Тургенев Иван Сергеевич - Письма 1859-1861, Страница 16 - Книги

однако теперь всё совершенно прошло, и он уже снова находится в пансионе⁵. Присланные 200 целк. пролетели как мечта, "как дым по небу голубому"⁶, и M<ария> А<лександровна> опять в своем нормальном положении, сиречь без гроша.

Жду обещанных 1000 фр. Впрочем, особенно торопиться не к чему; деньги пока есть - а ведь ей всё равно, что есть они, что нет: во всяком случае они больше минуты у ней не остаются.

Вы мне, с свойственным Вам отсутствием эгоизма, пишете обо всем, кроме Вашего здоровья. Каково оно? Как Вас встретил милый петербургский климат? Надеюсь, что вы все здоровы и благоденствуете.- Поклонитесь от моего имени Вашей сестре и скажите ей, что я считаю себя перед ней в долгу за ее письмо.- Здесь я познакомился с Кочубеем, женатым на Волконской. (Он сын Аркадия.) Он Вас знает и любит - и, сколько мне кажется, он хороший человек. Жена его была когда-то моей пассией - но теперь ужасно подурнела.

О себе скажу Вам, что хотя горло у меня зудит и на воздухе я кашляю, но все-таки мне гораздо лучше, чем в прошлом году. Райе мне присоветовал пить воду Виши. Комната моя не имеет никакого дурного запаху; ничего мне не мешает работать - но до сих пор всё еще не могу приняться как следует. Впрочем, живу я весьма тихо и немного людей вижу.- С М<арией> А<лександровной> я вижусь каждый день - и убеждаюсь, что она очень хорошая женщина - но только ест деньги.

Поклонитесь Шевченке и Белозерскому.- Каково читал Шевченко на публичном чтении - и какой произвел аффект?? - Когда выйдет "Основа", вышлите мне ее, пожалуйста⁸. За обещание высылать "Современник" и "Искру" - земной поклон.

Прощайте пока. Будьте здоровы - это главное; всё другое найдется в свое время. Жму Вам дружески руку.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

1101. А. И. ГЕРЦЕНУ

8(20) ноября 1860. Париж

Париж.

20-го нояб. 1860.

Милейший Александр Иванович!

Хотя Огарев (которому я дружески кланяюсь) и говорит, что мне следует радоваться шеншинской истории¹, однако она начинает сильно надоедать мне. Ты ее знаешь; а потому не стану поднимать ее снова; ограничусь немногими афоризмами:

1. Прежде всего, у г-жи Шеншиной, по ее собственному счету и по бумагам, мне ею предъявленным, более 150 000 франк<ов> капитала (считая тут и ее 100 душ).

2. Г-жа Шеншина 134 года не видалась с мужем, уехав в Одессу за любовником, который ее прогнал: тогда она вернулась к мужу, который ее снова принял.

3. Что ребенок - сын Шеншина - не подлежит ни малейшему сомнению: Колбасин был свидетелем, как он соблазнял его мать; меня Шеншин водил к ней, когда она была беременна; он с Казадоевым ходил записывать ребенка в mairie; он до конца своей жизни был очень нежен с нею (т. е. с своей любовницей, а не с mairie) - и умер, держа на руках сына, который сверх того на него похож, как две капли воды.

4. Гидрозель, о котором и мне было говорено, не помешал моему дедушке прижить 18 человек детей - о чем, впрочем, я также докладывал г-же Шеншиной.

5. Я убежден, что Шеншин лгал вообще, и жене в особенности: это ничего не доказывает - как ничего не доказывает и то, что он никаких не оставил распоряжений и т. п. Русская натура-с.

6. Наконец - у г-жи Шеншиной больше ничего не просят, оставляя ее при ее убеждении; но она требует, чтобы не давали милостыню ребенку - и на днях присылала мне beau-frère'а своего любовника, который грозил мне "трибуналом", если я не брошу ребенка.

Из всего этого я заключаю, что совершенно бескорыстных человека в настоящую минуту в Европе только два: Гарибальди и я. Заметь, что я вовсе не был близок с Шеншиным, который бранил меня аристократом, и что любовница его - пребезобразная.

А что сцены между г-жой Шеншиной и мною были исполнены всяческого комизма,- несомненно; и я действительно намерен воспользоваться когда-нибудь этим материалом.

За сим, решай, верховный судья! И сделай одолжение, распорядись так, чтоб я мог забыть всю эту чепуху.

Drei Beiter - очень хороши; есть несколько удачнейших загвоздок, но вообще статья мне показалась напряженной². Может быть, я был под влиянием Шеншиной.

Жду Mme M.³ с Ольгой и дружески жму тебе руку.

Твой

Ив. Тургенев.

1102. Н. П. ОГАРЕВУ

8(20) ноября 1860. Париж

Любезный Николай Платонович!

