Тургенев Иван Сергеевич - Письма (1855-1858), Страница 13 - Книги

и. Напишите мне не сюда - а в Лондон, poste restante - я попаду туда через три недели - и проживу там месяц. Вы можете этим положить начало переписке, которая потом и в России не прекратится².

Да, как подумаешь, четверть столетия протекло с тех пор, как Вы ходили к нам в Москве в мундирном фраке и в картузе с длиннейшим козырьком! Тогда еще и об Гоголе не было помину, и Людовик Филипп только что воцарился - и бедный Виссарион еще собирался писать в Москве - и Гегель был жив и Пушкин...³ Время своей косой снесло долой всю эту "мгновенную жатву" - и Жизнь, о которой, кажется, так недавно еще мечтал, которую всю видел впереди, уже давно окаменела - и последний ее шум где-то там - далеко - назади...

Нечего делать! Должно смириться и склонить голову. Но уцелевшие должны тем крепче держаться друг за друга. И потому я протягиваю Вам руку - и надеюсь, что Вы не откажете мне подать свою, что Вы отзоветесь на мой призыв. С нетерпением буду ждать Вашего ответа. Поверьте, всем не молодым худо жить на свете; но еще хуже жить в одиночку⁴. Напишите мне слова два - а я Вам отвечу тотчас.

Дружески жму Вам руку и остаюсь

помнящий и любящий Вас Иван Тургенев.

На конверте:

Russie. Par St-Pêtersbourg. Mr Jean Kluchnikoff.

Харьковской губернии, в город Сумы,

для доставления в деревню Никифоровку,

Его высокоблагородию

Ивану Петровичу Клюшникову.

597. В. П. БОТКИНУ и А. В. ДРУЖИНИНУ

23 марта (4 апреля ) 1857. Париж

Париж.

4-го апреля н. ст. 1857.

Любезные друзья Боткин и Дружинин. Пишу вам в Москву (по желанию, проявленному в Вашем письме, любезный Александр Васильич)¹ - вот вкратце наши планы с Толстым:

Я остаюсь здесь до 25-го апреля - т. е. еще три недели - а там отправляюсь в Лондон. Толстой намерен, остаться до половины мая - и тоже потом отправиться в Лондон. Стало быть, вам лучше всего приехать прямо в Париж - потом с Толстым прибыть в Лондон,- где я (и не один я) встречу вас с отверстыми объятиями². Поживши в Лондоне с месяц - и посмотревши на сезон (надо будет, между прочим, съездить в Манчестер, где делается в нынешнем году неслыханная выставка всех художественных сокровищ (старинных картин и т. д.), находящихся в Англии)³,- мы можем все вместе отправиться на Рейн. Я не знаю, где мне придется лечиться. Я посоветуюсь с Шёнлейном в Берлине - вероятно, где-нибудь в Германии - а вы можете поехать в Швейцарию и Италию даже захватить - а там через Вену домой. После моего лечения мы можем съехаться. Таким образом вы увидите самые любопытные вещи в самое лучшее время: Париж в майе, Англию в июне, Рейн и Баден-Баден в июле, Швейцарию в августе.- А денег Ваших, А<лександр> В<асильевич> (4000 фр. на 4 месяца), за глаза довольно - если только Вы не будете делать больших покупок. Приезжайте, освежитесь и оглядитесь.

Толстой начинает приучаться к терпимости и спокойствию; перебродит это вино - и сделается напитком, достойным богов; здоровье мое исправилось несколько, т. е. боли прошли - но у меня открылся хронический недуг (уже давно таившийся), от которого должно непременно отделаться, а то плохо будет. Впрочем, увидимся и переговорим.

А теперь спешу отправить это письмо. Благодарю Вас, милый А<лександр> В<асильевич>, за Ваше дружелюбное участие, обнимаю вас обоих и говорю вам: до свидания!

Ваш

Ив. Тургенев.

598. Н. А. МЕЛЬГУНОВУ

24 или 25 марта (5 или 6 апреля) 1857. Париж

Любезный Мельгунов,

Этот Оболенский¹ и Толстой² (брат нашего Толстого) - уже четыре дня как уехали в Италию.- У меня денег нет; Трубецкому³я должен 700 фр., Виардо - 500; - кроме их, я только знаю Толстого⁴ да Львовых⁵. Попытаюсь спросить у Львовых - может быть и удастся хоть немного достать. Сегодня же Вас уведомлю - или зайду сам.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

599. И. И. ПАНАЕВУ

26 марта (7 апреля) 1857. Париж

Париж.

7-го апр./26-го марта 1857.

Милый Панаев,

Спасибо за письмо¹ и за высылку комедии², которую я получил. - Теперь у меня до тебя следующая просьба: сделай одолжение, выдай немедленно Д. Колбасину следующие 240 р. сер. за "Чужой хлеб" (считая по 75 р. за лист, как сказано в условии) да недостававшие 50 за "Фауста" ("Фауста" я положил по 100 р., потому что он не попал в счет статей по контракту)³. Эти деньги мне крайне нужны - и Колбасин мне их тотчас вышлет вместе с другими, которые у него находятся. Надеюсь на твою дружбу.

