Тургенев Иван Сергеевич - Письма (1850-1854)

plus content.

   N'oubliez pas de saluer l'excellent comte A. Tolstoi de ma part.- Etienne G<uedeonoff> est donc de retour a P<etersbour>g avec son ouvrage⁴.- Sa morgue et son aplomb, joints a une incurable manie de faire de la litterature (tout en affectant de la dedaigner profondement) - me font penser a ces Pompignan, si bien persifles par Voltaire⁵.

   Cesar n'a pas d'asile ou son ombre repose.- Et Mr G<uedeono>ff pense etre quelque chose.

   Adieu, mon cher ami - menagez-vous, vivez bien tranquillement dans les quatre murs de votre chambre - promenez-vous, quand il fait beau et n'oubliez par que vous avez encore devant vous le plus vilain temps de l'annee.

   Mille amities.

  

  

   Что с Вами сделалось, Колбасин? Как это можно - в Петербурге холера, а Вы не пишете - это нас всех очень беспокоит. Пожалуйста, дайте поскорее о себе весточку. И что Вы делаете в Петербурге? Нашли ли себе место или всё еще живете сладкой надеждой¹?Что делает Ваш брат²? Я получил Вашу небольшую записку, от 2-го генв<аря>, в которой Вы меня извещаете о приезде г-жи {В тексте публикации ошибочно: г-на} В<иардо>³. Были ли Вы в театре, и слышали ли ее⁴? А что же музыка Гуно? Неужели же ее нельзя достать от Щепкина⁵. Не нужно ли Вам денег! Пожалуйста, не церемоньтесь и скажите мне это прямо. От Миницкого мы тоже не имеем никаких известий⁶. Не забудьте вместе с музыкой выслать мою комедийку⁷.

   Когда-то мы с Вами увидимся - это неизвестно. Но мой дом всегда к Вашим услугам - и я убежден, что Вы в этом не сомневаетесь, Напишите нам. Здесь все об Вас беспокоятся.

  

  

   Посылаю Вам, любезный Краевский, обещанную повесть Леонтьева для помещения, если можно, в мартовской книжке. Надеюсь, что ценсура не сделает затрудненья. Заглавье "Немцы" - можете переменить¹. Цена листу 50 р. сер. Сверх того, будьте так добры и пошлите 10 отдельных оттисков Константину Николаевичу Леонтьеву, в Москве, на Пречистенке, в доме Охотникова. Я надеюсь, что, по прочтении этой вещи - Вы согласитесь со мною, что немногие так начинали: там, между прочим, есть одно лицо - Цветков, которое заслуживает название типа - это много.

   То, что будет стоить повесть, вычтете Вы из моего долга - я уже деньги дал Леонтьеву вперед. До сих пор я никак не могу продать хлеба - и всё еще принужден быть у Вас в долгу. Но это не может продолжиться более 2-х недель. Также прошу Вас выслать мне "Отечественные записки" на 53-й год - и 16 р. 50 прибавить к сумме моего долга.- "Лаокоона" я всё еще не успел просмотреть² - по и это дело не пойдет в долгий ящик.

   О себе Вам скажу, что работаю по мере возможности и стараюсь не скучать. Желаю Вам веселья и здоровья и остаюсь

  

  

   Милый Анненков - хотя я еще не получил от Вас ответа на письмо мое¹, адресованное в дом Шица в Петербурге - однако я, предполагая, что Вы уже давно покинули Москву, пишу к Вам опять. Впрочем, я больше вот с какою целью пишу Вам: я сегодня отправляю к Краевскому для "От<ечественных> зап<исок>" необыкновенно замечательную повесть Леонтьева под названьем "Немцы"². Вы, пожалуйста, попросите от меня Дудышкина, чтобы он как можно тщательнее подержал корректуру - и вообще следил бы отеческим оком за этою вещью³. Я надеюсь, что ценсура никаких препятствий не сделает - во всяком случае прочтите "Немцев" хотя в рукописи - и напишите мне свое об них мнение. Меня особенно поражает там одно лицо - Цветков - это тип⁴.

   Не могу также не поделиться с Вами восторгом, возбужденным во мне "Повестью о Фроле Скобееве", помещенной в 1-м No "Москвитянина". Вот простота, вот наивность, вот русский дух и жизнь в каждом слове! Эта нелитературная вещь может привести в отчаянье любого литератора! Так, я воображаю, какая-нибудь жительница Мещанской должна глядеть на четырнадцатилетнюю девочку, беспечно купающуюся перед ней в речке⁵.

   Хороша тоже биография Загоскина, написанная стариком Аксаковым⁶. Такому именно человеку, как он, и следовало писать биографию Загоскина.- С каким нетерпеньем ожидаю я известий о Вашем Пушкине⁷!

   Не поленитесь, толстый друг мой, и напишите мне путное письмо о Петербурге и петербургских друзьях. Это будет доброе дело с Вашей стороны. Также не забудьте сказать мне несколько слов об опере⁸.