Агреньева¹ я отыщу и постараюсь быть ему полезным - в случае надобности сведу его с mr Виардо, а ее с М. А. Маркович, которая, кажется, теперь серьезно принялась за работу. - Если можно, во прочтении перешлите мне "Гайку" Кохановской, о которой я много слышал². Я ее аккуратно возвращу. Дружески Вам жму руку.

Преданный Вам

И. Т.

1103. Е. М. ФЕОКТИСТОВУ

11(23) ноября 1860. Париж

Париж.

11/23 нояб. 1860.

Любезнейший Евгений Михайлович, я получил Ваше письмо¹, и мне остается повторить Вам уверение, что как только статья будет написана - а написана она будет скоро - она отправится is. Вам. Кстати, я должен рассеять небольшое недоразумение: общества литературного фонда в Париже вовсе лет - а я ее прочту перед здешним обществом для литературного фонда, т. е. для нашего Петербургского общества². Предмет этой статьи будут "Русские в Париже", взятые, разумеется, если не с сатирической, то с критической точки зрения. К новому (нашему) году статья эта будет, по всей вероятности, у Вас в руках³.

Мне бы очень было приятно, если б я мог получать здесь Ваш журнал⁴.

Выходка Григорьева меня не удивляет - но, признаюсь,_: меня удивляет доверие Каткова к нему⁵. Правда, говорят, конь о четырех ногах и то спотыкается.

Тип Вашей тещи, вероятно, отличный; но и здесь попадаются превосходные⁶. Тут живет недавно овдовевшая г-жа Шеншина; это - в своем роде - феномен. Я должен был повозиться б нею - и ничего подобного не встречал!⁷ А встречал я много замечательного в этом роде.

Поблагодарите Вашу жену за память обо мне и поклонитесь графине ⁸. Дружески жму Вам руку.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

1104. Е. Я. КОЛБАСИНУ

12(24) ноября 1860. Париж

Париж.

12-го/24 ноября 1860.

Честь имею поздравить Bac, любезнейший Елисей Яковлевич, с поступлением на службу!¹ Без шуток, я очень обрадовался этому известию: перед Вами хорошая и честная деятельность - и Вы можете сделать много добра. Это вернее литературы, которую притом Вам и покидать не для чего. В будущем апреле непременно сверну к Вам с железной дороги, возвращаясь в Спасское.

К сожалению, я теперь не в Спасском, а в противном Париже. Понемногу и очень вяло принимаюсь за работу. Затеянная мною вещь довольно велика². Много возни имел я также с противной г-жой Викториной Шеншиной (Вы, должно быть, получили от нее письмо)³. Вы знаете, вероятно, что Шеншин умер от удара у своей любовницы, не оставив никакой бумаги, не обеспечив ни ее, ни сына, которого он держал на руках, когда удар его поразил. Несколько приятелей, в том числе я, старались уговорить г-жу Шеншину сделать что-нибудь, но тут началась потеха. Она тотчас окружила себя известным Вам подлейшим французским семейством - и чего она не выделывала! Женщина, не эмансипе, просто сказала бы: "деньги мои, бумаг нет - я ничего не дам"; но г-жа Шеншина, как эмансипе,- объявила, что она никаких супружеских обязанностей не признает - и отдала бы всё ребенку, осталась бы нищею, если бы только этот ребенок был ее мужа; но, по ее словам, этот муж перед смертью, лобызая со слезами ее ноги (посмотрел бы я на эту сцену), клялся ей, что это всё клевета, что ребенок вовсе не его, что он до того презирал свою любовницу, что ссужал ею своих приятелей, и что он обожает и любит только ее, ее, г-жу Шеншину,- а перед приятелями только хвастался.

К этому она прибавляла, что Шеншин и не мог иметь детей, ибо у него <--> и что она не хочет осквернять священной памяти мужа, с которым намерена жить (?!), признанием неизвестного ребенка - его сыном. Всё это было перемешано истериками, ругательствами, ломаниями, замираниями... Никогда я не видал ничего безобразнее. Кончилось тем, что она прислала мне какого-то стервеца грозить мне трибуналами, если я не брошу этого ребенка. Я, разумеется, его прогнал - и, вспомнив мои более чем холодные отношения к Шеншину, сам удивился своему бескорыстию. Но какие тут были сцены!! По их поводу я познакомился с Купидоном Шеншиным и т. д. и т. д. Это было невероятно!

Написали ли Вы ей? Я надеюсь, что Вы ее пробрали как следует.

Вы мне пишете, что дедушка в командировке⁴ - стало быть, он здоров. Что он так же скучает и равнодушен ко всему на свете?

Ваше служение в Новгороде имеет еще ту хорошую сторону, что оно прерывает Вашу связь с "Современником". Этот журнал более и более усовершенствуется. В одном No-е он намекает прямо на то, что если я представил Рудина с критической точки зрения, так это потому, что мне за это заплатили - или что-то подобное. (Зри июньский No - "Современное обозрение", стр. 240.)⁵ Тут важно не то, что меня ругают,- а то, с какою легкостью себе позволяют сознательные клеветы.