Письмо твое было сообщено Толстому, и он велел тебе сказать, что вышлет свою повесть, как только кончит ее. Он прилежно трудится над ее переправкой,- а вещь будет славная. Во всяком случае, должно наверное полагать, что к маю поспеет⁴.

Здоровье мое несколько поправилось - и я, пожалуй, чего доброго, кончу "Г<амлета> и Д<он->К<ихота>" до отъезда в Лондон, т. е. через три недели⁵.- В Лондоне я, вероятно, если сатана не впутается, буду здоров и авось примусь за работу⁶. Если же не в Лондоне, то во время пребывания моего на водах в Германии (мне непременно надо полечиться) - я что-нибудь сделаю и пришлю.

Я рад, что твое здоровье поправляется⁷. Стары мы, брат, стали, круто под гору пошло.

От Некрасова я давно не имею известий⁸. Прощай, брат, поправляйся. Пожалуйста, исполни мою просьбу.

Твой

Ив. Тургенев.

На конверте:

Russie

St. Pêtersbourg

Mr Jean Panaïeff.

В С. Петербург

В контору редакции журнала "Современник"

Его высокоблагородию

Ивану Ивановичу

Панаеву.

600. П. В. АННЕНКОВУ

3 (15) апреля 1857. Париж

Париж.

15-3 апреля 1857.

Я еще здесь, любезнейший П<авел> В<асильевич>,- но уже один - Толстой внезапно уехал в Женеву¹ - и уже написал мне оттуда презамечательное письмо - где он называет Париж Содомом и Гоморрой, а себя сравнивает с камнем на дне реки, которого заносит понемногу илом и которому непременно нужно вдруг сорваться с места и поискать другую реку, где, быть может, меньше илу². Действительно, Париж вовсе не приходится в лад его духовному строю; странный он человек, я таких не встречал и не совсем его понимаю. Смесь поэта, кальвиниста, фанатика, барича - что-то напоминающее Руссо, но честнее Руссо - высоконравственное и в то же время несимпатическое существо. Он сбирается долго прожить на берегу Женевского озера, но я полагаю увидеть его через месяц в Лондоне, куда я еду 1-го мая н. ст.

О себе много говорить нечего: я переживаю - или, может быть, доживаю нравственный и физический кризис, из которого выйду либо разбитый вдребезги, либо... обновленный! Нет, куда нам до обновленья - а подпертый, вот как подпирается бревнами завалившийся сарай. Бывают примеры, что такие подпертые сараи стоят весьма долго и даже годятся на разные употребления. Basta cosi! Теперь позвольте Вас сперва побранить, а потом похвалить (хотя и тут не обойдется дело без брани). Брань будет происходить за то, что Вы мне расхвалили из рук вон вялую, плохую, тупую комедию Островского, где, кроме лица Юсова (и то только в 3-м акте) - всё остальное нестерпимо грубо и мертво³. Точно замороженные свиные туши. Я, понадеясь на Вас, вздумал читать ее вслух одному Русскому (очень милому и умному) семейству...⁴Мы заныли, застыли, завыли от скуки и тоски. Всё сказанное мною я готов подписать кровью - и отныне я в будущность Островского не верю⁵. Второе basta!

Хвала будет происходить за первые две статьи о Станкевиче в "Русском в<естнике>". (Третья еще не получена.)⁶Вы воскресили мне его светлое лицо, Вы перенесли меня во времена моей молодости, весь смысл его жизни угадан, верно, тонко передан - спасибо! Но зачем Вы иногда так мудрено пишете? Какая-то у Вас проявляется вдруг хитроватая кудреватость,- точно Вы не П<авел> В<асильевич> А<нненков>, а заслуженный немецкий дипломат по части философско-эстетических дел: то вдруг вырастает У Вас под пером слово "всемерно", то порыв души становится ее же границей и т. д.⁷ Но, видно, каждого человека должно брать целиком, как он есть - и я первый беру Вас с великим удовольствием, сознавая, что всё то, что Вы делаете, лучше Вас никто сделать у нас не в состоянии. Еще раз искреннее и горячее спасибо. Да издайте, ради бога, скорее эти письма⁸. Я уже их обещал Толстому - который будет упиваться ими, за это я ручаюсь.

Я сегодня получил от Некрасова письмо из Рима⁹; италианское письмо, знойное, пахучее - тоскливое, усталое. Он на днях сюда будет вместе с А. Я. Панаевой¹⁰.

Ни в одно мое пребывание в Париже не познакомился я с таким множеством людей, как в это. Перед отъездом побываю у Дюма¹¹ - но удовольствия мне эти знакомства не доставили - даже любопытство не удовлетворено - может быть, оттого, что не до наблюдений и изучений, когда самому плохо. Мериме, у которого я обедал - совершенный Дружинин en grand, так же холоден и люби?) всякие непотребности¹². Замечательного - привлекательного лица не встретил ни одного: всё сухо, узко, гладко и коротко.

