Тургенев Иван Сергеевич - Письма (1850-1854)

ot;Записки слепца"² - уж я их отправил к нему - в письме, которое я послал Вам на днях³ - я говорю еще, сверх того, об одной моей комедийке⁴ - но она - должно быть, пропала. Нельзя ли осведомиться у тех, которые заступили место г-жи Дюме?- Я теперь узнал положительно, что г-жа Виардо приедет в Петербург - будьте так добры и напишите мне тотчас, как только узнаете об {Далее зачерпнуто: этом} ее приезде⁵.- Я надеюсь, что Вы скоро покончите свои дела в университете⁶ - но забудьте, что если Вам только нужны будут мои рекомендательные письма при вступлении на службу, я к Вашим услугам. Все здешние здоровы и кланяются Вам; толстозадую Дарию я на этих днях всячески старался пропекать.- Вы, однако, большой чудак, Колбасин - как это Вы поступили с Кетчером? Впрочем - эта спокойная, юмористическая черта в Вашем характере мне очень нравится - и я бы желал иметь что-нибудь подобное. Приятно мне слышать о развитии Вашего брата - одно очертание его губ обещает человека с нешуточной иронией. Посоветуйте ему только от меня как можно более читать и учиться - это навастривает зубы - а кто хочет кусаться - должен уметь, по мере возможности, оградить себя от укушений. А из него может выйти толк. Посоветуйте написать ему небольшие комические сцены⁷ - что из этого выйдет? А засим прощайте. Пишите к нам почаще - что - как Вы покончили с университетом? Будьте здоровы - крепко жму Вам руку и остаюсь

  

   P. S. Если увидите Языкова - скажите ему, что я в начале генпаря непременно вышлю ему деньги, которые я ему должен.

  

  

   С. Спасское. 19-го дек. 52. Ну, Миницкий, не ожидали мы с Дарьей Ивановной - какую Вы над нами штуку выкинули! Могли ли мы думать, что Вы не приедете - и не женитесь.- Это было бы единственным Вашим извинением. Что Вы будете делать зимою в гнусной Одессе, в которой и летом-то порядочные люди не живут? Пожалуйста, бросьте Вы эти затеи - и приезжайте к нам - а если Вам на это денег нужно - то неужели же Вы будете со мной церемониться? Это было бы из рук вон. Мы Вас все здесь ожидаем с нетерпеньем,- а Дария сохнет по Вас - ее воображение совершенно страдает и вянет без Вас.- Придите оживите его и ее. Напишите нам скорее, сколько Вам нужно, чтобы расплатиться с долгами и сюда приехать,- а весною можете, коли хотите, опять направить полет свой на юг.- Или, может быть, Вы до ярости служить хотите? - Это было бы тоже несколько странно. Словом - в ожиданье скорого от Вас письма, жму Вам крепко руку - и остаюсь

  

  

   Милый Е<вгений> М<ихайлович>. Прежде всего Вы должны обещать мне не сердиться на меня за небольшую записку¹, которую я написал Вам несколько дней тому назад - я почему-то вздумал, что Вам что-то в моем первом письме² не понравилось и т. д. Я получил вчера ваши два письма (Ваше и графинино)³ и очень вам благодарен обоим. Графине я пишу особо⁴.

   Ваше письмо чрезвычайно мило - и я искренно сожалею, что, будучи теперь но некоторым обстоятельствам в не совсем свободном расположении духа⁵ - не могу отвечать на него, как бы хотелось. Авось это удастся в другой раз - теперь же посылаю Вам несколько сухих строк.- Начну с того, что поздравляю Вас с найденным Вами выражением: "дешевое и бесполезное коварство Фролова"⁶. За это Вы заслуживаете носить на шее золотую медаль с надписью "За Остроумное".- Положению Вашему я сочувствую и мысли Ваши об уединении разделяю вполне - воспользуйтесь им, чтобы уяснить себе свое признание - или, если это слово Вам кажется слитком пышным - чтобы узнать, по какой дороге Вам надобно пойти⁷.- Я должен сказать про себя, что мое пребывание в деревне не только не кажется мне тягостным - но я нахожу его весьма даже полезным - я никогда так много и так легко не работал, как теперь.

   Я написал здесь большую повесть под названием "Постоялый двор" - которая, если не ошибаюсь, мне удалась. К сожалению, я Вам ее переслать не могу - надобно дождаться оказии⁸ - а я думаю, что в этой повести я сделал шаг вперед. Под влиянием ли уединения, от других ли каких причин - только я чувствую, что я стал проще и иду прямее к цели, может быть потому, что во время писания не думаю о печатании. Копию с "Муму" мне до сих пор Кетчер из Москвы не высылает - но Вы ее получите при первой возможности⁹. Я перед Вами никогда не скрытничал, и Шуйский напрасно сказал Вам, что я написал первую часть моего романа¹⁰ - я теперь только что кончил третью главу - но если что-нибудь непредвиденное не встретится, надеюсь кончить первую часть к марту.

   Бокар действительно хлыщ первой величины - он бывал в доме моей матери в Москве - и потом в деревне, когда обворовывал казну на тульском шоссе; моим же другом он был столько же, сколько - кого бы назвать - сколько Булгарин¹¹.