Я здесь часто вижу М. А. Маркович (Марко Вовчок). Она очень мила и умна. Из остальных русских ни одного нет очень симпатичного... Ростовцев во Флоренции, и Боткин там же. Вы знаете, что милый H. H. Толстой умер. Брат его находится в Иере (в южной Франции)⁶.

Будьте здоровы и не забывайте

любящего Вас

Ив. Тургенева.

P. S. Зачем же Вы будете платить за Федота?⁷ Напишите от моего имени Анненкову и возьмите с него выданные Вам деньги. У него есть мои деньги на такие случаи.

Bue de Rivoli, 210.

1105. П. В. АННЕНКОВУ

19 ноября (1 декабря) 1860. Пария;

19(31) ноября {*} 1860. Париж.

{* Так в тексте публикации.}

Любезнейший друг П<авел> В<асильевич>. Доложу Вам, что я сильно почесал у себя в затылке после Вашего письма¹. Если Основский, которого я считал честным человеком, выкинул такую штуку с "Московским вестником"² - то кто ж ему помешает выкинуть таковую же и со мной,- т. е. вместо 4800, как сказано в условии, напечатать 6000 и денег мне не выслать? А деньги мне крайне нужны, при теперешних моих больших расходах - и при оказавшемся нежелании моих мужичков платить мне оброк,- тот самый оброк, за который они хотели быть благодарны по гроб дней. А потому позвольте поручить Вам мои "интересы", как говорят французы, хотя, собственно, я не вижу, что Вы можете сделать. Вот, однако, что можно: через московских приятелей, стороной, узнать о поступках Основского; можно прибегнуть к Кетчеру или Ив<ану> Вас<ильевичу> Павлову³ - одним словом - Вам книги в руки. Вы поступите с свойственной Вам аккуратностью и деликатностью.

Я наконец серьезно принялся за свою новую повесть⁴, которая размерами превзойдет "Накануне". Надо надеяться, что и участь ее будет лучше. А впрочем, это всё в руках урны судьбы, как говорил один мой товарищ по университету. Разумеется, как только она окончится (а это будет но скоро), Вы первый ее прочтете. А для Вашего превосходного баритона изготовляется другая статья, которую я полагаю прочесть сперва здесь для нашего же общества моим сквернейшим дискантом. Также начал я письмо для "Века", в котором описывается заседание медиумов, где я присутствовал и где происходили необыкновенные, сиречь комические штуки⁵. Других сторон парижской жизни я не изучал до сих пор, да и вряд ли успею этим заняться при многочисленных предстоящих мне работах.

...Кстати, не можете ли Вы узнать, где собственно находятся теперь братья Аксаковы⁶. О них ходят здесь самые разноречащие слухи. Вы, может быть, слышали, что жена Огарева пропадает без вести вместе с своим ребенком⁷.

Спасибо Вам за Родионова⁸, Леонтьева⁹ и т. д., и т. д. Хлопочите также о нашем обществе, против которого, слышно, возражают несколько лиц в журналах¹⁰. Кстати - извольте немедленно отправиться, по получении сего, к гр. Ламберт (на Фурштатской_ж в соб<ственном> доме). Она говорила о нашем обществе с Мейендорфом¹¹ - и тот пожелал увидаться c Вами, и графиня мне пишет, чтобы я Вас поедал к ней. Теперь уже у Вас нет предлога не идти и я Вас убедительно прошу это сделать и предсказываю Вам, что если Вы это сделаете - Вы будете просиживать у ней три вечера в неделю - и это будет доброе дело (я уже не говорю об удовольствии, которое Вы чрез то получите), потому что она одинокая и больная женщина. Слышите, пожалуйста, ступайте к ней.

Гиероглифов - издатель Писемского!¹² В этом есть что-то тупо-величественное, как в пирамиде... Я останавливаюсь и немею.

Я изредка видаюсь здесь с Чичериным,- вот, батюшка, разочарованный человек! Лев Толстой всё в Иере {В тексте публикации следует: (Hyères) - очевидно, пояснение публикатора (П. В. Анненкова).},собирается, однако, сюда приехать¹³.

Vale et me ama (Прощай и люби меня - Цицерон так оканчивал свои письма). Жму Вам крепко руку.

Ваш Ив. Т.

1106. В. Я. КАРТАШЕВСКОЙ

22 ноября (4 декабря) 1860. Париж

Париж.

4-го дек. н. с. 1860.

Любезнейшая Варвара Яковлевна!