Я обедал, батюшка, у Киселева; вот какой я стал нынче смирный. С кня<зем> Орловым вижусь ежедневно: он, кажется, очень хороший человек. Он повел меня на днях в церковь, где к изумлению моему в первый раз в жизни слышал умную и изящную проповедь здешнего священника Васильева. Театральных новостей нет: "Фиаммина", {В тексте публикации ошибочно: Фиаминта} ¹³ о которой так кричат - вздор, "Question d'Argent"¹⁴ - умная и довольно скучная болтовня. Французы потеряли способность правды в искусстве; да и искусство у них вымирает. А затем addio, пишите в Лондон.

Ив. Тургенев.

P. S. Передали Вы письмо мое графине Ламберт?¹⁵И познакомились ли с ней?

601. Д. Я. и Е. Я. КОЛБАСИНЫМ

18 (30) апреля 1857. Париж

Париж,

18-го апреля 1857 г.

Любезные друзья Дмитрий и Елисей Яковлевичи! Письмо ваше, с векселем в 133 франка¹, получено вчера в исправности, за что прошу принять мою благодарность. Я еще здесь, но на отъезде; 6-го или 7-го будущего месяца я выезжаю в Лондон, где пробуду около трех недель, а оттуда поеду в Дрезден посоветываться со старинным моим приятелем, д-ром Геденусом, и что он мне прикажет, то я и исполню, т. е. буду брать воды в Германии, там, где он мне скажет. И потому, пока, я только могу сказать вам - пишите мне в Лондон, poste restante. Письмо Ваше, Дм<итрий> Як<овлевич>, препровождено мною сегодня к Толстому², который уже две недели с лишком как выехал отсюда, получив (как он выражается) отвращение к здешней Содоме и Гоморре. Он уехал в Женеву, где поселился на берегу озера - и доволен, т. е. доволен пока - пока новое место ему не прискучило. Мы ждем на днях сюда Некрасова и г-жу Панаеву. Журналы все здесь получаются князем Орловым довольно исправно - и мы их читаем. Вообразите себе, что я вынужден сказать, в противность вашему, Анненкова и Толстого мнению, что комедия Островского "Доходное место" - невыносимая вещь. Мне невозможно доказать справедливость слов моих на бумаге, но я с вами когда-нибудь об этом потолкую. Если я ошибаюсь, значит точно отсталый человек³.

"Старая барыня" - прелесть.⁴ Анекдот о Писемском, которого прошу облобызать за меня - великолепен⁵. Жаль мне, что Вас, Ел<исей> Яковл<евич>, цензура пощипала, но все-таки прочтем статейку⁶. Итак, мы свидимся не раньше сентября; надобно лечиться и постараться заставить замолчать мой гадкий пузырь. Ну, прощайте ребята. Будьте здоровы и веселы, кланяйтесь всем знакомым, Тютчевым, Анне Захаровне, Дарии и проч.

Ваш Ив. Тургенев.

602. И. И. ПАНАЕВУ

13 (25) мая 1857. Лондон

Лондон.

25-го мая 1857 г.

Я здесь со вчерашнего дня, любезный друг Иван Иванович - думаю провести в Англии дней около 15 или 20,_;а там еду в Германию на воды, на какие именно - еще не знаю, но как только я попаду туда, извещу тебя¹. В уединении водного лечения и при здоровье я надеюсь работать и хоть что-нибудь сделать для "Современника"². Но это дело впереди - а теперь спешу тебя известить о следующем: несколько дней тому назад я отправил на твое имя в Петербург из Парижа картину, писанную масляными красками головку... ³. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Боткина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . {Часть листа с текстом отрезана.} оставляю себе.- Получивши ее, ты ее раскупорь и повесь ее У себя на стене до моего прибытия. Если бы пришлось что-нибудь заплатить на таможне или другие какие-набудь издержки, ты это сделай - а мы сочтемся⁴.

Некрасова я оставил в Париже. Он лечится у Райе⁵и пробудет там недели с две,- а потом мы, я думаю, вместе поедем в Германию⁶.

Итак, будь здоров - и до свидания в сентябре. Я тебе напишу с места лечения {Окончание письма отрезано.}.

603. ПОЛИНЕ ВИАРДО

14 (26) мая 1857. Лондон

Londres.

Mardi, 26 mai 1857.

Chère Madame Viardot, j'espère que cette lettre vous trouvera encore à Paris. Je vais vous raconter en peu de mots ce que j'ai fait depuis mon arrivêe à L. J'ai passê la journêe de dimanche chez Herz¹. J'y suis retournê hier matin - il m'a lu la continuation de ses Mêmoires² - c'est extrêmement intêressant et êcrit avec beaucoup de naturel et d'esprit.- Puis, je suis allê chez Manuel³, qui m'a menê à son club, où nous avons dînê et où j'ai fait la connaissance du pianiste Halle.- Manuel est toujours l'être impêtueux, impatient et charmant que vous connaissez, Halle est peut-être un peu trop calme et gentleman pour un artiste.- Nous avons beaucoup causê de choses et d'autres, puis nous sommes allês chez Halle, qui nous a jouê l'adagio de la 109-me sonate de Beethoven - (pour piano)⁴.- Je ne crois pas que nous ayons jouê cette sonate l'annêe dernière à Courtavenel.- C'est dêjà un peu "formlos" - mais c'est plein de grandeur,; de fantaisie, d'êlans gigantesques - de tristesse hêroïque.- Jouez {Далее зачеркнуто: la} cet adagio, dès que vous serez à Courtavenel, et dites-moi votre opinion.- A propos d'opinion, dites-moi aussi comment vous aurez trouvê "l'Auberge de village".- J'ai continuê ce matin notre dernier travail et j'espère pouvoir l'envoyer dans peu de jours à Viardot⁵.

