Амфитеатров Александр Валентинович - Переписка М. Горького с А. Амфитеатровым

ататься в 1912 г. в газ. "Невская звезда" и "Правда". Горький переписывался с Семеновским в течение 1913-1935 гг. О роли Горького в своей жизни Семеновский рассказал в кн. "А. М. Горький. Письма и встречи" (М., 1938).

   В журн. "Просвещение" напечатаны стихи Семеновского "На ярмарке" и "Поэту", рекомендованные Горьким.

   ⁴ Елена Константиновна Малиновская (1875-1942) - член РСДРП с 1905 г., общественная деятельница, друг Горького.

   Через Малиновскую Горький оказывал Семеновскому материальную помощь, систематически снабжал его средствами, необходимыми для занятий в Народном университете им. А. Л. Шанявского. См. переписку Горького с Е. К. Малиновской (Арх. Г. Т. XIV).

   ⁵ Возможно, речь идет о рукописи "Дисциплинарный батальон". См. следующее письмо.

   ⁶ Иван Иванович Манухин (1882-?) - врач, лечивший Горького в Неаполе рентгеном.

   ⁷ Из Неаполя Горький вернулся на Капри (ЛЖТ. Вып. 2. С. 378).

   ⁸ Речь идет о ст. Горького "О "карамазовщине""" и "Еще о "карамазовщине"", напечатанных в газ. "Русское слово" (1913, No 219, 22 сент./5 окт., No 248, 14/27 окт.) и направленных против готовящейся инсценировки романа Достоевского "Бесы" - под названием "Николай Ставрогин" в Московском Художественном театре, и объявленной инсценировки романа Достоевского "Идиот" в театре Незлобина.

   В примечании редакции к первой статье сообщалось; "...в сопроводительном письме в редакцию сам автор так определяет свою задачу: "Я глубоко убежден, что проповедь на сцене болезненных идей Достоевского способна только еще более расстроить и без того уже нездоровые нервы общества"".

   Буржуазная печать, высоко оценившая первую инсценировку в Художественном театре романа Достоевского "Братья Карамазовы" (1910), выступила с возражением против точки зрения Горького в ряде статей - "Горький против Достоевского", "Скандал вокруг "Бесов"", "Горький обвиняет Достоевского" и проч.

   Большевистская печать, напротив, признавала важное политическое значение этих выступлений Горького. См. ст. Ольминского "Поход против Горького" в газ. "За правду" 4 октября 1913 г. и др. (см. об этом: Красновская Е. М. Горький и Достоевский//Красная новь. 1931. No 5-6). Ст. "О "карамазовщине"" и "Еще о "карамазовщине"" вошли в сб. Горького "Статьи 1905-1916 гг."

  

  

   Дорогой Алексей Максимович!

   Ну, вот, выдумал: с какой стати я буду обижаться? Нисколько я на Вас не обижен - да и не на что... Если на разницу мнений обижаться, то какая же это дружба?.. Единственно, что мне горестно несколько, это - что мы всё врозь работаем, нет нам слияния в одном деле - так, авось, и это не навсегда. Относительно Серошевского я не совсем с Вами согласен. Когда убрать оттуда чрезмерные длинноты и чудовищные полонизмы, повесть производит впечатление, вопреки своему наивному тону, а быть может, именно благодаря ему. Я давал читать ее многим и разным - очень нравится. Ну, а что я террора не отрицаю и идее вооруженного восстания симпатизирую, Вы знаете. Без этого правов не добыть... Б. Тимофеева две мамки в детстве ушибли: Достоевский и Вы... Вытащить его настоящую физиономию из-под двух влияний трудно, а все-таки он талантлив и умен... Но подражает Вам - до чертиков... В одном месте даже фразу ему я вставил с ссылкою на "На дне" - иначе пришлось бы всю страницу похерить, потому что доктор у него выкрикивает совершенно Настины слова... От Никандрова получил письмо с пылкою благодарностью за то, что я не напечатал двух его вещей... Ах, и чудачище же, должно быть, этот человечина!

   Вы не можете себе представить, как я обрадовался "Дисциплинарному батальону": рукопись эта - моя старая знакомая. Два с половиною года тому назад я ее принял для "Современника", откуда она, вероятно, по уходе моем попала к Вам. А сейчас, начиная "Энергию", я ее стал разыскивать. Написал в Одессу Геккеру¹, от которого я впервые ее получил, а он с отчаянием отвечает, что рукопись где-то запропала, но где - не знает, будет искать и автора, и его произведение... и вдруг, неожиданно, приходит она от вас. Это, что называется, сюрприз. Я постараюсь ее сейчас же пустить в ход². Иван Вольный прислал очень сильный рассказ³ - не знаю, будет ли цензурен, но Бог не выдаст, свинья не съест... Этот молодчина!

   Я вижу с радостью, что Вы чувствуете себя как будто уже лучше. Сорренто место хорошее, много лучше Ваших Капрей, да и на земле находится, а не там, где ни земли, ни воды, одна зыбь поднебесная и ветры дуют...

   Нет, Вы, пожалуйста, никогда не имейте таких мыслей - относительно обид и того прочего... А то этак начнем мысли прятать!.. Обижаются, вообще, барышни и актеры, а мы с Вами, слава богу, ни к тому, ни другому сословию не принадлежим...

