lieben Hände und bleibe auf ewig
18(30) ноября 1863. Париж
&nb