   Хваля Юма¹², я никогда не имел в виду ничего, кроме его слога, его простого, ясного и объективного изложения. Современным требованиям от историка он далеко не удовлетворяет.

   Нет - я сегодня не буду писать к графине - для этого у меня слишком много кокетства. Видите ли, как я сух и вял и неинтересен - ну перед Вами я щеголять не намерен. Скажите ей только, что я сердечно благодарен ей за ее письмо, очень рад слышать, что она здорова - и от души желаю ей всего хорошего.- На днях, если бог даст, она получит от меня письмо, в котором я постараюсь показать себя лицом - как барышнического коня на выводке - а теперь поцелуйте у ней от меня руку. Да скажите ей также, что мне очень было лестно услышать, что ее детям нравятся мои "Записки"¹³ - la verite parle par la bouche des enfants,- хотя мне самому мои "З<аписк>и" кажутся теперь как будто написанными чужим человеком. "Муму" еще сбивается на них,- в моих новых вещах¹⁴ я пошел по другому пути, к лучшему ли, к худшему ли - это мне скажут друзья. Кстати, я для этого жду сюда Анненкова¹⁵.

   Долго ли Вы и графиня пробудете в Крыму?¹⁶ Ну прощайте - не считайте этого письма - за письмо - это - так - une poignee de main. На днях я напишу Вам непременно - я теперь пока еще "между небом и землей"¹⁷, как жаворонок - но, вероятно, скоро плюхну на землю.- Addio.

  

  

   Только вчера, любезнейший Иван Сергеич, получил я Ваше письмо от 4-го октября¹. Прежде чем я буду отвечать Вам на него, мне непременно нужно объяснит). Вам, почему это глупое место о г-не Любозвонове осталось в моих "Записках"². Вы, монет быть, слышали, что книга эта была издана и напечатана в моем отсутствии - я едва просмотрел рукопись, прежде чем я послал ее К Кетчеру³ - помнил я, что был какой-то где-то намек в "Записках" на славянофильство - нашел несколько слов на этот счет в "Хоре и Калиныче" - и выкинул их⁴ - а то место осталось, к великой моей досаде. Могу Вас уверить, что я вовсе не думал о Вашем брате⁵, когда его писал - и Вы можете себе легко представить, что я во всяком случае выкинул бы это место после нашего сближения - если б я вспомнил о нем. Пусть Ваш брат извинит мою рассеянность - и это ему будет тем легче - что подобные холодные шутки падают на того, кто их произносит - мне гораздо будет труднее забыть мою неосмотрительность - и - повторяю - досада моя очень велика.

   Теперь о Вашем письме. Всё, что Вы говорите о "З<аписках> о<хотника>"⁶,- я подписываю обеими руками и писал уже об этом Вашему брату⁷. Я, право, могу уверить Вас, что мне иногда кажется, будто эта книга писана не мною, так уж я далек от нее. Напряженность и натянутость, которые слишком часто в ней попадаются - отчасти могут быть извинены тем обстоятельством, что когда я писал ее - я был за границей и - окруженный не русской стихией и не русской жизнью - невольно проводил карандашом два раза по каждому штриху. В этом отношении я не совсем доволен и "Муму"⁸ - отчего мне крайне хочется, чтоб Вы прочли мою последнюю вещь - "Постоялый двор"⁹. Я не знаю - ошибаюсь ли я или нет - здесь нет никого, кто бы мог мне это сказать - но я полагаю, что в "П<остоялом> д<воре>" - я иду прямее и проще к цели - не кокетничаю и не умничаю - а стараюсь дельно высказать то, что почитаю делом. Дай бог любому автору понять в выразить жизнь - где ему мудрить над ней или поправлять ее¹⁰. "П<остоялый> д<вор>" давно готов и переписан - я жду оказии, чтобы послать его в Москву к Кетчеру, которому напишу, чтоб он непременно и в самом скором времени Вам его передал¹¹. Заранее прошу от Вас, от Вашего брата и от С<ергея> Т<имофеевича> - строгого и подробного отзыва.- Мысль "Муму" Вами так верно схвачена¹³, что мне очень хочется знать, что Вы скажете о "П<остоялом> д<воре>".

   Уединение, в котором я нахожусь, мне очень полезно - я работаю много - и кроме "П<остоялого> д<вора>" написал первые три главы большого романа¹³ я еще небольшую вещь под названием "Переписка"¹⁴. Всё это я желал бы прочесть людям, во вкус которых я верю - очень хотелось бы знать, иду ли я по настоящей или по ложной дороге.- Я бы много дал - чтобы иметь удовольствие видеть Вас у себя - но боюсь и просить Вас. Поездка-то и не очень дальняя - да человек-то я не на хорошем счету¹⁶ - да и Вы, кажется, немножко подгуляли. А если б можно было - как я был бы рад! Стоит доехать (по шоссе) до Мценска - а оттуда до меня (до Спасского-Лутовинова) всего 10 верст.