   Не знаю, писал ли я Вам, что перевел "Мандрагору" Макиавелли и сочинил о нем большую статью...⁴ Получил известие, что разрешена она для сцены - усилиями Юрия Беляева,- но три четверти текста цензурою вычеркнуто... Это что-то вроде экзекуций Николая I, который писал на смертных приговорах: смертная казнь в России отменена, и не мне ее вводить, а потому прогнать преступника сквозь строй через сорок тысяч палок... Я сейчас очень увлечен этим самым Макиавелли: больно уж любопытная прямота ума...

   Познакомились мы тут с местным обывателем, именуемым Семом Бенелли,- весьма интересный барин... Думаю привлечь его к делу⁵, тем более что он хочет изменить сцене для большого романа... Человек он несомненно талантливый, хотя я таких приподнятых вещей и не люблю. Как-то от них Кукольником пахнет...⁶ Но всякая раса имеет свой темперамент, его же не прейдеши... Сейчас получил от Вас еще рукопись Кирилла Волгина ⁷. Спасибо. Не оставляйте и впредь!

   Ну, ешьте как можно больше и, соответственно тому, здоровейте не по дням, а по часам.

   До свидания. Желаю Вам всего хорошего.

   ¹ Наум Леонтьевич Геккер (Лазаревич) (1862-1920) - журналист, сотрудничал в "Одесских новостях".

   ² Произведение под названием "Дисциплинарный батальон" в сборниках изд-ва "Энергия" не печаталось.

   ³ Речь идет о рассказе Вольнова "Осенью".

   ⁴ О своем переводе комедии Макиавелли Амфитеатров писал Горькому 18 марта 1912 г. В т. 29 Собрания сочинений Амфитеатрова, помимо перевода "Мандрагоры", вошли ст. "Краткий биографический очерк Николо Макиавелли", "Макиавелли перед судом истории" и "Примечания к комедии "Мандрагора"". Книга хранится в ЛБГ (Описание).

   ⁵ Амфитеатров предполагал дать в сб. 3 "Энергия" приобретенную им пьесу известного итальянского поэта Сема Бенелли "Гнездо в снегу" ("Преображение"), которая должна была идти в Риме и Неаполе в первых числах марта 1913 г. Однако автор приостановил репетиции, решив доработать пьесу, и в январе 1914 г. обратился с письмом к Амфитеатрову, предлагая напечатать вместо пьесы "Гнездо в снегу" пьесу "Рваный плащ" в переводе Амфитеатрова (изд-во "Энергия", сб. 3, с. 5-6).

   ⁶ Нестор Васильевич Кукольник (1809-1868) - автор патриотических пьес риторически-приподнятого стиля.

   ⁷ По-видимому, рукопись рассказа К. Волгина "Будни" (напечатан в сб. 3 "Энергия").

  

   Дорогой Александр Валентинович!

   Посылаю вам стихи¹ - в них, как будто, звучит что-то свое и хорошее - не пригодятся ли для сборников?

   Адрес автора: Киев, Рыбальская, д. 8, кв. 3.

   А мужички-то опрокинули вавилонскую башню лжи и цинизма, с таким трудом воздвигнутую "истинно русскими" садистами!

   До чего я рад, и сколь прекрасно это, что именно "равнодушные, серые мужички" заявили: нет, мы не варвары! ²

   А я, нижеподписавшийся, всё лечусь, знаете! Полечусь еще немножко и - к чертям все бутылки с микстурами! Надоело.

   Будьте здоровы!

   Книгу вашу получил - спасибо! Еще не читал, а вижу - интересное что-то!

  

   Датируется по п. Амфитеатрова от 16 ноября 1913 г.

  

   ¹ Речь идет о стихах Юрия Николаевича Зубовского - киевского журналиста и поэта. См. п. Горького о творчестве Зубовского (МИ. I. С. 276-277).

   ² Речь идет об оправдании М. Бейлиса, обвинявшегося в убийстве Андрея Ющинского. Процесс Бейлиса широко освещался в газетах, в частности в "Русском слове", где после окончания процесса была помещена заметка "Состав присяжных". Этот состав определялся как "исключительно серый": присяжными были преимущественно крестьяне (7 человек из 12), три чиновника, два мещанина (Русское слово. 1913. No 250. 30 окт./12 нояб.).

  

  

  

  Дорогой Алексей Максимович.

   Из стихов Зубовского взял 3 ¥: "Жизнь", "Марево", "Осень" и первую половину "Сна у костра"¹. Остальное - рифмичество в хромых размерах. Кстати: куда контора должна послать гонорар для Кирилла Волгина за "Антипку"? Я поставил его во 2-й сборник, который выйдет 1/14 декабря.