Я был перед Вами в долгу за милое письмецо, которое Вы написали мне перед Вашим отъездом из Аахена - и вот я получаю от Вас еще другое из Петербурга; совесть моя начала сильно упрекать меня, и я взялся за перо и прежде всего благодарю Вас.- Очень мне, однако, жалко,что известия, сообщенные Вашим письмом, так мало утешительны: Вы болели - брат Ваш болен - нет, видно, кого невзлюбит петербургский климат, тому уж с ним не ужиться. Постарайтесь устроить так, чтобы Вам хоть будущую зиму провести в месте хоть несколько потеплее. Дай бог, чтобы Вы так же были довольны гувернанткой Вашей дочки - как я своей¹. Это претрудное дело - и надобно особенное счастие, чтобы попасть на дельную женщину, которая умела бы в одно и то же время и уважать ребенка - и себя заставить уважать. Большей частью они или балуют или притесняют детей: в обоих случаях уважения нет.- А что Вы начали заниматься музыкой² - это очень умно. Музыка больше всего отвечает на то душевное настроение, которое я в Вас предполагаю.

Итак, вечера Ваши расстраиваются... Жаль! Но Анненков, я в этом был заранее уверен, Вам останется верен... в нем есть нечто, напоминающее столб (покажите ему это, и пусть он побранит меня) - но зато на него, как на столб, можно опереться.

Я часто вижу здесь Марью Александровну Маркович - и она работает - но если "О - снова" "так худо пойдет, это будет очень горестно для нее, ибо она именно на "Основу" и надеется для помещения своих произведений и получения за них деньги.- Видно, малороссийская скупость сильнее малороссийского патриотизма (не показывайте этой строки Вашему новому приятелю, Кулишу: он презлющий).

Я с некоторых пор начал понемногу работать, почти не выхожу никуда - и на здоровье слишком жаловаться не буду. Погода стоит сырая, гнилая - но не холодная.

Прощайте, любезнейшая В<арвара> Я<ковлевна>. Жму Вам дружески руку. Поблагодарите от меня Вашего брата за присылку "Искры" - и поклонитесь ему, также и Вашему мужу - а Надю за меня поцелуйте.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

1107. Е. Е. ЛАМБЕРТ

28 ноября (10 декабря) 1860. Париж

Париж.

10-го декаб./28-го нояб. 1860

Прежде чем отвечать на Ваши два большие и прелестные письма¹, милая графиня, позвольте попенять Вам (хотя это слово отзывается неблагодарностью) за следующую фразу в Вашем письме: "Vous voulez de mon êcriture 2 fois рат semaine, ma distraction a êtê cause que voici 2 lettres trop près l'une de l'autre"². Как будто Вы не знаете, что я был бы счастлив, получая от Вас по два письма в день - и что мое предложение было единственно внушено желанием быть скромным и не утруждать Вас слишком! Вы иногда вычитываете между строками то, что в них не подразумевалось - точно так же, как Вы напрасно заподозрили ироническую улыбку на лице книгопродавца Давыдова: говорят Демидов и Демидовский переулок, как угодно. А улыбка на лице образованного купца - показывает только его галантерейность³.

Я рад, что Анненков, наконец, посетил Вас, хотя я боюсь, что из этого ничего не выдет⁴. Он робок, мало жил в женском обществе, плохо говорит по-французски, лишен самоуверенности и блеска: он Вас полюбит, будет уважать Вас и не будет ходить к Вам. Очень был бы я рад, если б мое предсказание не сбылось - он отличный человек.

А вот Григорович, с которым Вы познакомились и который, кажется, произвел на Вас впечатление - далеко не отличный человек. Это бессердечный мелкий сплетник и лгун. Пока Вы не привыкнете к его штучкам, к образности его языка - он будет Вам нравиться; но я полагаю, Вы скоро его поймете и увидите, что он даже не умен - и что живописность его выражений не что иное, как манера⁵.- Ох, как подумаю, какое Вы еще молодое и неопытное существо! И за это я люблю Вас, за наивность сердца, так много страдавшего - и ума, так искушенного! - А впрочем, отчего же и не потешиться Григоровичем, ходят же в театр смотреть пустые, но забавные пьесы, и даже платят за это.

Моя жизнь проходит однообразно и тихо - я много работаю - и написал уже около трети большой повести, которую Анненков Вам прочтет в рукописи, как только сна будет готова⁶; с дочкой мы живем теперь в ладу - наше колесо больше не скрыпит и катится, хотя общего между нами - по-прежнему - очень мало; да сверх того - на днях - мое сердце умерло. Сообщаю Вам этот факт - как его назвать, не знаю. Вы понимаете, что я хочу сказать. Прошедшее отделилось от меня окончательно, но расставшись с ним, я увидал, что у меня ничего не осталось, что вся моя жизнь отделилась вместе с ним.- Тяжело мне было - но я скоро окаменел; и я чувствую теперь, что так жить еще можно. Вот если бы снова возродилась малейшая надежда возврата - она потрясла бы меня до основания. Я уже прежде испытал этот лед бесчувствия, под которым таится немое горе... дайте окрепнуть этой коре - и горе под ней исчезнет⁷.