   Статья моя о книге Вашего отца¹⁶ явится в 1-м No "Совр<еменника>" - месяца через два я пошлю еще другую¹⁷. Желал бы я, чтобы первая эта статья Вам понравилась. Там есть несколько мыслей о том, как описывают природу, где я себя не щажу¹⁸.

   К<онстантину> С<ергеевичу> я на днях пошлю большое письмо о его статье в "М<осковском> с<борнике>"¹⁹. Странное дело! Мы сходимся с ним в воззрении на наш народ - но выводы у нас различные.

   Ваше замечание насчет мужицкой речи совершенно справедливо²⁰. В "П<остоялом> д<воре>" - и следа нет всей этой дагерротипности. Это всё надо бросить - или, если без этого не выходит живо - бросить перо.

   Прощайте, любезнейший И<ван> С<ергеевич>. Бог знает, когда придется увидеться - но во всяком случае прошу Вас верить в искренность моей дружбы.

   Кланяйтесь от меня всем Вашим.

  

   Поздравляю Вас с Новым годом.- Когда Вы получите "П<остоялый> д<вор>" - доставьте Кетчеру "Муму" - меня просили переписать ее.

  

  

   Милая графиня, не пеняйте на меня за мое слишком ничтожное письмо - авось всё это перемелется и мне полегчит¹. Оканчиваю самым искренним желанием здоровья, счастья и веселости для Вас - целую Ваши руки и прошу не баловать толстого Феоктистова - и если он никак не решается ходить - заставьте его прыгать с веревочкой². Вашим милым детям поклон от меня и благодарность за расположение к "З<апискам> о<хотника>"³.

  

  

   ...Клянусь вам честью, вы напрасно думаете, что я скучаю в деревне. Неужели бы я вам этого не сказал? Я очень много работаю и притом я не один; я даже рад, что я здесь, а не в Петербурге. Прошедшее не повторяется и - кто знает - оно, может быть, исказилось. Притом надо и честь знать, пора отдохнуть, пора стать на ноги. Я недаром состарился,- я успокоился и теперь гораздо меньшего требую от жизни, гораздо большего от самого себя. И так уже я довольно поистратился, пора собрать последние гроши, а то, пожалуй, печем будет жить под старость. Нет, повторяю, я совсем доволен своим пребыванием в деревне...

  

  

  

   Vous voila donc a Petersbourg, mes chers amis¹, et je n'y suis pas! C'est cruel, cl, je ne pourrai vous ecrire longuement que quand je me serai fait a cette idee. Cependant, vous avez bien fait de venir, chere Mme V<iardot>. Vous auriez perdu une saison, et je suis persuade que le public de Petersbourg vous recevra avec une joie frenetique. Je vous prie de m'ecrire souvent et de m'envoyer votre adresse au plus vite. Cette fois, je vous ecris par l'entremise du Cte Matthieu. J'ai recu le petit billet date de la veille de votre depart de Paris², mais avec le timbre de Petersbourg. Y etiez-vous deja? Demain, jour de poste, je saurai a quoi m'en tenir. Aujourd'hui, je ne puis ecrire, je vous ecrirai mardi. Ma sante est passable et j'ai beaucoup travaille cet hiver³. Adieu, soyez heureux, portez-vous bien et n'oubliez pas

  

  

   Спасибо Вам, милый П<авел> В<асильевич> - за Ваше письмо из Москвы о "П<остоялом> д<воре>"¹. Оно меня обрадовало - и опечалило известием о невозможности видеть Вас у себя в деревне. Что делать! Я понимаю, что Вам невыгодно теперь терять время. Желаю Вам полного и скорого успеха в Вашем издании².- Что же касается до меня,- то я вот на что решился: велю переписать написанные мною пять глав романа³ и доставлю их Вам в Петербург - с тем, чтобы Вы, их никому не показывали - и возвратили мне их с Вашими замечаниями и советами. Я чувствую, что мне они необходимы, а то - я здесь пишу и работаю словно в чужих краях - никто мне не умеет сказать, хорошо ли, худо ли я делаю - а ведь без отголосков такого роду могут работать только люди подобные Гоголю. Нашему брату без них плохо.

   Скажу Вам несколько слов о "П<остоялом> д<воре>". В важности математической верности действительности - в подобных произведениях я убежден - и, сколько мне кажется, она соблюдена. Ошибку о "Становом"⁴ легко поправить. Человек крепостного состояния не имеет права приобретать собственность иначе, как на имя своего господина (не далее, как неделю тому назад я дал доверенность одному моему богатому мужику в Тамбове - купить 150 десятин на его деньги - и на мое имя), притом вся рассказанная мною история буквально совершилась в 25-и верстах отсюда - и "Наум" жив и процветает до нынешнего дня. В одном я согласен: вероятно - такого рода продажи пронюхиваются прежде и против них не принимаются меры - потому что мер никаких принять нельзя - но делаются своего рода усилья. Я оттого не упомянул о них, что боялся задержать и понапрасну запутать ход драмы. Всё, что Вы говорите о самом роде таких драм - превосходно и совершенно верно - и я очень рад, что мне действительно удалось придать рассказу ту ясность и то свободное теченье, без которых вся вещь производила бы впечатление тяжелое и не художественное⁵.