   Второе Ваше письмо о "Бесах" мне понравилось, а от первого выл. Не за "поругание" Достоевского, конечно, коему мало еще "накладено" по грехам его, а потому, что уж очень Вы много важности придаете театру вообще, Художественному в особенности, и тем поддерживаете престиж театрального миража и психопатии, в России принявших размеры совершенно противообщественные и преотвратительно сказывающиеся на русском политическом, т. е., вернее сказать, аполитическом, настроении... Очень это важно, подумаешь, что один театр ставит то, другой это. Торгуют люди развлечением - ну и, стало быть, согласно рыночному закону, должны соответствовать спрос предложению. А высшие цели и громкие слова в театральном деле - золотые буквы на переплете "Декамерона", сделанном в формате молитвенника, чтобы не зазорно было пред энтузиастами, Шиллерами и Дон-Кихотами, которых театр пожирает (во образе актеров, авторов и искренней невропатической публики), и для того, чтобы делу "по существу праздному" (Шиллер) придать личину чего-то первоклассно важного... Понимаю сразиться за "Бесов" с Достоевским, за "Анатэму" с Андреевым, за смертолюбие с Сологубом - словом, всякое литературное идейное сражение понимаю. Но какое нам, писателям, дело до репертуара театра Имярека - хоть убей, не понимаю. Покойный Щеглов² имел простодушную поговорку, подслушанную у володимирского мужика, который увидал в окне книжного магазина "Историю русской литературы" и поразился ее толщиною:

   "- Что ж? Каждый добыват свой хлеб, как могит". Так и театры, и люди театра - одни сознательно, другие бессознательно, в том лишь разница...

   От вердикта по делу Бейлиса я, признаюсь, тоже не в восторге, и ни на народный университет в честь этого вердикта, ни на монумент Грузенбергу³ подписываться вопля в душе не ощущаю, а, напротив! думаю, что дело сыграно до постыдности вничью, именно в том порядке, как я ждал и предсказывал в письме в редакцию "Русского слова". Бейлис выскочил и шкуру спас, а ритуал, как в дореформенном суде, оставлен в подозрении. Что тут радостного? Сейчас Герм. Ал. окончательно отнял у меня всякое довольство сообщением, что "Бейлис-то едва-едва и уж именно "выскочил"", ибо голоса присяжных поделились 6 против 6, "что, как известно, обращается по закону в пользу подсудимого". Так что умиляться великою правдою, живущею в душе русского серого человека, тоже не погодим ли? При том-то страшном напряжении спасательной энергии, которое явила русская интеллигенция, запрягшаяся в это дело от мала до велика,- такой ничтожный результат!

   А вот сейчас надо что-нибудь всерьез предпринимать в смысле борьбы с мифом ритуала, оставленным в подозрении. Ибо не хочу я быть Дурным пророком, но

  

   Змея израненная злее,

   Чем невредимая змея.

  

   Думаю, что касается меня лично, обработать из моей "Арки Тита" главу о ритуале в народное издание и, авось, найду издателя, который бросит его в народ копеечной книжкой тысячах в пятидесяти экземпляров. Но это капля в море, да и чего стоят единичные усилия... А коллективы интеллигентско-литераторские, знай, безмолвствуют, либо говорят весьма благородно, но - "промеж себя", для интеллигентов же.

   Много вожусь с "Энергией", тем паче что сейчас в страшно неписательном настроении... В числе многого получил прелюбопытное письмо от Леонида Андреева, которым и очень доволен, и очень озабочен. Доволен потому, что я не ожидал, чтобы он был такой искренний, экспансивный, широкой души и прямо-таки хороший насквозь малый, каким это письмо его рисует, а озадачило потому, что - матиньки! написал он мне целую теоретическую исповедь свою, а я не знаю, как ему отвечать: не что, а как - потому что является он в ней первобыт первобытом, и придется, значит, говорить с ним о таких азах и Америках, с которыми подступать к столь знаменитому писателю просто-таки неловко... Из мест, в которых он пишет о Вас, видно, что он Вас очень любит, и с большим "надрывом"⁴. Вообще в письме у него в тысячу раз более страстная душа, чем в сочинениях. Очень интересуюсь однажды лично с ним познакомиться.

   Я, кажется, нашел недурного критика-обозревателя, только уж очень свиреп, приходится укрощать и даже холостить. Во 2-й "Энергии" будет его журнальный обзор⁵, на который он много положил труда.

   Были у меня братья Золотаревы⁶. Не живет А[лексей А[лексеевич], а цветет, не мыслит, а ко Господу благоухает. Мой холодный прозаизм был ему, кажется, несколько огорчителен, но, по добронравию своему, он мои скептические мысли мне извинил, и пили мы всякое вино, приговаривая linquo! {оставлять (лат.). Здесь в значении "пусть не иссякнет!"}

   От него узнал, что здоровье Ваше хорошо... Уж как же я рад! Ну, вот и - "довольно уж ты вяканья моего слышал!"

   До свидания. Всего Вам хорошего. Герм. Ал. все спрашивает, каких Вы мыслей насчет возврата в Россию. А я откуда знаю?

  

   ¹ Упоминаемые Амфитеатровым стихотворения Ю. Н. Зубовского, кроме "Осени", были напечатаны в сб. 3 "Энергия".

   ² Щеглов (псевд. Ивана Леонтьевича Леонтьева) (1855-1911) - русский писатель, драматург, автор книг по истории театра.

   ³ Грузенберг выступил на процессе в качестве адвоката Бейлиса.

