Тургенев Иван Сергеевич - Письма 1859-1861, Страница 4 - Книги

Надеюсь, что у нас идет всё хорошо - и что ты деятельно занимаешься спасской фермой². Кстати, я забыл тебе написать, повар Степан в Петербурге просил меня объявить тебе, что он желает руки... Аси, и говорит, что пользуется ее расположением. Поступи в этом случае как знаешь³. Немножко странно,- а Степан хороший муж.

Напишу тебе, как только приеду в Виши - а пока адрессуй мне все свои письма в Париж, poste restante.

Обнимаю тебя и всех твоих. До свидания.

Твой

Ив. Тургенев.

799. M. A. МАРКОВИЧ

19(31) мая 1859. Париж

Париж.

31-го мая 1859.

Я только что собирался писать Вам в ответ на Ваше письмо, любезнейшая Марья Александровна, как получил от Вас другое¹. Это очень мило с Вашей стороны. Будемте часто переписываться.

Вы мне ничего не говорите о приезде Вашего мужа².- А скакать Вам из Эмса в Виши и в Остенде - затруднительно - да и зиму никто не проводит в Швейцарии, где климат от близости снегов довольно суровый. Советую Вам лечиться в Дрездене по методе Шипулинского, а недель через шесть потолковать с Рихтером или Вальтером. Я очень рад, что Вы нашли себе приют и что Богдан, которого я целую за память его обо мне, нашел себе и няню и товарища. Надобно теперь сильно налечь на немецкий язык. Приятно также знать, что Берлинец³ исчез с горизонта - а от толков петербургских друзей не убережешься. На то друзья, чтобы толковать вкривь и вкось.

Я нашел свою дочку здоровой и часто ее видел. Она очень хорошая натура, но требует еще некоторой полировки. Об этом, вероятно, постарается сама жизнь. А в мои годы голова может идти кругом - только от забот и многих дел - ни от чего другого. Здоровье мое порядочно: завтра я еду в Лондон, где пробуду дня три⁴ - а оттуда опять сюда и прямо в Виши, где я пробуду недель шесть - до конца июля. Но Вы пишите мне пока - в Hôtel Byron.

Одна Ваша фраза о Полонском показывает, что Вы в немного мрачном настроении духа⁵. Не напускайте этого на себя. Вы к этому склонны - не прибавляйте тяжести на свои плечи: жизнь и так не легка. В первом Вашем письме Вы жалуетесь на свое здоровье; мне кажется, Вам всегда сначала не должно быть хорошо на новом месте: стерпится - слюбится.

У меня Ваш билет на меховые Ваши вещи в Кенигсберге; я Вам его отдам в Дрездене (где я думаю быть около конца августа) - или вышлю. А Вы, пожалуйста, вышлите мне один экземпляр моего перевода Ваших рассказов⁶- в виде письма, что ли; я заплачу здесь, что это будет стоить.- Начали ли Вы работать?

Не могу придумать, какую это я даму качал на стуле? Впрочем, Вы, кажется, теперь меня знаете,

Будьте здоровы. Жму Вам крепко руку, целую Богдана и кланяюсь Рейхелям.- Станкевичи уехали?

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

P. S. Какие это дела совершились в России?⁷

800. H. H. ТУРГЕНЕВУ

8(15) июня 1859. Париж

Париж.

3/15-го июня 1859.

Милый дядя,

Я завтра еду отсюда в Виши, городок, находящийся на дороге в Лион, и буду пить там воды в течение 6 недель. Авось они помогут моему пузырю, который опять меня беспокоит.- Надеюсь, что все вы здоровы.- Намерение мое не изменяется: я по-прежнему полагаю возвратиться в Спасское в конце августа. Прошу тебя, по получении этого письма, выслать мне 1000 руб. сер. poste restante, в Париж: этого будет достаточно для моего возвращения. Курс еще всё плох и вряд ли будет лучше в нынешнем году - делать нечего. Николай Сергеевич уехал из Парижа.

Дела в Италии идут пока отлично, дай бог, чтобы у нас обошлось без войны: у нас теперь другие заботы¹. Как идет работа по деревням?

Развели ли цветы на месте бывшей ямы? Извести меня обо всем. А главное вышли деньги.

Прощай, обнимаю тебя и всех твоих. - Из Виши напишу.

Твой И. Тургенев.

801. ПОЛИНЕ И ЛУИ ВИАРДО

8(20) июня 1859. Виши

Vichy,

се 20 juin 1859.

