Тургенев Иван Сергеевич - Письма 1862-1864, Страница 21 - Книги

если бы сами присутствовали при том, как оно проявляется. Итак, вперед, и будем смотреть чёрту прямо в глаза, это лучший способ заставить его их опустить.

Г-жа Виардо сегодня отправилась в Страсбург; завтра она вернется. Здоровье ее отменное, да и все семейство в добром здравии. Я подарил детям сани, и теперь их жизнь проходит либо на льду, либо в мечтах о нем.

Я напишу вам из Петербурга. А пока сердечно жму вам руку и вверяю вас богу трудолюбия и доброго настроения.

Совершенно вам преданный

И. Тургенев.

1543. Валентине Делессер

С французского:

Баден-Баден.

Шиллерштрассе, 277.

10 января 1864.

Сударыня,

Я не хочу покинуть Баден-Баден, не поблагодарив вас за все ваши благодеяния. Уезжаю я послезавтра и почти не буду останавливаться в пути. В России надеюсь пробыть не более полутора месяцев - по нынешнему времени нет ни в чем уверенности¹ - и мое возвращение в Париж легко может задержаться. Поэтому я беру на себя смелость поручить мою дочь вашему благосклонному покровительству и заранее благодарю вас за это. Мы встречались с вами не слишком часто, и всё же я чувствую, что нас уже связывают узы искренней дружбы, которую я рассматриваю как одно из самых счастливых обстоятельств моего пребывания во Франции. Ведь я не ошибаюсь, не правда ли, сударыня?

Из Петербурга я напишу вам, а пока жму вам сердечно руку и прошу вас принять уверение в моей неизменной преданности.

И. Тургенев.

P.S.- Тысяча приветов всем вашим.

1544. Людвигу Пичу

С немецкого:

Баден-Баден.

Шиллерштрассе, 277.

12 января 1864.

Мой дорогой Пич, много я перед вами виноват: не только не ответил на ваше большое милое письмо¹, но даже затерял его и теперь, не зная вашего адреса, направляю письмо к книгопродавцу, который, может быть, и не знаком с вами. Но если оно до вас все-таки дойдет, то знайте, что послезавтра утром, проездом в Петербург, я буду в Берлине и остановлюсь в Hôtel de St-Pétersbourg {Гостиница "С.-Петербург" (франц.).}². Во всяком случае разыщу вас. А засим до скорого свидания. Сердечный поклон.

И. Тургенев.

1547. Полине Виардо

С французского:

No 1

Берлин.

Гостиница "С.-Петербург",

14 января 1864.

Четверг.

Дорогая и добрая госпожа Виардо, вот я и пишу вам мое первое письмо! - Разлука в самом деле началась... В конце концов - нужно смириться и думать о возвращении¹.

Два часа назад я приехал сюда и встаю с постели, в которой не мог уснуть, но где согрелся, что было весьма необходимо поело ужасного холода этой ночи. В 4 часа утра какой-то призрак, весь белый от инея (это был кондуктор), приоткрыл дверцу вагона и объявил нам хриплым голосом, что мороз больше 18 - восемнадцати, градусов по Реомюру! Лишь бы у вас в Баден-Бадене не было ничего подобного! - Бог знает, что ждет меня в России! - Поэтому я куплю себе более просторный меховой мешок для ног и вторую пару (простите!) фланелевых подштанников.- Часть пути я пропел с выродившимся потомком Мандрена - графом Флемингом², который с большой обстоятельностью рассказал мне о покушении, совершенном некоторое время тому назад в Баден-Бадене на прусского короля³.- Он, само собой разумеется, спрашивал меня о вас и т. д.- Я мог убедиться, что он отлично спит в поезде и что он храпит.- Снега нигде нет - но всюду лед. Майн, у Франкфурта, запрудили огромные глыбы.- Лицо у меня измято - вот пока и почти все мои дорожные впечатления. Пича я еще не видел - сейчас оденусь, позавтракаю и отправлюсь. Выезжаю сегодня вечером и не буду останавливаться вплоть до Петербурга: этот зуб должен быть поскорее вырван⁴! Теперь, мои поручения.

1. Delenda est Carthago {Карфаген должен быть разрушен (лат.).}⁵, нужно проложить фланелью, я хочу сказать войлоком, в вашей маленькой гостиной - по обе стороны и по верху окна.

2. Всюду валики - законопатить ими двойные рамы. Первое окно в гостиной не было доделано. Главное - столовая!

3. Вышлите без промедления метрономизацию (что за слово!) ваших мелодий⁶.

4. Сообщите о себе, о Виардо, о детях, обо всех домашних, о кошке; никаких прогулок на пруд по такому холоду,

Я пошлю отсюда телеграмму Боткину.- Вам напишу завтра с прусской границы.

А теперь - тысяча и тысяча поклонов и приветов. Нежно целую вам руки.

Ваш

И. Тургенев.

1548. Полине Виардо

С французского:

No 2

Берлин.

Гостиница "С.-Петербург".

Четверг, 14 января 1864.