   ⁴ Речь идет о п. Андреева Амфитеатрову от 14 октября 1913 г., в котором Андреев в ответ на предложение печататься в сборниках "Энергия" изложил свое понимание искусства: "Может быть, это просто недостаток силы - но я никогда не мог вполне выразить свое отношение к миру в плане реалистического письма <...> Для всех серьезно мыслящих и живущих жизнь - мистерия, и весь вопрос - для меня, оговариваюсь! - в том, на чьей стороне человек, а не в том, предпочитает ли он "символы" для выражения своих чувств или форму тургеневско-купринского романа. Пусть даже кубом выражается или излучением - только выражал бы он человека, а не свинью в ермолке! И вот в этом отношении - позволю себе утверждать это - я никогда не был враждебен ни вам, ни Горькому, ни даже Луначарскому <...> И вот скажу Вам откровенно, из уважения к вам, желая быть правдивым до конца: ваш догматический реализм, обязательный для всех времен, племен и народов, я считаю началом враждебным не только себе, но и самой вечно развивающейся, творящей форме, как и суть свободной жизни <...> Вот я не могу без тоски думать о Горьком. Величайший романтик, огромнейший (и совсем не использованный) талант, первый, быть может, во всей литературе рыцарь пролетариата - он вверх и вниз катает Сизифов камень реализма, свой чудесный и вещий сон о пролетариате мучительно распяливает на четырех правилах арифметики" (ЛН. Т. 72. С. 540-542).

   ⁵ В сб. 2 "Энергия" журнального обзора нет.

   ⁶ А. А. и Н. А. Золотаревы.

  

  

   Да, Александр Валентинович, дорогой, я и сам вижу теперь, что поторопился ликовать, но, когда я посылал телеграмму в "Рус[ское] слово"¹ предо мною было сообщение этой газеты "Б[ейлис] оправдан, просим ваше мнение" и телеграмма Г. В. Плеханова "Оправдан" ². А как вам известно, россиянин всегда голодает о радости, и ему, бедняге, естественно порою забыть, что на Руси радоваться надобно с оглядкой и подожданием. Забывая об этом, он несет горчайшие муки, в коих ныне и жарюсь.

   По поводу театра и роли его в нашей мутной современности - не согласен с вами, да и вы с собою не вполне согласны, как мне кажется. Ибо, уж если вы признаете, что современный театр нарочито аполитичен и, даже можно сказать, антисоциален,- тем самым вы признаете, что подчеркнуть аполитичность эту - надобно. За Дос[тоевско]го меня язвят и кусают многочисленными письмами, рисуя оные грязью, в лучшем же случае - какою-то сладкой и теплой слюной.

   Что касается до письма Леонидова, кое вас обрадовало, тут я скажу, что Андреев человек прежде всего чрезвычайно талантливый и потому очень легко может написать "искреннее" и "экспансивное" письмо. Таковых и я имел немало, но счел за благо предать их огню, жалеючи будущего биографа Леонидова,- да не запутается в противоречиях непримиримых оный биограф. Я и знаю Леонида, и очень люблю его талант, и весьма всегда дрожу за него при всяком его шаге, как за брата родного дрожу, уж поверьте! Но, нет, не могу я сказать, что он "насквозь хороший малый", ибо знаю, что он презирает людей, болезненно самолюбив, зол и хитер. И никого никогда не любил, не умеет.

   Весьма заинтригован я его "теоретической исповедью", интересно - куда его теперь влечет, на чью капусту? Большая это болячка души моей, Леонид. Хорошие у нас отношения были. Я знаю, что сейчас он живет трудно и одиноко.

   Ехать на Русь - нужно, но - не могу, ибо недуги мои еще не вполне подавлены пудами пищи, поглощаемой мною. Аз есмь потребитель сырых яиц и гречневой каши, и долго не будет мне никаких иных развлечений. Ем, ем, а - зачем? Самоубийственный вопрос! Но - я от самоубийства далек и намерен жить еще лет 16.

   Вас хочется видеть, очень! Но вы живете неизвестно где. У вас - холодно? Сообщите, на всякий случай.

   Харьковское-то медицинское³, а? Скоро закроют все университеты, гимназии и заставят ходить на четвереньках. И пойдем! Лишь бы указали, куда можно идти, а то - пойдем! Гибкая нация.

   Извините за мизантропию и свирепость. Очень низко настроен и думаю все время басом.

   Крепко жму вашу ручку. Как всегда приятно перекинуться с вами словцом! Будьте здоровы! Кланяюсь.

  

   Датируется по п. Амфитеатрова от 16 и 25 ноября 1913 г.

  

   ¹ В АГ сохранился черновой автограф п. Горького в "Русское слово" по поводу оправдания Бейлиса.

   ² Телеграммой Плеханова АГ не располагает. В п. от 3 ноября 1913 г. Плеханов спрашивал Горького: "А что скажете о деле Бейлиса? Мы тут не отрываемся от газеты из-за него" (АГ).

   ³ Речь идет о закрытии Харьковского медицинского общества. Этому событию были посвящены публикации ряда газет (Южный край. 1913. No 11707, 30 окт.). Руководство Общества обвинялось в организации 26 октября публичного заседания "без извещения полиции", на котором был заслушан доклад по делу Бейлиса и вынесена резолюция "политического характера" (Русское слово. 1913. No 258, 8/21 нояб.).

  

   Дорогой Алексей Максимович.

   У нас вообще очень тепло и влажно. Сегодня первый холодный день. Что касается тепла комнатного, к которому Вы привыкли, то у нас в доме, пожалуй, его меньше, чем для Вас следует {Приписка И. В. Амфитеатровой:

   Неправда, у нас тепло-претепло: две американские печи, сколько велите, столько и будем их поджаривать и от сквозняков будем беречь. Клянусь!!!

