что мы называем философией, наукой, моралью, художеством, поэзией etc. etc.- ничто иное как успокаивающие лекарства, des calmants, ou des palliatifs.
Вы как-то изъявили желание знать, что делается с моим романом. Он приближается к концу - главные все узлы уже распутаны - и я надеюсь, недели через две, вкусить единственную отраду литературной жизни - т. е. написать последнюю строчку3.- Не могу Вам, при всем желании, сказать, какое мое собственное мнение о нем; знаю только, что он мне стоил больше труда, чем всё, что я написал доселе.- Но ведь это не ручательство в том, удался ли он мне. Это только доказательство, что я взялся за трудную задачу. В Петербурге я Вам дам рукопись прочесть и буду ждать Вашего суда, который до сих пор редко ошибался. Я выеду отсюда через месяц.
Погода с некоторых пор сделалась дождливая, а охота моя по-прежнему неудачна. Я, кажется, похоронил ее вместе с моей последней любимой собакой.
Дело крестьянское у нас подвигается тихо и вяло - но и то слава богу: толчки хуже всего.- Урожай - в сущности хороший, но если дожди будут продолжаться,- уборка будет плохая.
Прощайте, милая графиня; кланяюсь всем Вашим и целую Вашу руку.
Моя дочь в последнем своем письме спрашивает о Вас и посылает Вам свой поклон.- Где теперь Ваш сын?
19(31) июля 1861. Спасское
Мне бы давно следовало отвечать Вам, любезнейший Константин Константинович - и я могу только просить у Вас извинения в моей медлительности, так как собственно времени свободного у меня в деревне довольно.- Я очень рад, что Вы снова принялись за работу: скрестить с досады руки - это именно то, что французы называют: bouder contre son ventre, и притом, говоря другой французской пословицей: qui a bu boira.- Не совсем мне понятно, как это Вы вдруг взяли да надели на Вашу драму другое платье, сохраняя притом даже верность "чисел дней"1; правда, что рисуя идеально человеческие характеры - можно обойтись без интереса, который дается изображением исторической эпохи и главных ее представителей, взятых в момент столкновения - но для этого нужны и большая сила и большая глубина, которых Вам от души желаю.- Не говорю о Вашей мысли писать по-немецки: она принадлежит еще к поре раздражения.
"Клавдий", которого я, к сожалению, не успел прочесть, остался у меня в Петербурге - и я не могу его прислать Вам теперь2; но я скоро возвращаюсь за границу - в первых числах сентября нового стиля буду в Париже3 - и если Вы мне напишете туда poste restante, куда Вам выслать Вашу рукопись - это будет исполнено в точности и без замедления.
Отчего Вы сделались постоянным обитателем Женевы? Хорошо там что ли?4
Что касается до меня, то скажу Вам в немногих словах, что я здоров, оканчиваю довольно большой роман5 - и изредка езжу на охоту.- Крестьянское дело подвигается тихо вперед, принимая иногда некрасивые формы - но до сих пор нет ничего опасного и, вероятно, не будет. Переходное время будет продолжаться дольше, чем мы полагали - со всеми своими неудобствами: но дело сделано и, слава богу, вернуть его нельзя. Начало законного порядка вещей положено.
В нашей литературе продолжается гаерство, глумление, свистание с завываньем и уже проявилась особенно зловонная руготня6. Это всё надо переждать. Надоест это публике - и настанет лучшее время; не надоест, надо, как мишка, в шубу нос уткнуть. Замечательных новых явлений нет.
Засим прощайте - или лучше до свидания - потому что я надеюсь увидеться с Вами в Париже или в другом месте за границей. Будьте здоровы.
P. S. О главном ничего не сказал. "Русский вестник" только что не принял моей рекомендации одного корреспондента - с редакцией "Мос<ковских> ведомостей" поговорю проездом через Москву7.- Карточки моей у меня, к сожалению, нет.
25 июля (6 августа) 1861. Спасское
Любезный Афанасий Афанасьевич,
Пишу Вам с тем, чтобы просить Вас в субботу вечером или в воскресение вместо четверга - вот почему: в воскресение у нас свадьба, на которой я шафером - и ее отложить нельзя до нашего возвращения
1, потому что во вторник начинается пост. Устроевайте свою молотилку - а мы, бог даст, потом хорошо поохотимся. Итак до субботы или до воскресения (мы едем в понедельник чуть свет)
2. Жму Вам руку и кланяюсь Марии Петровне.
Вторник 25-го июля.