Сейчас четверть восьмого вечера, дорогая госпожа Виардо; в эту минуту вы все собрались в гостиной, вы музицируете, Виардо дремлет у огня - дети рисуют - а я, хотя сердцем я тоже с вами в этой столь любимой мною гостиной, собираюсь поспать еще немного, если удастся, перед тем как отправиться в Кенигсберг (поезд отходит в десять и три четверти). Я посетил Пича - и жду его к себе на чашку чая.- Он обожает вас больше, чем когда-либо; он очень печален и упал духом, бедный малый! - Бедный, увы, это точное слово¹. Он задал мне тысячу вопросов о вас, о ваших детях и проч. и проч. ...Я видел также его жену, очень худую, и детей, очень милых.- Скажите Виардо, что ввоз оружия в Россию решительно запрещен и что его ружье останется волей-неволей у Пича, которому, впрочем, я его особо препоручу.

Мне кажется, что я сплю и вижу сон: не могу привыкнуть к мысли, что я уже так далеко от Баден-Бадена - люди и предметы проходят передо мной, как будто вовсе меня не касаясь. Как только приеду в Петербург, приложу все старания, чтобы как можно скорее освободиться.

Окончу это письмо завтра в Кенигсберге или на границе и тогда пошлю его вам.- А пока жму вам руку, на сердце у меня очень тяжело.

15-го, 1 ч.

Вот я и в Кенигсберге. Выезжаю через полчаса.

Тысяча приветов.

И. Т.

1549. Полине Виардо

С французского:

No 3

Санкт-Петербург.

Гостиница "Франция",

у Полицейского моста, No 50.

Суббота, 16/4 января.

Дорогая госпожа Виардо, вот уже два часа, как я здесь, вполне здоровый, но падающий от усталости, долго беседовал с Боткиным и Анненковым и не хочу лечь, не начав этого письма, которое окончу и отправлю завтра.

Воскресенье вечером, 17/5 января.

Не хотел отправлять вам этого письма сегодня утром, так как не ыог сказать ничего интересного - а теперь могу. За день перевидал немало всякого народу, в том числе председателя сенатской комиссии, которая должна судить меня¹, и Рубинштейна, которому я передал ваше письмо². С председателем объяснился удовлетворительно и полагаю, что всё это дело разрешится скоро и благополучно. Послезавтра в полдень я должен явиться в Сенат; буду извещать вас обо всем, что со мной случится³.- Дело с музыкальным альбомом тоже, надеюсь, пойдет как по маслу. Рубинштейн охотно за это берется: он сыграл все 15 номеров и всеми остался очень доволен, а некоторые из них его поразили; особенно восхитили его "Шёпот", "Тихая ночь", "Цветок", "Мой голос", "Колыбельная песня", "Две розы". Он обещал завтра же свести меня со своим издателем, и тут уже мы начнем действовать изо всех сил. Он согласен править корректуры и внесет некоторые изменения в порядок расположения пьес. Нет нужды говорить вам, что времени мы терять не будем⁴.

Боткин нанял для меня две славных комнатки, в которых очень тепло - желал бы я, чтобы так же тепло было в баденской гостиной - но должен сознаться, что, как только я остаюсь один, на меня нападает страшная тоска... Я так хорошо приспособился к тихой и очаровательной жизни, которую я вел в Баден-Бадене... Не в состоянии не думать о ней непрестанно и то впечатление - будто я в сне,- о котором я вам писал во втором своем письме (посланном из Кенигсберга; первое было из Берлина), не покидает меня. Чувствую, что буду счастлив и доволен, только когда вернусь в благодатный край, где я оставил лучшую часть своего существа. С завтрашнего дня начинаю ждать писем от вас. О, как я буду радоваться им! Ноге моей лучше, и сегодня я уже совсем не ощущал усталости от долгого путешествия.

Обедал с Боткиным, Анненковым, толстяком Ханыковым и еще одним, четвертым, старым приятелем⁵. Первую половину вечера провел у Рубинштейна; вторую - у Анненкова. Позавчера я дал себе слово видаться только со старыми друзьями. Завтра поеду к графине Ламберт и к Тютчеву.

На улицах много снега, но погода очень мягкая - едва подмораживает. Здесь с большим успехом давали "Фауста"; в среду иду смотреть его⁶, а завтра вечером - русскую оперу Серова ("Юдифь"). Это сочинение тоже имеет большой успех. Подробно опишу вам свои впечатления⁷. Мое письмо отправится завтра, в понедельник; в среду и в пятницу пошлю еще два.

Тысячу дружеских приветов всем, начиная с Виардо, тысячу поцелуев детям - а вам самое сердечное shakehands {рукопожатие (англ.).} и нежнейшие воспоминания.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Тургенев.

P. S. Передайте, пожалуйста, г-же Аншгетт, что я добрался до места и шлю ей свой привет. Сообщите, поставлена ли наконец Klappe {вьюшка (нем.).}. Сколько у вас желаний?

1550. Полине Виардо

С французского:

No 4

Баден-Баден,

увы - нет! Санкт-Петербург!

Понедельник, 18/6 января 1864 {Так в подлиннике.}.

Гостиница "Франция", No 50.

