Тургенев Иван Сергеевич - Письма (1855-1858), Страница 23 - Книги

ь,

совершенно преданный вам

И. Тургенев.

Рим.

12 марта 1858.

679. Джону Дж. Шоу-Лефевру (?)

С французского:

Милостивый государь,

Одним из самых приятных воспоминаний, которые я вынес из Англии¹,- является время, проведенное мною с вами и вашим любезным семейством². Разрешите мне доставить такое же удовольствие одному из моих ближайших друзей, г-ну Боткину, весьма видному Русскому литератору, который отправляется в Англию. Если вы продолжаете интересоваться Русским языком, он сможет дать вам много ценных сведений³,

Я не знаю, когда смогу приехать в Англию⁴, но прошу вас верить, что я, где бы я ни был, питаю к вам, так же как и ко всему вашему семейству и к вашему сыну, подлинную и искреннюю приязнь. Примите же выражение этой приязни, а также уверение в величайшем уважении

совершенно преданного вам

И. Тургенева.

Рим.

12 марта 1858.

681. Полине Тургеневой

С французского:

Дорогая Полинетта,

Вот пара коралловых сережек и брошь неаполитанской работы, которые я тебе посылаю; надеюсь, что они доставят тебе удовольствие. Я напишу тебе через 3 или 4 дня из Флоренции¹; теперь довольствуюсь тем, что целую тебя. До свидания.

Твой отец

И. Тургенев.

Рим.

15 марта 1858.

682. Полине Тургеневой

С французского:

Флоренция.

18 марта 1858.

С тех пор как я писал тебе, дорогая Полинетта¹, я побывал в Неаполе и, как видишь, покинул Рим. Давно уже я должен был бы тебе написать,- но уж раз так нехорошо вышло, надеюсь, ты не будешь на меня за это в обиде. Объявляю тебе, что приеду в Париж через 6 - допустим, 5 недель,- и, чтобы ты набралась терпения, посылаю тебе через одного Русского господина, моего знакомого, который должен сегодня покинуть Рим, чтобы отправиться прямо в Париж,- пару коралловых сережек и брошь неаполитанской работы². Одновременно прошу тебя тотчас по получении моего письма написать мне немедленно в Венецию (до востребования): 1) вернулась ли в Париж г-жа Виардо; 2) как она себя чувствует и что делает Виардо; 3) что поделываешь ты сама, что делает семья Трубецких, и т. д. и т. д.- Не забудь сообщить мне, когда рассчитывает г-жа Виардо отправиться в Англию³.- Одним словом, расскажи мне все, что ты знаешь,- и сделай это немедленно, если хочешь, чтобы твое письмо застало меня в Венеции⁴.

Надеюсь, что твое здоровье хорошо и что ты работаешь усердно; в ожидании настоящего поцелуя, целую тебя письменно. Тысяча приветов семье Трубецких.- Что поделывают Диди, Луиза и другие дети?

Твой отец

И. Тургенев.

690. Полине Тургеневой

С французского:

Вена,

8 апреля 1858.

Дорогая Полинетта,

Я нахожусь здесь со вчерашнего дня и спешу сообщить тебе, о моем приезде. Я нашел два твоих письма, ожидавших меня на почте до востребования. Прежде всего успокою тебя относительно моего возвращения в Париж, оно задержалось -но будь уверена, что я не уеду в Россию тайком, не попрощавшись с тобой и не поцеловав тебя; тебе не следует по этому поводу волноваться; Я буду в Париже в конце этого месяца или в первых числах мая,- ты можешь рассчитывать на это. Твоя привязанность ко мне очень меня радует; однако же тревога, которую ты испытывала, повлияла на твою орфографию, и она сделалась еще более странной. Послушай, Полина, неужели это такая трудная вещь? В наше время шестнадцатилетняя девушка, которая пишет: "ci cela t'arrivais, cela me ferai" и т. д. {Если бы это с тобой случилось, это мне доставило бы (с грубыми ошибками в глагольных формах).}, - существо исключительное. Я слышал, что ты с некоторого времени усердно трудишься и что тобой довольны; я весьма рад этому - но умоляю тебя немного сосредоточивать свое внимание; приучись размышлять, дитя мое, это весьма необходимо в жизни. Настаивать так на орфографии кажется мелочностью, но, помимо того, что мы совершенно вправе судить о чьем-нибудь образовании по тому, как он пишет, мы можем справедливо предполагать, что если внимания недостает в мелочах - его должно еще более недоставать в больших делах.- Одним словом - делать орфографические ошибки - это неопрятность; то же самое, как если бы ты сморкалась пальцами. Но довольно. Целую тебя, чтобы ты не дулась.

Надеюсь, что мой маленький подарок был тебе передан¹. Ты поступила умно, не пожалев о том, что не пошла на бал; поверь мне - ты ничего не потеряешь, если подождешь немного.

А сейчас старательно трудись; настойчиво упражняйся на фортепиано; развлекаться будем потом. Я пробуду здесь три недели;² пиши мне в Вену, в Австрию - до востребования.