Me voici donc à Vichy, chère et bonne Madame Viardot - installê dans une fort jolie chambre de Vhôtel du Louvre, rue de Nîmes (à bon entendeur, salut!)¹.- J'ai dêjà vu mon docteur, pris deux verres d'eau, je me suis abonnê chez Strauss, chez Bougarel (un cabinet de lecture) - l'heure de mes bains est fixêe à 3 h. 3/4 - enfin je suis un buveur dans toute la force du terme: ma position est rêgularisêe. Mon docteur me promet monts et merveilles... Nous ver rons!

Vichy est loin d'avoir l'aspect avenant et coquet des villes d'eaux d'Allemagne: c'est un peu sale, un peu triste et jusqu'à prêsent pas mal vide.- Un horrible orgue de barbarie hurle, gêmit et grince dans ce moment sous ma fenêtre... on ne l'aurait pas tolêrê à Carlsbad ou à Ems.- Il y a peu d'arbres - une grande rivière, l'Allier roule sur un lit de graviers beaucoup trop large - des flots d'un jaune maussade: c'est un torrent hargneux et sans poêsie.- Beaucoup de peupliers partout - et il pleut.

Tout cela ne contribue pas à m'inspirer une grande gaietê: et puis - pour me distraire dans mon voyage, j'avais choisi "Les Pensêes" de Pascal², le livre le plus terrible, le plus dêsolant qui ait jamais êtê imprimê³.- Cet homme piêtine sur tout ce que l'homme a de plus cher - et vous met par terre dans la boue - et puis, pour vous consoler, il vous offre une religion amère, violente, qui vous abêtit (c'est son mot) - une religion que l'intelligence (celle de P(ascal) lui-même) ne peut pas ne pas repousser, mais que le cœur doit accepter en s'amoindrissant⁴.- (Pensêe 72: "Comminutum cor" (cœur amoindri). St. Paul.- Voilà le caractère chrêtien. "Albe vous a nommê - je ne vous connais plus". Corneille. "Voilà le caractère inhumain.- Le caractère humain est le contraire")⁵. Le contraire du chrêtien aussi, oserai-je ajouter - du moment qu'on rêduit le christianisme à l'êtroite et lâche doctrine du salut personnel, de l'êgoïsme.- Mais jamais personne n'a eu les accents de Pascal: ses angoisses, ses imprêcations sont terribles; - Byron n'est que de l'eau claire à côtê. Et quelle profondeur, quelle luciditê - quelle grandeur! - Ecoutez: "Nous sommes incapables de savoir certainement et d'ignorer absolument.- Nous voguons sur un milieu vaste, toujours incertains et flottants, poussês d'un bout vers l'autre.- Quelque terme où nous pensions nous attacher et nous affermir - il branle et nous quitte; et si nous le suivons, il êchappe à nos prises, nous glisse et fuit d'une fuite êternelle. Rien ne s'arrête pour nous. C'est l'êtat qui nous est naturel, et toutefois le plus contraire à notre inclination: nous brûlons de dêsir de trouver une assiette ferme et une dernière base constante pour y êdifier une tour qui s'êlève à l'infini; mais tout notre fondement craque et la terre s'ouvre jusqu'aux abîmes"⁶.

Quelle langue libre, fortej hardie et grande!⁷- Et ces coups de boutoir:

"Le dernier acte est sanglant, quelque belle que soit la comêdie en tout le reste. On jette enfin de la terre sur la tête - et en voilà pour jamais"⁸.

ou:

"On dirige la vue en haut - mais on s'appuie sur le sable et la terre fondra - et on tombera en regardant le ciel"⁹.

ou bien encore:

"Que le cœur de l'homme est creux et plein d'ordure!"¹⁰

Mais en voilà assez, trop peut-être.- J'ai la bouche toute amère de cette lecture¹¹; pourquoi vous en parler? Mais je vous dis tout.

Il y a peu de Russes ici; tant mieux.- J'espère que je pourrai rester seul et travailler¹².

Ecrivez-moi, je vous prie, et sans tarder.- Si vous saviez quel plaisir me fera votre lettre! Mais vous le savez.- Adieu - à revoir; mille amitiês à tout le monde, mille embrassades aux petites; je vous serre les mains bien cordialement. J'ajoute deux mots pour Viardot.

Votre J. Tourguêneff.