Aujourd'hui, je vais chez Chorley - nous dînons de nouveau ensemble avec Manuel et puis, nous allons à quelque thêâtre.- J'ai oubliê de vous dire que Miiller a passe toute la journêe de dimanche chez Herzen⁶.- Grand Dieu! ce qu'il a bu de bière! - En rentrant à Londres - il m'a entraînê dans une taverne, où il en a bu encore. Ses yeux deviennent très fixes, quand il est plein - et il crie comme un sourd. Grande nouvelle! Il est enfin en train d'achever sa tragêdie⁷ - et cette fois-ci il dêelare qu'il en est content. Je crois qu'une tragêdie - c'est (pardon de la comparaison qui est fort improprel) - comme un ver solitaire: cela ne sort jamais complètement - il en reste toujours un bout.

Je ne sais pas quel temps il fait en France - mais ici il fait bien froid et bien vilain.- Tout est vert et frais, mais on ne sent pas cet êpanouissement de l'êtê dans l'air - qui est si charmant.- Il paraît que rien ne s'êpanouit jamais en Angleterre.

J'ai êtê hier dans un wagon avec une fort jolie Anglaise - qui avait une robe blanche avec des dessins jaunes, un chapeau vert - une ombrelle brune, une êcharpe bleue et noire et des gants du rose le plus tendre! - Je vous jure que je n'ai ni changê ni ajoutê une seule couleur.

Le fusil que Lang m'a fait est d'une beautê à se mettre à genoux devant! Et si bien en joue! - Je lui ai dit que je dêsirais avoir un bon chien - il m'a promis de m'en trouver un superbe. Nous verrons.

Je vais demain, mercredi, au Derby, voir la grande course⁸- après-demain, j'entends le grand concert d'enfants à St. Paul - je vous êcrirai vendredi⁹.- Je vais à Manchester lundi prochain.

J'attends une lettre de vous - "Leicester Square, Sablonière Hôtel, chambre nR 71 ".

Mille amitiês à V, à tous les amis - Ich küsse mit Inbrunst Ihre lieben Hände.

Votre

J. Tourguêneff.

604. ПОЛИНЕ ТУРГЕНЕВОЙ

18 (30) мая 1857. Лондон

Londres.

Ce 30 mai 1857.

Comment vas-tu, ma chère Paulinette? Bien, j'espère - et tu travailles de même? Je compte rester ici encore une dizaine de jours et si tu veux m'êcrire un petit mot, adresse-le: "Leicester Square, Sablonière Hôtel". Mme Viardot ne m'a pas êcrit jusqu'à prêsent - et je ne sais pas même si elle est encore à Paris - ou si elle est dêjà partie pour Courtavenel; tu serais bien bonne de m'en informer¹. J'ai vu ici Manuel, il va bien; nous avons l'intention de faire à nous trois,- Müller, lui et moi - une grande excursion hors de Londres demain, dimanche.- Ma sari lê n'est pas mauvaise - je me donne beaucoup de mouvement et j'ai vu pas mal de choses intêressantes que je te conterai pendant nos promenades à Courtavenel, s'il plaît à Dieu de nous conserver tous en vie jusque-là².

Adieu, chère petite, je t'embrasse bien tendremenfe et te recommande de travailler ferme et de rêflêchir.

Ton père

J. Tourguêneff.

P. S. Mes compliments à Mme Harang, M. Fleming et sa femme.

605. P. M. МИЛНСУ

24 мая (5 июня) 1857. Лондон

Vendredi, 5 juin.

Leicester Square, Sablonière Hotel.

Cher Monsieur, Il doit y avoir deux entrêes à Westminster Hall - car de mon côtê j'ai aussi attendu jusqu'à 5 1/2 h. à la porte qui fait face à l'Abbaye¹. Enfin - il n'y a rien à faire, je regrette seulement de vous avoir inutilement dêrangê. Je passe le dimanche hors de Londres² et ne puis par consêquent accepter votre gracieuse invitation; mais puisque vous avez eu la bontê de me promettre une entrêe à la Chambre lundi - je vous serais bien obligê si vous vouliez me faire savoir l'heure et l'endroit où nous pourrions nous rencontrer lundi³.

Je suis, Monsieur, avec les sentiments les plus distinguês votre tout dêvouê

J. Tourguêneff.

606. ПОЛИНЕ ВИАРДО

25 мая (6 июня) 1857. Лондон

No 4

Londres,

ce 6 juin 1857.

Samedi.

Je vais continuer de vous raconter ma vie d'ici, jour par jour¹, chère et bonne Madame Viardot.

