Тургенев Иван Сергеевич - Письма (1850-1854)

francs de pension - je vous enverrai en meme temps une lettre pour Mlle Renard.

   Vous ne me dites rien de vous-meme - il y a deja longtemps que j'ignore a peu pres ce que vous faites.- Je crains fort que nous ne tenions plus que par le bout des doigts - et il me semble que je les sens m'echapper tout a fait... Du reste, il est difficile de conserver le courage et la tenacite de l'affection devant un avenir aussi sombre, aussi incertain - devant l'impossibilite presque complete de se revoir avant que le dernier rayon de la jeunesse ait disparu. - Cependant, il faudrait pouvoir le faire! - Ce n'est pas moi dans tout les cas qui lacherai votre main - cette main qui m'a ete si douce et si bienfaisante - ne m'oubliez pas, je vous prie, et prouvez-le moi, ne fut-ce que rarement.

   Que vous dirai-je de moi-meme? - Les interets particuliers disparaissent dans les grandes crises historiques.- Notre pays se prepare avec resolution et vigueur a la lutte qui va eclater; tout le peuple, a partir des classes les plus elevees jusqu'au plus humble paysan, est avec le gouvernement - nos 65 millions d'hommes ne font qu'un dans ce moment - soyez-en bien sure - et c'est ce que l'Europe ignore. Cette unite d'action, de sentiment, de volonte est quelque chose d'imposant et de bien fort - elle nous ferait braver le monde entier - et je le dis avec conviction - quoi qu'il advienne - nous ne reculerons pas de l'epaisseur d'un cheveu - vous verrez.- On ne connait pas notre force - et nous ne la connaissons nous-memes que quand on nous provoque.- La Russie se leve en ce moment comme en 1812².

   Je compte rester ici jusqu'au commencement d'avril (vieux style) - c'est-a-dire encore cinq semaines.- D'ici j'irai directement a Spasskoie, je ne m'arreterai que peu de temps a Moscou. Il faut que je sois a Spasskoie le jour de Paques - (qui aura lieu le 11/23 avril)³. Vous m'ecrivez par l'entremise de la p-sse M<estcherskaia>.- N'auriez-vous pas recu mes 2 lettres ou je vous donne mon adresse - Grande rue des Ecuries, maison Weber, logement n®25? - Ecrivez-moi, des que vous aurez recu cette lettre.-

   Ma sante va assez bien - mes affaires idem. Du reste, rien de nouveau.-

   Mille amities a V<iardot> et a tous les bons amis. J'embrasse vos cheres mains - et vous souhaite tout le bonheur imaginable.- Je le repete, avant quinze jours vous aurez l'argent et la lettre pour Mlle Renard, Adieu, theuerste Freundinn.

  

   Я в весьма нелепом положении - ежеминутно ожидаю из деревни денег и всё денег нету! Можете Вы мне прислать 25 руб. серебр.? Я Вам очень был бы благодарен. Да что мы давно не видались. Приходите сегодня вечером - т. е. после обеда - если не боитесь веселой болтовни во время поста.

   Четверг 25 фев. {Было: 23}

  

  

   Спешу ответить хотя немногими словами, на Ваше письмо от 15-го фев<раля>¹, любезный и добрый Сергей Тимофеевич. Пишете Вы мне, что слышали, будто я отправляюсь на Кавказ² - но это несправедливо; я имею намерение провести лето в деревне³ - если здесь не произойдут какие-нибудь необыкновенные события - и в первых числах апреля во всяком случае, если буду жив, буду у Вас в Абрамцеве⁴.- Я на днях познакомился с одним кн<язем> Оболенским (кажется, Юрием)⁵, который много мне говорил о Вас. Заранее радуюсь нашему свиданию и нашим разговорам.

   Ожидаю с нетерпением нового издания книги "Об уженье" и исполню Ваше желание на ее счет⁶.

   Письмо от Берса должно было быть помещено не в 9, а в 3 кн<ижке> "Современника", но отложено до 4-го, т. о. до апрельского номера⁷.

   Могу сообщить Вам приятное известие - Пушкин, наконец, начнет печататься⁸. Слух о дороговизне нового издания до Вас дошел ложный; напротив - оно, сколько я знаю, будет сравнительно - очень дешево.

   Господин⁹, которому я поручил доставить Вам рукопись "Постоялого двора" - потерял ее - придется велеть переписать ее снова.

   До свиданья, добрый Сергей Тимофеевич, будьте здоровы и веселы - кланяйтесь всем Вашим. Дружески жму Вам руку.