Mon cher ami,

Je ne vous tiens pas quitte de la lecture de ma nouvelle¹³; il faut que vous me disiez votre opinion - j'ai une trop haute idêe de votre goût si sûr pour ne pas dêsirer votre critique, tout en la craignant un peu.- Vous allez bientôt à Courtavenel - vous y aurez du temps de reste; mon insistance n'est plus si indiscrète.- Si vous voulez bien, comme par le passê, m'offrir l'hospitalitê à Courtavenel, après mon retour de Vichy - je pourrai peut-être vous montrer un nouveau travail¹⁴ - ou bien nous ferons une traduction des poêsies lyriques de Pouchkine¹⁵. Mais tout cela est encore dans l'avenir et je veux être sûr de ne pas avoir perdu mon temps - dans le passê.

A vous de cœur

J. T.

802. M. A. МАРКОВИЧ

9(21) июня 1859. Виши

Виши.

21-го июня 1859.

Третьего дня я сюда приехал, любезнейшая Марья Александровна - и чувствую потребность поболтать с Вами.- Прежде всего благодарю Вас за присылку Вашей книги и за письмо¹, начиненное разными известиями, из коих самое утешительное то, что Вы теперь с Вашим мужем.- Итак, Кулиш поехал с женою по Волге на Кавказ - вот-те раз! - Это не в рифму сказано - а от изумления. Впрочем - дело это он сделал хорошее - и дай бог ему всяких успехов. Худо то, что здоровье Ваше не поправляется - и я с тех пор, как нахожусь во Франции, болею; будемте надеяться, что это всё к лучшему. В Таренте воздух чудесный! Я пока пишу Вам в Johannishalle.- Виши грязный и не веселый городок - везде французские козлиные лица, французское щебетанье: веселого в этом мало: слава богу, русских до сих пор немного.

За работу я еще не принимался; но с нынешнего дня начал перевод "Институтки"².- Вы пишете, что и у Вас, пока, дело не клеится: это бывает от двух причин: от усталости и нерасположения - или оттого, что человек вступил (иногда незаметно для самого себя) в новую эпоху развития - и еще не находит новых слов - а старые не годятся. Дай Вам бог идти вперед спокойно и правильно: а что немецкий учитель до сих пор не пришел - это я, с Вашего позволения, приписываю не немецкой неаккуратности - а малороссийско-великороссийской лени.

У меня довольно чистая комната в довольно скромном трактире - только под окнами беспрестанно гудят, ноют и воют проклятые шарманки.- Адресc мой - France, dêp-t de l'Allier, à Vichy, rue de Nismes, hôtel du Louvre. Буду ждать письма и обещаюсь отвечать.

Поклонитесь от меня Вашему мужу, Рейхелям, Богдана за меня поцелуйте.- Я ездил в Лондон, пробыл там неделю - и каждый день видел Герцена: он бодр и крепок - внутренняя грусть меньше его точит, чем прежде: теперь у него есть деятельность. Натура могучая, шумная - и славная. Я {Далее зачеркнуто: туда} возил к нему одного хохленка, Колбасина; тот чуть не сошел с ума от восторга³.

Прощайте - до свиданья, то есть. Будьте здоровы, работайте и старайтесь нести легко бремя жизни, которое тем тяжелее давит на плечи, чем больше сами плечи слабеют.- Крепко жму Вам руку.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

P. S. Из русских здесь Тимашев! Как он пленителен в статском сюртуке с какими-то пестрыми ленточками в петлице!⁴

803. П. В. АННЕНКОВУ

10(22) июня 1859. Виши

22(10) июня 1859. Виши.

...Соллогуба дернуло перевести "Дворянское гнездо" для "Revue Contemporaine" - гнусный журнальчик,- но я отклонил такую великую честь¹. Всё французское для меня воняет, и уж, коли выбирать, лучше возиться с французскими êpiciers, чем с французскими beaux esprits. Я живу в Виши в скромном отеле, где вижу за table d'hôt'ом несколько французских êpiciers; особенно один из них пленителен. Он убежден, что русские мужики продают своих детей - pour le sêrail du Grand Kan des Tartares,- Monsieur! - и прибавляет: Ah, Monsieur! quelle sale chose que la religion de Mahomet! Я, разумеется, его не разуверяю. Здешние мужички сильно ругаются и употребляют необыкновенно замысловатые выражения. Недавно одна из них при мне говорила своему двухлетнему сыну: "Satanê bougre d'anisette". Удивительное сцепление идей. А что скажете, П<авел> В<асильевич>? Можно кричать: Evviva l'Italia! Evviva Garibaldi! - черт возьми - Evviva Napoleone!² Напишите мне непременно и немедленно в Париж - poste restante; в Виши Вам писать нечего - я остаюсь здесь 25 дней, а письмо мое доползет до вас, в Simbirsk - не раньше месяца...