   ибо мы все в большей или меньшей степени холодяшки. Но рядом с нашим домом имеется отель "Stella d'Italia", снабженный "всем европейским комфортом", а в том числе калориферами, которые жарят по востребованию, сколько угодно и влезет. Так что если обрадуете исполнением намерения и, в один прекрасный день, приедете в наши места, то будете устроены в самом лучшем и теплом виде. А здесь у нас довольно много интересного люда и вообще хорошо. Много любопытных итальянцев, а сверх того, поджидаем немца Гауптмана...¹

   О Бейлисе написал для "Энергии" преогромную статью, в которой использовал только половину, а может быть, только треть тех материалов, которые дает этот процесс. Вот-то чудовище, вот-то сумбур до невероятности недобросовестных мнений и поступков... Что говорят, что пишут - просто ни с чем не совместимо, и ничем мотивировать даже не возможно. Ведь очень хорошо чувствуешь, что человек ни во что не верит из того, что он сам плетет, а между тем городит, городит, городит и ради своей городьбы с самым спокойным видом и духом способен послать все семь миллионов евреев в каторжные работы... Как хотите, а я начинаю серьезно верить, что существует микроб безумия и что он владеет современной Россией, совершенно подобно тому, как в прошлых веках овладевали странами Европы черная смерть, повальная оспа, острый сифилис, которые ослабевали только после того, как производили страшные массовые опустошения, и, привившись к стране эндемически, сравнительно обезвреживались потому, что организмы успевали к ним приспособиться... Разве без микробов безумия возможно понять то, что творилось и творится по делу Бейлиса, где совершенно очевидные беглецы из сумасшедшего дома набросились на общество, которое едва-едва с ними справилось? Разве чем-либо иным, кроме безумия, можно объяснить отречение от человеческого языка, возвращение к татуировке и пр[очие] юродства, о которых я читаю в газетах о футуристах? ² И масса, и масса таких эксцессов нарочной бессмыслицы... Вот почему делается очень тяжело изучение русской жизни, и как-то страшно за нее. Конечно, не пропадем, как-нибудь вынырнем, но - "неволя заставит пройти через грязь, купаться в ней свиньи лишь могут". А нам приходится проходить через такую долгую и глубокую грязь, что этот брод начинает походить как будто уже и на купанье... И сколько человеков обретают в оном уже забаву и наслаждение!

   Что поделываете? Что пишете? Сегодня я сдал свой фельетон - и тем, значит, закончил вторую книжку "Энергии"...³ Я уже писал Вам относительно того, что включил в нее присланный Вами рассказ Кирилла Волгина "Антипка". Спрашивал Вас, куда ему послать гонорар, а Вы мне этого не написали...

   Очень было любопытно то, что Вы мне написали о Леониде Андрееве. То-то вот и есть, что в письме его, действительно, звучит двойственность и неопределенность. Так что не знаешь, чему в нем, в конце концов, верить, чему - нет... А покуда "Просвещение" умоляет меня не включать в новый выходящий том сочинений статей, которые я писал об "Анатэме" Леонида Андреева, потому что "он может очень обидеться, что отзовется на их отношениях"... Я поэтому решил снять все статьи, которые когда-либо писал о нем, и отложить их до будущего времени... Заметьте, что это уже второй раз я встречаюсь с такого рода цензурою. В первый раз было в "Прометее", когда мы затевали сборники, и дело разошлось именно из-за того, что я решительно отказался от условия не писать ничего против Леонида Андреева... Все это ужасно двойственно и странно, как видите. И вот потому-то смущает. А письмо его, повторяю, прямо-таки прелестно...⁴

   Относительно театра - говорил бы я очень много, но вместо того, пожалуй, лучше прочтите "Зверя из бездны", в третьем томе главу "Театр и публика". Я там высказался по этому поводу до конца и не думаю, чтобы что-нибудь меня с этой позиции сняло. Voi tutti altri {Вы и все другие (ит.).} верите в театр, как в Господа бога, сошедшего на землю спасительно поучать человечество. Я не верю совершенно и, на старости лет, смею сознаться откровенно: кроме забавы, смешной или трагической,- но все равно забавы и обмана чувств, театр никогда нигде ничего дать не в состоянии, нигде ничего никогда не давал и не даст. Отдых с гимнастикою для ума и сердца - да, хороший... а больше ничего. Вот поэтому-то я и думаю, что возиться с ним - совершенно излишнее и праздное занятие. И какой антрепренер что сделает, это его дело... За границею не возятся с театром в тысячную долю того, что в России, и черт знает, что ставится в театрах, а на жизнь это все-таки никакого влияния не имеет, и живут во Франции с ее бесстыжими театрами, и в Италии с ее плохими театрами куда лучше нашего, и никому в голову не приходит искать в театре политической или социально-этической школы. Потому что здесь в жизни есть другое политическое и социальное содержание, реальное; а у нас этого нету. Ну и, конечно, "честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой", а все-таки это будет сон, и только сон, т. е. более или менее красивая сонная одурь, которая в жизни ничему не научит и ни к чему не обяжет... Чем лучше у нас театры и чем больше стараются о их серьезности, тем меньше они оказывают влияния. Актера превознесли превыше звезд, из режиссеров прямо министров каких-то сделали, о репертуаре совещаются городские думы и комиссии ученых мужей и литераторов, вопросы постановок достигли такой важности, что вот о них Горький с Капри аукается как о кровном своем деле... А в обществе даже не "бывали хуже времена, но не было подлей" ⁵; а и хуже времен не было, и подлей не было... И в то время, как русская борьба за свободу околела буквально с голоду, 10 000 дежурящих у Большого театра, чтобы купить по преувеличенным ценам билет на Шаляпина, или тот театр для коммерческой аристократии, который Вы увещеваете не ставить Достоевского, кажутся мне, как хотите, препротивными явлениями рабской страны... Да пускай они не то что Федора Павловича Карамазова, а хоть Пазифаю с быком смотрят... Что от этого переменится?