Поклонись от меня г-же Аран; если ты увидишь мадемуазель Арто, поклонись ей от меня. Тысяча наилучших пожеланий семействам Трубецких и Виардо. Целую тебя от всего сердца.

Твой отец

И. Тургенев.

P. S. Будь спокойна относительно четок, я везу их тебе, освященные насколько возможно.

2-й P. S. Вскрываю это письмо, чтобы сообщить тебе новость, которая, я уверен, доставит тебе удовольствие: я буду в Париже 18, т. е. в следующее воскресенье. Итак, до скорого свидания, целую тебя в твои пухлые щеки.

692. Полине Тургеневой

С французского:

Лейпциг,

16 апреля 1858.

Моя дорогая Полинетта,

Я здесь со вчерашнего дня и рассчитывал выехать сегодня, чтобы исполнить данное тебе обещание - провести воскресный день с тобой; но я застал здесь г-жу Виардо¹,- желание услышать ее пение в театре меня удержало, и я приеду в Париж только во вторник². Надеюсь, что ты не станешь на меня слишком сердиться и что г-жа Аран разрешит тебе провести весь вторник со мной³. Итак - немного терпения - и до свиданья через три дня. Целую тебя очень нежно.

Твой отец

И. Тургенев.

694. Полине Тургеневой

С французского:

Мой брат Николай здесь, дорогая Полинетта,- он придет с тобой повидаться. Я видел его только накануне моего отъезда в Лондон, то есть вчера. Прими его любезно; трудись усердно и жди меня в ближайшее время¹.

Передай от меня поклон г-же Аран. Я напишу тебе, как только буду в Лондоне.

Твой отец

И. Тургенев.

Париж.

27 апреля 1858.

695. Полине Тургеневой

С французского:

Лондон.

8 мая 1858.

Дорогая Полинетта,

Благодарю тебя за твое письмо и прошу прощения, что не написал тебе; я был очень занят с тех пор, как приехал в Лондон¹. Мое здоровье довольно хорошо. Целую тебя в обе щеки по случаю дня твоего рождения²; пишу Виардо³, чтобы он дал тебе 25 франков, которые ты можешь, если тебе захочется, хотя бы на ветер бросить; употреби их на угощение твоих подруг - словом, располагай ими, как тебе заблагорассудится. Если В<иардо> нет в Париже, ты попросишь г-жу Аран, чтобы она была столь любезна авансировать тебе эту маленькую сумму, записав ее на мой счет. Удивляюсь, что мой брат до сих пор еще не навестил тебя; во всяком случае, ты увидишь его в понедельник, так как он должен принести тебе в этот день мозаичные брошку и серьги. Я только что написал ему об этом⁴.

До скорого свиданья, будь здорова, трудись и думай обо мне

Твой отец

И. Тургенев.

P. S. Мой адрес Холлс-Стрит, а не Ноллс-Стрит.

699. Морицу Гартману

С немецкого:

Мой дорогой друг,

Я не могу ехать в Кельн¹; может быть, мы увидимся еще сегодня вечером у княгини².- Тогда мы смогли бы кое о чем договориться.

Ваш

И. Тургенев.

707. Полине Виардо

С французского:

Спасское, 7 июля/25 июня 1858.

Theuerste Freundinn {Самый дорогой друг (нем.).}, я вернулся в Спасское после четырехдневного отсутствия и нашел ваше письмо, сообщающее мне печальное известие¹. Я не решался говорить вам о моих предчувствиях; я пытался убедить себя самого, что все может еще хорошо кончиться,- и вот его нет! Я очень сожалею о нем ради него самого; я жалею обо всем, что он унес с собою; я глубоко чувствую жестокую боль, причиненную вам этой потерей, и ту пустоту, которую вы лишь с большим трудом заполните. Он так вас любил! Виардо и Луиза должны быть оба тоже очень огорчены. Когда смерть бьет по нашим рядам, остающиеся друзья должны еще теснее сплотиться; это не утешение я вам предлагаю, это дружеская рука, которую я вам протягиваю, это - преданное сердце, говорящее вам, чтобы вы рассчитывали на него так же, как на то сердце, которое только что перестало биться. Не могу удержаться, чтобы не думать о моем последнем свидании с Шеффером; он выглядел так хорошо, что мне и в голову не могло прийти, что эта встреча последняя. Он готовился писать Христа с Самаритянкой; я уселся за его спиной, и мы долго беседовали. Я рассказал ему о своем путешествии в Италию (это было в первых числах мая). Никогда я не видел его более любезным и в лучшем настроении. Какой ужасный удар для его дочери²!

Я слишком нахожусь под впечатлением этого печального известия, чтобы много говорить вам о себе. Скажу вам в двух словах, что я провел три очень приятных дня у друзей: двух братьев и сестры³, прекрасной и очень несчастной женщины. Она принуждена была разойтись со своим мужем, своего рода деревенским Генрихом VIII, преотвратительным⁴. У нее трое детей, которые отлично развиваются, особенно с тех пор, как папаши нет с ними. Он, независимо от их поведения, обращался с ними весьма сурово, доставляя себе удовольствие воспитывать их на спартанский лад, сам ведя образ жизни совершенно противоположный. Подобные вещи случаются часто: люди таким образом доставляют себе удовольствие быть и порочными и добродетельными - добродетельными за чужой счет.