804. ПОЛИНЕ ТУРГЕНЕВОЙ

10(22) июня 1859. Виши

Vichy.

Mercredi, 22 juin 59.

Me voici installê ici depuis trois jours, ma chère Pau-linette: je demeure rue de Nismes, Hôtel du Louvre. Ainsi te voilà avertie et j'attends tes lettres. Mon sêjour ici ne se prolongera pas autant que je l'avais supposê d'abord: il paraît que le maximum de la cure est de 25 jours. Je serai à Paris le 15 juillet - nous passerons une journêe ensemble - et j'irai à Courtavenel (j'espère qu'on m'y invitera)¹, d'où je reviendrai pour le grand jour de la distribution des prix. Donne-moi des nouvelles de la santê de Mme Garcia et de la tienne, bien entendu. Parle-moi aussi de la première leèon du père Wassilieff².- J'ai une grande chambre fort propre; mes douleurs me tourmentent assez - mais il paraît que c'est toujours ainsi dans les commencements.- Vichy est pas mal ennuyeux; mais je vais me mettre au travail. Je bois de l'eau à force, je prends un bain par jour - je marche beaucoup - si je ne guêris pas, ce ne sera pas de ma faute. Malheureusement le temps a êtê bien mauvais jusqu'à prêsent.

Adieu, ma fillette, je t'embrasse be bon cœur et à revoir.

Ton père

J. Tourguêneff.

805. E. E. ЛАМБЕРТ

12(24) июня 1859. Виши

Виши.

24/12-го июня 1859.

Милая графиня, я получил два письма от Вас¹, на которые мне бы следовало тотчас же ответить - но я мешкал до сих пор, в чем прошу милостивого прощения. Вот уже пятый день, как я нахожусь в Виши, пью воды и купаюсь для исцеления мйих недугов: посмотрим, что из этого выйдет. Прежде всего позвольте Вас поблагодарить за Ваши хлопоты о Беленкове² и о г-же Змеевой: я знаю, что доставлять Вам случай делать добро - это значит одолжить Вас,- но благодарить кого любишь - очень приятно, и Вы не захотите лишить меня этого удовольствия.- Я очень рад, что дело Беленкова уладилось; что же касается до г-жи Змеевой - между нами говоря - дама эта очень мало меня интересует; ее несносная, задушевно - пошло-фразисто - чувствительно - восторженная болтовня очень противна - дочь ее, вероятно, немного потеряет от разлуки с такой матерью - хотя, конечно, следует хлопотать об их соединении... Во всяком случае, с благодарностью и удовольствием целую Ваши милые руки.

Дай бог, чтобы морские купанья помогли Вам³. Я часто думаю об Вас и чувствую, что глубоко и искренно к Вам привязан. Я нахожусь теперь в том полувзволнованном, полугрустном настроении, которое всегда находит на меня перед работой⁴; но если бы я был помоложе, я бы бросил всякую работу и поехал бы в Италию - подышать этим, теперь вдвойне благодатным воздухом.- Стало быть, есть еще на земле энтузиазм? Люди умеют жертвовать собою, могут радоваться, безумствовать, надеяться? Хоть посмотрел бы на это - как это делается?⁵Но теперь я уже отяжелел - лень выскакивать из проложенной колеи, по которой со скрыпом и не без толчков - а все-таки катится "Телега жизни"⁶.- Всё, что осталось у меня жару, ушло на сочинительскую способность. Всё остальное холодно и неподвижно.

Я часто виделся в Париже с моею дочерью и не раз мечтал о том, как бы я Вам ее показал. И не то чтобы я воображал, что есть чем похвастаться: нет, в ней нет ничего необыкновенного - есть кое-какие, довольно важные недостатки; но она очень чистое и честное создание; она будет хорошей женой. Как это сделалось - не знаю; воспитание она получила пансионское, французское - то есть прескверное: такая уже, видно, кровь. Я не хочу этим сказать, что она в меня вышла; напротив, этих-то качеств именно и нет у меня; я хотел сказать, что она, видно, так родилась. Это объяснение напоминает молиеровское: c'est pourquoi votre fille est muette⁷,- но почти все объяснения таковы. Словом, я доволен моей дочкой - и очень рад тому, что доволен. Она осенью выходит из пансиона⁸. Я ее на зиму поселю в хорошем доме, у почтенного семейства ⁹; может быть, мы с нею, перед возвращением моим в Россию, сделаем вдвоем маленькое путешествие по Рейну¹⁰.- А в Россию я возвращусь непременно к сентябрю.