   Ну вот и всё покуда.

   Если соберетесь в наши места, будем все чрезвычайно рады и довольны тем. А холодов никаких не ожидается. Здесь гораздо лучше, чем в Феццано. И уж очень хороши и близки прогулки в горы и вдоль моря.

   До свидания. Желаю Вам всего хорошего.

  

   ¹ Речь идет о немецком писателе Герхарде Гауптмане (1862-1946).

   ² Возможно, подразумеваются газетные отклики на выступления футуристов в зале Общества любителей художеств (Утро России. 1913. No 237. 15 окт.), на открытии кабаре "Розовый фонарь" (Руль. 1913. No 481. 21 окт.) и др.

   ³ Упоминаемая ст. Амфитеатрова "Дело Бейлиса" не была напечатана в сб. 2: "Энергия" по цензурным условиям. Машинописный текст статьи с датой "22.XI.1913" хранится в ЦГАЛИ, ф. 34.

   ⁴ Ст. Амфитеатрова об "Анатэме" в Собрание сочинений не были включены.

   ⁵ Н. А. Некрасов "Современники", гл. I. "Юбиляры и триумфаторы" (1875).

   "Бывали хуже времена, // Но не было подлей" - у Некрасова цитата из рассказа Н. Д. Хвощинской "Счастливые люди", напечатанного в "Отечественных записках" (1874, No 4, с. 363).

  

  

   Дорогой мой Александр Валентинович!

   Не сердитесь на меня за то, что уехал, не повидав вас, а также и за то, что до сего дня не собрался написать вам, - не сердитесь!

   Суть в том, что уехал я, можно сказать, неожиданно для самого себя и скоропостижно; думал, что из немецкого Берлина сделаю "цурюк", а оказалось, что Россия - ближе. Ну, я - в Россию! И приехал, и живу, и, конечно, "ни сна, ни отдыха"¹. Молодчина Иван Манухин!² Не будь его - писали бы вы теперь воспоминания о преждевременно скончавшемся Горьком, который ныне даже питерской погодою - неуязвим! Вот вам и воспоминания! Подождать придется с этим!

   Впечатления? Александр Валентинович - ничего не понимаю! Так все запутано, до того все измяты и лишены образа божия, что, право,, смотришь на некакое пред тобою и соображаешь, какому существу подражает сия тварь?

   Крепко? Ах, ну, что же делать? Мне вовсе не хочется ругаться, но "обстоятельства заставляют".

   Шутки в сторону: я все еще не привык к родине и - нет-нет - да вдруг и удивлюсь: все говорят по-русски! Неважно говорят, скучно" говорят, но по-русски! И даже некоторые литераторы язвят друг друга, словесно и на бумаге тоже русскими словами, хотя строят их на иноверный и иноплеменный лад. Серьезно!

   Ох, не могу я понять, сладок ли мне дым отечества и насколько? Не могу еще!

   Встречен демократией ласково и трогательно³, одна Москва поздравила свыше 70 раз - тут и булочники, и чулочницы, водопроводчика и даже "мужики-крестьяне Новоторжского уезда". Очень тронут. А интеллигенция - не очень меня любит, знаете ли! Нет-нет, да и уловишь эдакий взгляд стрелоподобный, испепеляющий и вопрошающий: ты чего хочешь делать, черт?

   А я - молчу. И ежели в упор спрашивают - тоже молчу, т. е. говорю: чего же мне делать? Лечиться мне надобно! Да ведь вас вылечили? А мне - понравилось, я еще хочу лечиться! Но вот вы пьете вино и курите? А это мне тоже всегда нравилось.

   Дорогой Александр Валентинович - все-таки скажу вам, что Россия - хорошая сторона, и вам бы тоже сюда? Серьезно?

   Напишите, если захочется: СПб., Кронверкский, 23, кв. 10.

   Кланяюсь всему дому вашему и обнимаю вас.

  

   Датируется по почт. шт.

  

   ¹ Горький уехал из Италии 27 декабря 1913 г./9 января 1914 г., приехал "Петербург 31 декабря 1913 г. /13 января 1914 г. В тот же день уехал в Финляндию на дачу В. А. Крита, родственника М. Ф. Андреевой, - Мустамяки, Кирьявола (Воспоминания Евг. Кякшта - АГ; Революционный путь Горького: По материалам Департамента полиции. М.; Л., 1933).

   ² О методах лечения туберкулеза доктором Манухиным и положительных результатах этого лечения Горький сообщал в "Письме в редакцию" (Русское слово. 1914. No 63. 16 марта).