С. Спасское.
28 июля (9 августа) 1861. Спасское
Позвольте обратиться к Вам с следующей просьбой.- Я на днях буду в Телегине1 и желал бы поохотиться в тех болотах, которые находятся под Вашим ведомством2 - и где без Вашего разрешения ходить нельзя. Не дадите ли Вы мне это разрешение? - Я бы очень был Вам за это благодарен; впрочем, я лично к Вам явлюсь,- Письмо это передаст Вам мой охотник3.
В надежде, что Вы не откажете мне в моей просьбе, прошу принять уверение в совершенном моем уважения.
С. Спасское.
28-го июля 1861.
6(18) августа 1861. Спасское
Село Спасское. 6(18) августа 1861.
Мне давно следовало написать Вам, дорогой П<авел> В<асильевич>,- но черт знает, как это выходило: собирался беспрестанно, а пишу только теперь. Извините великодушно и выслушайте снисходительно.
О моей глупости с Т<олстым> - говорить не стану, она давно упала в Лету, оставив во мне ощущение стыда и конфуза, которое возобновляется всякий раз, как только воспоминание коснется всей этой нелепой проделки1. Мимо!
Мой труд окончен наконец. 20 июля2 написал я блаженное последнее слово. Работал я усердно, долго, добросовестно: вышла длинная вещь (листами двумя печатными длиннее "Дворянского гнезда"). Цель я, кажется, поставил себе верно, а попал ли в нее - "бог знает.
А отсюда выезжаю около 25-го и, передавая рукопись Каткову, непременно потребую, чтобы он дал Вам ее прочесть (так как, вероятно, раньше ноября эта вещь не явится), а Вы непременно напишите мне подробную критику3 в Париж - "poste restante. Так как у меня будет черновая тетрадь, то мне можно будет сделать нужные изменения и выслать их заблаговременно в Москву. Если Вы не скоро приедете в сей последний город, то я скажу Каткову, чтобы он велел переписать и послать Вам рукопись.
Провел я лето здесь порядочно; ни разу не болел, но охотился очень несчастливо. Дела по крестьянскому вопросу (что касается до меня) остаются в statu quo - до будущего года; надеюсь, однако, уломать здешних крестьян на подписание уставной грамоты4. До сих пор они очень упорствуют и носятся с равными задними мыслями, которых, разумеется, не высказывают.
Читаю я мало, и то, что мне попадается из русских журналов, не очень способно возбудить желание подобного упражнения. Совершился какой-то наплыв бездарных я рьяных семинаров - и появилась новая, лающая и рыкающая литература. Что из этого выйдет - неизвестно,- но вот и мы попали в старое поколение, не понимающее новых дел и новых слов5. А "Век"-то, "Век"! Хуже этого нашего журнала еще не бывало6.
Вы еще успеете написать мне, если ответите тотчас, сюда: долго ли Вы думаете еще прожить в деревне и какие Ваши планы на зиму? Мои же планы не от меня зависят, а от того, когда и как выдам я свою дочь и выдам ли ее7. Очень бы хотелось хотя в январе вернуться в Питер.
Здесь я очень часто вижу Фета. Он, по-прежнему, очень хороший малый. Впрочем, новых знакомств, как и новых чувств, новых намерений - нет. Мы уж рады теперь, когда продолжаем безбедно.
Ну прощайте, милый П<авел> В<асильевич>. Когда увидимся - бог весть. А Вы не оставляйте меня своими письмами, на которые я буду отвечать исправно, по-старому. Обнимаю Вас - преданный вам И. Т.
6(18) августа 1861. Спасское
Прежде всего прошу у Вас прощения, милая графиня. Я никак не ожидал, что я Вас оскорблю - но это мне не оправдание; согрешил по глупости - и все-таки виноват. Фраза из моего письма, которую Вы приводите, действительно нелепа; но клянусь Вам честью, что я намерен был сказать: "ко всему, из чего вообще тревожатся и заботятся"1. Я хотел сказать Вам нечто лестное - а вышло, что я Вас оскорбил. Еще раз прошу у Вас прощенья - и надеюсь, что Вы мне в нем не откажете.- Но, как Вы, зная меня за реалиста, могли подумать, что я остался недоволен реальным (т. е. хозяйственным) направлением Вашего письма?2 Я вздумал было шутками успокоить Вашу - совершенно законную - тревогу,- но, видно, надо мною во время, как я писал Вам последнее мое письмо, стояла особенно несчастная звезда. Что делать - надо покориться и "encoger los hombros" - как говорят испанцы - т. е. втянуть плеча, как это делают наказанные дети.