Дорогая и добрая госпожа Виардо, моя рука, надписывая на верху страницы это милое название Баден-Баден, выдала мои постоянные мысли... Но я даже слитком в Петербурге! И всё же сейчас для меня самое сладостное мгновение за весь день: время, когда я беседую с вами. Итак, расскажу вам всё, что я делал. Утром я принимал посетителей-литераторов, и это помешало мне выйти из дому рано; кроме того, все близлежащие улицы были запружены войсками, направлявшимися на крещенский парад¹.- Я не смог добраться до графини Ламберт, которую непременно увижу завтра; я нанес два или три визита, потом обедал у моего доброго Анненкова с несколькими старыми друзьями. Оттуда я отправился в театр слушать оперу г-на Серова "Юдифь"². Ну, должен сказать, что это замечательное произведение, несмотря на невыносимые длинноты и неловкости, плачевное исполнение, декорации под стать. Оно происходит по прямой линии от Вагнера³ - но есть в нем и какое-то дуновение страсти и величия, в котором проявляется музыкальное дарование, очень интересное и даже оригинальное. Большая сцена, предшествующая убийству Олоферна, меня в самом деле поразила. Но представьте себе (я отсюда вижу, как вы смеетесь), что в пятом действии Юдифь является, держа в руке голову этого господина, показывает ее народу, потом поет небесно-голубую арию под аккомпанемент арпеджиями на арфах, и что есть даже курносый молодой человек в тюрбане, который женится на ней в тот же момент! Если эта Юдифь награвирована, я вам ее привезу. Мне очень любопытно знать ваше мнение. Правда, г. Серов вышел из чрева Вагнера, но это не слишком дурной сын. Завтра вечером меня ведут к нему. "Утром я отправлюсь в Сенат и оставляю две следующих страницы, чтобы написать, что там со мною случится. В театре я встретил князя Одоевского, который сказал мне с присущей ему серьезностью: "У Вагнера мелодия хроматическая, а у Серова - диатоническая"⁴. После чего я поехал пить чай к Милютину.

Вторник, 19/7 янв. 1864.

Прежде всего спасибо за письмецо, которое вы мне написали и которое пришло ко мне сегодня утром.- Оно доставило мне огромное удовольствие; я имею известия о вас и обо всем горячо любимом Баден-Бадене. Спасибо, спасибо.- Я побывал в Сенате сегодня между двенадцатью и часом дня.- Меня ввели с некоторой торжественностью в большую комнату, где я увидел шестерых старцев в мундирах и с орденами⁵. (Веневитинов был в их числе и мне улыбнулся.) Меня продержали стоя в течение часа мне прочитали ответы, посланные мною⁶. Меня спросили, не имею ли я чего-либо прибавить - потом меня отпустили, предложив явиться в понедельник на очную ставку с другим господином⁷.- Все были очень вежливы и очень молчаливы, что является отличным знаком,- и, судя по общему мнению, дело окончится еще скорее, чем я надеялся. Тем лучше!

Из Сената я отправился навестить мою старую приятельницу графиню Ламберт и застал ее, по обыкновению, больной, но мало изменившейся. Жизнь ее уж очень печальна... Она обрадовалась, увидев меня, и заплакала. Бедная женщина! - Обедал я снова у Анненкова, а потом провел вечер у Серова, откуда сейчас вернулся.- Он играл нам отрывки из своей новой оперы "Рогнеда" - сюжет взят из наших древних летописей⁸.- Так вот, или я жестоко ошибаюсь, или этот странный и нервный человечек обладает очень большим талантом. В особенности меня привели в восторг два хора и ария гоноши истинно моцартовской чистоты... Что же - раз я употребил это слово, пусть оно остается.- Но именно сейчас я и хотел бы иметь вас около себя, чтобы проверять мои впечатления и читать на вашем лице подтверждение или, быть может, отрицание моих ощущений. Мне представляется, что эта "Рогнеда" будет гораздо выше "Юдифи" - в ней много больше непосредственности и оригинальности и влияние Вагнера чувствуется значительно меньше. Он словно дьявол менял облик перед своим фортепиано и пел невероятным голосом.- Этот Серов - великий колорист и мастерски владеет оркестром. В общем, я возвратился под обаянием - и под обаянием нахожусь до сих пор.

Вы должны написать мне, не теряя времени, точные даты вашего пребывания в Лейпциге, Эрфурте и т. д., чтобы я знал, куда вам писать. Здесь совсем не холодно; надеюсь, что и в Баден-Бадене уже не такие сильные морозы и что малышки снова занялись своими санками. Много ли вы работаете? Передайте от меня тысячу приветов всем. Вам же я нежно целую руки.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Тургенев.

P. S. Поставлена ли die Klappe {вьюшка (нем.).}? A валики? А двойная рама в гостиной? - А войлок в маленькой гостиной? Приветствую дверные занавеси! Послезавтра п° 5.

1552. Полине Виардо

С французского:

No 5

С.-Петербург,

23/11 {Так в подлиннике.} января 1864.

Пятница. Гостиница "Франция", No 50.

Дорогая и добрая госпожа Виардо, прежде всего спешу поблагодарить вас за ваше письмо, полученное мною вчера (вместе с письмом от детей).- Это очень мило с вашей стороны, но вы видите, что и я тоже не ленюсь.