Из двух братьев один довольно незначительный⁵, другой же⁶- прелестный малый, ленивый, флегматичный, неразговорчивый и в то же время очень добрый, с очень изысканным и тонким вкусом и чувствами, человек действительно своеобразный. Третий брат (граф Л. Толстой, тот, о котором я вам говорил как об одном из наших лучших писателей, это заставляет вас улыбнуться и вспомнить о Фете, к которому я завтра поеду, так как он мой сосед⁷;- но, что касается Толстого, так это, вполне серьезно, талант выдающийся, и я надеюсь когда-нибудь вас убедить в этом, переведя вам его "Детство"⁸. Закрываю здесь эту нескончаемую скобку). Третий брат, говорю я, который должен был приехать, не приехал.

Сестра довольно хорошая музыкантша; мы играли Бетховена, Моцарта и т. д. Es ist die selbe Gräfin, die eine Neigung für mich gehabt hatte; Ich glaube, das alte Feuer glüht noch unter der Asche; was huffs aber {Это та самая графиня, у которой была ко мне склонность; думаю, что былой огонь теплится еще под пеплом; но к чему все это? (нем.).}⁹"?

Через несколько дней начнется охота. Приметы благоприятствуют; весна пришла рано, и молодые тетерева уже, как будто, подросли. Я буду охотиться в 150 верстах отсюда и возвращусь только дней через десять¹⁰.

Я пишу вам в Лондон, а вы, может быть, уже в Куртавнеле¹¹. В таком случае надеюсь, что это письмо вам перешлют.

Сердечно пожимаю вам руку; повторяю: мужество и терпение - желаю вам доброго здоровья и хорошего настроения. Тысяча приветов всем вашим; да хранит вас бог: вот единственная молитва, которую я к нему обращаю.- До свиданья.

Совершенно вам преданный

И. Тургенев.

708. Полине Тургеневой

С французского:

Спасское.

9 {Так в подлиннике.} июня/29 июня 1858.

Спасибо, дорогая девочка, за твое милое письмецо, с адресом, написанным по-Русски, и - право же - очень хорошо! Я рад, что ты хорошо себя чувствуешь, что ты не унываешь. Время разлуки пройдет скорее, чем ты думаешь, особенно если будешь стараться сократить его за работой. Со своей стороны, обещаю тебе часто подавать о себе вести. Таким образом, мы оба доживем до зимы - а потом и до весны - и до того момента, когда вновь увидимся.

Вот я и дома. Мое здоровье хорошо; дом покрашен заново; мебель обита новой материей; теперь все выглядит довольно чисто. Сад великолепен - погода довольно хорошая, хотя и дождливая. Через несколько дней начнется охота, и уж я разгуляюсь. Все мои собаки здоровы, и, кажется, в этом году много дичи.

Я получил письмо от г-жи Виардо, которая сообщает печальное известие о смерти г. Шеффера, это очень тяжелый удар для нее¹. Напиши мне, как только она вернется в Париж, и сообщи о ее здоровье. Расскажи мне также понемногу обо всем семействе, о м-ль Арто и о твоих подругах, о семействах Тургеневых и о Трубецких. Передай от меня поклоны м-ль Холинг и г-же Аран. Постарайся наслужить вторую награду по фортепиано. Засим целую тебя от всего сердца и очень крепко. До следующего письма.

Твой отец

И. Тургенев.

713. Полине Тургеневой

С французского:

Спасское, 16/28 июля 1858.

Дорогая Полинетта,

Я получил твое письмо, где ты задаешь мне головомойку за мою небрежность; а между тем вот четвертое письмо, которое я тебе пишу с тех пор, как мы расстались. Не прошло еще и двух месяцев, как я тебя покинул. Всё это не означает, что я хочу жаловаться на твои упреки; напротив, они мне доказывают, что ты много обо мне думаешь и что ты любишь меня.

Только ты заполняешь ими все свои письма, и тебе не остается больше места, чтобы рассказать о том, что ты делаешь, кого ты видишь и т. д. Ведь была же ты хоть раз у старого Тургенева?¹ или у м-ль Арто? Правда, ты всё это время была, должно быть, поглощена приготовлениями к столь важному дню распределения наград: надеюсь, что ты получишь хоть какие-нибудь из них; это мне доставит величайшее удовольствие. Что касается меня, то мое здоровье довольно хорошо; время от времени я хожу на охоту, не очень блестящую в этом году, и много работаю. Я рассчитываю оставаться здесь долго, во всяком случае до ноября. Обращаю твое внимание в особенности на пианино, не запускай его во время каникул в Куртавнеле. Ожидай терпеливо моего возвращения и знай, что я люблю тебя всем сердцем и очень часто думаю о тебе.

До свиданья, целую тебя крепко-крепко; кланяйся от меня всем парижским друзьям.

Твой отец

И. Тургенев.

714. Полине Виардо¹

С французского:

Спасское, 9/21 июля 1858.