Буду ждать присылки повести от г-жи Паткуль и постараюсь сказать нечто похожее на правду, хотя и предвижу, что это будет очень трудно3. И что за охота этой прекрасной женщине пускаться в такое ей несвойственное дело!
A propos de повесть, доложу Вам, что я на днях кончил мою - и теперь занят окончанием переписки4. Она, вместе со мною, предстанет на Ваш суд недели через три, никак не позже.
Не гневайтесь на меня за краткость этого письма - в знайте, что я искренно и навсегда Вам привязан - а потому не взыскивайте за какое-нибудь неловкое слово - и не приписывайте ему дурного значения, потому что в отношении к Вам ни
одно мое слово дурного значения иметь
не может.- Дайте мне Вашу руку - и я ее поцелую с благодарностью и нежностью.
8(20) августа 1861. Спасское
Спасибо Вам, милый Елисей Яковлевич, за Ваше дружеское письмо1; оно очень меня порадовало, как новое доказательство неизменности наших старинных отношений: чем дальше я подвигаюсь в жизнь, тем больше научаюсь дорожить ими.
Я очень рад, что Вам хорошо, письмо Ваше дышит чем-то успокоенным и удовлетворенным. До меня дошли слухи самые приятные о Вашей деятельности: она и благородна, и полезна - и Вы, кажется, ее полюбили. Но удовлетворение, замечаемое в Вашем письме, имеет, вероятно, другую причину - или уж я на старости разучился понимать людей: тут должна быть замешана женщина - и хорошо замешана.
Вы мне скажете, ошибся я или нет, при личном свидании, которого я непременно требую, так как, к великой моей досаде, я Вас не застал весной в Петербурге. Я выезжаю отсюда 25-го или 26-го августа (всенепременнейше) и поэтому 30-го авг. или 1-го сент. буду в Петербурге (где остановлюсь в гостинице Демута). Не можете ли Вы к тому времени прибыть в Питер? Если не можете, то я к Вам в Новгород заеду - даю Вам слово, только напишите мне; но лучше было бы свидеться в Петербурге2, потому что я буду очень спешить назад к моей дочери. Во всяком случае жду от Вас ответа3.
Здесь мне жилось порядочно, здоровье не тревожило. Охота только была скверная. Роман4 я свой кончил и отдал его Каткову в Москве. "Современник" сильно его бранить будет - не знак, будут ли хвалить другие.
Все здешние жители Вам кланяются.
Мне говорила о Вас одна косая, но любезная девица, Mlle Приттвиц.
Она жительница Новгорода.
Где Вы нашли эманципе в Карташевской? Она просто кусок женского мяса, некогда казавшийся мне красивым.
Жена Анненкова - умное и хорошее существо. От дедушки я получил письмо и отвечал ему5.
Ваша бывшая пассия6 всё живет в Гиере (во Франции), и здоровье ее по-прежнему ненадежно.
Итак, до свидания, целую Вас от души и остаюсь
12(24) августа 1861. Спасское
Я с Вами поступаю, как с господом богом: я же Вас обижаю (правда, ненамеренно) и я же к Вам прибегаю.
Будьте так добры и прикажите Вашему дворецкому припечатать прилагаемое объявление о моем отъезде за границу в "С.-Петербургских ведомостях": Вы знаете, что надобно, чтобы оно повторилось три раза для того, чтобы получить паспорт1.
Я прибуду в Петербург - если бог продлит жизни - 30-го августа или 1-го сентября - и в то же утро явлюсь к Вам с моей рукописью
2, с повинной головою и т. д. А пока позвольте поцеловать у Вас обе руки и пожелать Вам всего хорошего.
P. S. Вы, я надеюсь, получили письмо, посланное неделю тому назад?3
25 августа (6 сентября) 1861. Спасское
25-го авг./6-го сент. 61.
Милая Марья Александровна, получив это письмо, ступайте к Боткину и скажите ему, что я ему написал било пребольшое письмо и отдал его известному Вам Бенни для отдачи в Мдеиске на почту; но сей юноша его на {
Далее зачеркнуто: почте}
дороге потерял
1. Нечего делать - придется всё написанное рассказать, что я надеюсь совершить весьма скоро - ибо я послезавтра выезжаю и почти нигде останавливаться не буду. Итак, ждите меня скоро
2, если я не погибну на пути. Надеюсь, что Вы мне написали poste restante в Берлин.- До свидания, жму Вам руку.