   P. S. Письмо это кончено 4-го марта.

  

  

   Очень Вам благодарен, добрый и почтенный Сергей Тимофеевич, за присланную книгу "Об уженье"¹ - я перечел ее с наслажденьем и предоставляю себе удовольствие поговорить о ней в "Современнике" - так что она не поспеет к апрельской книжке². "Семейную хронику"³ я еще не успел прочесть, но слышу великие похвалы со всех сторон.

   Я выезжаю отсюда через неделю - в Москве пробуду только день Светлого воскресения⁴ - но увижусь с Вами {Далее зачеркнуто: в половине} в начале мая, т. е. на обратном пути из деревни, где я пробуду не более трех недель⁵.- Я здесь нанял дачу в Петергофе, чтобы быть на месте действия или, выражаясь правильнее, чтобы не слишком отдалиться от центра, куда будут приходить все известия⁶. В мае месяце я у Вас проведу дней 5. Вы мне, кстати, покажете, как должно удить - ведь май месяц, говорят, лучшее время для уженья. Наговоримся вволю.

   Итак, до свиданья около 5-го мая. Надеюсь найти Вас тогда веселым и бодрым, крепко жму Вам руку, кланяюсь всем Вашим и остаюсь навсегда

  

  

   Любезный Константин Николаевич, я получил вчера Ваше письмо¹. Не могу не поблагодарить Вас за выражения участия, которыми оно исполнено - но должен Вам объяснить, что дело, о котором идет речь (моя женитьба), лишено всякого основания. Особенно повергло меня в изумление имя моей нареченной невесты². Я бы едва ли более удивился, если б узнал, что китайский император пожаловал меня мандарином. Не могу понять, откуда распространился этот слух?

   Прочие воззрения на здешнюю мою жизнь, сообщенные Вам рассказчиком, о котором Вы говорите - также мало сходны с истиной. Я действительно был однажды случайно на вечере представлен одной высокой особе и разговаривал с ней десять минут³ - впрочем, живу здесь очень уединенно.

   Все Ваши замечания насчет брака очень справедливы - и я, вероятно, когда-нибудь кончу, как все - женитьбой, но это время еще не настало. Для Вас же я не могу слишком горевать, что Ваши предположения на тот же счет рушились - мне почему-то кажется, что эдак лучше⁴.

   Я рад, что скоро наступит для Вас эпоха деятельности - и желаю только, чтобы здоровье Ваше не пострадало от перемены климата⁵.

   Я намерен прожить лето в окрестностях Петергофа - не хочется, в такое время, удаляться от места действий⁶. Но я на днях съезжу недели на две в деревню и - может быть, увижу Вас проездом⁷.

   Еще раз благодарю Вас за Ваше участие, желаю Вам всего хорошего и остаюсь

  

  

   Пишу Вам сегодня только несколько строк, любезный Сергей Тимофеевич, для того, чтобы уведомить Вас, что я выезжаю отсюда во вторник 11-го числа (раньше я с делами справиться не мог), буду в Москве 12-го, а у Вас, если буду жив, 43-го обедаю. 14-е число - самый поздний срок¹. Итак, до скорого свидания - заочно жму Вам руку и остаюсь

  

  

   Пишу к Вам, любезный и почтенный Сергей Тимофеевич - по миновании обоих майских Михайловых дней (Вы помните?), в которые ничего особенного со мной не случилось¹. Я поселился здесь в небольшом домике колониста, в двух верстах от Петергофа - и в полуверсте от моря, которое видно из моих окон над верхушками соснового леса. Завел себе лошадь и таратайку - и располагаю здесь прожить до осени².

   К сожалению, погода у нас до того невыразимо гадкая, что и сказать нельзя. Холод, дождь, ветер воет и ноет - тоска! Куда девались красные дни, которые тешили нас в Абрамцеве!³ Надо вооружиться терпеньем. Вот буквально пришлось: сидеть у моря и ждать погоды.- В Кронштадт, который отсюда всего в пяти верстах - я еще не ездил. Англичане, говорят, близко - но носу к нам сюда еще не кажут⁴.

   Поговорим немного о литературных новостях. Во-первых - скажу Вам, что я познакомился со вдовою Баратынского⁵ (совершенно сумасбродная женщина - между нами сказать) - и она мне вручила альбом, куда она вписала всё, что осталось от ее мужа, письма и пр. Можно будет составить довольно любопытную статью⁶.- От Толстого, автора "Истории моего детства", прислана повесть, продолжение первой, под названием "Отрочество" - говорят, превосходная⁷.- В Париже появился перевод моей книги⁸ - с длинным предисловием - то-то, я думаю, насказано вздору!