   А мы здесь живем помаленьку в глуши. Дни бегут незаметно - и я почти не верю, что уже январь прошел. Работаю я порядком и читаю много.- Кстати, в проезде Вашем через Москву, Вы не слыхали отрывков из 2-й части "Мертвых душ"? До меня только доходят слухи о ней. Если Вам это удалось, поделитесь со мной Вашими впечатлениями⁹.

   Как только 1-ая часть моего романа будет готова - Вы ее получите - но прошу Вас, чтобы это осталось между нами, В ней будет 12 глав - я написал семь¹⁰.

   Прощайте, не забывайте меня. Поклонитесь всем, кто меня помнит, и будьте здоровы - да не объедайтесь до совершенного онемения в Английском клубе - ведь у вас еще гостит холера, Addio, caro, как говорил Егулов¹¹.

  

  

   Ваше милое письмо чрезвычайно меня обрадовало, добрый и любезный Лев Николаевич - и я очень за него Вам благодарен. Ваше расположение ко мне заставляет Вас преувеличивать достоинства, которые могут найтись в моих "Записках"¹;- но какова бы ни была моя книга, поверьте, что слова, написанные мною на посланном Вам экземпляре - вылились у меня из души.- Я искренно привязался к Вам с первого дня нашего знакомства - и Вы должны были это заметить.

   Очень мне неприятно слышать, что Вас и ревматизм мучит и хандра. От ревматизма я лекарств не знаю - а чтобы несколько рассеять Вашу хандру, скажу Вам слова два о моей охоте в нынешнем году. Не скажу, чтобы она была слишком удачна, особенно если взять в соображение мои многочисленные и отдаленные поездки в Епифань, Козельск и Карачев. Я убил всего - на свое ружье 304 штуки, а именно: 69 вальдшнепов, 66 бекасов, 39 дупелей, 33 тетерева, 31 куропатку, 25 перепелов, 16 зайцев, 11 коростелей, 8 курочек, 4 утки, 1 гаршнепа и 1 кулика. Мои два охотника убили 450 штук с лишком. Старуха моя, Дианка, всё время была нездорова и без чутья; зато дочь ее меня чрезвычайно потешала - удивительная вышла собака! Из щенка, подаренного мне Вами, вышла красавица - но, к сожалению, бывшая у ней чума бросилась у ней в переднюю правую ногу - и она беспрерывно ею дергает - не знаете ли Вы какого-нибудь средства против этого²? Я очень рад, что Ваш Буф оказался таким добрым псом; остается одно: вместе с милым его хозяином увидать его нынешним летом в Спасском: то-то было <бы> отлично! Пожалуйста, подумайте об этом и напишите, можно ли надеяться на Ваше посещение?

   Вы мне говорили о Виардо... Пожалуйста, познакомьтесь с ним - просто, пойдите к нему от моего имени - а я ему уже написал об Вас³ - и он и жена его встретят Вас как старинного знакомого.

   Мое здоровье порядочно - что будет дальше. До сих пор я не очень здесь скучаю - я очень много работаю. С нетерпением жду возвращения весны - и первого появленья вальдшнепов.

   Прощайте - милый Л<ев> Н<иколаевич>. - Кланяюсь всему Вашему семейству - пожалуйста, не забудьте ответить на мой вопрос.- Да кстати, Mme Dumee напрасно назвала того студента моим племянником - он очень милый малый - но мне не родня⁴. Ружья же Вам не принес, потому что англичанин исчез с ним. Крепко жму Вам руку и остаюсь

   На конверте:

  

  

   Chere et bonne Madame V<iardot>. J'ai recu votre troisieme lettre de P<etersbour)g avec toutes les bonnes et les mauvaises nouvelles qu'elle renferme¹. Il faut esperer que les mauvaises n'auront pas de suite et que les bonnes ne feront que croitre et embellir. Au nom du ciel, soyez donc prudents tous les deux; vous, n'allez pas vous extenuer a chanter quatre fois par semaine et V<iardot>, qu'il consente a laisser les ours finir leur sieste d'hiver. N'oubliez pas que fevrier a P<etersbour)g est en general plus mauvais que janvier et que sous ce rapport mars n'est surpasse que par avril. Il y a cependant quelque chose qui me dit que vous irez tous deux a Moscou et que vous y ferez de bonnes affaires, si.vous etes bien sages². Je vous recommande le proverbe russe suivant: Dieu garde celui qui se garde lui-meme. "Береженого бог бережет".

   Ma chere et bonne amie, je ne voudrais pas vous faire penser a un homme dont le souvenir doit vous etre penible. Cependant, si vous vouliez m'envoyer un air de "Sapho": Aimons, mes soeurs, p<ar> e<xemple> avec un petit accompagnement de piano? Gбounod> est raye du nombre de mes amis, cependant, je ne puism'empecher d'aimer sa musique, faites'ce que je vous demande, bitte! A propos, Chorley m'a ecrit une longue lettre la-dessus³, mais je crois vous en avoir parle. N'oubliez pas non plus votre portrait.