Mardi 2. J'ai êtê à l'Olympia Theatre voir un acteur du nom de Robson dans un arrangement anglais de "Laï Fille de l'Avare"². Je ne sais si vous y avez vu Bouffê. Ce Robson m'a fait une très grande impression. Il est impossible de jouer avec plus de force; il frise parfois la car-ricature, mais il vous secoue à deux mains - c'est à la lettre effrayant de vêritê. Les autres acteurs êtaient mêdiocres. Des poupêes en bois avec des gestes de bois et des voix idem. "La fille de l'Avare" a êtê suivie d'une farce anglaise, an extravaganza ³. C'êtait horriblement plat et Robson qui y jouait un rôle ridicule - a wandering minstrel - outrait tout, jusqu'à la dêmarche, d'une faèon si absurde que je suis parti sans attendre la fin. Les Anglais riaient à se tordre - ce n'est pas beau à voir, un Anglais qui rit. Ils ont l'air' d'une machine qui se dêtraque.

Mercredi. J'ai passê ma soirêe chez Thomas Carlyle⁴. Il m'a beaucoup questionnê sur l'êtat de la Russie, sur le dêfunt empereur Nicolas, qu'il s'obstinait à tenir pour un grand homme - j'ai dû parler en anglais et je vous jure que cela n'a pas êtê facile. Enfin, je m'en suis tirê tant bien que mal. Carlyle est un homme de beaucoup d'esprit et a'originalitê, mais il vieillit et en vieillissant, il s'est enferrê dins un paradoxe; les maux de la libertê qu'il voit de près lui paraissent insupportables et il s'est mis à prôner l'obêissance, l'obêissance quand même. Il aime beaucoup ks Russes parce que, d'après son idêe, ils possèdent, au supiême degrê, le talent d'obêir et il lui a êtê dêsagrêable de m'entendre dire que ce talent n'êtait pas aussi complet qu'il se l'êtait imaginê.- Vous m'avez enlevê une illusion, s'est-il êcriê⁵. Il êcrit maintenant une histoire de Frêdêric le Grand, qui a êtê son hêros dès sa jeunesse, parce qu'il savait se faire obêir. Il y a un proverbe russe qui dit: Le lait chaud m'a brûlê, je souffle sur l'eau froide. J'aurais voulu voir Carlyle dans une peau de Russe seulement pendant une semaine; il aurait changê de note. Du reste, il est très aimable et bon enfant et sa femme aussi⁶.

Jeudi. Je suis allê le matin chez Mr Truemann. Je n'ai trouvê à la maison que Mlle Berthe. Nous avons causê pendant une couple d'heures. Elle a beaucoup, mais beaucoup engraissê - dêcidêment l'air de Londres lui fait beaucoup de bien. Puis je suis allê dîner chez Mme Stanley (la veuve de l'êvêque de Norwich, protecteur de Mlle Lind). Tout le monde êtait en cravate blanche, etc. et il m'a fallu parler anglais de nouveau. Cependant, je ne me suis pas ennuyê. Après le dîner, on m'a prêsentê au cêlèbre historien Grote et à sa femme, grande et forte femme aux cheveux teints, à l'odeur de musc, au regard tombant d'aplomb. Grote est extrêmement simple et modeste, tandis que sa femme a l'air d'avoir fait l'histoire de son mari et son mari lui-même par-dessus-le-marehê. Elle dit: Nous (we) venons de recevoir un diplôme très flatteur de la Sociêtê d'Amsterdam,; etc. On dit que c'est elle qui a êcrit dans le "Times" ces terribles articles signês "an Englishman" et dirigês contre le gouvernement franèais avant 1852⁷. On m'a prêsentê aussi à la sœur de Mac Âulay.

Vendredi. Le matin chez Herzen_t qui me lit ses "Mêmoires"⁸. Le temps est superbe. Je dîne avec Müller et le soir nous allons à un concert où nous entendons une sonate (n^o loi) de Beethoven que je n'ai pas pu comprendre,; puis un concerto de Bach pour deux pianos (Rubinstein et Klindworth) - admirable. On a jouê aussi un ottetto de Rubinstein qui ne m'a pas plu⁹.

Aujourd'hui, je vais chez Mr Nightingale, mais je vous parlerai de tout cela mardi.

Comment allez-vous? Que faites-vous dans ce cher bon Courtavenel? Le temps vous favorise. Si vous ne pouvez pas marcher, au moins faites-vous porter dans la cour¹⁰. Saluez tout le monde et toutes les choses de C de ma part. Portez-vous bien et n'oubliez pas

votre J. Tou.

P. S. Ecrivez-moi, s'il vous plaît, et longuement. J'ai trois ns d'avance sur vous. Und vergessen Sie nicht..!

607. ПОЛИНЕ ВИАРДО

29 мая (10 июня) 1857. Лондон

No 5

Londres,

ce 10 juin 1857.

Mercredi.

Theuerste Freundinn, pourquoi ne m'êcrivez-vous pas? Voici bientôt 3 semaines que j'ai quittê Paris et rien qu'une seule lettre¹. Allons_t avouez que cela n'est pas gentil de votre part et moi qui suis au nR 5². Pourvu que votre santê soit bonne - je ne veux pas en douter et poursuis my diary.