25 августа (6 сентября) 1861. Спасское
Увы! и тысячу раз увы, мой дорогой Афанасий Афанасьевич - по зрелом соображении не могу я быть у Вас - как бы того ни хотелось - не могу пострелять еще с Вами, выпить Редереру... Я уезжаю отсюда через 3 дня и не останавливаясь скачу в Париж1. Очень, очень мне это больно - но надо покориться необходимости.- Очень мне также досадно, что я не успел дать Вам прочесть мой роман - и услышать от Вас дельное слово и умный совет2. Что делать - das Leben Verschlingt des wilden Augenblicks Gewalt.
В апреле месяце - если бог даст, при пенье соловьином, я вновь увижу Вас
3, певец весны. Пишите мне в Париж, poste restante,- а я Вам буду отвечать - смею прибавить - с обычной аккуратностью. Будьте здоровы, это главное; не смущайтесь хозяйственными дрязгами - и не гоняйте от себя прочь Музу, когда она вздумает посетить Вас. - Передайте мой усерднейший поклон Марье Петровне - и соседям Вашим также поклонитесь от меня. Приезжайте сюда в сентябре: здесь бывает отличная вальдшнепиная охота, в которой я, к горю моему, участья не приму... Но Афанасий с
Весной будут Вам сопутствовать.- Еще раз крепко жму Вам руку и целую Вашу патриархальную бороду.
P. S. Анна Семеновна посылает Вам запонки и, кажется, сама пишет.- Очень Вам благодарен за предложение кареты; но я не успею воспользоваться им теперь.
28 августа (9 сентября) 1861. Спасское
Милый П<авел> В<асильевич>. Я не могу уехать из Спасского (это событие совершится завтра), не отозвавшись хотя коротеньким словом на Ваше дружелюбное письмо1. Мне очень жаль, что не увижу Вас перед моим путешествием за границу: авось свидимся в феврале - потому что я лишней минуты не пробуду в Париже. Моя повесть будет вручена Каткову с особенной инструкцией, а именно: по прибытии Вашем в Москву рукопись должна быть вручена Вам, и Вы, по прочтении, напишите мне в Париж подробное Ваше мнение, с критикою2 того, что Вы найдете недостаточным; я сейчас же примусь за поправки - и к новому году всё будет давным-давно готово3. Вы, я уверен, исполните мою просьбу с обычным Вашим благодушием и беспристрастьем. А адресc мой пока: в Париж, poste restante. Я Вам из Парижа напишу в Москву на имя Маслова. Ну, будьте здоровы вы оба с Вашей женою, которой я усердно кланяюсь - и пусть долго продолжается ваше счастливое и тихое житье. Да, кстати... Я прочел Вашу статью о "двух национальных школах" и нашел ее превосходной4. И я уверен, что на нее обратили бы гораздо больше внимания, если бы она явилась не в этой темной и глухой дыре, называемой "Библиотека для чтения". По милости этой статьи я съезжу в Бельгию. Ну - еще раз обнимаю Вас. Преданный И. Т.
28 августа (9 сентября) 1861. Спасское
Любезнейший Иван Петрович.
Я никак не ожидал, что уеду в С. Петербург, не простившись и не повидавшись с Вами - но вышло так: я отправляюсь завтра.- Бог даст, я вернусь в будущем апреле месяце
1, и тогда мы и {
Далее зачеркнуто: увидимся} видеться будем чаще и на охоту вместе поедем, так как у Вас не будет таких хлопот, как в нынешнем году
2,- да и несчастие, вероятно, не будет так меня преследовать
3.- Я Фету также написал
4 и получил уже от него ответ.- Дружески жму Вам руку и усердно кланяюсь Вашей жене; будьте здоровы - и до свидания. Все наши Вам очень кланяются и ждут Вас в Спасское, куда Фет обещал быть с женою около 5-го сентября.
С. Спасское.
28-го авг. 1861.
28 августа (9 сентября) 1861. Спасское
Я завтра рано уезжаю отсюда и, если бог даст, дня через 4 буду в Петербурге и Вас увижу. А теперь я только хочу спросить Вас, получили ли Вы письмецо от меня с просьбой публиковать меня три раза в газетах в числе отъезжающих за границу, под именем "Коллежского секретаря И. С. Т., проживающего, в Орловской губернии, Мценского уезда, в с. Спасском". Если Вы получили мое письмо, то стало быть дело сделано; если же Вы Ничего не получили, то будьте так добры, распорядитесь этим теперь же, не дожидаясь моего прибытия, чтобы не было задержки для меня1.