   В теперешнем моем - очень некрасивом - положении (оно стало особенно выпукло с некоторых пор - Вы понимаете, я думаю, что я хочу сказать)⁶ одно мое спасение - сильная литературная деятельность - а для того, чтобы действовать с охотой, надобно чувствовать, что идешь вперед - и одобрение людей, в которых веришь, чрезвычайно благодетельно. А потому не могу {Далее зачеркнуто: Вас} не благодарить Вас вторично за Ваше письмо - любопытно мне будет знать мнение Ваше о моем романе⁷. Прошу Вас написать мне из Петербурга со всею откровенностью, как Вам покажется голос г-жи Виардо. Говорят, он очень поправился,- но я поверю только Вам.

   Пишите мне о Некрасове⁸ и других приятелях. Я им послал в "Совр<еменни>к" небольшую статью о книге С. Т. Аксакова⁹. Кроме двух-трех мыслей о природе и манерах ее описывать, в этой статье для Вас, кажется, не будет ничего занимательного.

   Напишите мне также о "Лже-Димитрии" Мериме и "Hevue des 2 Mondes" - что это такое?¹⁰ О загадочном Шенстоне или Ченстоне я с месяц тому назад написал моему хорошему приятелю Чорлею - одному из редакторов "Атенеума"¹¹,- как только получу ответ - перешлю Вам.

   Все здешние здоровы и кланяются Вам. Я четвертого дня простудился, кашляю и не выхожу из комнаты - надеюсь, что это скоро пройдет.

   У меня гостил несколько дней Леонтьев, автор той комедии¹², которую я - помните ли Вы - давал Вам читать в Петербурге. Он привез хорошую вещь, которую я на днях отправляю к Краевскому; другую он готовит для "Совр<еменник>а"¹³. Талант у него есть, но сам он весьма дрянной мальчишка, самолюбивый и исковерканный. В сладострастном упоении самим собою, в благоговении перед своим "даром", как он сам выражается, он далеко перещеголял полупокойного Федора Михайловича¹⁴, от которого у Вас так округлялись глаза. Притом он болен и раздражительно-плаксив, как девчонка.

   Погода у нас скверная - вот уже месяц, как мы не видим солнца.

   Пишите же мне, пожалуйста - а уж на мою аккуратность Вы рассчитывать можете.- Поклонитесь от меня всем друзьям, будьте здоровы и веселы и не забывайте

  

   P. S. Еще одно слово: Вы говорите, что если Аким знал, что г-жа К<унце> могла продать его двор - то это для него уж не было нечаянностью¹⁵. В Ярославской губернии нет крестьянина, который бы не владел частичкой земли на имя своего господина (след<овательно> ему не принадлежащей) - купцы наши до сих пор пересылают огромные суммы через приказчиков - без расписки - но думаете ли Вы, что лишение земли или капитала для них не нечаянность непредвиденная? В этом-то и состоит весь русский chic. О какой-нибудь предварительной сделке - и думать нельзя, и мне кажется, что, если б даже можно было, и тут бы не думали.

  

  

   Спасибо тебе, милый К<етчер>, за присланное письмо А<нненков>а и за твои строки. Я уж написал ему в {Далее зачеркнуто: Москву} Петербург - и, весьма обрадованный его отзывом о "П<остоялом> д<вор>е", стараюсь ему доказать, что, кроме обмолвки "Станового" - я от "математической" верности но отступил ни на шаг¹. Действительно: крепостные люди не имеют права приобретать собственность иначе как на имя господина - и никаких сделок {Далее зачеркнуто: ограждающих}, ослабляющих права помещика на эту собственность, закон не допускает. Притом, всё рассказанное мною почти буквально случилось в 25 верстах отсюда - и "Наум" торгует и здравствует доныне. Я очень рад слышать, что и ты доволен моим последним произведением - желал бы я знать мнение Тимофея Николаевича и Михаилы Семеныча. Если ты мне напишешь об этом слова два, я тебе очень буду благодарен.

   Мне очень приятно было узнать, что "З<аписки> о<хотника>" хорошо расходятся². Мой поверенный в Москве глупо распорядился тем, что не купил просто у Базунова нужный мне экземпляр. Я его поднес исправнику, изъявившему желанье иметь эту книгу - а так как он отчасти теперь мой начальник (впрочем, он очень любезный человек) - то я поспешил удовлетворить его желанье³. У меня теперь дома не осталось экземпляра - и потому отдай один Лабанову (моему quasi-поверенному), который зайдет за ним.

   О Мерке не забудь⁴.

   Жму тебе руку и всем друзьям. Будь здоров и не забывай

  

  

   Спешу уведомить Вас, любезный Краевский, что у меня был на днях Леонтьев (автор известной Вам комедии)¹ и оставил мне премилую вещь, которую, как только здесь перепишут - Вы получите. Я ее не отправил к Вам в авторской рукописи, потому что ее бы сам чёрт не разобрал. это довольно большая повесть, совершенно ценсурная (одно заглавие, может быть, придется переменить - "Немцы"), и я надеюсь, что она произведет аффект². Вместе с ней Вы получите "Лаокоона"³. Сам же я, хотя работаю - но "для потомства", т. е. не для современных мышей - а для мышей, которые будут грызть старые рукописи лет через десять.- Написал я для "Современника" невинный разборец книги Аксакова⁴ - и то для того только, чтобы сдержать данное слово.