Мне надо вам дать отчет за истекшие два дня.- Утром - вернее, по утрам - я делал и принимал визиты (меня многие навещают); оба вечера были посвящены музыке.- Третьего дня видел "Фауста"; зала была битком набита, успех же весьма средний. Вот мое заключение: Тамберлик (Фауст) отвратителен, голос у него совсем пропал; г-жа Барбо - актриса тонкая и умная и даже поэтичная, но в смысле голоса неудовлетворительна, хотя в конце у нее и было несколько прекрасных взлетов; Эверарди (Мефистофель) - превосходный певец, но актер слабый и невыразительный. Мео (Валентин) плох, тяжеловесен и силы никакой; оркестр хорош, но хор более чем отвратителен; после хора солдат не раздалось ни единого хлопка; декорации претенциозны и плохи, в духе Роллера. Все эти итальянцы в этой музыке словно в платье с чужого плеча, которое стесняет движения¹.- Вчера вечером был я на концерте Филармонического общества, которым дирижировал Рубинштейн. Исполняли большие отрывки из "Оберона" (некая г-жа Прохорова; голос у нее красивый, но петь не умеет; впрочем, она еще совсем молоденькая). Мотет Михаэля Гайдна и "Ave verum" Моцарта были исполнены безукоризненно². Оттуда поехал на званый вечер к итальянскому послу, маркизу ПеПолн.³ Там исполнялась большая патриотическая кантата, с участием всех знаменитостей; мне очень понравился голос г-жи Фиоретти.- Видел много знакомых, в том числе г-жу Адлерберг, которая расспрашивала меня о вас. Князь Долгорукий (вы послушайте только!), глава и начальник всей полиции в империи, один из влиятельнейших сановников, подошел ко мне и несколько минут беседовал со мной; князь Суворов был со мной в высшей степени любезен; всё это доказывает, что во мне не видят заговорщика. Впрочем, один из моих судей, толстый Веневитинов, которого вы знаете, объявил мне, что дело мое - сущий пустяк ⁴. Всё это меня очень успокаивает, и я пишу вам об этом для того, чтобы вы выбросили из головы всякие тревожные мысли.

Теперь перейдем к более важному - к вашему альбому. Издатель Иогансен публикует его; рукопись уже прошла через цензуру - это было необходимо; теперь начнут печатать "Цветок". Рубинштейн распределил романсы в следующем порядке: "Цветок", "На холмах Грузии", "Тихая ночь", "Полуночные образы", "Шёпот", "Заклинание", "Синица", "Две розы", "Ночью", "Узник", "Птичка божия", "Звезды".

Как видите, мы издаем только 12: издатель нашел, что этого достаточно. Остальные три мы оставляем для альбома будущего года, потому что будет и такой. Выбор сделал Рубинштейн. Исключены: "Для берегов", "Колыбельная песня" и "Ночью, во время бессонницы". Издано будет 1000 экземпляров, исключительно для России; вы получите 2500 франков, которые я вам привезу. Если, тем не менее, вы желаете, чтоб и эти три романса были включены, черкните мне словечко: ничего не может быть легче, как присоединить их к остальным. Через полтора месяца альбом выйдет в свет⁵. Отвечайте мне немедленно.

Обнимите за меня детей и скажите им, что в No 6, который уйдет в понедельник, будет листок и для них. Рад был узнать, что вы опять обосновались в вашей маленькой гостиной.- Тысячу приветов Виардо и всем добрым баденцам. Что касается вас, то вы лучше моего знаете всё, что я мог бы сказать вам. Нежно целую ваши руки.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Т.

P. S. Эти два дня у меня немного побаливает нога. Не стал бы упоминать об этом, если бы не обещал вам рассказывать обо всех своих болячках.

1553. Полине Виардо

С французского:

No 6

С.-Петербург.

Гостиница "Франция".

Суббота, 11/23 января 1864.

Еще одно письмо от вас, theuerste Freundinn {самый дорогой друг (нем.).}! Право же, вы балуете меня, но я не противлюсь и прошу вас продолжать в том же духе. Если вы часто думаете обо мне, то и я могу вам сказать, что мои мысли не покидают Баден-Бадена. Вы хорошо знаете, что я почувствую себя счастливым лишь тогда, когда вернусь в мою милую маленькую долину.

Рад узнать, что в доме произведены все необходимые переустройства.- Надо, чтобы всем у вас было хорошо.- Что до меня, нога моя немного побаливает, и я жду возвращения брата Боткина - он медицинская знаменитость,- чтобы посоветоваться с ним. Боль невелика и не мешает мне выходить из дому и ходить.

Рубинштейн сказал мне, что он счел долгом отложить "Колыбельную песню" до следующего альбома потому, что есть другой романс, Глинки, на те же самые слова, довольно известный и красивый (мне он, однако, неизвестен)¹. "Бессонница" показалась ему несколько странной для публики, а поскольку 13 - нехорошее число, он изъял и "Для берегов"².

Второй раз слушал - вместе с Боткиным - отрывки из "Рогнеды" и вынес то же впечатление³. Мой привередливый друг также находит большие красоты в этой новой музыке.

Понедельник 13/25 янв<аря>.