Дорогая и добрая госпожа Виардо, начинаю мое письмо известием, горестным для всех Русских: художник Иванов, о котором я, кажется, рассказывал вам в своих письмах из Рима, только что умер от холеры в С.-Петербурге². Бедняга! после двадцати пяти лет труда, лишений, нищеты, добровольного заточения, в тот самый момент, когда его картина была выставлена, еще до получения какой-либо награды, прежде даже, чем он убедился в успехе этого творения, которому он посвятил всю свою жизнь,- смерть, внезапная, как апоплексический удар, но более жестокая, потому что она не поражает головы! Дрянная газетная статья, оскорбительная для него, отсрочки, точно рассчитанное пренебрежение - вот всё, что дала ему родина за тот короткий промежуток времени, который протек от его возвращения до его смерти³. Что касается его картины, то она, конечно, принадлежит к той эпохе искусства, в которую мы вступили немногим более столетия назад, и это, надо в том сознаться, эпоха упадка; это уже не просто живопись: это - философия, поэзия, история, религия; в картине есть прискорбные недостатки, но это всё же нечто значительное, произведение серьезное, возвышенное, влияния которого нужно желать в России, хотя бы как противодействия школе, основанной Брюлловым⁴.

18/30 июня. {Так в подлиннике.}

Вот что я делал, theuerste Freundinn {самый дорогой друг (нем.).}, в течение прошедших 9 дней⁵: я много трудился над романом, который начал и надеюсь окончить к наступлению зимы⁶; потом ездил на охоту за 150 верст отсюда н потерял напрасно 5 дней, потому что болота были еще пусты, время перелета дупелей и бекасов еще не наступило. В то же время я вместе с дядей занимаюсь устройством моих отношений с крестьянами: начиная с осени они все будут переведены на оброк, то есть я уступлю им половину земли за ежегодную арендную плату, а сам для обработки моих земель буду нанимать работников. Это будет только переходное состояние, впредь до решения комитетов; но ничего окончательного нельзя сделать до тех пор⁷.

Я упомянул вам о романе, который сейчас пишу; как бы я был счастлив, если бы мог изложить вам его план, представить характеры, цель, которую я себе наметил, и проч.; как охотно принял бы я замечания, которые вы бы мне сделали! На этот раз я долго обдумывал сюжет и надеюсь избежать тех внезапных, нетерпеливых решений, которые вас справедливо раздражали. Я чувствую себя в рабочем настроении, а между тем жар молодости уже покинул меня; я пишу с каким-то удивительным для меня самого спокойствием: лишь бы оно не отразилось на самом произведении! Холодность порождает посредственность.

Я довольно часто вижу Фета; он проживает верстах в пятнадцати от Спасского⁸. Несмотря на его смешные стороны, это добрый малый, у которого для Русского человека, довольно своеобразия и ума. Он вспоминает о вас с восторгом; можете быть уверены, я не сказал ему, что думают о нем в вашем семействе⁹.

Пишу вам в Куртавнель, хотя вы еще не велели мне это делать: но предполагаю, что в Лондоне вас уже не должно быть¹⁰. Сезон заканчивается.- Я только что получил "Атенеум" с небольшой статьей о вашем выступлении в "Сомнамбуле"¹¹, она доставила мне живейшее удовольствие. Вы ведь поете по-английски, не правда ли?

Думайте немного обо мне и пишите мне во время вашего пребывания в Куртавнеле. Что до меня, то я думаю постоянно - могу сказать это без всякого преувеличения - даже за работой - обо всем, что я оставил, что любимо мною во Франции. Будьте здоровы, вы и все ваши, передайте от меня тысячу добрых пожеланий Виардо и повергните меня к ногам Диди¹². Сердечно пожимаю вам руки и остаюсь

ваш

И. Тургенев.

718. Полине Тургеневой

С французского:

Спасское,

8/20 сентября 58.

Дорогая моя девочка, два дня тому назад я вернулся домой¹и спешу ответить на твое письмо. Нехорошо быть лентяем по отношению к тебе: тотчас рискуешь получить изрядную головомойку! Я очень рад, что ты здорова, и надеюсь, что с тех нор, как вернулась г-жа Виардо, Куртавнель перестал быть ареной внутренних раздоров². Ты очень хорошо сделала, что не приняла в них участия; это не значит, что я склонен проповедовать тебе равнодушие, но лучше держаться немного в стороне, если нельзя никому помочь. Ожидаю теперь от тебя другого письма, которое, надеюсь, будет повеселее.

Г-жа Виардо, вероятно, рассказала тебе, зачем я ездил в Тулу (наш губернский город); думаю, что тебя это не очень интересует? Я много спорил, говорил, кричал, вернулся совсем усталым - но здоровым. Я останусь еще на полтора или два месяца в Спасском,- собираюсь упорно работать и не брошу охоты, которая пока что улыбалась мне только одним глазом; пожалуй, она даже вовсе мне не улыбнулась.

Моя бедная Диана умерла позавчера - и вчера утром мы ее похоронили. Я плакал - и не стыжусь в этом признаться;- это ведь друг покидал меня - а они так редки, на двух ли ногах или на четырех.