Больше мне писать пока нечего, всё передам изустно - до свидания и будьте здоровы.
Письмо Ваше к Полиньке отправил.
1(13) сентября 1861. Москва
Милая графиня, Я еду завтра, т. е. в субботу, из Москвы и буду у Вас в воскресение вечером, если ничего со мной не случится; - а с сим посланным, Вам уже знакомым Захаром, посылаю Вам мою рукопись и рукопись г-жи Паткуль,- мою рукопись для того, чтобы Вы приступили к ее чтению и успели бы мне сказать Ваше мнение ко времени моего отъезда из Петербурга
1; а рукопись г-жи Паткуль для возвращения по принадлежности. Я напишу ей мое мнение в ответ на ее письмо, и давно бы это сделал, но я не знал ее имени и отчества, а по-французски я писать не хотел. Это я всё сделаю в первый же день моего приезда
2. Итак, до свидания - заочно жму Вам руки.
5(17) сентября 1861. Петербург
Chère comtesse, vous êtes la bontê même et je vous remercie beaucoup
l.- Quant à la lettre au C-te Ch.
2, attendez à ce soir - je vous verrai et nous en parlerons. Mille bonnes choses pour le jour du 5 septembre.
6(18) сентября 1861. Петербург
Любезнейший Федор Михайлович - позвольте Вам рекомендовать подателя этого письма, г-на Венецкого, автора помещенных в "Библиотеке для чтения" рассказов: "Война и плен". Он еще очень молод - как Вы увидите - и желал бы работать. У него кое-что начато. Я уверен, что Вы примете его радушно и ласково и протянете ему руку,- которая так нужна на первых порах1.
Будьте здоровы - и до свиданья.
Середа, 6-го сент. 61.
6(18) сентября 1861. Петербург
Вообразите, любезнейшая Варвара Яковлевна, мое горе: сегодня назначен комитет по нашему Обществу
1 - и я никак не могу быть у Вас. Постараюсь заехать к Вам завтра и проститься
2 - но на всякий случай посылаю Вам обещанный экземпляр моих сочинений
3.- Дружески жму Вам руку и говорю Вам: до свиданья.
С. Петербург.
6-го сент. 1861.
7(19) сентября 1861. Петербург
Voici, chère comtesse, l'ami dont je vous ai parlê
1.- Je n'ajoute pas un mot, car je connais votre bontê et toutes les preuves que vous m'en avez donnê depuis le commencement de notre amitiê, si prêcieuse pour moi. Je vous serre bien cordialement la main.
Ce 7 sept. 1861.
St.-Pêtersbourg.
Середина, не позднее 17(29) сентября 1861. Париж
Ma chère Paulinette, je te prie de m'excuser auprès de Mme Innis de n'être pas venu hier soir - mais j'ai êtê retenu; aujourd'hui je viendrai à la rue de Berlin à midi prêcis et avant cela j'aurai dêjà êtê à la rue de Rivoli pour voir si la cuisinière y est; vous pourrez alors expêdier vos bagages et j'irai avee vous. Du reste vous pouvez aussi les expêdier avant midi - il y aura dans tous les cas le portier pour les recevoir - mais je viendrai chez vous
à midi.
17(29) сентября 1861. Париж
Милая графиня, Сегодня пишу только два слова - а то я опять уезжаю в деревню (к г-же Виардо) и не успею.- Я приехал сюда благополучно, застал всех здоровыми, и поселился на старой своей квартере - rue de Rivoli, 210, куда и прошу Вас адрессовать свои письма.
Здоровье мое порядочно - и душа ничего - только смущена немного. Напишите о себе - я Вас оставил, помните, не совсем в хорошем положении.
Поклонитесь всем Вашим и знайте, что никто Вас не любит более, чем
Р. S. A что французский учитель?4
23 сентября (5 октября) 1861. Париж
23-го сент./5-го окт. 1861
Сердцу моему любезнейший Фет, я приехал сюда неделю тому назад - но только на днях поселился на кварте-ре, адресе которой Вам посылаю - rue de Rivoli, 210 - та же квартира, что в прошлом году.- Дочь свою я нашел, как говорится, в лучшем виде - и остальных знакомых тоже; ездил в Куртавнель - и, глядя на зеленую воду рва, вспоминал о Вас1; с Боткиным виделся сегодня: он ездил прогуляться в Женеву - и вообще смотрит молодцом - хотя всё еще недоволен своими глазами; но должно полагать, что к весне он совершенно поправится. Я ему много рассказывал, как Вы можете себе представить - мы смеялись и беспрестанно переносились мыслью в необозримые поля, окружающие Степановку.