Спешу сообщить вам результат моего вторичного посещения Сената. Он более чем благоприятный. Не было даже очной ставки: удовольствовались тем, что вручили мне всё мое дело полностью (что, между прочим, является доказательством большого ко мне доверия), указав мне страницы, на которых упоминается мое имя. Я написал несколько замечаний или, вернее, добавочных разъяснений, которые, кажется, вполне удовлетворили шестерых моих судей. Очевидно, дело совсем пустяковое. Судьи меня даже не допрашивали⁴. Они предпочли поболтать со мной о том, о сем, и всего-то в течение каких-нибудь двух минут.- Завтра опять пойду в Сенат - вероятно, в последний раз.- Как видите, всё устраивается превосходно, и к возвращению моему не будет никаких препятствий. Через пять-шесть недель, самое позднее, si Dios quiere{если бог даст (исп.).}, буду иметь счастье увидеть вас; во всяком случае, отсутствие мое продлится не долее двух месяцев.- Я очень рад этому; тем более, что мое присутствие здесь стало необходимым, и всякая проволочка могла бы иметь дурные последствия. Мое возвращение в Россию заставило умолкнуть кучу сплетен, столь же неприятных, как и глупых⁵. Всё это я как-нибудь расскажу вам, сидя рядом с вами, в вашей милой маленькой гостиной.- Так что беспокоиться теперь уже не о чем; лишь немного терпения. Это слово я повторяю себе очень часто.

Со вчерашнего дня ноге моей гораздо лучше; сегодня весь день не снимал сапога.

Очень боюсь, что письмо это уже не застанет вас в Баден-Бадене; завтра же напишу вам в Лейпциг⁶.- Эти два дня я мало кого видел; вчерашний вечер провел у моей доброй графини Ламберт, здоровье которой как будто восстанавливается.- Избегаю всякого общения с литературным миром: эти господа напоминают погремушки: маленькие, пустые внутри и шумят. Забавы ради, просматриваю журналы и газеты, вышедшие в мое отсутствие: чтение мало-поучительное. Почти полное отсутствие талантов. Молодые люди утверждают, что это и необязательно, что это вышло из моды; вот уж бравые ювелиры, вроде г-на Жосса⁷.

До завтра, дорогой и добрый друг. Положительно, не умею сказать вам, как много я думаю обо всех вас; право же, я всё время с вами. Прилагаемое письмецо отдайте детям⁸; поцелуйте их за меня, передайте сердечный привет Виардо и другим. Нежно целую ваши руки.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Т.

P. S. Кстати! Я не получил от Боденштедта двух переводов: "Узника" - "Der Gefangene" и "Птички божиеи" - "Das Vöglein". Напишите ему, чтобы не вышло задержки⁹.

1554. Полине Виардо

С французского:

No 8

С.-Петербург.

Гостиница "Франция", No 50.

Четверг, 28/16 янв. 1864.

Theuerste Freundinn {Самый дорогой друг (нем.).}, вот славное письмо, которое доставило мне такое удовольствие и такую радость! Но, право же, мне совестно, что меня так любят.- Я почти готов просить прощения - и в то же время чувствую себя таким счастливым! Благодарю, тысячу миллионов раз благодарю!

Весь вчерашний день я не выходил из комнаты, чтобы попытаться "побороть" свой кашель, как говорят врачи, и полагаю, что мне это удалось - ибо сегодня я уже совсем здоров - и выходил.- Видел г-жу фон Раден и долго беседовал с великой княгиней Еленой. Мы много говорили о вас. Она не понимает, как можно жить зимою в Баден-Бадене - а я не понимаю, как можно жить в другом месте. Вечером пошел в русский театр смотреть пьесу Островского. На мой взгляд, актеры отвратительные, актрисы еще того хуже: фальшивые интонации, фальшивые жесты. Когда я вижу фальшь на сцене, мне всегда хочется забраться под стул¹. Получил письмо от г-жи Иянис и от Полинетты: дело с Пине принимает всё более и белее свадебную окраску. Полагаю, что теперь можно попросить вас навести справки об этом господине; он занимает место синдика по делам о несостоятельности. О, если б всё могло устроиться к концу апреля²! Вот félicita {счастье (итал.).}!

Надеюсь, что письмо No 7 дошло до вас³ - я адресовал его в Лейпциг, П<олине> В<иардо> - berühmte Sängerin, zu erfragen im Gewandhaus {знаменитой певице, справиться в Гевандхаузе (нем.).}⁴; по тому же адресу пошлю и это письмо. Теперь вы уже знаете, что мои посещения Сената кончились, и я волен уехать, когда мне вздумается⁵. Боюсь, как бы наш издатель не стал очень тянуть⁶. Что до моего дядюшки⁷, то он будет здесь 5/17 февраля.

Пятница утром 29/17.

Добрый день, meine liebste, theuerste Freundinn {мой самый любимый, дорогой друг (нем.).}. Погода опять стоит очень холодная - небо синее, улицы белые. Боюсь, как бы вы не простудились в ваших странствиях. Берегите себя, умоляю вас. В особенности ваша поездка в Бремен кажется мне такой далекой! - Итак, послезавтра вы уезжаете... А я, как вам известно, пять дней - с 5 по 10 марта по новому стилю - пробуду в Баден-Бадене или Карлсруэ. Что вы на это скажете? А затем твердо надеюсь в конце апреля возвратиться в Баден-Баден, чтобы оставаться там до бесконечности... А на это что скажете?