   Баратынский не поэт в единственно истинном, в пушкинском смысле - но нельзя не уважать его благородную художническую честность⁹, его постоянное и бескорыстное стремление к высшим целям поэзии и жизни. Константину Сергеичу он бы понравился, несмотря на свое западничество. Ума, вкуса и проницательности у него было много, может быть, слишком много - каждое слово его носит след не только резца - подпилка - стих его никогда не стремится, даже не льется. Вот Вам неизданное его стихотворение (которое не давайте списывать) - в нем довольно верно выразились все особенности его музы:

  

   Когда твой голос, о поэт,

   Смерть в высших звуках остановит -

   Когда тебя во цвете лет

   Нетерпеливый рок уловит -

   Кого закат могучих дней

   Во глубине сердечной тронет?

   Кто в отзыв гибели твоей

   Стесненной грудию восстонет?

   И тихий гроб твой посетит -

   И над умолкшей Аонидой,

   Рыдая, пепел твой почтит

   Нелицемерной панихидой?

   Никто! - Но сложится певцу

   Канон намеднешним зоилом -

   Уже кадящим мертвецу,

   Чтобы живых задеть кадилом¹⁰.

  

   Отголосок великой, нашей классической эпохи слышится в форме стиха Баратынского.

   Некрасов - которого Вы так не любите - написал несколько хороших стихотворений, особенно одно - плач старушки-крестьянки об умершем сыне¹¹.

   Адресе мой очень прост: в Петергоф. Я уже распорядился здесь на почте - письма будут мне доставляться. Пожалуйста, напишите мне два слова о себе, о Вашем житье в Абрамцеве, которое я так душевно полюбил. Поклонитесь, прошу Вас, Вашей супруге и всему Вашему семейству. Жму Вам и Константину) Сергеевичу) руки дружески и остаюсь

  

  

   Спешу известить тебя, милый дядя, что седло и 300 руб. сер.- получены мною в исправности. Здоровье мое порядочно - и я провожу время довольно приятно. В Петербург я не езжу - ибо там холера необыкновенно сильна.

   Жилеты тебе давно высланы, и ты, я думаю, уже получили их.

   ^гЕсли буду жив, в первых числах сентября непременно буду в Спасском¹. Рекомендую тебе мою верховую лошадь - а также и сад, чтобы развалины понемногу исчезли. Желаю тебе и всем твоим здоровья и всего хорошего - да скажи в конторе, чтобы они писали не - а Дома Брауна, но - Адама Брауна - на адрессе.

   Обнимаю тебя - попроси брата, чтобы он исполнил мою просьбу насчет Ивана.

  

  

   Permettez-moi de reclamer de votre complaisance l'insertion de la lettre suivante¹.

   Il vient de me tomber entre les mains une traduction francaise d'un de mes ouvrages, publie il y a deux ans a Moscou. Cette traduction, intitulee, je ne sais trop pourquoi, "Memoires d'un seigneur Russe", a donne lieu a plusieurs articles inseres dans differents journaux etrangers ².- Vous comprendrez facilement, Monsieur, qu'il ne peut pas me convenir d'entrer en discussion avec mes critiques, d'ailleurs beaucoup trop bienveillants pour moi, mais ce qui me tient a coeur, c'est de protester contre les conclusions que plusieurs d'entr'eux ont cru pouvoir tirer de mon livre. Je proteste contre ces conclusions et contre toutes les deductions qu'on peut en faire, comme ecrivain, comme homme d'honneur et comme Russe; j'ose croire que ceux de mes compatriotes qui m'ont lu ont rendu justice a mes intentions, et je n'ai jamais ambitionne d'autres suffrages.