   Ainsi, Etienne est a P<etersbour>g. Quel etrange effet tout cela me fait!..⁴

   Je viens de lire dans les journaux de Moscou que Pizzolalo y donne un concert!.. Vraiment, le vieux, le meme, l'identique Pizzolato? L'avez-vous vu a Petersbourg?⁵ Qu'est-ce que c'est que tout ce passe qui revient, et moi, ou suis-je? que suis-je?

   Mme Kalergi est a P<etersbour>g, elle y fait fureur, a ce qu'on dit, a ce qu'on disait du moins avant votre arrivee. Vous plait-elle toujours comme autrefois? Et sa "flamme" pour le general C<avaign>ac^e? Autant en emporte le vent!

   Dites-moi ce que vous pensez de la p-sse Mestchersky. Mon Dieu, que de choses a vous dire, si je vous voyais! Ah! je crois que si je vous revois jamais, je ne saurais que pleurer de joie. Cela me fait penser que j'ai entendu dire a un mauvais gamin de Paris a propos de je ne sais plus quel accident: "Un vieux qui pleure, allons, v'ia qu'il va tonner en hiver". Ca s'est vu, cependant.

   Je ne sais quel temps il fait chez vous; ici, il fait tres froid. Je vois avec plaisir par les gazettes que le cholera diminue.

   Adieu, chere et bonne amie, portez-vous bien et soyez aussi heureuse qu'on peut l'etre. J'embrasse vos mains avec tendresse.

  

  

   Милый Анненков. Я сегодня только что вернулся из небольшого путешествия, предпринятого мною с намереньем отплатить визиты некоторых помещиков, посетивших меня в день моих именин - и нашел здесь Ваше письмо из Петербурга¹. Прежде всего, сообщу Вам отрывок из письма Ф. Чорлея, одного из редакторов "Атенеума", о Шенстоне (Ченстона он не знает вовсе)².

   "Я могу сказать Вам с уверенностью, что в этом случае Ваш великий писатель (Пушкин) позабавился над Вашей публикой. Ни такой драмы, ни даже отрывка такой драмы не существует у Шенстона; это был приятный, несколько болезненный писатель, который писал идиллии во вкусе Гварини³. Он также написал поэму под названием "Школьная учительница" - в духе старинного английского юмора".

   Вопрос о Шенстоне кончен, но Ченстон меня мучит. Я опять напишу Чорлею, чтобы он опять порылся, не было ли какого Ченстона между драматическими английскими писателями? Несколько стихов в монологе Скупца носят слишком резкий отпечаток не русского происхожденья⁴ - от них веет переводом: а именно:

  

   до:

  

  

   Чистая английская, шекспировская манера!

   Я написал Чорлею, чтобы он спросил об этом у Пэна Коллиера, первого знатока этого дела в Англии - Вы верите, любезный друг, мы для Вас готовы воротить небо и землю.

   Спасибо за известие о "Цырюльиике". Я понимаю, что Вы хотите сказать, и отчасти с Вами согласен,- но я рад слышать, что г-жа В<иардо> не потеряла голоса⁵. Напишите мне также о "Пророке" - если дадут его⁶.

   Что же Вы мне ничего не сказали о меримевском "Самозванце"? Если тот No "Revue des 2 Mondes" не запрещен - достаньте его как-нибудь и пришлите ко мне - я Вам в ножки поклонюсь⁷.

   В вопросе о Моцарте и Салиери я совершенно на Вашей стороне - но это, может быть, оттого происходит, что нравственное чувство во мне слабо развито⁸.

   Как только конченые главы романа⁹ будут переписаны - я Вам их пошлю - Вы, я надеюсь, не видели в том, что я отвечаю на Ваши замечания о "П<остоялом> д<воре>", оправдательных уловок автора - Ваше мнение мне всегда дорого - потому что я ему верю¹⁰.

   Лень ужасная писать больше - поклонитесь от меня всем друзьям - будьте здоровы и не забывайте

  

   P. S. Вы, я думаю, знаете, что почти все антологические стихотворения Пушкина переведены из А. Шенье?¹¹

  

  

   Chere et, bonne Madame V<iardot>.- Hier, a mon retour d'une petite tournee que j'ai faite dans les environs pour visiter plusieurs voisins - j'ai trouve votre quatrieme lettre de Petersbourg¹.- Dans celle-ci, malheureusement - les mauvaises nouvelles l'emportent sur les bonnes.- Je n'ai pas d'inquietude pour la petite Louise², mais je crains bien que votre mari ne soit oblige de partir avant vous.- Si les medecins le lui conseillent, qu'il le fasse resolument et sans attendre une amelioration, qui ne pourrait etre que passagere.- S'il part - irez-vous a Moscou³?- Je m'imagine que vu le succes triomphant de votre reappearance - on va vous faire de belles offres pour la saison suivante - les accepteriez-vous⁴? Je crois que ce serait desirable sous le point de vue financier - mais avec qui viendriez-vous? - Je ne suis, helas! que trop desinteresse dans cette question, car au train dont vont les choses, je ne vois pas la moindre possibilite de quitter ma retraite avant deux ou trois ans - on vient de me refuser la permission de visiter mes propres biens situes dans les gouvernements limitrophes a celui d'Orel.- Je crois du reste vous en avoir parle.- Je vous avoue qu'en general, je me preoccupe fort peu de mon avenir - il ne m'interesse guere - ce n'est qu'un espace de temps, qui me fait l'effet d'une steppe.