Я встретил в Париже гр. Карла Ламберта; он первый сообщил мне о Вашей поездке в Гапсаль. Он почти не хромает теперь.

Пожалуйста, поклонитесь Вашему милому и доброму мужу и всем хорошим петербургским знакомым.

Я Вам ничего не сказал о Виши: это довольно грязный французский городишко - без тени и без хороших прогулок; только и есть в нем хорошего, что несколько липовых аллей, которые теперь в полном цвету... Этот сладкий запах напоминает мне родину - но нет здесь ее необозримых полей, полыни по межам, прудов с ракитами и т. д. ... Что ни говорите, человек гораздо больше растение, растение с корнем, чем он сам предполагает.

Еще раз и долго и крепко целую Вашу руку и прошу ее, эту руку, написать мне в Париж, poste restante. Я здесь остаюсь всего 3 недели. Будьте здоровы, это главное.

Ваш

Ив. Тургенев.

806. ПОЛИНЕ ТУРГЕНЕВОЙ

14(26) июня 1859. Виши

Vichy,

26 juin 1859.

Ma chère fillette,

J'ai reèu ta lettre et j'y rêponds sans perdre de temps comme tu le vois. Je suis content que tu aies êtê à l'êglise et de l'impression que t'a faite le père Wassilieff; mais pour te parler sêrieusement, comme tu dis, je suis fort peu content du reste de ta lettre. Il y règne un ton à l'endroit de Mme Viardot que je ne puis admettre ni permettre. Tu oublies un peu trop tout ce que tu lui dois. Sache que je ne veux pas que tu aies l'air de me mettre en antagonisme avec elle - ce qui, du reste, ne servirait de rien - car sur dix fois je trouverais dix fois qu'elle a raison - et, pour ne pas aller plus loin - comment veux-tu, par exemple, qu'elle n'ait pas raison sur le chapitre de tes leèons de chant - et que pourrait-elle avoir en vue, sinon ton intêrêt? Je te le rêpète, tu lui dois une obêissance complète et - crois-moi bien - ce serait un très grand malheur pour toi, si elle cessait de s'intêresser à toi et si elle t'abandonnait à certains instincts qui se trouvent en toi et qu'il faut dêraciner. Tu es personnelle, susceptible et tu aimes non pas ceux qui le mêritent, mais ceux qui montrent de l'affection pour toi ou qui te gâtent. Ainsi, mon enfant, plus de ces choses-là, plus de conseils de ne pas aller à Courtavenel! j'y irai si bien qu'il est fort probable que c'est là que nous passerons nos vacances, au lieu de courir la prêtentaine.

Quant à tes trois francs de cafê - grand bien te fasse de le prendre! Ce n'est pas de ce côtê-là que tu me verras faire de la sêvêritê.

Cette lettre ne te fera pas beaucoup de plaisir - mais si tu rêflêchis à ce que je te dis, elle pourra t'être fort utile - si je ne te disais pas tes vêritês - qui le ferait? Je te les dis parce que je t'aime de tout mon cœur et je t'embrasse de même. Ma santê est passable - j'espère que les eaux d'ici me feront du bien. A revoir, mon enfant, et sans rancune.

Ton père

J. Tourguêneff.

807. M. A. МАРКОВИЧ

18(30) июня 1859. Виши

Виши.

30-го/18 июня 1859.

Прежде всего, любезная моя спутница, позвольте по. бранить Вас за предположение, что я отвечаю на Ваши письма по чувству долга: чувство это во мне всегда было слабо - пишу для своего удовольствия и для того, чтобы получать ответы - следовательно, Ваш "post-scriptum" никуда не годится. Но зато всё остальное письмо очень мило - и порадовало меня¹: Вы читаете, гуляете, учитесь - и, вероятно, работаете - всё это очень хорошо и похвально. Известия из России не совсем веселы - но что же делать? - Этому горю пособить нельзя. Впрочем,; успокойтесь: Ш<евченко> не повесится,- Кул<иш> - не застрелится,- Кост<омаров>...² может быть, бросится в воду,- но, повторяю, что же делать? - Он жил Вами и для Вас; Вы теперь далёко - жизнь пошла серая, плоская, мелкая, скучная; он не из таких людей, которые умеют обмануть свой душевный голод, наполняя себя какой-нибудь посторонней пищей... Остается надеяться, что он одумается перед прыжком. В сущности - всякому человеку более или менее плохо; в молодости этого не чувствуешь - оттого молодость и кажется таким прекрасным возрастом.