Журнал, в котором должна появиться моя известная вам вещица, еще не получил от министра разрешения воскреснуть; но это будет решено на днях, так что печатание ее не может задержать моего отъезда⁸. Если понадобится, поручу держать корректуру моему старому другу Анненкову. Боюсь, что с другим моим издателем, тем, что издает романсы, у меня будет больше хлопот⁹. Кстати о музыке: я просил Серова отдать переписать для вас самые примечательные места из "Юдифи" и привезу их вам.

Недавно я обедал у г-жи Абаза (урожденная Штуббе) - и она просила меня кланяться вам. Здесь ходят слухи, что Рубинштейн хотел бы пригласить вас на 10 представлений ("Орфей" и "Альцеста")¹⁰.

Надеюсь, что Виардо поправился; напишу ему завтра. Один очень знающий врач сказал мне, что эти ночные страхи вовсе не опасны, хотя довольно тягостны. Я тоже одно время был подвержен им.

Л" 9 уйдет отсюда в понедельник¹¹. А пока прошу вас передать от меня поклон доброй г-же Флинш. Я уверен, что у нее в доме вы будете как у Христа за пазухой. Говорю вам: до свидания, желаю быть совершенно здоровой и очень, очень, очень нежно целую ваши любимые руки.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Т.

1555. Полине Виардо

С французского:

No 9

С.-Петербург.

Гостиница "Франция",

19/31 января 1864.

Воскресенье.

Theuerste, beste Freundinn {Самый дорогой, лучший друг (нем.).}, сейчас полночь, вы едете по железной дороге в направлении Эрфурта и Лейпцига - надеюсь, что вы спокойно спите, в то время как я мысленно сопровождаю вас и вижу вас отсюда закутанною в теплую шубу, с теплым пледом на ваших дорогих ногах, в полутемном и хорошо натопленном вагоне.- Если вы спите, является ли вам верный ваш друг в этом далеком Петербурге, неустанно прижимающий к сердцу ваше горячо любимое изображение и считающий дни, которые еще отделяют его от вас.- Будьте тысячу раз благословенны; пусть ваше путешествие будет удачным, пусть вам во всем сопутствует успех, а я по возвращении буду иметь счастье увидеть вас в добром здравии, бодрой и веселой и по-прежнему дарящей меня своей привязанностью, которая является самым большим сокровищем и единственной целью моей жизни!

Я получил сегодня ваше письмо, помеченное "маленькой гостиной, 25"¹ - я написал вам два письма в Лейпциг - адресуя их П<олине> В<иардо>, berühmte Sängerin, am Gewandhaus {знаменитой певице, в Гевандхаузе (нем.).}.- Надеюсь, что они до вас дошли². Если же, однако, вы их не получили, скажу вам только, что мое дело в Сенате кончено - и я получил заверение, что мне не откажут в разрешении ехать, куда я захочу, даже за границу; - вследствие чего я через месяц покину Петербург. Завтра мне должны доставить первые корректуры романсов: издатель уверяет, что будет спешить изо всех сил. Нога моя больше не болит, и кашель у меня пропал. Погода с моего приезда сюда, за исключением двух-трех холодных дней, стояла очень мягкая. Я жду дядю - кстати, посылаю вам его фотографию, исключительно похожую: она может вам быть интересной. Привезу вам, коль скоро вы того желаете, собрание моих собственных фотографий. Мне очень жаль, что я не взял с собой фотографию Диди.- Что касается вашей, то она - моя отрада, и ежедневно я подолгу и с удовольствием созерцаю черты этого лица, выражение которого трогает меня до глубины души и в котором я обнаруживаю каждый раз нечто еще более пленительное.

Я присутствовал (вчера) на превосходном представлении "Фиделио": все роли исполнялись первоклассными артистами³. Кальцолари пел Флорестана, г-жа Барбо не совсем удовлетворительна в смысле голоса и игры - особенно в главной сцене - но в ее исполнении есть какое-то поэтическое дуновение - это иногда слишком уж изящно и слишком уж по-французски; она вкладывает много старания и поет очень добросовестно.- Рокко и тиран (Анджолини и Эверарди) были превосходны. Старик Боткин млел, сидя рядом со мной,- и я должен сказать, что музыка произвела на меня необычайное впечатление. Я аплодировал, как клакер. Сегодня я слушал 127-й (посмертный) квартет Бетховена, безукоризненно сыгранный Венявским и Давыдовым. Это совсем иное дело, нежели Морен и Шевийар. Венявский чрезвычайно вырос с тех пор, как я слышал его в последний раз; он сыграл "Чакону" Баха для скрипки соло так, что заставил себя слушать даже после несравненного Иоахима⁴.

Я начинаю думать, что моя повесть не выйдет в свет⁵; друзья мои немного испуганы и шепотом твердят: "нелепость!" Можете себе представить, что скажет публика! Мне немного жаль довольно круглой суммы, которую мне принесло бы это предприятие; но не следует ставить себя в такое положение, чтобы тебе в будущем платили меньше.- Однако я сам в высшей степени удивлен этими своими глубокими расчетами.

Один литератор из числа моих друзей, по фамилии Дружинин, умер сегодня утром; он давно уже был болен (чахоткой), и когда я увидел его (через несколько дней после моего приезда) - это был призрак. Он уснул спокойно, без страданий. Смерть - великая и ужасная вещь, и если бы она могла слышать то, что ей говорят, я умолил бы ее оставить меня еще на земле: я хочу видеть вас еще, и еще долго, если это возможно. О мой дорогой друг, живите долго и позвольте мне жить подле вас.- Прощайте, до послезавтра. Передайте тысячу приветов г-же Флинш.- Что до вас, то целую ваши руки mit Inbrunst {со страстью (нем.).}.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Т.