   Je ne sais si je vous ai dit que l'un de mes voisins possede un assez bon et nombreux orchestre sous la direction d'un excellent maitre de chapelle allemand du nom d'Amtsberg⁵.- Ces musiciens jouent vraiment bien - leur repertoire est immense - ils executent toute la musique classique - et puis - ce qu'il y a de remarquable chez eux - c'est l'unanimite de leur jeu, l'identite de coloris et de nuances.- Il n'y a du reste rien d'etonnant a cela.- Amtsberg les a presque tous formes lui-meme.- Parmi tout ce qu'ils m'ont fait entendre il y a doux morceaux dont je suis fou - c'est une fantaisie en ut mineur de Mozart⁶ ecrite pour piano et arrangee pour orchestre par un de ses eleves - le troisieme mouvement de cette fantaisie est quelque chose d'incxprimablcmenl beau - et l'adagio de la Neuvieme symphonie (an die Freude) de Beethoven⁷.- Cet adagio - c'est le ciel qui s'entrouvre et vous entraine irresistiblement dans ses profondeurs azurees.- Le premier mouvement est aussi sublime - pour le scherzo - j'avoue que je le trouve lourd, brutal et insignifiant a la fois - et la ou il devient a quatre temps - vulgaire.- Je ne comprends pas non plus le commencement du final - avec ses bribes de reminiscences et ses longs hurlements de contrebasse.- Mais il n'y a rien de plus irresistible, de plus grandiose que l'eclat qui precede l'entree des choeurs.- Je vous prie de me dire si je me suis trompe dans l'impression que cette symphonie m'a faite - et je vous conjure do vous procurer la fantaisie de Mozart (voici son titre: Grande fantaisie en ut mineur arrangee pour l'orchestre par Seyfried, sans titre d'oeuvre) - et de me dire ce que vous en pensez.- Le troisieme mouvement, dont je vous parle - (il n'y en a que trois) - me fait l'effet d'exprimer precisement l'etat actuel de mon ame - je n'ai pu l'entendre sans me sentir tout bouleverse - emu - trouble - en un mot - c'est adorable - et c'est poignant - le genie y coule a pleins bords.

   Dites a V<iardot> que ses anecdotes sur Mr L<ouis->N<apoleon> m'ont fait rire comme un fou⁸.- Ce qu'il y a de charmant dans ce Mr - c'est qu'il pretend se donner en exemple de vertu a tout l'univers - il le dit en toutes lettres dans son dernier discours ⁹.- Les mots menent le monde - depouillez quelqu'un a la face des gens, tout en proclamant a haute voix votre scrupuleux respect pour le bien d'autrui - personne ne doutera do votre honnetete.-

   Vous n'oublierez par votre daguerreotype - (ou phototype) - n'est-ce pas?- Je l'attends avec impatience. Et si vous vouliez bien m'envoyer quelques mesures de "Sa-pho" - je vous serais bien reconnaissant.- Je sais que tout votre temps doit etre pris soit par votre travail, soit par ceux qui desirent vous voir - cependant, si c'etait possible!-

   J'acheverai ma lettre demain.- En attendant, soyez heureuse et bien portante.- Ne vous fatiguez pas trop.

  

   Vendredi, 6/18 fevrier.

   Si V<iardot> a decidement le guignon de partir avant vous - dites-lui de remettre le fusil au comptoir Iazy-koff - ou bien - si vous allez a Moscou, vous l'emporterez avec vous.- Vous recevrez l'argent avant le careme - c'est-a-dire dans quinze jours. Ce diable de ble ne veut pas se vendre! -

   N'oubliez pas de me dire dans votre premiere lettre si vous avez l'intention d'aller a Moscou.