Каково-то Вы поохотились хоть на вальдшнепов? Здесь стоит такая теплынь, что все ходят в летних штанах.
Это не письмо, а так - записочка, назначение которой задрать Вас,- т. е. вызвать от Вас ответ, на который с моей стороны последует ответ - и так далее. А у меня - пока - все мысли разбежались, словно испуганное стадо баранов - хотя собственно пугаться было нечему: - приписываю это внезапной перемене образа жизни, климата и т. д. Здоровье впрочем недурно.
Ну - будьте здоровы. Крепко жму Вам руку и дружески кланяюсь Марье Петровне, Борисову и его жене и всем приятелям.
24 сентября (6 октября) 1861. Париж
Любезнейший Константин Константинович - я приехал сюда две недели тому назад, но всё был в загородных разъездах и только на днях поселился в той самой квартире, где Вы у меня были1 - rue Rivoli, 210. Приезжайте сюда поскорее - вот всё, что я могу сказать Вам пока. Я провожу здесь зиму - и очень был бы рад Вас видеть. Почерк Ваш по-прежнему - хуже прежнего - неразборчив, и я с недоумением ставлю на адрессе неизвестное мне имя: Верней, уж не Вевей ли? Нет, кажется, Верней. Ну что будет, то будет2.
Больше Вам ничего не могу писать - все мысли в разброде,- а поговорить с Вами, послушать Ваши новые произведения - сердечно буду рад. Дай бог, чтобы металл их, который до сих пор был до крайности тем, что называют немцы spröde или herb - смягчился!
До скорого свидания
5 - надеюсь - и жму Вам руку.
25 сентября (7 октября) 1861. Париж
Милый друг Александр Иванович, я десять дней тому назад сюда приехал - но всё был в деревне1 и только недавно поселился окончательно на старой своей кварте-ре. Всею душою жажду тебя видеть, да и нужно обо многом весьма важном переговорить с тобой и многое тебе сообщить. (Между прочим, у меня есть к тебе большое письмо от Бенни)2.- Долгоруков мне сказал, что ты до четверга еще в Торкее; пишу тебе туда с просьбой отвечать тотчас: когда ты приедешь в Лондон,- или уж не пожалуешь ли ты в Париж3, так как теперь "d'Altdorf les chemins sont ouverts", это бы крайне меня обрадовало и арранжировало, говоря по-русски4. Повторяю,- нам необходимо видеться.
Кланяюсь дружески всем твоим, Огаревым - и жму тебе изо всех сил руку.
Отвечай поскорее и обстоятельно.
26 сентября (8 октября) 1861. Париж
Париж. 8 октября н. с. 1861.
Что же это Вы, батюшка П<авел> В<асильевич>, изволите хранить такое упорное умолчанье - когда Вы знаете, что я во всякое время, и теперь в особенности, ожидаю Ваших писем. Предполагаю, что Вы уже прибыли в Петербург, и пишу Вам через Тют<че>вых, которые (как они уже, вероятно, Вам сообщили) осудили мою повесть на сожжение или по крайней мере на отложение ее в дальний ящик1. Я желаю выйти из неизвестности - и если Ваше мнение и мнение других московских друзей подвердит мнение Т<ютче>вых, то "Отцы и дети" отправятся к . . . Пожалуйста, напишите мне, не мешкая. Адресc мой: Rue de Rivoli, 210.
Здесь я нашел всё в порядке: погода стоит летняя, иначе нельзя ходить, как в летних панталонах. Из русских почти никого нет, кроме В. П. Боткина, который - entre nous soit dit - окончательно превратился в безобразно-эгоистического, цинического и грубого старика. Впрочем, вкус у него всё еще не выдохся - и так как он лично ко мне не благоволит, то его суждению о моем детище можно будет поверить. Сегодня начинаю читать ему.
Сообщите мне, ради бога, что у вас там делается. В самое время моего отъезда стояла странная погода2. Все ли здоровы?
Пришлите мне Ваш адресс. Кланяюсь Вашей жене, всей Вашей родне и всем знакомым. Ваш И. Т.