   Хлеб мой еще не продан - и я Вас всё еще удовлетворить не могу - поверьте, это бременем лежит на моей совести, и при первой возможности Вы всё получите⁵.

   Прощайте - будьте здоровы и веселы. Кланяйтесь всем, начиная с Дудышкина. Леонтьевскую повесть Вы получите к 1-му февр<аля>.

  

   P. S. Леонтьев небогатый человек - и желает 50 р. сер. с листа. Я уверен, что, прочтя его произведение, Вы не найдете это дорогим.

  

  

   Pour Viardot

   Votre lettre, mon cher ami, a ete la bienvenue¹; elle n'apporte que de bonnes nouvelles, et je vous felicite de tout mon coeur avec ce premier succes, prevu d'avance, mais toujours bon a constater². J'en parle plus au long dans ma lettre a votre femme. Merci pour ce que vous me dites a l'occasion de la nouvelle annee. Si je regrette mon absence de St. P<etersbour>g, c'est principalement parce qu'elle m'empeche de serrer la main a d'aussi excellents et affectueux amis que vous l'etes. Patience! cela changera peut-etre avec le temps - post nubila Phoebus³, me disait jadis mon maitre de latin⁴ apres m'avoir tire les oreilles: c'est ainsi qu'il me consolait. Pourvu que ce Phoebus ne tarde pas trop.

   Je vous remercie beaucoup d'avoir pense a moi pour votre fusil. Certainement, je le prends et le garde, mais comme je ne chasse pas en hiver, vous n'avez pas besoin de vous hater, envoyez-le moi au moment de votre depart. La saison finit le 1-er mars v. st. Mais peut-etre iroz-vous a Moscou dans les premieres semaines du Careme pour y donner des concerts⁵. Dans tous les cas, je n'aurai besoin de votre fusil que vers la moitie du mois d'avril, epoque de l'arrivee des becasses.

   Ce que vous me dites de Mr Boulgarine et de son opinion sur mon compte serait de nature a m'etonner, si je ne connaissais pas l'individu. Apprenez donc que ce meme Mr Boulg<arine>, apres m'avoir fait tout le mal qu'il a pu (je ne parle pas de ses critiques), apres avoir imprime dans "L'Abeille du Nord", a propos de ces memes "Memoires d'un Chasseur", que je ne savais pas la grammaire (sic)⁶ et que je detestais la Russie - rien que cela! - a fini par composer un petit article (apres mon eloignement), lequel article tend a prouver par a b que je suis un mechant ecrivain, un calomniateur, et un homme a opinions... pendables⁷. Si tout cela l'amuse, tant mieux; pour moi, cela ne me fache gueres - seulement, vous conviendrez qu'il me serait difficile d'ajouter foi a ce qu'il vous a dit. Il n'est pas de тел amis, vous a-t-il declare; j'espere bien ne jamais meriter de l'etre; je suis en trop bonne compagnie dans ses haines.

   Mon cher ami, tachez de tuer un ours, mais la, un vrai, un gros. Seulement, ne faites pas d'imprudence, ne prenez pas de froid. Vous savez que le climat de Petcrsbourg ne plaisante avec personne, avec vous moins qu'avec tout autre. Soyez prudents dans vos repas, mangez des gelinottes a force, c'est tres sain, et je crois me rappeler que vous les aimez.

   Vous me direz le prix de votre fusil, je vous enverrai en meme temps les cent et quelques francs que je vous dois. Avant votre depart, vous aurez la pension tout entiere de Pauline. Savez-vous si Humann a recu son argent⁸? Une de vos lettres - une grande de Courtavenel - s'est egaree en route; vous m'y parliez probablement d'Humann. Adieu, cher ami, mille amities a Mr Goulewitch⁹, je suis sur que vous etes tres bien loges chez lui, Je vous serre la main cordialement.

  

  

   Любезный К<онстантин> С<ергеевич>. Давно собирался я писать к Вам, но всё откладывал до прочтенья статьи Вашей в "Московском сборнике"¹. Теперь я ее прочел с большим вниманием - и, насколько я могу судить в этих вещах - согласен с Вами насчет "родового быта". Мне всегда казался этот родовой быт - так, как его представляют Соловьев² и Кавелин³ - чем-то искусственным, систематическим, чем-то напоминавшим мне наши давно прошедшие гимнастические упражнения на поприще философии. Всякая система - в хорошем и дурном смысле этого слова - не русская вещь; всё резкое, определенное, разграниченное нам не идет - оттого мы, с одной стороны, не педанты - хотя зато, с другой стороны.....