   Quant a la traduction de M. E. Charriere, d'apres laquelle on m'a juge, je ne crois pas qu'il y ait beaucoup d'exemples d'une pareille mystification litteraire. Je no parle pas des contre-sens, des erreurs, dont elle fourmille, une traduction du Russe ne saurait s'en passer; mais, en verite, on ne peut se figurer les changements, les interpolations, les additions, qui s'y rencontrent a chaque page. C'est a ne pas s'y reconnaitre. J'affirme qu'il n'y a pas dans tous les "Memoires d'un seigneur Russe" quatre lignes de suite fidelement traduites. M. Charriere a pris surtout soin d'orner mon style, qui a du lui sembler beaucoup trop mesquin et trop maigre. Si je fais dire a quelqu'un: - "Et je m'enfuis", voici de quelle facon cette phrase si simple est rendue: "Je m'enfuis d'une fuite effaree, echevelee", comme si j'eusse eu a mes trousses toute une legion de couleuvres, commandee par des sorcieres. Un lievre poursuivi par un chien devient sous la plume enjouee de mon traducteur "un ecureuil qui monte sur le sommet d'un pin, s'y place debout et se gratte le nez". Un arbre qui tombe, se transforme en "un geant chevelu qui s'etait ri des assauts seculaires de plusieurs milliers d'insectes, et qui s'incline solennellement et sans hate vers la terre, sa vieille nourrice, comme pour l'embrasser, en expirant sous la morsure d'un fer tranchant, emmanche par l'homme d'un fragment de bois, que l'arbre avait peut-etre fourni lui-meme"; une vieille dame "passe du chocolat au safran, puis au cafe au lait, tandis que des bouquets de poil jaune et frise s'agitent sur son front et que ses yeux clignotent avec un mouvement aussi rapide que la fleche coureuse de la pendule, qui bat soixante fois a la minute", etc., etc., etc. Vous imaginez-vous mon etonnement? Mais voici quelque chose de bien plus fort encore. Dans le chapitre XVII, a la page 280, M. Charriere introduit un nouveau personnage, qu'il decrit longuement et avec complaisance, une espece de colporteur, de marchand d'allumettes chimiques... Que sais-je? Eh bien! il n'y a pas un mot de tout cela dans mon livre, parla bonne raison qu'un semblable personnage n'existe pas en Russie. Ce qu'il y a de plus curieux, c'est qu'en parlant precisement de ce chapitre dans sa preface, M. Charriere previent le lecteur que "les preparatifs de l'auteur peuvent paraitre un peu longs a notre impatience francaise". Vous concevez, Monsieur, qu'avec un pareil systeme de traduction, on peut donner pleine carriere a sa fantaisie; aussi, M. Charriere ne s'en est-il pas fait faute. Il taille, il coupe, il change, il me fait pleurer et rire a volonte, il me fait ricaner, et c'est ce dont je lui en veux le plus; il a l'horreur du mot propre, il met une queue en trompette au bout de chaque phrase, il improvise toutes sortes de reflexions, d'images, de descriptions et de comparaisons. Il est possible que toutes ces improvisations soient charmantes et surtout pleines de gout, mais, je le demande a M. Charriere lui-meme, comment ne sent-il pas, qu'en ajoutant tant de belles choses au texte de mon ouvrage, il le prive par cela meme du seul merite qui pourrait le recommander a l'attention des lecteurs francais, du merite de l'originalite? Je remercie beaucoup M. Charriere ae toutes les amabilites dont, sa preface est remplie, mais n'est-il pas un peu etrange de louer l'esprit de quelqu'un, quand on vient de lui en preter tant du sien?

   Agreez, etc.

  

   P. S. Je vous demande pardon d'ajouter un Post-Scriptum a une lettre deja si longue. Mais, parmi les contre-sons dont j'ai parle plus haut, il y en a deux ou trois de si piquants, que je ne puis me refuser le plaisir de les citer. Page 104, on trouve la phrase suivante: "Les chiens faisaient 1onr-ner leur queues... dans l'attente d'un ortolan". D'ou vient cet ortolan? Il y a afsianka dans le texte, et le dictionnaire, consulte par M. Charriere, ne lui aura probablement pas dit qu'afsianka signifie aussi patee pour les chiens. Page 380, le lecteur est tout surpris d'entendre parler (la scene se passe au fin fond de la Russie) "des allees et venues continuelles des noirs, occupes gravement du service". Des noirs??! Voici l'explication de l'enigme: M. Charriere a confondu les mots arapnik, fouet de chasse, et arap, negre, et il a arrange la phrase en consequense. Page 338, on voit un dignitaire donner sa main a baiser a un general (!)... Du reste, je soupconne ici M. Charriere de s'etre trompe a dessein. J'en passe, et des meilleurs, mais il est temps que je m'arrete.