26 сентября (8 октября) 1861. Париж
Перед самым моим отъездом из Петербурга я узнал, что Вы распространили в Москве копию с последнего Вашего письма ко мне, причем называете меня трусом, не желавшим драться с Вами, и т. д. Вернуться в Тульскую губ. было мне невозможно, и я продолжал свое путешествие. Но, так как я считаю подобный Ваш поступок
после всего того, что я сделал, чтобы загладить сорвавшееся у меня слово - и оскорбительным и бесчестным, то предваряю Вас, что я на этот раз не оставлю его без внимания и, возвращаясь будущей весной в Россию, потребую от Вас удовлетворения
1. Считаю нужным уведомить Вас, что я известил о моем намерении моих друзей в Москве для того, чтобы они противодействовали распущенным Вами слухам.
26 сентября (8 октября) 1861. Париж.
Любезный друг, Николай Христофорович - вот что я сегодня {Далее зачеркнуто: пишу} написал Толстому:
"М<илостивый> г<осударь>,
Перед самым моим отъездом из Петербурга я узнал, что Вы распространили в Москве копии с последнего Вашего письма ко мне, причем называли меня трусом, не желавшим драться с Вами - и т. д. Вернуться в Тульскую губернию было мне невозможно - и я продолжал свое путешествие. Но так как я считаю подобный Ваш поступок (после всего того, что я сделал, чтобы загладить сорвавшееся у меня слово) и оскорбительным и бесчестным - то предваряю Вас, что я на этот раз не оставлю его без внимания и, возвращаясь будущей весною в Россию, потребую от Вас удовлетворения. Считаю также долгом уведомить Вас, что я известил о моем намеренье моих друзей в Москве - для того, чтобы они могли противудействовать распущенным Вами слухам"1.
Так как я тебе рассказал свою историю с Толстым, то прибавлять к этому письму нечего. При всем моем отвращении к дуелям и прочим феодальным обычаям - мне ничего другого не оставалось - и весною мы станем нос с носом, как петухи. Надеюсь, что ты, в случае нужды, исполнишь то, на что я намекаю; т. е.- защитишь меня от обвинения в трусости и т. д.
Я поселился здесь на старой своей квартере - нашел дочь свою здоровой и теперь более чем когда-нибудь буду хлопотать о том, чтобы выдать ее замуж. Авось бог поможет найти доброго и честного человека2.
Ты не забыл, вероятно, что обещал мне написать свое мнение о моей повести3. Я непременно этого требую, во имя дружбы. Помнится, лет 7 тому назад - я вследствие твоего суждения, прибавленного к суждениям других, бросил один начатый роман в огонь4; надеюсь, что на этот раз я буду счастливей - но уверяю тебя, что в случае необходимости я и теперь готов истребить неудавшуюся вещь. Каткову я сказал, чтобы он не отказывал в сообщении рукописи моим друзьям.
Вот Мой адресс: Rue de Rivoli, 210. Пожалуйста, напиши мне. Поклонись от меня всем добрым приятелям - крепко жму тебе руку.
3-го октября, н. с. 61.
Париж.
P. S. Можешь сообщить это письмо кому заблагорассудится - Анненкову5 между прочим, если он еще в Москве. Злодей мне не пишет,
27 сентября (9 октября) 1861. Париж
Середа. Очень мне досадно, любезный К<онстантин> К<онстантинович>, что я не знал Вашего адресса - я бы Вас попросил прийти сегодня в 11 часов. Но делать нечего - а
Вы ступайте к Марье Александровне Маркович - она живет в rue de Ghaillot, 107 - подле Arc de Triomphe в Champs Elysêes, она предупреждена о Вашем приходе и радушно Вас примет.
1(13) октября 1861. Париж
Париж. 1(13) октября 1861, Rue de Rivoli, 210.
Любезнейший П<авел> В<асильевич>, примите от меня искреннюю благодарность за Ваше письмо, в котором высказывается мнение о моей повести1. Оно меня очень порадовало, тем более, что доверие к собственному труду было сильно потрясено во мне. Со всеми замечаниями вашими я вполне согласен (тем более, что и В. П. Боткин находит их справедливыми) и с завтрашнего дня принимаюсь за исправления и переделки, которые примут, вероятно, довольно большие размеры, о чем уже я писал к Каткову. Времени у меня еще много впереди. Боткин, который видимо поправляется, сделал мне тоже несколько дельных замечаний и расходится с Вами только в одном: ему лицо Анны Сергеевны мало нравится2. Но мне кажется, я вижу, как и что надо сделать, чтобы привести всю штуку в надлежащее равновесие. По окончании работы я Вам ее пришлю, а Вы доставите ее Каткову. Но довольно об этом и еще раз искреннее и горячее спасибо.