   Я русскую историю знаю, как только может знать ее человек, не изучавший источников; суждение мое о ней вытекает более из сочувствия к тому, что теперь делается в русской жизни; стоит хорошенько присмотреться к современному распорядку деревенскому, чтобы понять невозможность соловьевского родового быта⁴. Собранные Вами факты были для меня интересны и новы - взгляд Ваш верен и ясен - но, признаюсь Вам откровенно - в выводах Ваших я согласиться не могу:- Вы рисуете картину верную - и, окончив ее, восклицаете: как это всё прекрасно! Я никак не могу повторить этого восклицания вслед за Вами. Я, кажется, уже сказывал Вам, что, по моему мнению, трагическая сторона народной жизни - не одного нашего парода - каждого - ускользает от Вас - между тем как самые наши песни громко говорят о ней!⁵ Мы обращаемся с Западом, как Васька Буслаев (в Кирше Данилове) с мертвой головой - побрасываем его ногой - а сами... Вы помните, Васька Буслаев взошел на гору, да и сломил себе на прыжке шею. Прочтите, пожалуйста, ответ ему мертвой головы⁶. У меня Кирша Данилов в издании Сахарова - там нет песни, о которой Вы говорите - а, помнится, я читал ее. Я себе выпишу из Москвы особое издание Кирши Данилова⁷.

   Любопытно мне будет знать Ваше мнение о моем последнем произведении⁸. Какой Вы из него выведете вывод? Досадно, что все эти вещи нельзя обсудить на бумаге; в час разговора больше скажешь и больше узнаешь, чем в год переписки. Положение мое теперь весьма исключительное - я спрашивал через губернатора у министра внутренних дел - могу ли я посетить свои деревни, лежащие не в Орловской губернии - мне на днях отвечали отказом⁹. Нечего делать - должно сидеть у моря и ждать погоды. Впрочем, я здесь, по крайней мере, не ленюсь; принялся за свой роман¹⁰ и написал пять глав.

   Прощайте, добрый К<онстантин> С<ергеевич>. Когда-то бог приведет увидеться? Жму Вам дружески руку и остаюсь

  

  

   Получил я Ваше письмо от 1-го янв<аря>¹, любезный Сергей Тимофеевич - и благодарю за память обо мне. Согласен с Вами, что прошлый год был действительно тяжелый год - что будет дальше? Нельзя надеяться, чтобы холера не пожаловала к нам, хотя доктора до сих пор утверждали, что она никогда не идет с запада на восток; но в наше время не одни докторские теории опровергаются событиями. Впрочем, она может к нам прибыть также с юга, из Персии. Что будет - то будет - а унывать не к чему.- Мы до сих пор не получали здесь ни одной газеты - и потому я еще но знаю попала ли моя статья о Вашей книге в 1-й No "Современника"²; после невероятных, даже теперь невероятных фактов ценсурных, сообщенных Вами в Вашем письме ко мне³ - я не удивлюсь, если и мою невинную статейку исказят⁴; в таком случае я Вам пошлю ее в оригинале.- Я думаю, что Ив<ан> Сер<геевич> (которому я писал недавно) теперь уже получил от Кетчера мою последнюю вещь⁵; жду Вашего мнения о ней. От Анненкова (автора "Провинциальных писем") я получил отзыв одобрительный⁶. Анненкова не должно судить по его "Письмам" - в нем собственно таланта немного - но он человек чрезвычайно умный, с тонким и верным вкусом; издание Пушкина, которое он готовит - будет классическое; он мне читал отрывки из биографии Пушкина, написанной им - превосходные но мастерству изложения, ясности и теплоте воззрения⁷.- С нетерпением жду Вашей биографии Загоскина в 1-м No "Москвитянина", Должно надеяться, что ценсоры наконец придут несколько в себя.- Анненкова я ждал к себе в деревню - но он должен был спешить в Петербург,- У меня на праздниках были маскарады: дворовые люди забавлялись; а фабричные с бумажной фабрики брата приехали за 15 верст - и представили какую-то, ими самими сочиненную, разбойничью драму. Уморительнее этого ничего не возможно было вообразить - роль главного атамана исполнял один фабричный - а представителем закона и порядка был один молодой мужик; тут был и хор вроде древнего, и женщина, поющая в тереме, и убийства, и всё, что хотите:- язык представлял смешение народных песен, фраз a la Marlinski⁸ - и даже стихов из "Дмитрия Донского"⁹. Я когда-нибудь опишу это подробнее. Впрочем, эту драму сочинили, как я потом узнал, не фабричные; ее занес какой-то прохожий солдат.- Передайте, пожалуйста, прилагаемый листок Константину Сергеевичу¹⁰. Будьте здоровы, веселы и меня не забывайте. Дружески жму Вам и всему Вашему семейству руки и остаюсь

  

  