Samedi 6 juin. Parti à 3 heures, j'arrive à 6 à Embley-Park³, rêsidence de la famille Nightingale. Le parc est magnifique, des arbres prodigieux, etc. Je trouve une grande sociêtê rêunie au château (à l'exception de Miss Florence Nightingale)⁴, qui est à Londres). Un dîner ennuyeux, puis vers le soir on s'anime. Une dame chante d'une fort vilaine petite voix des vilaines machines anglaises; les messieurs rêpètent le refrain avec des voix de perroquet. Du reste, tous sont très aimables, en vêritê, on me prodigue les invitations, et je remercie tout le monde du mieux que je puis, en faisant des fautes de grammaire à chaque pas. Mr Nightingale est un country gentleman dans toute la force du terme. Sa femme - une bonne petite Vieille; Miss Nightingale, l'aînêe (40 ans passês) a l'air intelligent, bon, actif et nerveux. Les visiteurs sont: 1) Sir Charles Trevilyan, haut employê au Treasury, agrêable, instruit, un peu lourd, mais en somme fort sympathique; il a conservê quelque chose de naïf; 2) sa femme_tsœur du cêlèbre Macaulay, a witty woman, rieuse et bavarde; 3) sa fille - insignifiante; 4) Mr Denman, capitaine du yacht de la Reine_t figure fière et courageuse, peut-être un peu impertinent; 5) sa femme_t la chanteuse en question, traits rêguliers, figure blême et bouffie; 6) le colonel Cure, le Rawdon Crawley de "Vanity Fair"⁶; 7) Mrs Shaw-Lefevre, Lushington, jeunes gens de "bonne" famille - le premier paraît être un fort bon garèon. Plusieurs autres personnages peu intêressants. Je dors fort bien dans un lit immense.

Dimanche 7. Nous faisons une excursion à Salisbury. Cathêdrale admirable, une des plus belles que j'ai vues - une puretê de lignes admirable. Long service. Sermon encore plus long, prononcê in a whining tone par un clergyman à cheveux plats. Dîner; conversation - on ne chante pas. C'est dimanche. Le soir, à 10 heures, family prayers dans le salon, à la lueur d'une bougie; rêunion gênêrale; les domestiques y assistent. Je m'agenouille avec les autres en tournant le visage au mur pendant que la maîtresse de la maison prononce avec ferveur une prière; sa voix d'honnête vieille femme pênêtrêe d'onction me cause de l'êmotion; je ne partage pas le sentiment religieux des Anglais,; mais il est impossible de ne pas en être frappê - il y entre pour beaucoup du sentiment des convenances, de la respectability - c'est possible, mais cela n'en est pas moins puissant. On croit gênêralement avoir tout dit en disant: c'est ridicule! Eh bien? parce qu'une chose est ridicule, ce n'est pas une preuve qu'elle ne soit ni utile, ni même grande⁶.

Lundi 8. Retour à Londres. J'assiste à une sêance de la Chambre des Communes. L'absence complète de tout effet thêâtral, de toute mise en scène me frappe; le Speaker, à demi assoupi dans sa perruque, Lord Palmerston,le chapeau enfoncê jusqu'au nez et ne se rêveillant que pour rêpondre à quelques mots qu'on n'entend pas, ces paletots, ce sans-gêne... l'impression est pourtant grande; on sent que c'est là le cœur d'un grand empire et que c'est durable. La discussion n'a pas êtê intêressante ce jour-là, mais j'ai vu à peu près tous les lions.

Mardi 9. J'avais l'intention d'aller à Manchester, mais j'ai remis mon excursion à vendredi. J'ai dêjeunê chez Mr Milnes où j'ai eu une longue conversation (et toujours en anglais!) avec L. Ashburton, chef de la maison des Baring; puis je suis allê à la Chambre des Lords. Mr Shaw-Lefevre, qui est le neveu du cêlèbre Speaker des Communes, m'y a introduit et j'ai assistê à la sêance, assis sur les marches du trône - c'est-à-dire à peu près par terre. Disraeli est venu pour un moment; il a l'air bien spirituel et bien vain; des manières de premier tênor ou d'auteur à la mode. J'ai dînê avec la famille Shaw-Lefevre; une vieille dame et six jeunes filles, assez jolies et très naturelles. J'avoue que les Anglais me plaisent gênêralement; je ne m'y attendais pas. On m'a inscrit au premier club d'ici, l'Athenaeum⁷; je ne sais qui m'a procurê une invitation à la sociêtê gêographique ce soir. Je dîne et je passe la soirêe de demain en ville; je vous raconterai tout cela. Mais êcrivez-moi donc, je vous supplie! C'est bien mêchant de se taire ainsi. Adieu; j'embrasse tout le monde et baise vos chères et paresseuses mains.

Votre J. T,

608. P. M. МИЛНСУ

3 (15) июня 1857. Лондон

Lundi, 15 juin.

Mon cher Monsieur,

Je n'ai reèu votre billet qu'hier soir à mon retour de Manchester ¹ - il m'a donc êtê impossible de profiter de votre aimable invitation.- En même temps j'ai trouvê ici une lettre qui m'oblige de quitter l'Angleterre beaucoup plus tôt que je ne l'avais pensê ²; - je ne serai plus à Londres le dimanche prochain.- Mais je ne partirai certainement pas d'ici sans aller vous remercier de l'accueil hospitalier et amical que j'ai reèu de vous et qui me fera emporter d'Angleterre les souvenirs les plus agrêables.