А впрочем - это я вздор говорю: молодость - действительно прекрасная вещь. Вы это должны по себе знать - Вы молоды. Самая Ваша тоска, Ваша задумчивость, Ваша скука - молоды. Мы, например, с Вами во многом сходимся: одна только беда: Вы молоды - а я стар. Вы еще вносите новые суммы - а я уж подвожу итоги. Я не жалуюсь на это: всему свой черед; "Благословен и тьмы приход!"³ - Я всё это только к тому сказал, что мне весело думать, что Вам еще много остается впереди;- дай бог, чтобы Вы вполне воспользовались собственной жизнью! - Не многим это удается.

Я остаюсь здесь еще две недели - и потому отвечайте мне - если вздумается - сюда. Приехавши в Париж, я непременно велю снять с себя и с моей дочери фотографические портреты - и пошлю их к Вам.- Вы еще не посещали Саксонской Швейцарии? Обходите-ка ее пешком с Афанасьем Васильевичем.- Вы, говорят? мастерица ходить.

Итак, юный казак Богдан начинает проникаться образованностью германского мира? Это славно.- А помните Пукала Пукалыча? - Отличный у Вас это мальчик, Вспомнил я его милые птичьи крики, когда он передразнивал русских ямщиков. При звуке этого крика - я тотчас же заключил две вещи - что у него добрейшее сердца (это не подлежит сомненью) - и что он будет художник; это, я надеюсь, время докажет⁴.

Перевод "Институтки" подвигается медленно - но подвигается; через 2, 3 недели я Вам его вышлю.- Собственная работа совсем как-то стала. В голове всё накипело - а на бумагу не ложится⁵.

До свиданья; будьте здоровы.- Кланяюсь Вашему мужу, Рейхелям, Mlle Рутцен; целую Богдана и крепко жму Вам руку.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

808. ПОЛИНЕ ТУРГЕНЕВОЙ

18(30) июня 1859. Виши

Vichy, ce 30 juin 1859.

Vite, ma chère fillette, que je t'embrasse sur les deux joues! Ta dernière lettre m'a fait le plus grand plaisir. Elle m'a prouvê une fois de plus - ce que je savais dêjà du reste - que tu as le cœur excellent et que tu reèois volontiers tout bon conseil. Tranquillise-toi: je sais bien que tu m'aimes - parce que tu m'aimes - et non parce que je te gâte; nous nous aimons bien tous les deux - va! Ainsi - une autre embrassade - et qu'il n'en soit plus question.

Ta lettre ne m'est arrivêe qu'hier soir parce que tu avais oubliê d'y mettre le mot: Vichy - rien que cela! - Elle est allêe se promener à Moulins¹, enfin elle m'est arrivêe. J'aurais bien regrettê si elle s'êtait perdue en route. Une autre fois relis l'adresse de tes lettres.

Mme Viardot ne m'êcrivant pas, je ne sais pas si elle a dêmênagê pour Gourtavenel. Ecris-le-moi, si tu en sais quelque chose².

Il fait un vilain temps - et je me suis mis à travailler. Au commencement les eaux m'irritaient un peu - mais maintenant, je crois que cela ira mieux.

Je quitte Vichy dans quelques jours. Attends-moi dans la matinêe du jeudi 14 juillet - si Dios quiere. Dis mille choses de ma part à Mme Garcia et à Mme Sitches, La maladie de Mme Garcia m'a donnê de l'inquiêtude, mais je suis heureux de savoir qu'elle va bien.

A bientôt, je t'embrasse bien fort et bien longtemps,

Ton père

J. Tourguêneff.

809. A. A. ФЕТУ

18(30) июня 1859. Виши

Виши.

18/30-го июня 1859.

Любезнейший Фет! Сколько раз собирался я писать к Вам - и всё не "вытанцовывалось". Сегодня, кажется, наконец удастся. Я нахожусь в городишке Виши, в Средней Франции - не в дальнем расстоянии от Клермона; пью воду и купаюсь от своей болезни - и до сих пор пользы никакой не ощущаю. Народу здесь много - но всё французики; русских мало - и неинтересные. Я не жалуюсь - это мне дает возможность работать; но до сих пор моя Муза, как застоявшаяся лошадь, семенит ногами и плохо подвигается вперед. По страничке в день¹. Часто думаю я о России, о русских друзьях, о Вас, о наших прошлогодних поездках - о наших спорах². Что-то Вы поделываете? Чай, поглощаете землянику возами - с каким-то религиозно-почтительным расширением ноздрей при безмолвно-медлительном вкладывании нагруженной верхом ложки в галчатообразно раскрытый рот. А Муза? А Шекспир?³ А охота? - Письмо это отыщет Вас, вероятно, по возвращении из Щигровки, куда Вы, вероятно, ездили с Афанасьем. Известите, бога ради, как Вы охотились? Много ли было тетеревей? Как действовали собаки - в особенности Весна, дочь Ночки? Подает ли она надежду? Всё это меня крайне интересует. Вы не поверите, как мне хотелось бы теперь быть с Вами: всё земное идет мимо⁴, всё прах и суета, кроме охоты:

Wie des Rauches Säule weht,

Schwindet jedes Erdeleben,

Nur die - Schnepien, Hasen, Birk-, Reb-, Hasel-

und andere Hühner, die Hasen, Enten, Becassinen, Doppel- und Waldschnepfen - bleiben stet⁵.

Известите меня обо всем на свете: о Вашей жене, о Вашей сестре, о Борисове и о его сыне, о крестьянской вопросе, о литературе, о "Современнике" и "временнике", о журналах, о моем дяде и о его семействе (надеюсь, что Вы их видаете), о Толстом и Толстой, о купальне на Зуше, о березовой аллее, о том, загорели ли Вы, умываетесь ли Вы, о Мценском соборе, о количестве грачей, о том, продолжают ли они играть над кручью Висельной горы, о засухе, которая нас здесь пугает, о пароме на Зуше и 50 000 руб. сер. годового дохода Дрейлинга с свекловицы, об огрызенных ракитах по дорогам, о кабаках и трезвости, о том, изменился ли запах в избах и так же ли болтаются груди под рубахами у баб, о Некрасове и Ваших счетах с ним, об Аллилуе, об Аллилуе, об Аллилуе, о москвичах, о наидрагоценнейшем и наивозлюбденнейшсм мудреце и перипатетике Николае Толстом, о брюхе Порфирия и о биллиярдной игре с ним, о заусенцах, о носе, засиженном мухами двух поколений - словом - обо всем!⁶ Я же с своей стороны ни о чем Вас не извещаю - ибо знаю, что для Вас всё Западное - всё Европейское - есть нечто вроде (следующая за сим фраза не для дам) протухлой блевотины паршивой собаки, наевшейся полусгнивших и полных содержимым кишок человека, умершего от элефантиазиса, сопряженного с сатириазисом! Я, кажется, заврался.

Пишите мне в Париж, poste restante, à Mr Ivan T.- Тургеневых вдруг в Париже расплодилось как мух⁷. Я по-прежнему твердо надеюсь быть дома в августе месяце: постреляем еще вместе куропаток и вальдшнепов⁸.

Прощайте, любезнейший поэт; дружески кланяюсь всем Вашим и жму Вам руку.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

P. S. Я забыл главное: об Аполлоне Григорьеве, об Аполлоне, об Аполлоне!!!⁹

2. P. S. Я не франкирую письма, и Вы не франкируйте.

810. Е. Я. КОЛБАСИНУ

22 июня (4 июля) 1859. Виши

Виши.

Понедельник, 4-го июля 1859.

Юный друг мой! Я получил Ваше французское письмо¹ - и поздравляю Вас, хотя с небольшим, но несомненным успехом, которым Вы, вероятно, обязаны любезности и терпению г-жи Шеншиной.

Продолжайте подвизаться, и да благословит Вас господь! - Мои дела (т. е. мое здоровье) здесь далеко не удовлетворительны; но я хочу выдержать до конца - не выеду отсюда раньше будущей середы, т. е. через 10 дней. Но вот штука: оказывается, что для того, чтобы выехать отсюда, мне недостанет 150 фр., чтобы расплатиться, и потому обращаюсь не к Вам - ибо Вы беднее крысы (почему крыс называют бедными - составляет для меня загадку), но через Ваше посредство к любезнейшему Шеншину. Не может ли он выслать мне 150 или даже 200 франков, которые я, разумеется, отдам ему в самый день приезда в Париж. Деньги мои у Виардо, но он переехал в деревню - и это было бы хлопотно. В случае, если Ш<еншин> согласится - поблагодарите его от моего имени и напишите мне об этом - для того, чтобы я мог, в случае необходимости, обратиться к другому источнику. Вот Мой адресс, для верности:

Mr Ivan Tourguêneff, rue de Nismes, hôtel du Louvre, Vichy (Allier).

В ожидании скоро Вас увидеть обнимаю Вас заочно. Передайте мой дружеский поклон Шеншиным.

Преданный Вам

Ив. Тургенев.