   Вчера получил я первый No "Москвитянина", любезный и почтенный Сергей Тимофеевич - и вчера же прочел Вашу биографию Загоскина. Я не читал подобной биографии на русском языке! По глубокому и ясному пониманию характера и таланта того человека, которому она посвящена, по теплоте сочувствия, разлитого в каждой строчке, по внутренней ее соразмерности и спокойному мастерству изложения биография эта может назваться образцовой¹. Иные выражения - изумительны своей меткостью. Особенно поразило меня то место, где Вы говорите, что, читая Загоскина, "чувство народности незаметно поднимается со дна души"². Это совершенно верно. Я сожалею только об одном: зачем Вы поместили две выдержки из сочинений З<агоскин>а? Кроме того, что З<агоскин> именно такой писатель, которого по выдержкам судить нельзя - они (особенно куплеты) уже слишком незначительны и могут неверно подействовать на читателя³. "Мирошева"⁴, которого я не читал, я теперь непременно прочту - что же касается до "Милоелавского" - то я знал его наизусть; помнится, я находился в пансионе в Москве в 31-м году (мне был 12-й год) - и нам по вечерам надзиратель наш рассказывал содержание "Ю<рия> М<илославского>". Невозможно изобразить Вам то поглощающее и поглощенное внимание, с которым мы все слушали; я однажды вскочил и бросился бить одного мальчика, который заговорил было посреди рассказа. Кирша, земский ярыжка, Омляш - боярин Шалонский - все эти лица были чуть не родными всему нашему поколению - и я до сих пор помню все малейшие подробности романа⁵. Да, такая народность завидна - и дается немногим! В 32-м и 33-м году я часто видывал Загоскина в доме моего отца⁶. Некоторым он был очень дружен; впечатление, которое он производил на меня, далеко не соответствовало уважению, которое я питал к его роману - впрочем, это было не уважение - а какое-то горячее дружелюбное чувство - как бы к старшему брату (я говорю о Юрии Мил<ославско>м). Причина, почему я перед самим Загоскиным не благоговел, была двоякая - с одной стороны, он слишком был прост и добр, иногда даже спорил со мной - а мальчишка, каким я был тогда, не может благоговеть перед тем, кто становится с ним рядом - с другой стороны, в З<агоскин>е была какая-то добродушная хвастливость насчет женщин, которая мне тем более не нравилась, что он обыкновенно в этих случаях выражался французским, весьма неправильным языком. Но вспоминая всех тех литераторов, с которыми мне потом пришлось сблизиться - и из которых едва ли один стоил Загоскина - приводя себе на память всю их мелочную раздражительность, кичливое самолюбие и ломание (я уже не смею упоминать о собственных грехах в этом роде) - я не могу довольно надивиться скромности автора, который действительно некоторое время не имел себе равного в народной любви - да и до конца сохранил ее; - Загоскин, с которым я, 13-летний мальчишка, мог обходиться бесцеремонно - был отличный человек!

   Желаю я, чтобы моя статейка о Вашей книге хотя отдаленно могла Вам понравиться так, как Ваша биография мне понравилась⁷.

   Доставил ли Кетчер Ив<ану> Сергеевичу "Постоялый двор" и прочли ли Вы его - и если прочли - какого Вы о нем мнения⁸. Так как совершенно неизвестно, когда мы с Вами увидимся - а мне хочется подвергать мои произведения Вашему суду, то я постараюсь распорядиться так, чтобы список с 1-й части моего романа достался Вам в руки - только это между нами. Она будет состоять из 12 глав - я уже написал семь⁹.

   Я уверен, что Вы обратили внимание на повесть о Фроле Скобееве в первом No "Москвитянина". Это чрезвычайно замечательная вещь. Все лица превосходны, и наивность слога трогательна¹⁰. - Но стихотворения Щербины¹¹ мне еще менее по вкусу, чем стихи г-жи Павловой или Растопчиной - это какой-то любострастный писк, который нам хотят выдать за античность! И хоть бы стихи были хороши! Нет - этакого рода поэзия не годится никуда.

   Прощайте, добрый С<ергей> Т<имофеевич>, будьте здоровы и веселы.- У нас с 12-го янв<аря> стала холодная, солнечная погода - вероятно, и у Вас также. Холерные случаи попадаются здесь довольно часто - но пока ничего слишком худого нет.- Егеря мои колотят множество зайцев - я очень зябок и на эту охоту не хожу. Кормятся у меня 12 куропаток - в марте выпущу их на развод. На днях послал охотника в степную деревню с поручением поймать и привезти еще.

   Крепко жму Вам и всему Вашему семейству руку и остаюсь

   P. S. Правда ли, что Катков женится и переезжает в Петербург?

  

  

   J'ai recu votre seconde lettre¹, ma bonne et chere Madame V<iardot) et je vous avoue que je suis fort inquiet, ce cholera qui visite la maison que vous habitez² et puis cette imprudence de V<iardot> ... Est-il enrage avec ses ours! Dites-lui donc qu'il ne faut pas plaisanter avec notre hiver. Je me rappelle qu'il se sentait plus mal chaque fois qu'il avait fait une excursion. Qu'il se resigne a ne pas sortir de Petersbourg, comme moi a ne pas y entrer.