Остальные известия, сообщенные Вами, невеселы3. Что делать! Дай бог, чтобы хуже не было! Пожалуйста,- tenez-jmoi au courant. Это очень важно, и я опять-таки надеюсь на Ваше всегдашнее и старинное благодушие.
Здесь {то есть у меня) идет всё порядочно и здоровье мое недурно... Только и я имею Вам сообщить не совсем веселое известие: после долгой борьбы с самим собою я послал Толстому вызов и сообщил его Кетчеру для того, чтобы он противодействовал распущенным в Москве слухам4. В этой истории, кроме начала, в котором я виноват, я сделал всё, чтобы избегнуть этой глупой развязки; но Толстому угодно было поставить меня au pied du mur (Тютчевы могут Вам подробно рассказать всё) - и я не мог поступить иначе. Весною в Туле мы станем друг перед другом. Впрочем, вот вам копия моего письма5 к нему:
М<илостивый> г<осударь>. Перед самым моим отъездом из Петербурга я узнал, что Вы распространили в Москве копию с последнего Вашего письма ко мне, причем называете меня трусом, не желавшим драться с вами, и т. д. Вернуться в Тульскую губ. было мне невозможно, и я продолжал свое путешествие. Но так как я считаю подобный Ваш поступок, после всего того, что я сделал, чтобы загладить сорвавшееся у меня слово - и оскорбительным, и бесчестным, то предваряю Вас, что на этот раз не оставлю его без внимания и, возвращаясь будущей весной в Россию, потребую от вас удовлетворения. Считаю нужным уведомить Вас, что я известил о моем намерении моих друзей в Москве для того, чтобы они противодействовали распущенным вами слухам. И. Т.
Вот и выйдет, что сам я посмеивался над дворянской замашкой драться (в Павле Петровиче)6 и сам же поступлю, как он. Но, видно, так уже было написано в книге Судеб.
Ну, прощайте, мой милый П<авел> В<асильевич>. Поклонитесь Вашей жене и всем приятелям и примите от меня самый крепкий shake-hand. Ваш И. Т.
P. S. Арапетов здесь... Как мы обедали вчера с ним и с Боткиным!
1(13) октября 1861. Париж
Любезнейший Михаил Никифорович,- извините меня, что я Вас бомбардирую письмами1,- но я желал предупредить Вас, что, вследствие полученного мною письма от Анненкова2 и замечаний Боткина3, которому я здесь читал мою повесть,- переделки в "Отцах и детях" будут значительнее, чем я предполагал,- и возьмут у меня около 2-х недель времени, по истечении которых Вы получите аккуратный перечень всех сокращений и прибавлений4. А потому повторяю мою просьбу: не печатать отрывка5 - а также попридержать рукопись у себя,- т. е. не давать ее читать другим. Я надеюсь, что вследствие моих поправок - фигура Базарова уяснится Вам и не будет производить на Вас впечатление апотеозы6, чего не было в моих мыслях. И другие лица, я полагаю, выиграют. Словом, я считаю свою вещь не вполне конченной, и так как я употребил на нее много труда, то мне хочется ее выдать в возможно лучшем виде.
А затем дружески кланяюсь Вам b жму Вам руку.
Rue de Rivoli, 210.
10(22) октября 1861. Париж
Милый Василий Петрович, вот какая вышла оказия: я думал завтра быть в "Альсесте",- а в пятницу быть свободным; но оказывается, что я завтра обедаю с Клапкой, Фогтом
1 и прочими ниспровергателями - а потому пятница будет посвящена "Альсесте". Сделай божескую милость, перемени пятницу на четверг и дай знать и Соболевскому, и Арапетову, и Друцким
2. Не гневайся на меня - ц извини мою забывчивости. До свидания - будь здоров.
14(26) октября 1861, Париж
Суббота. Париж, 14(26) октября 1861.
Любезный друг, пишу Вам несколько слов для того только, чтобы убедительнейше просить Вас написать мне. Я знаю, как это теперь должно быть тяжело и трудно - но возьмите в соображение, в каком мы здесь находимся состоянии. Самые печальные слухи доходят до нас - не знаешь, чему верить и что думать. Сообщите, хотя вкратце, перечень фактов, совершающихся около Вас1.
Прошу также Вашего совета: не думаете ли Вы, что при теперешних -обстоятельствах следует отложить напечатание моей повести?2 Поправки все почти окончен