  

  

   После долгого молчанья берусь опять за перо, любезный Сергей Тимофеевич, и прежде всего благодарю Вас за Ваше милое письмо от 11-го июня¹, на которое я до сих пор, к стыду моему, не отвечал. Я только третьего дня вернулся с поездки (за 160 верст) на тетеревов и белых куропаток. Ездил долго - дней 16- и только к самому уже концу отыскал отличные, истинно царские места ne множеству дичи и удобству стрелянья. Недостаток проводников, хорошо знавших местность, и собственная недогадливость были тому причиной - а эти превосходные места были всего в 10 верстах от села, где я поселился. Впрочем, я своей поездкой был доволен - чувствовал себя совершенно здоровым - да оно и не мудрено было при удивительной погоде, которая стоит у нас уже около двух месяцев. Теперь вычистил ружье - даю отдыхать собаке - и жду дупелей - а на вальдшнепов поеду к себе в деревню около 10-го сентября.

   Я Вам не писал о тех планах, которые у меня были в голове во время пребывания моего в Абрамцеве - потому что все эти планы упали в воду² - карты сказали правду.

   Получил я наконец французский перевод моих "Записок" - и лучше бы, если б не получил их! Этот г-н Шарриер чёрт знает что из меня сделал - прибавлял по целым страницам, выдумывал, выкидывал - до невероятности - вот Вам образчик его манеры: у меня, напр., сказано: "я убежал"; он переводит эти два слова следующим образом: "Je m'enfuis d'une course folle, effaree, echevelee, comme si j'eusse eu a mes trousses toute une legion de couleuvres, commandee par des sorciers". И всё в этаком роде. Каков бессовестный француз - и за что {Далее зачеркнуто: он} я теперь должен превратиться, по его милости, в шута?³

   Здесь все - и, разумеется, начиная с меня - в восторге от Вашего "Шушерина"⁴. Это просто прелесть - а что касается до слога - мы все у Вас должны учиться. Отголосок этих мнений Вы найдете в августовском "Современнике" - в фельетоне Панаева⁵. Очень я рад, что Вы продолжаете Ваши драгоценные "Воспоминания". Да не пришлете ли Вы что-нибудь для "Современника"? - хоть статью о Державине⁶. Они бы Вам в ножки поклонились. Если вздумаете, пришлите на мое имя - до 10-го сентября.

   Я думаю пробыть у себя в деревне до половины октября - и непременно Вас в конце октября увижу.

   О политических делах Вам не пишу - ничего важного в последнее время не случилось - кроме блистательного отражения первого приступа французов к Аланду. Они кончат тем, что возьмут его⁷ - превосходство сил слишком велико - но он им станет дорого. Когда английский флот был здесь - мы ездили смотреть его на Красную Горку за 50 верст отсюда⁸.

   Прощайте, любезный и добрый Сергей Тимофеевич. Желаю Вам всего хорошего, начиная с здоровья. Передайте мой дружеский поклон всему Вашему семейству - и в первом письме к моему тезке⁹ - поклонитесь ему от меня. Где он теперь и что делает? К<онстантин>а С<ергеевич>а обнимаю. До свиданья - в октябре, если бог даст.

   (на обороте).

  

   Суббота, 14-го авг<уста>.

   Письмо это, по недоразумению, не было отнесено на почту - отправляю его сегодня. В "Journal de St-Petersbourg" поместили мое письмо к редактору насчет шарриеровского перевода¹⁰. Будьте здоровы.

  

  

   Любезный П<авел> В<асильевич>. Спасибо Вам за исполнение поручения и за то, что не забыли написать о нем¹. Вот умница! - Мы с Некрасовым здесь уже с неделю², каждый день ходим на охоту (вальдшнепов, однако, не очень много), я чуть было не выколол себе глаз об ветку - и два дня сидел дома - впрочем, всё обстоит благополучно. Теперь 7-й час утра, и я Вам пишу это, собираясь на охоту.- Пожалуйста, пишите к нам, сообщайте известия и - главное - не проигрывайте 30 рублей серебром³! Это совершенно неприлично.

   Жму Вам руку и остаюсь

  

  

   Представьте, какое странное наше положение, любезный Анненков - погода удивительная - и именно потому, что она удивительная и дождей нету - и вальдшнепов у нас нету - и стрелять решительно не по чем. Впрочем, мы здоровы - и Некрасов даже работает. Он еще не знает наверное, когда вернется в Петербург¹ - может быть, скоро. Но вот в чем дело - представьте - библиотеку Б<елинског>о², которую я нашел здесь, кто-то бессовестно ограбил: нет ни Гоголя, ни Пушкина, ни самых интересных годов "Современника" и "О<течественных> записок" и т. д. и т. д. Это ужасно досадно! Помнится, я у Вас видал каталог этой библиотеки³ - пришлите мне его, пожалуйста, как можно скорее - он мне очень нужен. Я в Петербург не прибуду раньше половины ноября. Будьте здоровы - кланяйтесь всем и Тургеневым⁴, если увидите их.- Известите о Пушкине, если что выйдет благоприятное⁵, и вообще не оставляйте известиями.