   Adieu - mes bons amis. Peut-etre nous verrons-nous un jour - mais l'absence ne fait rien a une amitie comme la mienne.- Je vous serre les mains et je suis

  

  

   Любезные друзья мои, П<анаев> и Н<екрасов> - получил я ваше письмо¹, а вслед за ним и 1-й No "Современника", который я уже почти весь прочел. Решительно - лучше всего в нем - статья Нового Поэта². Умнее и милее ее ты, П<анаев>, давно ничего не писал - над ней и нахохочешься и надумаешься вдоволь. (Что скажет Фролов³ о ней - это другое дело.) Комедию Писемского я принялся читать вслух и одолел только два акта - это очень дюжинная и топором сляпанная вещь⁴. Я так боюсь исторических русских романов, я так мало верю в возможность их теперь - что я никак не в состоянии принудить себя читать "Однорога"⁵ - каким-то тяжким ужасом и напряжением скуки веет мне от него - по так как я не прочел строки из этого романа - то, может быть, я и ошибаюсь. Скажите мне: могу ли я его читать? Стоит ли того? Стихотворения, кроме перевода из Байрона⁶ - так себе - кажется, лучше бы их было не печатать. Из моей статьи, по обыкновенью, вырезали сердцевинку - и теперь она вышла довольно пустою⁷. Орион вместо мифического назван стоическим⁸ - но всё это вздор. Статей Галахова и Соловьева⁹ я еще не прочел, но они кажутся дельными. Вообще этот No делен, но мрачен, как вы сами выражаетесь¹⁰, и более похож на No "От<ечественных> зап<исок>", чем на No "Совр<еменника>". Но статья Нового Поэта прочтется с наслажденьем во всех концах России.

   Друзья мои, я собирался кое-что написать для вас, но я погрузился по уши в свой роман¹¹ - и другого ничего не могу делать. Всё, что я могу сказать вам в утешенье - это то, что если этот роман когда-нибудь явится - то не иначе, как в вашем журнале,- но когда он явится - на этот вопрос нет решительно никакого даже вероятного ответа. Утешенье - как видите - плохое,- да что делать!

   А вот что я могу вам сказать - у меня здесь гостил Леонтьев и оставил мне отличную вещь, которую непременно желал отдать Краевскому - другую же, начатую еще лучше, обещал кончить для "Современника"¹². Я ее должен получить в течение нынешнего месяца - и к апрельской книжке надеюсь доставить ее вам. Повесть Леонтьева, вероятно, явится в мартовской книжке "О<течественных> з<аписок>". Рекомендую ее вам.

   Ну, прощайте, ребята - да не запаздывайте вашими книжками - а то на это сильно здесь жаловались мне. Обнимаю вас и остаюсь

  

   P. S. Всем друзьям усердный поклон.

  

  

   Я еще не успел отвечать на Ваше письмо, любезный Сергей Тимофеевич, как уже получил от Вас другое¹ - и потому тотчас берусь за перо, чтобы не остаться в долгу перед Вами и Вашими сыновьями. Впрочем, я на этот раз хочу Вам сказать только несколько слов. Я очень рад, что мой отзыв о Вашей статье в "Москвитянине" доставил Вам удовольствие² - и мне приятно думать, что я был отчасти причиной возбуждения в Вас литературной деятельности. Я очень понимаю, почему Вы не совсем довольны моей статьей³ - я увлекся несколько в сторону от Вашей книги - но я не предвидел, что ценсура так немилосердно поступит со мной. Не упоминаю уже о множестве отдельных мест, ослабленных и выкинутых ею: посылаю Вам целые полторы страницы, вычеркнутые - после слов: "рассуждениями по их поводу" - на стр. 39 {На предпоследней строке.}⁴. Что г-н ценсор подозревал в этом отрывке - пантеизм, что ли - или вообще мое имя на него подействовало - не знаю. В другой моей статье я хотел поговорить подробнее о Вашей книге⁵ - и, вероятно, так и сделаю - но, признаюсь, такая ценсура хоть у кого отобьет охоту брать перо в руки. Иван Сергеевич написал мне по {Далее зачеркнуто: Этому} поводу моей статьи очень умное письмо⁶, на которое отвечу отдельно, так же как и Константину Сергеевичу⁷ - а сегодня я себя чувствую весьма вялым и ленивым.- Иван Сергеевич говорит, что он, может быть, проедет ко мне⁸ - то-то был бы для меня праздник.- Если кто-нибудь из Ваших будет писать Самарину⁹, поблагодарите его за память обо мне.

   Любезный Сергей Тимофеевич, простите мне это неинтересное письмо. На днях соберусь с духом и напишу большой ответ Вашим обоим сыновьям. А пока - будьте вы все здоровы и верьте в искреннюю и глубокую преданность

   Это письмо кончено 9-го февраля.

  

   Приложение к письму¹⁰:

   Между тем такого рода воззрение совершенно несогласно с истинным смыслом природы, с ее основным направлением. Бесспорно, вся она составляет одно великое, стройное целое - каждая точка в ней соединена со всеми другими - но стремление ее в то же время идет к тому, чтобы каждая именно точка, каждая отдельная единица в ней существовала исключительно для себя, почитала бы себя средоточием вселенной, обращала бы всё окружающее себе в пользу, отрицала бы его независимость, завладевала бы им как своим достоянием. Для комара, который сосет вашу кровь - вы пища, и он так же спокойно и беззазорно пользуется вами, как паук, которому он попался в сети - им самим, как корень, роющийся во тьме - земляною влагой. Обратите в теченье нескольких мгновений ваше внимание на муху, свободно перелетающую с вашего носа на кусок сахару, на каплю меда в сердце цветка - и вы поймете, что я хочу сказать- вы поймете, что она решительно настолько же сама по себе - насколько вы сами по себе. Как из этого разъединения и раздробления, в котором, кажется, всё живет только для себя,- как выходит именно та общая, бесконечная гармония, в которой, напротив, всё, что существует - существует для другого, в другом только достигает своего примирения или разрешения - и все жизни сливаются в одну мировую жизнь - это одна из тех "открытых" тайн, которые мы все - и видим, и не видим. Говорить об этом заманчиво - но оно повело бы меня слишком далеко; я удовольствуюсь тем, что напомню вам известные страницы Гёте о природе - приведу два, три слова, им сказанные:

   "Природа проводит бездны между всеми существами, и все они стремятся поглотить друг друга. Она всё разъединяет, чтобы всё соединить"...

   "Ее венец - любовь. Только через любовь можно к ней приблизиться"...

   "Кажется, она только и хлопочет о том, чтобы создавать личности - и личности ей ничего не значат. Она беспрестанно строит и беспрестанно разрушает"...

   На стр. 40-й, на строке 15 сверху, после слова "невозможно" выкинуты слова: "Автор перенес в изображение этой птицы ту самую законченность, ту округленность каждой отдельной жизни, о которой мы говорили выше", и т. д., и т. д.

  

  

   Chere et bonne Madame V<iardot> - j'ai appris par nne lettre de la p-sse Mestcherski¹ le depart de votre mari - et par "L'Abeille du Nord" le jour de votre benefice² - je vous avoue, sans vouloir vous faire le moindre reproche, que j'eusse prefere savoir tout cela par vous.- Mais vous vivez dans un tourbillon, qui prend tout votre temps - et pourvu que vous ne m'oubliez pas - je ne demande rien.- Votre pauvre mari n'a donc pas ete en etat de resister au climat de P<etersbour>g - il faut esperer qu'il se porte parfaitement a l'heure qu'il est.- La p-sse M<estcherski> m'ecrit aussi que vous avez l'intention de demeurer a Moscou dans la maison d'une princesse Galitzine³ - est-ce vrai? - L'argent que je dois a votre mari: 150 r<oubles> arguent) pour le fusil, 400 pour la pension de la petite jusqu'au 1-er mars 1854 et 35 r<oubles> arg<ent> (142 frs 45 cent.) qu'il avait depenses en plus. de ce que je lui avais envoye - en tout 585 r<oubles> arg<ent> - sera chez moi dans trois jours - je vous l'enverrai mardi prochain, c'est a dire le 24 fevrier - et vous l'aurez a Petersbourg avant votre depart pour Moscou⁴. N'oubliez pas, s'il vous plait, de me donner votre adresse a Moscou - et surtout n'oubliez pas mon photographe.

   Je suis tres content que vous ayez fait la connaissance de la p-sse M<estcherski>.- Sous une enveloppe un peu anglaise et devote elle cache un coeur tres devoue et tres aima rit,- Et puis elle a beaucoup d'esprit et du plus fin. Vous avez decidement fait sa conquete, malgre quelques preventions qu'on lui avait donnees contre vous et que votre premier abord a dissipees.- Elle a ete de tout temps tres bonne envers moi - et c'est peut-etre la seule personne sur laquelle je puisse compter serieusement a Petersbourg.

   Je n'ai vraiment aucune nouvelle a vous donner de moi - ma sante est passable - et je travaille beaucoup.- Le degel a interrompu toute espece de communication - et je oe vois absolument personne.- Heureusement les journaux arrivent quoique plus tard que de coutume.- Je fais aussi beaucoup de lectures.

   Je compte recevoir une lettre dimanche et je vous ecrirai un peu plus au long mardi. - C'est demain l'anniversaire de la mort de Gogol - et il ne veut pas me sortir de la tete. Je crains de mettre un peu de tristesse dans ma lettre et je prefere l'interrompre.- Adieu chere et bonne amie - je vous baise les mains avec tendresse - et vous souhaite tout le bonheur imaginable.

  

   P. S. Vous ne revenez pas a Petersbourg l'hiver prochain? - Dites-le moi aussi.

   On viendra de ma part chez vous a Moscou pour prendre le fusil - si vous l'emmenez avec vous - ou bien - expediez-le par le comptoir Iazykoff.- Vous recevrez l'argent de la meme facon que vous avez recu la petite boite en mosaique.

  

  

   Третьего дня получил я письмо от Леонтьева, который просит меня передать Вам следующее: так как он еще студент, то, во избежание различных недоразумений, он желал бы, чтобы под его повестью вместо полной фамилии - были бы только выставлены начальные буквы его имени: К. Л. Он надеется на исполнение его просьбы.

   Скажите мне, как Вам понравились "Немцы"¹; да, я надеюсь, что Вы распорядились насчет "Отеч<ественных> запис<ок>"².