Votre tout dêvouê

J. Tourguêneff.

609. А. А. ТРУБЕЦКОЙ

24 июня (6 июля) 1857. Зивциг

Sinzig,

ce 6 juillet 1857.

Le plan ci-dessus êtait indispensable, chère princesse, pour vous faire comprendre où je me trouve depuis trois jours - Sinzig ne se trouvant sur aucune carte¹. C'est un fort petit trou, où il y a une source, pareille à celle d'Ems. J'ai prêfêrê y aller pour êviter la cohue - et en effet il n'y a pas l'ombre de cohue ici - nous ne sommes que 80 Kurgäste - et jamais on n'en voit plus de 10 ensemble. Rien ne m'empêche, comme vous voyez, de travailler² - aussi j'ai les meilleures intentions du monde. Mais c'est si peu de chose qu'une bonne intention!

C'est mon docteur de Dresde, Hedenus, qui m'a envoyê ici - je suis allê le consulter, après avoir reconduit Nekras-soff jusqu'à Berlin³. Il retourne en Russie, où il compte rester jusqu'à l'hiver. Sa belle l'accompagne⁴. C'est une corde au cou, la misère de sa vie que cette belle, qui n'est pas belle du tout et ne l'a jamais êtê. J'ai dêcouvert pendant ce voyage qu'ils se sont fait tous les deux une douce habitude, l'une de tourmenter, l'autre, de l'être; ma foi, si cela les arrange! Mithridate vivait bien de poisons⁵. Mais j'avoue que j'ai pris cette grosse Mme Panaïeff en horreur. Imaginez-vous qu'elle a des attaques de nerfs avec des entr'actes - motivês par l'arrivêe d'un troisième spectateur, d'une marchande de modes, etc. Et Nekrassoff, qui pourtant a bien de l'esprit, n'y voit que du feu. Mme P êveille en moi le Russe, de faèon à contenter le prince lui-même⁶; chaque fois que je la vois, je me sens des vellêitês de prendre un gros bâton bien dur et de la battre là où elle a le plus de... surface à battre; et elle en a partout, et beaucoup de cette surface-là!

Je suis allê vous voir pendant mon passage à Paris⁷; mais vous êtiez dêjà partie pour Bellefontaine⁸. Cela m'a êtê une preuve du complet rêtablissement de Mlle Catherine⁹ - et je me suis rêjoui de votre dêpart - à ce point de vue. J'irai certainement vous voir à Bellefontaine pendant l'automne. Je ne sais du reste si je mets bien l'adresse. Voici quelle est la mienne:

Sinzig, bei Remagen am Rhein,

Regierungsbezirk Coblentz.

Nous sommes ici au beau milieu d'une vaste et fertile plaine entourêe de tous côtês par des montagnes. Il ne fait pas assez d'ombre - voilà le mal.

Mille amitiês au prince - mais j'y pense - n'est-il pas en Russie à l'heure qu'il est? Je salue tout votre monde, et vous baise la main; si j'êtais encore un peu plus vieux, je baiserais celle de votre fille, mais je me contente de la serrer bien amicalement.

Votre J. Tourguêneff.

P. S. Grand rêsultat de la 2e page de ma lettre¹⁰:

Hors des sentiers battus_t point de salut!¹¹

На конверте:

Frankreich.

Madame la princesse Troubetzkoï

au château de Bellefontaine

près de Fontainebleau.

610. П. В. АННЕНКОВУ

27 июня (9 июля) 1857. Зинциг

Зинциг.

7-го {Так в подлиннике.} ¹ июля нов. ст. 1857.

27-го июня ст. Четверг.

Без прилагаемого рисунка, любезнейший Анненков, Вы, вероятно, никогда бы не нашли того местечка, где я сижу уже 6-й день, и пью воды, и беру ванны для излечения от недугов. Пожалуй, Вы и Ремаген не найдете на карте, то посмотрите Андернах и знайте, что это близехонько оттуда. Мне предлагал доктор Геденус, с которым я советовался в Дрездене,- либо Эмс {откуда до Зинцига 3 часа езды), либо Зинциг². Я предпочел З<инциг> - здесь почти никого нет, и я могу предаваться полнейшему уединению и, по возможности, работать (чего я уже не делал более года). Впрочем, так как Русские проникают повсюду, то и здесь отыскался Русский, впрочем очень хорошая малый, некто Никитин, офицер, покинувший свою карьеру для того, чтобы сделаться живописцем (кажется, талант у него есть). Он очень болен и едва ли выздоровеет. К нему в гости приезжали и сегодня уехали двое других Русских и тоже премилых, некто Сабуров и сестра его,- москвичи (собственный дом в третьей Мещанской и т. д.). Мы вчера делали сообща большую прогулку по долине Ары; долина оказалась очень живописной³.