   ³ Речь идет о многочисленных приветствиях, полученных Горьким в связи с возвращением его на родину. Многие из них были напечатаны в большевистских изданиях. Так, в приветствии правления Петербургского профессионального общества рабочих булочно-кондитерских производств, напечатанном в газ. "Пролетарская правда" (1914. No 16, 21 янв.), говорилось: "Пусть родная земля станет ему матерью, а русский рабочий класс по-прежнему протянет ему братскую руку. Привет тебе, товарищ, вернувшийся из изгнания". В газ. "Путь правды" опубликованы приветствия от группы металлистов Выборгской стороны и политических ссыльных (1914, No 5, 26 янв.); от рабочих московского завода Ганден и представителей пятнадцати фабрик и заводов Лефортовского района Москвы (Там же, No 7, 29 янв.); от Петербургского и Киевского правлений рабочих портняжного дела и группы (20 чел.); от деревенских учителей Петербургской губернии (Там же, No 15, 18 февр.).

   В газ. "Раннее утро" - приветствие от рабочих печатного производства Москвы: "Мы, рабочие, ваши братья, чутко прислушиваемся к вашему голосу и идем за вами..." (1914, No 33, 9 февр.), и др. приветствия.

   В журн. "Заря", выходившем в Москве, Горького приветствовали литераторы и общественные деятели: Ю. А. Бунин, И. А. Белоусов, Б. К. Зайцев, Ф. К. Сологуб, A. С. Серафимович, В. Г. Тан-Богораз, Н. В. Тесленко. А. Н. Толстой, B. М. Фриче (1914, No 5, 2 февр., с. 4-6).

   В газ. "Русские ведомости" печаталось приветствие от московских студентов: "...мы верим, что Ваше слово будет по-прежнему вдохновлять нас призывом к деятельному творчеству лучших форм жизни" (1914, No 31, 7 февр.).

   Луначарский, прочитавший лекцию о Горьком в Берлинском обществе русских студентов (им. Пирогова) и подписавший письмо-приветствие Горькому в связи с его возвращением на родину, был по полицейскому донесению выслан из Берлина (Луначарский А. Мое берлинское приключение//День. 1914. No 49. 20 февр.).

   По возвращении Горького в Россию за ним учрежден был полицейский надзор.

   Дорогой Алексей Максимович.

   Простите, пожалуйста, что я так долго не отвечал на Ваше письмо. Дело в том, что рука моя опять болит пренесносно, а Евгения Петровна¹ завалена всякою срочною работою, которою меня удручают сейчас заспешившие господа-издатели, так что валиками утруждать ее уже было конфузно. А третье злополучие: Иллария Владимировна две недели проболела глазами и, значит, тоже для писчего дела не годилась. Вижу из Вашего письма, что совсем в России невесело. Герман Александрович пишет в том же духе. Читаю в газетах, что Вы затеваете какой-то театр². Если это не брехня, по обыкновению интервьюерскому и корреспондентскому, то очень мне Вас жаль. Но взрослым людям свойственны взрослые поступки, в кои третьи взрослые люди вмешиваться суждениями своими не должны. Что делаете? Что пишете? Куда намереваетесь ехать и каковы настроения? Здоровье - вижу и слышу - Вы поправили, и это самое лучшее. А я сейчас подавлен всяким писанием и печатанием, без всякого удовольствия. На днях был у меня Бурцев. Очень трогательный человек. Лучше всех нас он, в сущности говоря. Этакий Дон-Кихот удивительный. Гораздо лучше того, которого представляет Шаляпин³, не говоря уже об искренности... Сердиться на Вас я, конечно, не сердился, а огорчен был, в числе многих. И не только за себя, а и за Вас, и не только за Вас, а и за русскую разную хорошую публику, которая чаяла Вашего возвращения в Россию как-то не так, как оно вышло.

   Слышал, что Вы написали "Жуть"⁴. Это старое или новое?..

   Как Максим и что с ним? Кланяйтесь ему очень...

   До свидания. Где? Когда? Мне в России не быть, а Вы в Италию вряд ли скоро попадете. Слышал, что Вы Капри ликвидировали совсем. Хотел даже написать стихи по этому поводу, но - кроме начальных:

  

   Вигдорчик в радости ликует,

   На кресле Горького сидя ⁵,-

  

   что-то недостает веселого настроения... Желаю Вам всего хорошего. А главное, будьте здоровы и в духе.

  

   ¹ Е. П. Бураго.

   ² Речь идет о проекте создания нового театра "трагедии, романтической драмы и высокой комедии", о чем в феврале-марте сообщалось в ряде газет. "Горький очень интересуется театром. В беседе со своими знакомыми он не раз высказывался о своем желании видеть в Москве большой общедоступный театр, с здоровым художественным репертуаром, в состав которого входили бы классические пьесы и лучшие пьесы романтического характера, проникнутые бодрым, жизнерадостным настроением" (Утро России. 1914. No 30. 16 февр.).

   В АГ хранится конверт с газетными вырезками, на котором рукою Пятницкого сделана надпись: "Собственный театр Горького. Фев[раль], март 1914 г."

   В одной из газетных заметок - "Горький и Монахов" - сообщалось: "Максим Горький перед своим отъездом из Москвы беседовал с артистом Монаховым. Горький предлагал ему заключить контракт не далее как до поста 1915 года, так как к тому времени писатель думает реализовать свой проект о создании в Москве большого общедоступного театра и предполагает видеть артиста в составе труппы будущего театра" (Обозрение театров. 1914. No 9358. 19 февр.).