Твоя орфография стала лучше,- тем не менее ты пишешь два раза qui dis с окончанием на s - в третьем лице {который говорит (с окончанием второго лица, вместо третьего).}.- Обрати внимание на твое фортепиано, потому что кто же будет мне играть будущей зимой? Недостаточно уметь сносно играть две или три вещи; надо уметь бегло разбирать ноты - надо уметь исполнять свою партию в трио: вот тогда доставляешь удовольствие и себе самой и другим. Имеющий уши да слышит.

Надеюсь часто видеть в Петербурге м-ль Ольгу⁴. Я напишу тебе о ней. М-ль Фанни⁵ очень добра, что говорит тебе столько приятных вещей; передай ей, что я благодарю ее от всего сердца.- Я напишу г-же Тургеневой⁶, чтобы и ее поблагодарить за гостеприимство, которое она тебе оказала в Вер-Буа⁷. Я очень счастлив, что к тебе так расположены; надо стараться все более быть этого достойной.

Поцелуй от меня всех, начиная с Виардо. В особенности поцелуй Диди⁸ и скажи, что я жду от нее письма. Продолжай писать мне в Спасское. До свиданья в мае месяце, дорогая Полинетта.

Твой отец

И. Тургенев.

726. Полине Тургеневой

С французского:

Спасское,

11/23 октября 58.

Дорогая девочка, все твои письма начинаются с жалоб; но я уверяю тебя, пишу тебе чаще, чем ты предполагаешь,- или же, может быть, мои письма к тебе не доходят. Наконец, пишу ли я тебе часто или редко, всё же не следует из за этого вбивать себе в голову, что я забыл тебя, что я не люблю тебя больше с тех пор, как нахожусь в моей России, и проч.¹. Всё это - причуды: я тебе доказал, что люблю тебя, и докажу тебе это еще. Успокойся, вооружись терпением и трудись: остальное придет в свое время.

Я очень благодарю тебя за твое большое письмо, хотя оно все испещрено орфографическими ошибками и его трудно разбирать; но не из-за этого я хочу воевать с тобою сегодня, а совсем по другой причине. Я нашел в твоем письме признаки недостатка, для искоренения которого ты должна приложить все усилия; я говорю о твоей чрезвычайной обидчивости, которая может сделать тебя раздражительной, озлобленной и даже неблагодарной. Г-жа В<иардо> забыла пригласить тебя на прогулку - вот так большая беда! Уж не думаешь ли ты, что у нее нет забот, беспокойств, и, быть может, очень важных? Разве у нее не может быть дурного настроения, несмотря на столь совершенную ровность ее характера? Ты уже причинила себе и готовишь себе впредь совсем ненужные страдания из-за своей несчастной обидчивости, которая всего лишь - больное самолюбие. Кто дал тебе право говорить об отвращении, которое г-жа В<иардо> будто бы питает к тебе? Не чувствуешь ли ты, что будет неблагодарностью хотя бы только подозревать в ней подобное чувство к тебе - в ней, которая всегда относилась к тебе, как мать. Эта манера себя умалять, унижать - тоже не что иное, как самолюбие. Избавься от этого противного недостатка, дитя мое, и будь уверена, что если только очень немногие люди любят нас (и любимы нами) по-настоящему,- то большинство готово питать расположение ко всякому, кто никого не обижает и не огорчает. Предполагать, что другие люди злы - это значит признаваться, что сам не чувствуешь себя добрым. Ты без всякой на то причины испортила себе, как сама говоришь, каникулы 58 года в Куртавнеле; пусть это послужит тебе уроком!

Вот и это урок, и очень длинный - и который, может быть, заставит тебя пожалеть о столь сильном желании иметь от меня письма. Тем не менее я должен был дать его тебе; не будем больше говорить об этом. Должен сказать тебе, что я болел лихорадкой, которую подхватил на охоте; я выздоровел, но еще не выхожу.- Через две недели я покидаю Спасское; зиму проведу в Петербурге². Пиши мне, до нового распоряжения, по следующему адресу:

"В С.-Петербург, Россия,

в редакцию журнала "Современник"?"

для вручения г. И. Т<ургеневу>".

Нет надобности писать адрес по-Русски. Напишу тебе тотчас по прибытии в Петербург. Твои обещания хорошо работать очень радуют меня; постарайся, чтобы к моему возвращению в Париж ты могла сыграть мне бегло сонату Бетховена, написать большое письмо даже без намека на ошибку - и главное - чтобы ты больше не была обидчивой. Вот тогда-то уж я буду тебя любить!

Это не мешает мне очень и очень любить тебя уже и теперь. Желаю тебе доброго здоровья и бодрости. Обнимаю тебя очень крепко и остаюсь

любящий тебя отец

И. Тургенев.

P. S. Тысяча приветов семейству Тургеневых, мое почтение г-же Аран.- Я сообщу тебе известия об Ольге Т<ургене>вой, как только получу их сам.