Я с сожалением узнал о болезни Вашего сына и надеюсь, что он теперь совершенно здоров и весел. Вообразите, я совсем не знал, что Ваш муж и Ваш beau-frère еще в Париже: я вчера пошел к ним - но никого не застал дома (муж Ваш уже уехал в П.). Надеюсь хотя изредка видеться с графом Карлом. Мне быть с ним приятно, хотя он мне мало симпатичен: он умен и своеобразен.

Я здесь почти никого не вижу: французов я, Вы знаете, не люблю - а приятных русских мало. Здесь есть Кочубей, женатый на дочери Волконского, бывшей Молчановой: и он и она - милые люди - и так любят друг друга, что весело глядеть на них. Г-жу Маркович я видаю часто - впрочем, я не помню, говорил ли я Вам о ней.

Я Вам скоро опять напишу - а теперь я пока желаю Вам от всей души много счастья - и еще больше здоровья. Дружески жму Вам руку.

Ваш Ив. Тургенев.

1108. M. H. КАТКОВУ

7(19) декабря 1860. Париж

Париж.

7/19-го дек. 1860.

Любезнейший Михаил Никифорович,

Согласно Вашему желанию, извещаю Вас, что уже треть новой моей повести¹ написана (размером она будет от 10 до 11 печатных листов) и что если работа так же будет продолжаться,- к концу февраля рукопись будет к Вам отправлена через П. В. Анненкова². Надеюсь, что Вы уже исполнили мою просьбу - и отправили к нему в Петербург 200 руб. сереб.³

Я так занят моей работой, что никого почти не вижу и не в состоянии Вам передать никаких интересных новостей, которых бы Вы уже не читали в газетах. - Надеюсь, что Ваше здоровье в удовлетворительном положении, и жму Вам дружески руку.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

1109. П. В. ДОЛГОРУКОВУ (?)

8(20) декабря 1860. Париж

Любезнейший князь,

Сим Вы извещаетесь, что наши вечера переменены с субботы на четверг - и начнутся с будущего четверга, т- е. с 27-го.

Будьте так добры и пришлите мне адрессы г-д Кергорле и Флавиньи. Ложа на маскарад в субботу будет взята и будет находиться у Ханыкова, который Вам и Чичерину дает знать об ее нумере и где сойтись. Я сам приеду на маскарад с вечера. До свидания.

Преданный Вам

Ив. Тургенев. Четверг,

1110. Е. Я. КОЛВАСИНУ

13(25) декабря 1860. Париж

Париж.

13/25-го дек. 1860.

Милейший Елисей Яковлевич, Ваше письмо от 26 ноября¹ меня обрадовало и огорчило в одно и то же время. Вам нечего говорить, почему оно меня обрадовало, а огорчило оно меня потому, что из него я убедился, что Вы не получили двух моих писем, посланных к Вам в Новгород!!² В одном из них я самым подробным образом Вам рассказал внезапную смерть А. А. Шеншина от удара и безобразное ломание его вдовы, которая кончила тем, что ничего не дала маленькому сыну своего мужа, уверяя,что муж этот перед смертью каялся ей, что этот сын вовсе не его - и ссылаясь между прочим на Вас - как на человека, который знал, что отношения Ш<еншина> к Викторине были самые поверхностные и т. д.- Все наши убежденья ни к чему не повели, и дрянная эманципированная баба осталась с чужими деньгами. Мы сделали складчину для ребенка³.

Я очень рад, что Вы довольны Вашим пребыванием в Новгороде и Вашей деятельностью, с которой от души Вас поздравляю. Это полезно и хорошо во всех отношениях. Процветайте оба - и женитесь непременно. Это Вам советует старый холостяк, который знает, как горько быть холостяком. Я хотя живу теперь домом, т. е. с дочерью и с гувернанткой (из англичанок, прекрасной женщиной),- но какая разница!

Я принялся за работу серьезно - и сижу теперь над большой повестью (разумеется, еще больше "Дворянского гнезда"); надеюсь одолеть ее к марту и тиснуть ее в "Русском вестнике"⁴.- В апреле думаю побывать в России,- а если бог даст, я выдам замуж свою дочь, то я совсем и навсегда вернусь на родину. Весьма может быть, что я Вас тогда увижу в Новгороде.

О Бизюкине я написал сегодня же к дяде энергическое письмо - и дело будет сделано⁵. Дядя посылает мне каждые три недели послания, исполненные Иеремиина плача⁶ - чрезвычайно не по вкусу ему новый порядок вещей, который пока выражается в том, что мужички оброку не платят. Однако дело не пойдет назад.

Я уже думал, не послать ли это письмо через Анненкова,- однако попытаюсь; в последний раз. Напишите мне два слова, как только получите это письмо.

А что сердечные отношения?

Кланяюсь деду? и крепко жму Вам руку.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

P. S. Я нарочно не франкировал письма, чтобы оно вернее дошло.

1111. Е. Е. ЛАМБЕРТ

17(29) декабря 1860. Париж

Париж.

17/29 декаб. 1860.