   Пока - Вам больше сказать нечего; здоровье мое порядочно - как Ваше? Уплата моего долга и Lessing - всё еще на моей душе! Поверьте - я буду счастлив только тогда, когда сниму с себя это бремя³. Жму Вам крепко руку и остаюсь

   С. Спасское.

   20-го февр. 1853.

  

  

   Пишу к Вам из Орла, милый П<авел> В<асильевич>, куда я приехал вчера на праздники - и где провел бессонную и мучительную ночь, благодаря трактирному бифштексу, который до сих пор сидит, непереваренный, в моем несчастном желудке.- Вчера же поутру получил я Ваше письмо¹. Получать от Вас письма - для меня праздник. Вы на бумаге так же умны, как в разговоре en tete a lete с человеком, к которому Вы расположены - et c'est beaucoup dire. Ваши слова по поводу "посмертного" романа возбудили во мне невыразимое желание услышать, наконец, эту гениальную вещь...² Хотя, с другой стороны, я думаю, что если б я прочел ее в начале зимы - у меня бы самого перо из рук вывалилось - беда не большая - конечно - но что бы я делал всю зиму? - Никто больше меня не признает той роковой связи между жизнью и литературной деятельностью, о которой Вы говорите³ - но эту связь не сами мы делаем - вот в чем штука. Поломать себя, сбросить с себя разные дрязги, которые большею частью сам тщательно на себя накладываешь - как {Далее зачеркнуто: хлеб} масло на хлеб - можно; переменить себя нельзя. Хорошо тому сосредоточиться, который у себя в центре опять находит натуру - и всю натуру - потому что сам - натура; а наш брат только и живет, что беготнёю то наружу - то внутрь. Иной сосредоточится - и вдруг сделается прост, чист и ясен - как нуль. В каждом столетии остается много-много два-три человека, слова которых получают крепость и прочность жизни народной; эти ведут оптовую торговлю; мы с Вами сидим в мелочных лавочках и удовлетворяем ежедневным и преходящим потребностям. Впрочем, и это имеет свою хорошую и полезную сторону; не будем унывать и по мере сил проложим свой небольшой след.

   Я Вам всё это сказал для того, чтобы объяснить Вам причину моей молчаливости: я всё это время писал свой роман⁴ с большим жаром и кончил 1-ую часть - 12 глав - страниц около 500! Вы как-то раз мне писали: "отбросимте всякие другие помыслы - faisons-nous du metier" - и потому я не обинуясь говорю Вам, что такое я состряпал. Хорошо ли, дурно ли вышло - бог весть - это, между прочим, Вы мне скажете - моя вещь для Бае переписывается, и я жду Ваших замечаний и советов. Судя обо мне, старайтесь только забыть какие-нибудь "Мертвые души" - и поправляйте меня в силу того, что я бы мог сделать - станьте мне в уровень. Впрочем, всё, что я сказал выше, нисколько не противуречит тому правилу, что чем серьезнее на себя взглянет художник - тем лучше для него; и если этот взгляд, на себя брошенный, дойдет до такой ясности, что сомкнет, наконец, ему уста - так умолкнуть - тоже хорошая вещь.

   Получил я письмо от Боткина, который недоволен моим "Постоялым двором"; он говорит, между прочим, что "герой так преувеличен, что сбивается на мелодраматического героя и вся повесть более походит на эскиз, чем на дельную картину"⁵. Я всегда охотнее верю тому, кто меня бранит - и не знаю, не прав ли Боткин? Впрочем, "Постоялый двор" - вещь уже конченная и прошлая - бог с ней - пусть и она пойдет своей дорогой.

   Пришлите мне "Revue des 2 Mondes"⁶ - клянусь Вам честью, что если не возвращу Вам того номера, обязываюсь подписаться для Вас на весь прошлый год - но я непременно его возвращу.

   Окончательный ответ "Атенеума"⁷ Вы получите. Скажите мне непременно свое мнение о леонтьевской повести⁸, когда она попадет Вам в руки.

   Также напишите мне о "Пророке"⁹ - Вы, иронический человек!

   Прощайте, милый П<авел> В<асильевич>. Возвратясь из Орла,_; напишу Вам кое-что о здешней жизни. Пожалуйста, не неглижируйте Вашими глазами - да что издание Пушкина?¹⁰

   Обнимаю Вас.

  

   P. S. У меня на окне два голубя - font l'amour и очень много font - это мне давало "des distractions" - отчего и письмо мое должно быть не совсем складно.- A propos, Вы, вероятно, заметили интереснейший дневник в последнем No-е "Москв<итянина>"¹¹. Не думаете ли Вы, что слог - подправлен? В 1805-м году так невозможно было писать.- Скажите мне Ваше мнение о новой комедии Островского¹² - Боткин ее чрезвычайно хвалит¹³.