1556. Полине Виардо

С французского:

No 10

С.-Петербург.

Гостиница "Франция",

3 февраля/22 января 1865.

Среда.

Дорогой и добрый друг, ваш триумф в Страсбурге обрадовал вас уж, конечно, не больше, чем меня - и я напеваю слова старой немецкой песни: "О Strassburg! du wunderschöne Stadt!" {О, Страсбург! чудесный город! (нем.).}¹. Теперь - черед Лейпцига, и я хорошо знаю, где будут мои мысли сегодня вечером. Смотрите только, не утомляйтесь и не хворайте; я непременно должен найти вас возможно более бодрой и цветущей. Через какой-нибудь месяц с небольшим... Ничего, ничего, молчание! - как говорит сумасшедший у Гоголя².

(Кстати, вам незачем писать на имя Боткина; пишите просто: Ивану Сергеевичу Тургеневу.)

Эти два дня были у меня невеселые: вчерашнее утро ушло на похороны литератора, о котором я писал вам в предыдущем письме³.- В этих обрядах езть очень жестокие детали: покойника держат с открытым лицом и дома и в церкви, дают ему прощальное целование... там была его старуха мать.- Поговорим о другом. Я обедал у Веневитинова⁴, говорили о вас и о наших романсах. Чтобы дать понятие о них моему другу Фету, я попросил спеть их некую г-жу Зыбину, которая в здешнем обществе слывет великолепной музыкантшей: и что же? эта храбрая особа путалась на каждом шагу, и я мог убедиться, что она, подобно большинству моих соотечественников, плохо знает риторику, а грамматики и вовсе не знает. У этих любителей нет основы. Дочь ее, молодая особа лет 16-17, лучше справилась с аккомпанементом. Продолжаю подгонять моего издателя. А между тем этот негодник Боденштедт не шлет мне перевода "Птички" и "Узника". Писали вы ему⁵?

Не забудьте дать мне знать, какого числа в марте состоится первое представление "Орфея" в Карлсруэ⁶. Мне не хотелось бы приехать в Баден-Баден и не застать вас: надо, чтоб мне дано было счастье увидеть всё семейство в станционной галерее, ведь вы, надеюсь, встретите меня: я отправлю вам телеграмму из Берлина.- Das Herz wird mir im Leibe hüpfen {Сердце у меня в груди забьется (нем.).}!.. Не хочу об этом много думать, ибо это - такое огромное счастье, что я, наверное, буду мучиться опасениями и страхами, что оно не сбудется... Но нет! Бог милостив, и ему будет приятен вид человека, обезумевшего от радости... Молчание! молчание! - повторяю я опять вслед за гоголевским сумасшедшим.

Фет и Боткин завтра оба едут в Москву; осенью они обещали навестить меня в Баден-Бадене. Мне придется расположить их в еще пустых комнатах. Кстати, навели ли вы справки о г-не Пине?

Мой старый друг Анненков счастлив, как только может быть счастлив человек: он обожает свою жену и она его; так приятно на них смотреть: они так влюблены друг в друга, что даже бранные слова, которыми они обмениваются, пропитаны нежностью.- Я часто вижусь с ними.- В обществе бываю редко и без большого удовольствия. В особенности в женской его части нахожу какой-то привкус... который мне не по вкусу. Простите мне эту ужасную игру слов.

До послезавтра. Надеюсь, что я дошел уже до половины моих писем и всех их будет не больше 20, или немногим больше. В ожидании счастья прижать к своим губам ваши столь любимые руки, делаю это на бумаге и желаю вам всего самого лучшего на свете.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Т.

1557. Полине Виардо

С французского:

No 11

С.-Петербург.

Гостиница "Франция", No 51.

Пятница 5 февраля/24 января 1864.

Theuerste Freundinn {Самый дорогой друг (нем.).}, два первых романса: "Цветок" и "На холмах Грузии" - уже выгравированы.- Уф! - Теперь дело пойдет быстро, как уверяет меня издатель¹. Дядюшка приезжает через 10 дней - и через месяц я должен быть в Баден-Бадене. В понедельник я представлю в Сенат мое прошение², а к концу будущей недели получу паспорт. Так я буду чувствовать себя спокойнее. Этот негодник Боденштедт мне не пишет! Поэтому я, на всякий случай, попробую обойтись без его помощи³. Я перевел "Цветок"⁴ - вот так. Напишите мне поскорее, годится ли это, на ваш взгляд, для пения. Что касается смысла - он сохранен - и нет ошибок ни в грамматике, ни в версификации {Следует перевод Тургенева на немецкий язык стихотворения Пушкина "Птичка" ("Птичка божия не знает...").}.

---

Выберите также сами один из вариантов в каждом из четырех мест, где я их наметил. Посылаю это также Боденштедту - но если он мне не ответит, напечатаю свой перевод. Я начал перевод "Узника" - и пошлю вам его в воскресенье или в понедельник. Эти два романса стоят под NoNo 10 и 11.