   Режиссер Н. Ф. Монахов вспоминал: "Группа, которая исповедовала этот "символ веры", может быть названа следующими именами: Горький, Шаляпин, Андреева, Монахов, Бенуа, Незлобии и некоторые другие <...> Было составлено своего рода паевое товарищество нового театрального предприятия, для чего был выработан соответствующий договор..." Для театра предполагалось снять здание, принадлежащее графине Апраксиной (ныне помещение Большого драматического театра им. Горького в Ленинграде), на что, однако, Апраксина не согласилась, когда ей стало известно имя одного из главных организаторов - Горького (Монахов Н. Горький в истории ГБДТ // Максим Горький. Однодневная лит. газ. 1932. 25 сент.). Театр не был создан из-за начавшейся войны.

   Замысел Горького осуществился после Октябрьской революции, когда был создан Большой драматический театр.

   ³ Шаляпин в заглавной роли оперы Масснэ "Дон-Кихот".

   ⁴ Возможно, Амфитеатров имеет в виду сообщения газет, в частности газ. "Петербургский листок" (1914, No 84. 27 марта): "На днях на квартире у Шаляпина Максим Горький будет читать свою новую пьесу "Жуть". Пьеса эта является как бы продолжением уже шедшей на сцене пьесы "Васса Железнова"".

   ⁵ Речь идет о Павле Абрамовиче Вигдорчике, враче, жившем тогда на Капри, которому Горький перед отъездом оставил часть своей мебели (Дн. Пятницкого).

  

  

  

  Дорогой Александр Валентинович!

   Давно я не писал вам, но, надеюсь, вы не посетуете на меня за это? Очень уж судорожна русская жизнь, судорожна и почти каждый день угощает неожиданностями, бьет кирпичами по голове.

   И сейчас пишу наспех, лишь для того, чтоб подать вам весть о себе, от вас, по доброте вашей, услышать - как живете? Буду очень рад, коли напишете.

   Думаю, что в близком будущем к вам, может быть, явится некий россиянин, довольно интересный парень, обладающий еще более интересными документами¹. Было бы весьма чудесно, если б вы помогли ему разобраться в хаосе его души и во всем, что он знает.

   Мы здесь-то "дрожим в ожидании воскресения мертвых" - ожидание - тщетное, питерский пролетариат у "добромыслящих" людей ничего иного, кроме страха,- не вызывает. Общество частию разъехалось на дачи, частию же просто разъехалось и прокисло.

   Очень боимся войны, но и желаем оной. Боязливо желаем, говоря точнее, но лишь потому, что тайно мыслим: м. б., война даст нам, или укажет, или пробудит. Сами же ни взять, ни усмотреть, ни проснуться - не можем, как видно.

   Во время питерских волнений² "в числе драки" пострадали от казацких нагаек матросы французские - какой конфуз!

   "Общество" сильно заинтересовано старцем Григорием Распутиным³ - что будет, когда у него зарастет животишко, какие отсюда для России результаты явятся? Прелюбопытная легенда слагается о старце: во-первых, сведущие люди говорят, что старец суть сын старца Федора Кузьмич⁴, во-вторых - что он дал престолу наследника. Чисто русский круговорот вещей: царь ушел в старцы, и роди сына старца, сей же последний - роди наследника. Ситуация любопытная и возбуждающая надежды великие: окунувшись в море народное, царь-старец почерпнул там некие новые силы и через сына своего воплотил: оные во внука, стало быть - мы спокойно можем ожидать от внука всяческих благ, но он, внук, есть как бы результат слияния царя с народом. Чисто?

   Бегство Илиодорово ⁵ многими оценивается как событие катастрофическое, говорят, будто-де оный беглец исполнен знанием многих тайн. Говорят вообще много, ибо ничего не делают, однако - собираются на дела, "надо", говорят, "объединяться". Славное объединение в большой моде, даже газету завели на сей предмет, но она выходит единожды в неделю, и что объединится в день выхода ее - в остальные шесть - разъединяется по всем швам⁶. Очень скучна сия гнилая материя.

   А что выросло за эти восемь лет и что неузнаваемо изменилось, так это - демократия. Вы и представить себе не можете, как интересны и серьезны стали простые люди на Руси!

   Для них необходим журнал, книгоиздательство, театр и многое другое, организованное на каких-то "новых началах", с новым содержанием. До умопомрачения много интересного на Руси. Я живу, как на сковороде. Работать, т. е. писать, мне некогда, как я и думал.

   Хорошо, что здоровье восстановилось.

   Об арестах вы читали, вероятно. Много поарестовано, между прочил! - мой издатель Бонч, и - почему я сижу без денег⁷.

   Ну, дорогой А. В., будьте здоровы, всего доброго вам!

   А дому вашему - поклон низкий.

   Писать мне: Финляндия

  

  Via Stokholm, Mustamaku st.

  

  M. Gorki

   Пожалуйста, А. В., перешлите прилагаемое письмо по адресу, а то отсюда письма за рубеж не очень охотно отправляют без просмотра, письмо ж к вам идет особым случаем ⁸.

   Крепко жму руку

---