  

  

   С 22-го сентября нахожусь я здесь, любезный и почтенный Сергей Тимофеевич, но охотился очень плохо - вальдшнепов совсем почти не было - ранние ночные морозы; и последних прогнали. Куропаток тоже очень мало и перепелов - словом - плохо дело! - Я со вчерашнего дня повесил ружье на крючок и хочу приняться за работу - непременно окончу две обещанные Вам статейки¹ и привезу их в Абрамцево через месяц²; раньше я отсюда не выеду. Надеюсь, что застану вас всех в добром здоровье - и наговоримся тогда вдоволь о том, о чем писать невозможно в двух словах. Веселы ли будут беседы наши - бог весть - но знаю наверное, что время я проведу в Абрамцеве приятно. Напишите мне, не ждете ли Вы к тому времени Ивана Сергеевича домой ³- а адресе мой всё тот же: Орловской губернии, в город Мцеиск. Извините, пожалуйста, краткость этого письма - поздно хватился - и боюсь опоздать на почту.

   Итак, до свидания - крепко жму вам всем руки и остаюсь

   P. S. Ценсура, говорят, сильно исказила "Отрочество" в 10-м No "Современника"⁴ - а все-таки прочтите и скажите Ваше мнение.

  

  

   Посылаю тебе, любезный Некрасов, письмо, пришедшее на твое имя в середу¹.

   После тебя сделалась теплая погода - но вальдшнепов нет - и, видно, не будет.

   Ездил я на куропаток - но опять нашел только один помет. Убил 2 гаршнепов, Исаев убил 1 тетерева, Афанасий² - зайца и утку и несколько перепелов.

   Собаки твои здравствуют.

   Не забудь напомнить Анненкову о каталоге³ - и также не оставляй меня известиями.

   Надеюсь, что ты прибыл благополучно и, по мере возможности, здоров.- Надеюсь также, что "Современник" выслан⁴.

   Жена Порфирия⁵ очень мила и умна - я очень рад его удаче.

   За работу еще не принялся, по, вероятно, с завтрашнего дня примусь.

   Прощай - кланяйся всем добрым приятелям.

   С. Спасское.

   8-го октября 54.

  

  

   Вы, верно, пеняете на меня за мое молчание, любезный Константин Николаевич; но вот в чем дело. Письмо¹ Ваше и повесть ("Лето")² я получил, вероятно, по недоразумению, 17-го числа сентября, а 18-го я выехал из Петербурга сюда. Всё, что я успел сделать, было то, что я ее снес Краевскому, которого, однако, не застал дома - и оставил ее с запиской³. Просить у него денег было невозможно - он бы не дал - особенно заочно; я отложил эти переговоры до возвращения моего в Петербург - около 15-го ноября. У "Современников" гроша нет медного⁴. Поневоле пришлось отказаться от удовольствия быть Вам полезным. Надеюсь, что Вы до первых чисел декабря обойдетесь как-нибудь без этой присылки - а к тому времени обещаю добыть Вам хотя часть желаемого Вами. "Лето"⁵ я Ваше прочел; это вещь слишком легкая и малая, чтобы сказать о ней что-нибудь положительного - не дурно, но Вы можете, не то сделать. Какое-то самодовольство проглядывает в манере, которое не совсем приятно. Впрочем, повторяю, это эскиз, по которому ничего нельзя заключить.

   Я бы больше к Вам писал, да не знаю наверное, точно ли вы уже прибыли в Керчь?⁶ Пожалуйста, уведомьте меня; а я на всякий случай написал также Вам в деревню⁷. Я виноват тем, что не написал Вам тотчас после приезда сюда; разные дела этому помешали. Напишите мне из Керчи, там ли Вы и дошло ли до Вас письмо и какой Ваш адресе.

   Пока желаю Вам всего хорошего, здоровья и деятельности, жму Вам руку и остаюсь

  

  

   Что это Вы молчите, любезнейший?¹ Прошу Вас ответить на следующие мои запросы:

   1) У Вас ли каталог библиотеки Белинского - и выслали ли Вы его ко мне, как я Вас просил через Некрасова? Если нет, вышлите его, бога для, немедля².

   2) Были ли вы у кн. Мещерской и как она Вам показалась - и получили ли Вы от нее "П<остоял>ый двор"?³

   3) Видите ли Вы Тургеневых и что делает Ольга Александровна?