735. Полине Тургеневой

С французского:

Моя дорогая Полинетта,

Это письмо будет тебе вручено г-ном Риделем, врачом князя Орлова, который едет завтра в Париж. Одновременно он любезно согласился взять на себя доставление 1000 франков, из которых ты вручишь 800 франков г-же Аран - в уплату за то, что ты должна ей, и как задаток в счет твоих будущих расходов, а 200 франков оставишь себе на одежду. Я назначаю тебе 500 франков в год на эту последнюю статью - надеюсь, что тебе их хватит, и у тебя не будет слишком больших расходов. Если г. Виардо в Париже (об этом ты не пишешь ни слова) - ты сообщишь ему всё это для того, чтобы он знал, как ему поступать, и объяснишь ему, что я не послал ему этих денег лишь потому, что не знал, где он находится. Ну вот, денежный вопрос улажен - перейдем к другим.

Твое письмо прелестно, разумно и без орфографических ошибок: оно доставило мне величайшее удовольствие. Там есть только одна фраза, которую мне хотелось бы вычеркнуть. Ты пишешь мне, что раскаиваешься в своей откровенности со мной. Дитя мое, необходимо, чтобы мы говорили всегда друг другу всё, что у нас на сердце. Это лучшее средство остаться добрыми друзьями. Может быть, я и преувеличил твои недостатки и свои упреки, но это лучше, нежели разводить дипломатию. Она совершенно бесполезна, в особенности же между нами. Итак, прошу тебя, пиши мне всегда с полнейшей откровенностью, и я буду отвечать тем же; ведь мы очень любим друг друга и не можем друг друга обидеть, как ты выражаешься¹.

Завтра же я напишу письмо г-же Тургеневой - чтобы поблагодарить ее за заботу о тебе. Но придется, кажется, писать по твоему адресу, так как я не думаю, чтобы она до сих пор оставалась в деревне.- То, что ты мне пишешь о своем желании быть наставляемой в православии, в высшей степени разумно; мне жаль, что я не подумал об этом тогда, когда был еще в Париже. Кажется, что наш священник, г-н Васильев, говорит по-французски, и к тому же он прекрасный человек.- Я поговорю об этом с г-ном Тургеневым в письме, которое собираюсь ему написать и в котором расскажу ему о том, что происходит здесь в связи с освобождением крестьян². Г-жа Тургенева была совершенно права, говоря с тобою так, как она говорила, и это больше, чем всё, что она сделала, доказывает, как велико ее внимание к тебе; благодарю ее от всего сердца и совершенно согласен с тем, чтобы ты немедленно начала брать уроки.- Возможно, что тебе будет трудно аккуратно посещать Русскую церковь - все это будет окончательно устроено в мае,- но пока делайте то, что возможно, или вернее - сделай так, как тебе скажет г-жа Тургенева. Я ей напишу немедленно.

Я уже четыре дня в Петербурге, не выхожу из комнаты, потому что немного простудился, но мне уже лучше. Вот мой адрес: С.-Петербург, Большая Конюшенная, дом Вебера, No 34.

Напиши мне как можно скорее, как можно подробнее и как можно откровеннее. Будь здорова и усердно трудись. Обнимаю тебя от всего сердца и остаюсь навсегда

твой любящий тебя отец

И. Тургенев.

736. Полине Виардо

С французского:

С.-Петербург.

18/29 ноября 1858.

Вот уже целую вечность я не получал от вас писем, дорогая и добрая госпожа Виардо; Полинетта пишет мне, что вы в Пеште¹, на всякий случай пишу вам туда. В Петербурге я уже четыре дня², но еще не выходил из комнаты: в дороге схватил довольно сильный бронхит; сейчас мне лучше, но кашель все еще сильный. Вот мой адрес: С.-Петербург, Большая Конюшенная, дом Вебера, No 34. Пишите мне, прошу вас. Вы одна в Пеште или же с вами Виардо? Довольны ли вы публикой и как вам нравятся венгерцы? Я всегда питал слабость к этой энергичной и рыцарственной нации³. Кажется, следует оставить всякую надежду увидеть вас в Петербурге; великая княгиня⁴ только что уехала. Ходит слух, что вас ждут в Варшаве, правда ли это?⁵ Сколько времени вы пробудете в Пеште? Все эти вопросы очень существенны для меня, и, с вашей стороны, было бы большой любезностью на них ответить, иначе я с огорчением предвижу изрядный перерыв в нашей переписке, которой все же не следует дать погибнуть после того, что она так долго продолжалась.

Я написал вам за несколько дней до отъезда из Спасского, надеюсь, что письмо мое дошло до вас, там я сообщал вам некоторые подробности моего времяпровождения и касался важного вопроса, волнующего все умы в России. Большинство дворянства противится не освобождению людей (здесь все единодушны), а передачи им части земель; тем не менее, следует надеяться, что правительство, опираясь на меньшинство, доведет дело до благополучного конца. Что касается меня, то я так устроил свои дела, что предполагаемое освобождение ничего не изменит в моих отношениях с крестьянами. Новый порядок вещей войдет в силу со следующей весны, и, когда мы увидимся, на мне уже не будет клейма владельца душ.

Работа, которую я привез из Спасского (я имею в виду свой небольшой роман⁶), одобрена моими здешними собратьями⁷, и я рад видеть, что не напрасно терял время.