   Je recois "L'Abeille du Nord" et j'y ai lu avec un veritable plaisir les deux articles de B<oulgarine> et de Theoph<ile> Tolstoi³. Pourquoi faut-il que ces deux individus nie soient si antipathiques? Th. Tolstoi, artiste manque, litterateur manque, haineux, perfide et rampant, plein d'un fiel aigri, qui n'est aussi qu'un venin manque, est, jecrois, plus desagreable que B<oulgarine>. Je l'ai souvent vu dans le courant de l'hiver passe, nous nous sommes dit des m'amours tout plein et je sais qu'il ne peut me souffrir: il a attribue a mon influence sur Kraiewski la non-acceptation d'un detestable roman, dont il avait eu toutes les peines du monde a accoucher - en voila assez pour toute une vie de haine⁴. Les litterateurs sont en general une assez mauvaise race; ceux qui le sont a demi ne valent rien. Observez les mouvements de sa bouche et de ses sourcils, pendant qu'il debite ses mielleuses paroles, quelles vilaines agitations de queue de chat! Je vous prie, que ceci reste strictement entre nous. Mr Theophile est un homme dangereux et il est si facile de me nuire.

   La petite tabatiere dont je vous parle dans ma derniere lettre⁵ n'a pu etre expediee que mercredi (avant-hier). Un petit cercle en carmeline sous le couvercle est casse en trois endroits, mais il est facilement remplace. Je vous le dis pour que vous ne pensiez pas a un accident pendant le voyage. D'ailleurs, ce qu'il y a de vraiment joli dans cette boite, c'est le petit chien en mosaique.

   Je suis heureux d'apprendre que votre voix est en bon etat, je vous conjure seulement de vous menager et de ne pas bruler vos vaisseaux comme en 44 et 45⁶.

   Irez-vous a Moscou pendant le careme pour y donner des concerts⁷?

   Des lettres de Petersbourg confirment ce que vous dites de votre "personal appearance". Tout le monde s'accorde a dire que vous avez l'air plus jeune et plus frais qu'il y a sept ans⁸. Cela me fait desirer plus vivement encore votre daguerreotype, quoique je sache bien que c'est une carrica-ture (sic) plutot qu'une ressemblance. Cependant, mes yeux sauront bien demeler le changement survenu dans vos traits. Je vous prie de ne pas me faire attendre longtemps.

   Ici tout va son petit bonhomme de chemin. Il fait bien froid depuis 10 jours - je n'ai pas d'autre nouvelle a vous donner. Je ne sais si je vous ai dit que depuis la nouvelle annee j'ai chez moi mon oncle avec toute sa famille. Nous sommes assez nombreux, nous nous mettons douze a table! Tutchef, sa femme, la soeur de sa femme (cette grande et insipide demoiselle, vous savez, qui, du reste, je lui rends cette justice, ne me vise pas du tout)⁹, leur mere¹⁰, une demoiselle de compagnie, mon oncle, sa femme¹¹, la soeur de sa femme¹², deux autres soeurs demeurant dans le voisinage, une vieille bonne et moi. Les femmes sont en majorite, comme vous voyez, mais en fait de femmes il n'y a que Mme T<utchef>! qui soit remarquable. Les autres - "peuple de poules". Cela me fait penser a Courtavenel et aux gloussements que j'eus pour reponse pendant toute une journee... Helas! Tous ces souvenirs ne sont plus que des ombres.

   Les lettres de P<etersbour>g arrivent ici le cinquieme jour, quelquefois le sixieme.

   Adieu, chere et bonne amie, a bientot. J'attends avec impatience la continuation de votre journal. Mille amities au bon Viardot. Je vous baise les mains avec tendresse et vous souhaite sante et bonheur.

  

  

   Pour V<iardot>.

   Mon cher ami, si je pouvais etre sur que votre sante se retablit completement¹ - je serais presque tente de benir cet accident, qui, en vous prouvant encore une fois toute la perfidie du climat, de P<etersbour>g - vous rendra prudent desormais.- J'espere que vous vous tiendrez pour bien averti cette fois - et que vous laisserez les ours sucer leurs pattes en paix.

   Je suis aux prises avec un marchand, qui ne veut me donner que 7 r. 25 k. (papier) pour mon tchetwert de ble, tandis que j'en demande 8.- L'un de nous remportera la victoire l'un de ces jours - et je vous enverrai aussitot la pension de Pauline² avec le prix du fusil; vous pourrez me l'envoyer quelques jours avant votre depart par le comptoir Iazykoff - ou bien si vous allez a Moscou - emportez-le avec vous; mon frere possede une maison a Moscou - et sa femme y demeure - un domestique viendra chercher le fusil.- Ce sera le plus simple.- D'ici la - recevez mes remerciements pour la preference et pour la poire a poudre.

   Mon cher ami, ce qui vous distingue surtout - c'est le bon sens judicieux de votre esprit. Vous en avez autant en espagnol qu'en francais - et votre opinion est toujours la bonne.- Nous nous verrons quand il plaira a Dieu - et pas avant.- Esperons que ce ne sera pas a une epoque trop eloignee.

   Un de mes meilleurs amis, un Mr Leon Waxel, desire faire votre connaissance. S'il vient vous voir, je vous le recommande de toutes mes forces.- C'est un excellent chasseur - un parfait "gentleman" dans la meilleure acception de ce mot.- Je suis sur qu'il vous plaira - sa figure predispose en sa faveur - et je me trompe fort, si Mme V<iardot> ne voudra pas avoir son energique et belle tete dans son album³. - A propos - je la prie le m'envoyer son daguerreotype.- Si vous y ajoutiez le votre, je n'en serais que