Э-э! милейшая графиня, да я вижу, Вам Григорович не на шутку понравился! Это доказывает только, как Вы впечатлительны и молоды. Но так как Вы в то же время очень умны и проницательны - то я надеюсь, что Вы уже теперь его поняли и увидели его белые нитки. Отсутствие сердца в нем Вы уже заметили: ненадолго может скрыться от Вас бедность и мелкота его ума - на поверхности которого, как на поверхности неглубокого пруда, разрослись пестрые травы¹.

Я, наконец, увидался с Вашим beau-frère и должен на днях с ним обедать. Жизнь моя проходит однообразно по-прежнему; работа² подвигается медленно - но подвигается. Нового ничего нет - да и слава богу, что его нет.- С дочерью мы живем как следует - и дни тают незаметно, как лед на солнце.- Жду весны и надеюсь о ту пору вернуться хотя на время в Россию и увидать Вас.

Анненков сообщил мне о заседании, которое происходило у Вас и где барон Мейендорф читал свое предложение. Он просит меня {В подлиннике: мне} сказать Вам то, что ему невозможно было вымолвить - а именно, что барон М<ейендорф> не найдет ни одного дельного писателя, пока одобрение или неодобрение его труда будет зависеть лично от него, барона М<ейендорфа> - а не от какого-нибудь комитета, как напр. комитета Воскресных школ.- Присуждение премии никогда не может делаться одним лицом; если же барон М<ейендорф> хочет заказать известные работы известным ему лицам - то ото дело другое - но бог знает, насколько результат выйдет удовлетворителен³.

Желаю Вам от души спокойной тишины сердца и здоровья.- Ваше семейство теперь опять всё собралось под одну кровлю... Главное, не желайте никогда и ни в чем ни высказать, ни выслушать последнего слова, как бы оно справедливо и искренно ни было: эти последние, окончательные слова большей частью бывают началом новых недоразумений⁴. Будьте приблизительно довольны приблизительным счастьем... несомненно и ясно на земле только несчастье.

Жду присылки повести г-жи Вороновой; все-таки мне любопытно прочесть то, что могло Вам понравиться г.- Я в начале письма довольно резко и, сколько я могу судить, довольно справедливо отозвался о Григоровиче... но он Вам доставил несколько приятных минут - и я ему благодарен. Вы, должно быть, сильно рассчитываете на мою скромность - когда писали следующие слова: "Мне казалось, что труднее будет прожить без Вас - слава богу, человек заменим!"⁵. Еще бы! - Не только человек- но даже солнце, я полагаю, заменимо; даже без любви можно обойтись. Но я очень польщен уже тем, что Вам подобное сомнение могло войти в голову.

У Вас должно быть очень холодно: потому что даже здесь снег и мороз. Но зато как должно быть тепло и уютно в маленькой зеленой комнате Фурштатского дома!

Прощайте; поздравляю Вас с Новым годом.- Поклонитесь от меня Вашему мужу; дружески жму и нежно целую Вашу руку.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

1112. А. А. ФЕТУ

17(29) декабря 1860. Париж

Париж

17/29 дек. 1860.

На сей раз, дорогой Афанасий Афанасьевич, Вы получите от меня коротенькое и чисто деловое письмо. До меня дошло сведение, что издание моих сочинений, сделанное г. Основским, поступило в продажу - а между тем обещанные деньги им не высылаются¹ - и вот уже два месяца, как я не получаю от него писем². Так как это дело для меня важное - и так как (это между нами) я имею причины сомневаться в совершенной честности Основского - то я покорнейше прошу Вас взять на себя все хлопоты и вообще вступить в мои права³, сделаться моим "alter ego" - в удостоверение чего посылаю Вам записочку для представления г-ну Оcновскому. Наши условия были следующие: он имел право печатать 4800 экземпляров - и за это должен был мне заплатить 8000 руб., из коих половина должна была быть представлена до издания в свет, другая - 4 месяца после. Получил же я от него - не помню хорошенько - 1500 р. или 2000 руб. сер. Кажется - 1500. Вы попросите его, чтоб он представил Вам счет - и таким образом узнаете количество выданной суммы. Остающиеся 2000 или 2500 руб. он должен немедленно выслать. Мне это всё очень неприятно - и особенно неприятно мне Вас утруждать; но Вы можете сказать ему, что у нас есть с Вами счеты. Постарайтесь узнать сперва стороной или даже от него, не выслал ли он мне денег? В таком случае не беспокойте его - а только скажите ему, что я прошу его передать Вам следуемое мне количество экземпляров, из которых пошлите 3 П. В. Анненкову. Разрешение на получение этих экземпляров Вы найдете на 2-й страничке прилагаемого листика. Одним словом, я полагаюсь на Вас, что Вы в этом деле поступите и деликатно и практично.

Надеюсь, что Вы уже давно прибыли в Москву и благополучно в ней поселились⁴. Сообщите Ваш адресс - а я пока, по Вашему желанию, пишу на Маросейку. Дружески кланяюсь Вашей жене и Борисовым и жму Вам крепко руку.