  

  

   Любезный и добрый Сергей Тимофеевич, я вполне согласен с Вами, что переписка должна быть дело вольное - и потому пишу Вам сегодня только два слова для того, чтобы сказать Вам, что мое здоровье очень порядочно - но что вследствие разных обстоятельств я нахожусь теперь в таком расположении духа, что не в состоянии изложить порядочно две мысли сразу. Оттого я и к Вашим сыновьям не писал¹. Впрочем, я надеюсь, всё это пройдет очень скоро - и я тогда с удвоенным удовольствием примусь за перо.- На днях я был в Орле и оттуда ездил к П. В. Киреевскому² - и провел у него часа три. Это человек хрустальной чистоты и прозрачности - его нельзя не полюбить. Он, я думаю, Вас увидит - он на днях уехал в Москву. Я его просил всем вам поклониться.- Вперед я буду все свои рукописи посылать через Вас, а когда Вы прочтете "П<остоялый> д<вор>" - напишите мне свое мнение. Я просил также Киреевского сказать мне, что он об этом думает³.- Мне очень жаль, что Вы всё хвораете - авось весна Вас поправит - что за жестокая зима у нас! Сегодня здесь совершенная кура и вьюга.- Повесть г-жи В<ельтман> я не читал и теперь еще менее прочту - есть же такие дрянные души, которые не останавливаются даже перед святыней смерти⁴.

   Прощайте, добрый С<ергей> Т<имофеевич> - поклонитесь от меня Вашим сыновьям - и верьте в искреннюю привязанность

  

   270. С. А. МИЛЛЕР

   6 (18) марта 1853. Спасское

  

   Любезная Софья Андреевна, позвольте мне, во-первых, писать вам по-русски - по-французски оно гораздо легче - но дружелюбному чувству, которое я питаю к вам, как-то привольнее выражаться на родном языке. Благодарю вас за ваше письмо, которое гораздо раньше дошло бы до меня, если бы вы, вместо слова: Орел, поставили - Мценск (мой адрес: Орловской губернии, в город Мценск, в село Спасское). Мне нечего повторять вам то, о чем я писал вам уже в первом моем письме¹, a именно: из числа счастливых случаев, которые я десятками выпускал из своих рук, особенно мне памятен тот, который меня свел с вами и которым я так дурно воспользовался².

   Не хочу думать, чтобы он никогда не возобновился - хотя, признаюсь, теперь особенно я себе представить не могу, как бы это могло сделаться. Но самые невероятные вещи иногда очень легко сбываются, и я не теряю надежды увидать вас когда-нибудь и сойтись с вами тогда покороче. Я очень хорошо знаю, что никакая переписка личного свидания заменить не может; самые хваленые письма между так называемыми умными людьми мне всегда казались натянутыми и мелочными - притом вашему, что вы ни говорите, необыкновенному уму должно быть тесно в узких рамках письма - все-таки я был бы рад, если б вы изредка мне отзывались.

   Я сам вовсе не намерен щеголять перед вами тем, что французы называют les beautes du style epistolaire - я просто желаю, чтобы та нить, которая существует между нами, не перервалась до возобновления нашего знакомства. Мы так странно сошлись и разошлись, что едва ли имеем какое-нибудь понятие друг о друге - но мне кажется, что вы действительно должны быть очень добры, что у вас много вкуса и грации, и я чувствую, что мы можем быть друзьями. Я бы с охотой доверял вам и подвергал бы вашему суду всё, что меня занимает,- но всё это может быть так отдаленно!

   Я слышал о вашей опасной болезни; надеюсь, что деревенский воздух (несмотря на 20-градусные морозы) вас окончательно поправит³. К сожалению - вы так далеко отсюда живете! Где вы проведете будущую зиму?

   Любезная С<офья> А<ндреевна>, пишите мне, когда вам вздумается и о чем вам вздумается.

   Я бы сам рассказал вам мою недавнюю поездку в губернский город⁴,- но я именно в теперешнее время очень озабочен внутренне Непринужденность, с которой я нишу вам, служит мне лучшим залогом того, что и вы так же будете писать ко мне. Странное дело! Я никогда не переставал чувствовать, что я ни с кем так легко не сошелся бы, как с вами - а между тем я не возобновил своего посещения. Про вас мне точно сказали много зла - но это нисколько не подействовало...⁵ Видно, тогда не судьба была! Если вам удобнее писать по-французски - пишите по-французски.

   Прощайте - будьте здоровы и веселы; позвольте мне заочно пожать вашу руку в знак искренней моей дружбы - и верьте тому теплому чувству сердечного расположения, с которым остаюсь...

  

  

   С сею же почтою отправляется письмо об Вас к И. П. Арапетову¹ - и Вы спустя дня четыре, можете отправиться сами к нему. Сперва Вы можете зайти к Панаеву и узнать от него - доставил ли он мое письмо - потому что я пишу Арапетову через него, по незнанию адресса². Я думаю - так Вам будет покойнее, чем явиться лично, с рекомендательным письмом в руках. Если он Вас примет - это уже будет знак хороший.- Что же касается до другой просьбы (о Таборовском)³ - то я Вам откровенно скажу, что я не могу ее исполнить