   4) Какое впечатление производит "Отрочество"?⁴

   5) Какие последние военные известия?⁵

   6) Вышло ли разрешение на печатание Пушкина и что Вы вообще поделываете?⁶

   Видите ли, есть у Вас о чем писать, была бы охота.- А о моем житье-бытье Вы, вероятно, извещены через Некрасова. Кажется, принимаюсь работать - месяц проживу еще здесь, по меньшей мере. Здоровье изрядно - погода стоит хорошая.

   Напишите мне, по-старому, письмецо с начинкой - уж Вы знаете как. Чтоб было что пожевать - а я Вам за это буду душевно благодарен.

   Прощайте? милейший, и будьте здоровы.

   Ваш

   Ив. Тургенев.

   P. S. Еще вопрос: женился ли Мухортов?⁷

  

  

   Спасибо, любезный друг, что не забываешь меня¹. Я очень рад, что ты благополучно доехал². С самого твоего отъезда морозы прекратились, но вальдшнепы так-таки и не появились, перепела улетели, а куропатки не даются в руки. Я ружье повесил на крючок и понемногу принимаюсь за перо. Статейка о Баратынском почти кончена - письма его все переписаны³.

   Было время, что я с ума сходил от народных песен - и у меня есть различные переводы сербских, мадьярских, финских и других песен - это предприятие Берга очень полезно и хорошо - вот где бьют родники истинной поэзии. Я тебе благодарен за мысль выслать мне эту книгу⁴. "Современник" еще не прибыл - что ты мне ничего не говоришь о том, какое впечатление производит "Отрочество"?⁵ - Пожалуйста, сообщай военные известия⁶ - письма всё днями двумя раньше приходят, чем журналы.

   У Каштанки сделалась чума - но, благодаря моим спасительным порошкам, ему гораздо лучше. Дианка ощенилась сегодня, я велел закинуть щенят.

   Погода стоит чудесная - и барометр всё поднимается.

   Вот тебе все наши новости - чем богаты, тем и рады. Прощай, будь здоров, кланяйся всем. Анненкову пишу с нынешней же почтой⁷.

  

   P. S. Если Ваксель приехал и ты его увидишь, кланяйся ему и расскажи о его щенке. Я на днях напишу ему. Да! я забыл тебе сказать, что я получил от Основского письмо, в котором он мне говорит, что послал тебе еще статью⁸, и просит, чтобы ты следующие ему, по твоему расчету, деньги выслал на имя Александра Михайловича Купфершмита, в Москве, на Сретенке, в Сумниковском переулке, в собственном доме.

  

  

   Посылаю Вам No "Современника", в котором помещена повесть брата Вашей супруги¹ - "Отрочество" - думая, что это будет интересно для Вас. Я давно имея желание с Вами познакомиться; если и Вы с Вашей стороны не прочь от этого, то назначьте мне день, когда мне к Вам приехать, начиная со вторника². Я чрезвычайно высоко ценю талант Льва Николаевича и весьма бы желал знать о нем, где он и что с ним³. Извините мою нескромность - и во всяком случае примите уверение в совершенном уважении, с которым остаюсь

   С. Спасское.

   Воскресение, 17-го окт. 54.

  

  

   Пишу к Вам сегодня, любезный Анненков, собственно для того, чтобы известить Вас, что каталог известной Вам библиотеки¹ нашелся, к великому моему изумлению - у меня в бумагах. А потому извините за причиненное беспокойство. Что Вы мне говорите о связках и т. д., также очень приятно - за всё спасибо. Душевно радуюсь получению разрешения насчет Пушкина² - наконец!

   Я здесь живу очень недурно - одно только меня мучит и не дает работать как бы следовало: тревожное, лихорадочное ожидание известий... В почтовый день я ничего решительно делать не могу. Мы уже знаем о начале бомбардирования...³ Что-то будет, что-то будет!!

   А Вы все-таки напашите мне ответы на те из моих вопросов в прошедшем моем письме, насчет которых я еще в неизвестности. Я на днях познакомлюсь с сестрой Толстого (автора "Отрочества" - скоро не нужно будет прибавлять этого эпитета - одного только Толстого и будут знать в России) - и напишу Вам как и что. Я послал ей сегодня No "Современника", где повесть ее брата⁴. Кстати, не забудьте попросить Некрасова в следующем No "Совр<еменника>" - поправить следующую опечатку: на стр. 153-й на 6-й строке сверху, в стихотворении Баратынского - вм: безсмыслии - читай: безмыслии⁵. Пожалуйста, не забудьте этого - это важно.