Theuere Freundinn {дорогой друг (нем.).}, я с нетерпением жду от вас известий. Напишите мне, хотя бы четыре строчки. Кланяйтесь Виардо, если он с вами. Желаю вам всего самого лучшего и дружески жму вам руки.

Ваш

И. Тургенев.

739. Полине Виардо

С французского:

С.-Петербург,

12/24 декабря 58.

Через три дня исполнится месяц, как я здесь, дорогая и добрая госпожа Виардо, и представьте себе, что я еще не выходил из комнаты и даже не знаю, когда мне будет позволено высунуть нос наружу. Я обречен болеть всякого рода необычными болезнями. На сей раз я страдаю от какого-то першения в горле, мешающего мне не только говорить, но и шептать: малейшая попытка вызывает судорожный кашель. Это очень неприятно и делает меня если не мрачным, то, по меньшей мере, missmuthig {гРустным (нем.).}... Вот причина, по которой я не ответил на письмо Виардо из Пешта с маленькой припиской, сделанной вами¹. Я так задержался с ответом, что уже не рассчитываю застать вас в Пеште и посылаю это письмо на улицу Дуэ, не зная толком ни где вы находитесь, ни что собираетесь делать зимой.

Я ошибся, написав вам, что великая княгиня Елена покинула Петербург², она и останется здесь до весны; но вы, как будто, окончательно оставили мысль о поездке в Россию: вы даже не поехали в Варшаву. Надеюсь повидать вас в мае или июне в Лондоне, если до тех пор поправлюсь.

Мой друг Анненков читал в кругу собратьев по перу роман, написанный мною этим летом³, и могу сказать, что успех был большой⁴; остается узнать, что скажет публика.

Вопросы реформы, улучшений более, чем когда-либо, стоят сейчас на повестке дня; император проявляет твердость, несмотря на препятствия, которые ему чинят; разрешено обсуждение вопроса о выкупе земель в газетах - это единственное возможное решение. Литература, или, точнее, пресса, испытала довольно сильное потрясение; ни писатели, ни те, кто о них судит, еще не привыкли к условиям гласности; один император препятствует чрезмерному усилению реакции; поэтому мы, более чем когда-либо, сочувствуем правительству.

Я отослал 1000 франков Полинетте - имея эту сумму, она сможет вернуть деньги, которыми снабдила ее некогда г-жа Аран; что до 25 000 франков, предназначенных для нее на эту зиму, они будут приготовлены лишь к февралю ⁶. Пожалуйста, напишите мне, где будет Виардо между 15 февраля и 15 марта? В Париже? А где будете вы?

В опере в этом году не слишком многолюдно, публика по-прежнему любит г-жу Бозио, Тамберлик сильно постарел. Дают Верди; недавно был представлен "Граф Ори"⁶ с Кальцолари. Негритянский трагик по имени Айра Олдридж дает спектакли, которые необычайно нравятся публике; он играет в "Отелло", "Короле Лире", "Венецианском купце"⁷. Дом Виельгорских развалился⁸. Граф Матвей⁹ живет очень уединенно. Рассказываю вам все это по слухам, ибо не покидаю своей комнаты.

14/24 декабря.

Вот уже два дня, как мне лучше, и мой доктор, который только что ушел, обещает, что через несколько дней я смогу выходить. Эта перспектива рассеяла мое blue devils {мрачное настроение (англ.).}, и я надеюсь, что первое же письмо, которое я напишу вам, будет немного более живым, чем это.

Граф Матвей, как будто, намеревается ехать в Париж.

Боюсь, что Полинетта, судя по ее письмам, ведет слишком светскую жизнь и мало работает. Будьте добры пожурить ее за это.

До скорого свидания. Будьте здоровы и не забывайте меня.Тысяча приветов Виардо (в ближайшие дни я напишу ему), г-же Гарсиа, тысяча поцелуев детям, особенно Диди. Дружески жму обе ваши руки.

Ваш

И. Тургенев.

740. Полине Виардо

С французского:

С.-Петербург,

5/27 декабря 1858.

Прежде всего большое спасибо за ваше письмо из Веймара, theuerste, liebste Freundinn {самый дорогой и любимый друг (нем.).}. Оно дошло до меня за 6 дней;: я же отправил вам письмо в Париж только что, очень сомневаясь в том, что вы еще в Пеште. Вы говорите, что написали мне два письма из Пешта - увы, я получил лишь одно - от Виардо¹.

30 декабря 1858/11 января 1859

Прошу извинить мне этот перерыв, дорогая и добрая госпожа Виардо. Может быть, то, что причиной его было мое выздоровление, сделает его более простительным в ваших глазах,- я поспешил воспользоваться разрешением выходить после шестинедельного заточения. В течение почти 10 дней я не принадлежал себе: обеды, визиты, которые я должен был нанести, прием посетителей, новые знакомства², печатанье моего романа³ - это был настоящий водоворот. Но поскольку все в природе стремится к своему центру притяжения - я вновь во власти дорогих и милых воспоминаний о вас, и мне необходимо хоть немного побеседовать с вами.