Ваш

Ив. Тургенев.

Париж.

17/29-го дек. 1860.

Я прошу Афанасия Афанасьевича Фета взять на себя все сношения с Нилом Андреевичем Основским по делу издания моих сочинений - и прошу г-на Основского выдавать следуемые мне деньги г-ну Фету, который вступает вполне во все мои права.

Иван Тургенев.

P. S. Поручаю также г-ну Фету получить от г. Основского следуемые мне экземпляры.

Прошу Н. А. Основского выдать А. А. Фету следуемое мне количество экземпляров нового издания моих сочинений,

Ив. Тургенев.

Париж.

17/29 дек. 1860.

1113. А. И. ГЕРЦЕНУ

20 декабря 1860 (1 января 1861). Париж

Париж.

1-го янв. 1861 г.

С Новым годом!

Посылаю тебе, дражайший amico, письмецо Головнина к князю Н. И. Трубецкому по поводу твоего вопроса в "Колоколе"¹ - и посылаю также sous bande отрывок из "Морского сборника", в котором находится подробное и, сколько я мог судить, откровенное следствие о гибели "Пластуна"². Также просят тебя очень щадить велик (ого) кн<язя) Константина) Николаевича) в твоем журнале, потому что, между прочим, он, говорят, ратоборствует, как лев, в деле эманципации против дворянской партии - и каждое твое немилостивое слово больно отзывается в его чувствительном сердце³. Просят тебя также, по прочтении отрывка из "Мор<ского> сбор<ника>", непременно и немедленно возвратить его мне.

Твоя Ольга⁴ процветает, и у ней квартера очень хороша.

Больше пока писать нечего. Жду статью об Овене⁵. Кланяюсь всем твоим и обнимаю тебя.

Ив. Тургенев.

P. S. Прочти "Стрикаловского барина" и "Гаваньских чиновников" в "Биб<лиотеке> для чт<ения>"⁶. Кажется, незачем напоминать тебе, что эдакого рода наши отношения должны храниться в тайне⁷.

1114. К. К. СЛУЧЕВСКОМУ

26 декабря 1860 (1 января 1861). Париж

Париж.

7-го янв. 1861.

Любезнейший Константин Константинович, Ваше письмо меня порадовало¹: я уже думал, что Вы занемогли. Но Вы здоровы и работаете - это очень хорошо. Приступаю к присланной Вами поэме².

К сожалению, я должен сказать что я не остался ею доволен. Не говорю о неточных и некрасивых стихах (самый размер отзывается подражаньем Некрасову) - но вообще об исполнении сюжета, который и нов и мог бы быть трогателен. Всё вышло хитро, напряженно - и холодно, по-сибирски холодно. Описания, несмотря на преувеличенную яркость красок и резкость линий, только дразнят - а за описаниями нет ничего. Сердце не тронуто, и то, что могло бы извлечь слезы - возбуждает только недоуменье. Я начинаю думать, что изо всех способностей, входящих в состав настоящего поэтического таланта, у Вас находится лишь одна способность фантастической живописи - но этого мало, тем более что даже эта способность часто теряет у Вас равновесие и разрешается образами "мохнатого коня", который вдруг без причины родит станового!! Подчеркивать отдельные промахи - я считаю на этот раз потому неуместным - что я вообще не советовал бы печатать это произведение: но, может быть {Далее зачеркнуто: могу ошибаться}, я ошибаюсь; спросите кого-нибудь другого - пошлите "Станцию" в Петербург к какому-нибудь строгому приятелю - посмотрите, что он скажет³.

Считаю, однако, долгом указать на следующие отдельные стихи, в которых яснее других выказываются либо вычурность чувств и выражений, либо чрезвычайная странность звуков - Ваши два главных недостатка,- как то:

Как бахромой обрубил небеса

Пышет лицо (раздутое) благодатным огнем

Ночь опалила на солнце свой хвост (?)

Что | То не твое, что в прошедшем блестит,

это | То, что твое, то могилой стоит -

такое? | И по забвенью прощенной обиды

| Белые зимы ревут панихиды.

Степи горели горбами своими -

Является какой-то мертвый колодник с "голосами", которого тоже понять невозможно.

С рук непокрытых_? от щек и от рта

Много смешал он лопатой над ней

Слез и весеннего солнца лучей (!) и т. п.

Извините мне, прошу Вас, мою, быть может, слишком нецеремонную откровенность; но я счел долгом высказать Вам мое впечатление вполне.- Повторяю, не верьте мне безусловно; спросите кого-нибудь другого.

Так как Вы не присылаете мне Вашего адресса - то я посылаю это письмо poste restante.

NB. Рассказ старухи довольно прост и верен по тону.

О моей работе сказать много невозможно - а мало - не стоит. Она подвигается потихоньку.

Поклонитесь от меня Гофманну; дружески жму Вам руку.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

1115. А. И. ГЕРЦЕНУ

28 декабря 1860 (9 января 1861). Париж

Париж.