   А что сам Некрасов - как его здоровье и что его поездка за границу?⁶

   Поклонитесь от меня, пожалуйста, и очень усердно Тургеневым вообще и О<льге> А<лександровие> в особенности. A какова Мещерская? Вы, я вижу, с ней в больших ладах.

   Я в Петербурге буду около 15-го ноября. К тому времени уже всё разрешится.

   Прощайте, будьте здоровы и не объедайтесь.

  

   P. S. Мне пришла вот какая мысль в голову: пришлите мне, пожалуйста, с тяжелой почтой те книги из библиотеки, которые у Вас; да вместе с ними 12-й No "Совр<еменника>" и 12-й No "От<ечественных> зап<исок>" за 1853 год; эти два номера у меня в Петербурге, да заперты; я как приеду, отдам их. А Гоголь и Пушкин пусть остаются пока у Языкова, если они у него⁷.

  

  

   Перед отъездом моим из Петербурга я раза два забегал к Вам, любезный Лев Николаевич, в надежде увидать Вас; но Вы еще не возвращались из деревни. Теперь, я надеюсь, Вы уже в Петербурге - и мне хочется сказать Вам слова два. Во-первых, благодарю Вас за английский порох, доставленный мне Вашим человеком,- я весь год им стрелял. Охотился я, впрочем, вообще довольно неудачно - даже здесь, чего никогда не бывало, вальдшнепы изменили - и мне не удалось попотчивать ими Некрасова¹. Я полагаю, что Вы уже видели его - и он мог Вам рассказать наши похожденья. Как-то Вы охотились у себя? Щенок Ваш - как бы его не сглазить - вышел красавец писаный, лучше своего отца; Некрасов находит, что он лицом походит на Вальтер-Скотта; действительно, у него удивительно умная голова. К весне это будет настоящий лев. Надеюсь увидеть Вас около 15-го ноября; если б Вам вздумалось к зиме получить Вашего щенка, напишите, и я его привезу; а то пусть останется до весны. Здоровье мое всё это время было весьма порядочно; что Ваша хандра? Не буду Вам говорить о политических событиях, чтобы еще не увеличить ее; но, признаться сказать, много пришлось горьких пережить минут. Авось перемелется².

   Ружья, купленные по Вашей милости, оказались превосходными,- и я всякий раз с благодарностью Вас поминаю.

   А за сим прощайте - будьте здоровы и веселы. Прочтите "Отрочество" в 10-й кн. "Современника". Вот наконец преемник Гоголя! Жму Вам дружески руку, кланяюсь всему Вашему семейству и остаюсь

  

  

   Как Вы поживаете, любезный Дмитрий Яковлевич, и что делает Ваш брат и прочие Ваши товарищи? Дайте о себе весточку и о его (т. е. брата Вашего) судьбе по экзамену¹. Здесь всё по-старому, впрочем, есть и перемены. Бедная Любовь Степановна скончалась в ужасных муках² - а Порфирий женился на прехорошенькой и преумненькой дочери одного управителя - к тому же она артистка - занимается живописью, пишет портреты - и лицом похожа на Ж<орж> Занд³. До сих пор он в эмпиреях - что-то дальше будет? Немножко субтильна она для него. Сообщите это Тютчевым⁴, которые желают знать об этом - да скажите также, что я их письмо передал Вере Степановне⁵, которая с некоторых пор живет у нас. Сверх того, прошу Вас немедленно сообщить Тютчеву Николаю Н<иколаеви>чу, что Прасковья Ивановна просит его выслать ей ее деньги и белье - она желает распорядиться! этим перед смертью, которая, вероятно, скоро с ней приключится. Деньги эти пусть Тютчев вышлет на мое имя - а белье по тяжелой почте. Также есть у меня просьба до Вас - посмотрите мне, пожалуйста, квартеру, если можно меблированную, вроде той, которая была у меня в доме Вебера - если что-нибудь найдете очень удобное рублей за 400 в год (без мебели, разумеется)- то это также годится, в случае нужды, можете на задаток взять денег у Некрасова от моего имени. Я буду в Петербурге к 15-му ноября - по крайней мере, не можете ли к этому времени иметь две, три квартеры на примете? Извините, что я обременяю Вас такой комиссией - но я знаю Вашу снисходительность.

   А впрочем, будьте здоровы, желаю Вам всего хорошего и остаюсь