С нетерпением ожидаю письма из Лейпцига. Не могу сказать вам, до какой степени постоянно я думаю о вас. Мое сердце буквально тает от умиления, едва ваш милый образ - не скажу: является мне мысленно - потому что он никогда не покидает меня - но как будто приближается ко мне. Ich fühle beständig auf meinem Haupt die theure Last Ihrer lieben Hand - und bin so gliicklich zu fiihlen, dass ich Ihnen angehöre, dass ich in beständiger Anbetung vergehen möchte! Wann wird endlich die selige Minute schlagen, wo es meinen Augen gegönnt sein wird, die Ihrigen zu sehen... Mein Herz, halte aus und sei geduldig {Я чувствую постоянно на своей голове дорогую тяжесть вашей любимой руки - и так счастлив сознанием, что вам принадлежу, что желал бы раствориться в непрестанном поклонения! Когда же наконец пробьет счастливое мгновение, когда моим глазам позволено будет видеть ваши... Сердце мое, успокойся и будь терпеливым (нем.).}.

Вчера я был в концерте здешнего Филармонического общества (общества Рубинштейна)⁵. Некоторые вещи были непростительны: маленькая трехгрошовая пианистка, г-жа Гардер, которую вы видели у Дамке, отбарабанила концерт Мендельсона - а другой болван, по имени Агренев, промяукал "il mio tesoro" {"мое сокровище" (итал.).}. Большое сочинение Лахнера под названием "Сюита" (вариации для оркестра) очень меня заинтересовало; затем исполнили те же отрывки из последней Мессы Бетховена, какие пели в Консерватории - они показались мне чудесными, хотя и слишком длинными и плохо приспособленными для голосов. Там одна скрипка всё время играет в самых высоких областях - ив прямом, и в переносном смысле... Вы понимаете, что я хочу сказать. Публика в этом совсем не разобралась, недаром она много аплодировала г-же Гардер. Впрочем, то же было и в Консерватории.- До понедельника, No 12⁶. А пока - желаю вам всего самого лучшего - und ich küsse, kniend, den mir heiligen Saura Hires Kleides.

Der Ihrige {и целую, коленопреклоненно, священный для меня край вашего платья. Ваш (нем.).}

И. Т.

1559. Фридриху Боденштедту

С немецкого:

С.-Петербург.

Гостиница "Франция".

Суббота, 6 февраля/25 января 1864.

Только что получил я ваше письмо, многоуважаемый друг мой, и спешу выразить вам мою горячую благодарность. Переводы прекрасны - это само собой разумеется, ибо они ваши¹. Об этом и здесь все говорят в один голос. Они прибыли вовремя - так как печатать уже начали, и это пойдет теперь быстро. Я намерен покинуть Петербург самое большее через месяц - и к этому времени всё должно быть готово. Мое quasi {якобы (лат.).} политическое дело в Сенате (вы, вероятно, слыхали о нем) приняло быстрый и благоприятный оборот: это была, в сущности, одна формальность, впрочем неизбежная². В этом отношении, а равно и в некоторых других, я очень доволен моей поездкой. Я еду теперь в Париж и останусь там до весны, затем отправлюсь в Баден-Баден и теперь уже радуюсь вашему посещению, которое будет, надеюсь, более продолжительно, чем в прошлом году³. Я охотно переговорю с здешними книгопродавцами по вопросу о переводе и сообщу вам о результате⁴. Вы пишете мне о мытарствах, через которые вам пришлось пройти, но ничего не говорите о своем здоровье. Я считаю это умалчивание хорошим знаком и надеюсь, что вы не страдаете по крайней мере физически. Моя боль в ноге (имевшая, вероятно, подагрический характер) прошла - и я чувствую себя вообще хорошо. Только погода стоит здесь очень дурная - вы думаете, может быть, что у нас холодно? - нет, сыро и туманно. Кланяйтесь очень и очень госпоже Нелидовой и Гейзе и примите уверение в совершенном моем уважении.

Преданный вам

И. Тургенев.

На конверте:

Баварское королевство.

Его благородию

господину д-ру Ф. Боденштедту,

в Мюнхене.

1560. Кларе Тургеневой

С французского:

Санкт-Петербург.

Гостиница "Франция".

6 февраля/25 января 1864.

Суббота.

Дорогая и милая госпожа Тургенева, я очень рад, что письмо книгопродавца, которое вы мне посылаете, не застало меня в Париже - это доставило мне удовольствие получить письмо от вас¹. Очень благодарю вас за него и прошу верить в искренность и прочность моей дружбы и благодарности к вам. Сведения о вас и о ваших вызвали у меня живейший интерес; я рад, что г-н Тургенев чувствует себя в этом году хорошо. Он не должен слишком много волноваться из-за современного положения дел: по всему видно, что положение России значительно улучшилось, а это самое главное для испытанного патриотизма вашего мужа².- Моя дочь, вероятно, рассказала вам о благополучном исходе моего дела в Сенате; судьи мои держали себя в высшей степени учтиво: собственно говоря, не было ни допроса, ни очной ставки; обвинение было слишком ничтожно, и пришлось только выполнить формальность, формальность необходимую, охотно с этим соглашаюсь³.- Как только устрою некоторые срочные {Далее зачеркнуто: неотложные.} дела⁴, выеду в Париж, где мое присутствие необходимо. Рас