С тех пор как я не писал Вам, я был в Англии - и, благодаря двум-трем удачным рекомендательным письмам, сделал множество приятных знакомств⁴, из которых упомяну только Карлейля, Теккерея, Дизраели, Маколея; - если бы я не уехал так скоро, меня хотели представить Палмерстону, принцу Альберту (меня и так познакомили с герцогом Омгальским) - но я репшлся отложить всё это до более удобного времени и ехать лечиться. Вы, вероятно, улыбнетесь, но скажу Вам очень сурьезно: возвращение моей болезни меня убило: я мертвый человек - я это чувствую,- от меня несет трупом. Пока эта змея будет грызть меня - ничего в жизни не может меня занимать и я не гожусь ни на что. Не знаю, поможет ли мне здешняя вода - но, как нарочно, мне стало здесь гораздо хуже - меня уверяют, что это постоянное действие воды вначале, но я разучился верить докторам. Впрочем, довольно об этом.

Во время моего пребывания в Англии я был в Манчестере и видел там много дивных вещей⁵, - но обо всем этом, вообще о моем пребывании в Англии, расскажу Вам когда-нибудь изустно; теперь же ограничусь тем, что скажу Вам: англичане произвели на меня гораздо более выгодное впечатление, чем я ожидал - я это говорю не потому, что я познакомился с принцами: действительно это великий народ.

Я из Англии вместе с Некрасовым вернулся в Париж⁶, а оттуда проводил его и г-жу Панаеву до Берлина: он возвращается в Россию - и, вероятно, теперь уже в Петербурге⁷. Он очень несчастный человек: он всё еще влюблен в эту грубую и гадкую бабу - и она непременно его сведет сума. Здоровье его, однако, немножко поправилось, хотя он не лечился нисколько. Я постараюсь, вернувшись к октябрю в Петербург, отправить его опять на зиму в более теплый климат.

Напишите мне, что Вы делаете и как живете в Симбирске. Хотя я сильно пришиблен и охладел почти ко всему, однако я чувствую, что привязан к Вам и с удовольствием увидел бы Ваши отрывчатые каракульки. Если Вы напишете тотчас по получении этого письма - то Ваше письмо застанет меня еще здесь - я остаюсь здесь 6 недель.

Толстой находится в Швейцарии, в Canton de Vaud,à Clarens, pension Perret⁸. Он очень доволен своим местопребыванием, ходит по горам, работает, здоров и чувствует, по его словам, как красота вливается ему через глаза в душу, словно физическое ощущение. Дай бог ему! Ему и книги в руки. Я ему написал отсюда, не знаю, ответит ли он мне⁹. Боткин и Дружинин были в Италии, но где они теперь - неизвестно¹⁰. Ковалевский в Plombières¹¹.

Знакомые наши, находящиеся в Лондоне, здоровы и бодры. Я их видал часто¹².

Ну прощайте - до свидания в октябре. Вы увидите во мне другого человека, чем того, с кем расстались. Желаю Вам здоровья, жму Вам крепко руку и остаюсь

преданный Вам Ив. Тургенев.

611. ПОЛИНЕ ТУРГЕНЕВОЙ

27 июня (9 июля) 1857. Зинциг

Sinzig.

Се 9 juillet 1857.

Si tu veux savoir où je me trouve, chère Paulinette, prends une carte de l'Allemagne, et puis trouve le Rhin; cherche sur sa rive gauche la ville de Coblence,- un peu plus loin tu verras une autre ville qui se nomme Bonn; entre ces deux villes^; toujours par la rive gauche, il y a un petit endroit qui se nomme Remagen; eh bien, Sinzig est à une demi-lieue de Remagen,- mais je doute fort que ta carte soit assez dêtaillêe pour qu'il s'y trouve. Enfin, si tu veux m'êcrire - mets sur l'adresse: "Prusse Rhênane, Sinzig près de Remagen sur le Rhin". Je suis ici depuis six jours - je bois beaucoup d'eau, je prends des bains tous les jours - je remplis, en un mot, toutes les prescriptions du docteur pour tâcher de me guêrir et pour pouvoir quitter cet endroit dans cinq semaines et aller te chercher. Il y a fort peu de monde ici - et par consêquent peu de distractions; - rien ne m'empêche de travailler¹.- Du reste, nous sommes ici dans un beau pays - au milieu d'une plaine fertile, entourêe de hautes montagnes; malheureusement, le temps n'est pas trop favorable. Cependant j'ai dêjà fait deux ou trois excursions et le temps ne sera pas toujours mauvais.

Pour toi, je n'espère pas, je suis sûr, que tu travailles avec toute l'application dont tu es capable; songe qu'il me faut au moins des seconds prix! - Après tous ces graves travaux et l'examen une fois fini - nous irons nous refaire à Courtavenel, jouer la comêdie, etc., etc., etc.

Quand tu m'êcriras, ne manque pas de me dire ce que tu auras entendu de la santê de Mme Viardot²; je lui ai êcrit une lettre d'ici³, mais je n'ai pas encore reèu de rêponse.

Tu n'as pas besoin d'affranchir tes lettres.

Adieu, chère petite; porte-toi bien; travaille idem; je t'embrasse de bon cœur.

Ton p&egra