9-го янв<аря> 1861.

Милый А<лександр> И<ванович>. Пожалуйста, напиши мне немедленно, откуда дошла до тебя весть о смерти К. Аксакова и достоверна ли она¹: ни в журналах, ни в полученных мною из России письмах ни слова об этом нету. Я всё еще не хочу верить смерти этого человека.

Комиссию твою передал Рюриковичу, который в сущности не Рюрикович, а Гедиминович. Он обещался передать твои слова по принадлежности - и просит о возвращении отрывка².

"Раскольников" я уже давно приобрел и прочел. Это удивительно интересно. Хорош там является Тургенев, Федор Михайлыч. Это был величайший сукин сын и грабитель³. Помнится, мы к нему от этого не ездили, даром что он был нам родственник. А ведь и мои родные не были из числа самых беспорочных.

Бени был, доставил портрет, очень понравился - и исчез⁴. Надо его отыскать.

Ольга обедала у меня в воскресение с другими детьми. Я представлял медведя и ходил на четвереньках. Это dans mes moyens - но жениться! О, жестокая насмешка!⁵

С "Современником" и Некрасовым я прекратил всякие сношения, что, между прочим, явствует из ругательств à mon adresse почти в каждой книжке⁶. Я велел им сказать, чтоб они не помещали моего имени в числе сотрудников - а они взяли да поместили его на самом конце, в числе прохвостов⁷. Что тут делать? Не возобновлять же катковскую историю в {Далее зачеркнуто: журналах} газетах⁸.

Статью Огарева я еще не успел прочесть - напишу тебе свое мнение непременно⁹, а ты мне отвечай, пожалуйста, насчет Аксакова.

Будь здоров. Кланяюсь всем твоим.

Ив. Тургенев.

1116. П. В. АННЕНКОВУ

Декабрь ст. ст. 1860. Париж

...Марья Алекс<андровна> всё здесь живет, и мила по-прежнему; но что тратит эта женщина, сидя на сухом хлебе, в одном платье, без башмаков - это невероятно. Это даже превосходит Б<акунин>а. В 1 1/2 года она ухлопала 30 000 франков совершенно неизвестно куда!..¹

1117. М. А. МАРКОВИЧ

Сентябрь - декабрь ст. ст. 1860. Париж

Любезная Мария Александровна - мы едем отсюда в 12 часов - в Фонтенебло - но если даже Вы не хотите ехать с нами, мне нужно Вас видеть - приходите ко мне в 11 1/2 часов - вечерять я только к полуночи вернусь и не могу быть у Вас.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

Воскресение.

1118. В. Я. КАРТАШЕВСКОЙ

1859-1860

Постараюсь быть завтра у Вашего брата, любезная Варвара Яковлевна - и тогда разом отвечу на все вопросы. До тех пор будьте здоровы и веселы.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

Воскресение.

1861

1119. А. А. ФЕТУ и И. П. БОРИСОВУ

2(14) января 1861. Париж

Париж.

2/14 янв. 1861.

Любезные друзья, Фет и Борисов, я получил ваше совокупное посланье¹ и буду отвечать каждому порознь², дельным манером; теперь я только хочу вам сказать, что я получил от Основского хотя не все деньги, которые он должен был выслать - однако половину; и потому положите под сукно всё, что я вам сообщил по этому поводу - и приостановитесь; я душевно рад, что все распущенные слухи оказались ложными³- рад и за себя, а главное за Основского, которого мне было как-то дико воображать не совершенно честным человеком.

У меня решительно нет времени больше писать, но не могу не сказать Вам, о Фетие, что хандрит только человек, который эту штуку на себя напускает: переводите Проперция, лучше - или Катулла⁴. Как это возможно? - А в пиесе Островского (это уже я говорю Ивану Петровичу) - мне нравится только превосходно нарисованное лицо "Оленьки"; с остальными замечаниями я согласен⁵.

Работа моя подвигается,- довольно, впрочем, медленно⁶.

Вот Вам загвоздка, amice Fethie; переведите этот дистихом Катулла:

De amore Suo.

Odi et ашо. Quare id faciam, fortasse requins?

Nescio; sed fieri sentio et excrucior⁷.

До следующего письма.- Усердный поклон вашим женам.

Ваш

Ив. Тургенев.

1120. П. В. АННЕНКОВУ

5(17) января 1861. Париж

Париж. 5(17) января 1861.

Я собирался уже к Вам писать, любезнейший П<авел> Васильевича - и выразить мое удивление, что Вы, мой аккуратнейший корреспондент, не отвечаете на мое последнее письмо со вложенными тремя фотографиями (получили ли Вы это письмо?)¹ - как вдруг до меня дошла весть, столько же поразившая меня, сколько обрадовавшая² - вестью которой я бы не поверил, если бы она не предстала передо мною, окруженная всеми признаками несомненной достоверно