Наши политические новости (начну с них, чтобы поскорее от них отделаться, как от надоедливого человека) таковы: согласие правительства с необходимостью выкупа земель, принадлежащих крестьянам; учреждение комитета, руководящего литературой, нечто вроде управления по делам печати⁴; одним из членов этого комитета состоит шеф тайной полиции⁵. "Segurito va Ud, señor polio" {будьте уверены, сеньор цыпленок (исп.).}. Вот и всё об этом.

Перейдем к литературной смеси. "Негритянский трагик" Аира Олдридж имел огромный успех в ролях Отелло и короля Лира; к сожалению, мне не удалось увидеть его из-за моего ларингита; теперь я уже не увижу его из-за г-на Сабурова, нанесшего ему какое-то оскорбление⁶. В опере дают "Графа Ори" с г-жой Бозио и Кальцолари⁷: надо признаться, что исполнение превосходное - дай бог, чтобы с помощью прелестной партитуры этого подлинного маэстро удалось немного потеснить Верди, ибо свергнуть его с престола нет никакой надежды⁸. Г-жа Бозио поет восхитительно, хотя голос ее показался мне немного усталым и вибрирующим; публика по-прежнему очень увлечена ею⁹.

Чаще всего я вижусь с княгиней Ламберт, дочерью бывшего министра финансов Канкрина. Она уже немолода и очень болезненна, но симпатична, добра и остроумна. Один раз был у графа Матвея Виельгорского. С графом Михаилом исчезло то, что составляло очарование этого дома¹⁰. Он спрашивал у меня о вас.

Нас здесь человек 15 старых друзей; мы видимся часто и не сдаемся¹¹. Когда стареешь, чувствуешь больше склонности к вещам привычным. Лишь молодости свойственно вырабатывать убеждения, менять привязанности, а мы уже пустили корни и остаемся на прежнем месте, пока не придет жнец, который "косит без отдыха", как поется в вашей песне. Кстати о музыке, что слышно о "Фаусте" Гуно¹²? А раз уж я вступил на путь вопросов - где вы проводите зиму? А весну, а лето? Когда вы отправляетесь в Лондон? И подумать только, что я могу сказать: мы увидимся в этом году, если богу будет угодно - как же это приятно!

Судя по письмам, которые я получаю от Полинетты, в ней, кажется, происходит перемена: она перестает быть ребенком - в этом есть и хорошее и плохое. Мне кажется, она обнаруживает довольно большую склонность к светским развлечениям - надо попытаться ее удержать. Г-жа Аран хорошо делает, что не позволяет ей выезжать слишком часто; ей не следует думать, что уже в мае я возьму ее к себе; она останется в пансионе до осени - а потом надо подумать о зиме. Воспользуйтесь вашим влиянием на нее, прошу вас: она очень любит вас и вам доверяет.

Расскажите мне немного о Диди¹³ (ее группа так восхитительна, хоть вставляй ее в рамку), о Луизе¹⁴, а особенно о вас. Я краснею, повторяя, что напишу Виардо, но сделаю это и очень благодарен ему за два его письма¹⁵. Дядюшка написал мне¹⁶, что деньги мои дойдут до меня в течение января; как только я получу их, тотчас же вышлю их при посредничестве Штиглица в Париж.

Прощайте - до свидания - через четыре месяца¹⁷. Будьте здоровы, счастливы и позвольте нежно поцеловать ваши прекрасные и дорогие руки.

Ваш И. Тургенев.

ПРИМЕЧАНИЯ

УКАЗАТЕЛИ

ПРИМЕЧАНИЯ

Третий том писем И. С. Тургенева включает 376 писем за 1855-1858 годы и два документа за тот же период, отнесенных в раздел "Официальных писем и деловых бумаг", всего 378 эпистолярных текстов, обращенных к 77 адресатам. 353 из них печатаются по автографам (или фотокопиям), находящимся в советских и зарубежных архивохранилищах и частных собраниях. 23 письма, подлинники которых в настоящее время неизвестны, печатаются по наиболее авторитетным публикациям или копиям. 7 писем к П. и Л. Виардо, ранее известные в неполных и неисправных Русских переводах, в настоящем издании печатаются во французских оригиналах и полностью. 22 письма к названным адресатам, опубликованные во Франции после выхода в свет первого издания, в Полное собрание сочинений и писем И. С. Тургенева включаются впервые. Впервые сверены с автографами, поступившими в Государственный литературный музей (Москва), письма к М. Н. Лонгинову.

Письма И. С. Тургенева 1855-1858 годов сохранились несколько полнее, чем относящиеся к более ранним периодам, тем не менее пробелы в переписке писателя и в это время значительны. Неизвестны нам, например, письма к писательнице Е. А. Ладыженской, с которой Тургенев переписывался в середине 1850-х годов (сохранилось 20 писем Е. А. Ладыженской к нему), не полностью сохранились письма этого периода к Л. Толстому, Некрасову, Герцену, Фету, Писемскому. По-видимому в это время, неоднократно бывая в Англии, Тургенев вел переписку со своими английскими друзьями, но тем не менее многих из этих писем среди известных н