811. Е. Я. КОЛБАСИНУ

25 июня (7 июля) 1859. Виши

Виши.

7-го июля 1859.

Я получил присланные 200 фр., любезнейший Колбасин, которые я Вам отдам тотчас по приезде в Париж. Это тоже дело решенное, а Вы мне отдадите Ваши в Петербурге, или мы рассоримся. Во всяком случае, искренно Вас благодарю.

Здешние воды начали помогать мне, но я умудрился при 35 градусах жары простудиться и сильно кашляю. Это неприятно тем, что замедляет дело лечения. В Париж я, если бог даст, вернусь через неделю. Я почти не работал, хотя почти ни с кем не виделся. Мне попалась комната с такой раскаленной температурой, что принесенные в сыром виде яйца оказываются сваренными через 20 минут; одно яйцо забыли в чулане... вдруг слышу - через несколько дней: цыпленок пищит.

Поклонитесь от меня милым Шеншиным. Я буду в Париже через неделю и как только приеду - дам Вам знать. До свиданья.

Ваш

Ив. Тургенев.

812. Е. Я. КОЛВАСИНУ

29 июня (11 июля) 1859. Виши

Виши.

Понедельник.

11-го июля 1859.

Мой юный друг, Колбасин Елисей,

Не далее как в середу намерен

Я город сей покинуть.- Потому

Прошу Вас из роскошной Вашей дачи

"Перенестись в известный град Париж

В четверг в одиннадцать часов утра,

В "Hôtel Byron", на улице Лаффит.

Вы там меня найдете. С удовольствьем

В свои объятья заключу я Вас.

Но - может быть - меня не будем там...

(Дела меня задержат), Вы тогда

Ни подлецом, ни гнусною свиньею.

Ни легкомысленным обманщиком меня

Не называйте... но великодушно

Простите друга Вашего - и снова

В "Hôtel Byron" вернитеся в субботу,

Коль и тогда меня Вы не найдете,

То также не ругайтесь надо мною,

А прямо отправляйтесь в божий храм

И панихиду отслужите,- Я

В живых тогда не буду.

И. Тургенев.

813. ПОЛИНЕ ТУРГЕНЕВОЙ

29 июня (11 июля) 1859. Виши

Vichy.

Lundi, Il juillet, 59.

Ah! Pour cette fois, ma chère fillette, je crois que malgrê ta qualitê de Russe et de demoiselle, tu me fais une querelle d'Allemand en me reprochant mon inexactitude. Voici trois semaines que je suis à Vichy - et voici la troisième lettre que je t'êcris¹. Enfin, cela me prouve que tu penses à moi - et tu es dans ta 18-e annêe - le bel âge de l'injustice.

Ce que tu dis de ton travail pour M. Wassilieff me fait le plus grand plaisir - et je t'embrasse de bon cœur.- C'est un fort digne homme et je suis heureux qu'il soit content de toi.

Je ne demande pas mieux que tu ailles avec ces demoiselles anglaises au thêâtre; mais encore faut-il que je sois prêsentê à cette tante, qui a une si grande opinion de mon petit mêrite. Nous en parlerons à Paris. Attends-moi jeudi, de 1 à 2 heures; si je ne suis pas arrivê à cette heure, ne m'attends plus que samedi matin. Je ne suis pas sûr de pouvoir quitter Vichy mercredi s2.

Tu parles de sortir chez Mme Garcia,- mais elle est à Bruxelles³. Mlle Berthe est très aimable d'être venue te voir à la pension; je l'en remercierai à Courtavenel, car je prêsume que cette aigre-douce personne s'y trouve dêjà.

A bientôt, mon enfant. Travaille ferme - c'est mon refrain êternel. Ton orthographe cloche toujours encore un peu. Ce qui ne cloche pas - c'est mon affection pour toi. Je t'embrasse de tout coeur.

Ton père

J. Tourguêneff.

814. M. H. КАТКОВУ

5(17) июля 1859. Париж

Париж.

5/17-го июля 1859.

Любезный Михаил Никифорович,

Извещаю Вас, что повесть, которую я пишу для "Р<усского> в<естника>" - подвигается быстро и я надеюсь представить Вам ее в ноябре¹. Она будет листов в 10 с лишком. Я проживу месяц в Москве и при себе ее напечатаю².- Так как по скудости урожая в нынешнем году доходы с деревень предвидятся плохие, то Вы бы меня очень обязали, если б выслали мне тысячу руб. серебром вперед на мое имя, poste restante, в Париж. Не хотелось бы Вас стеснять - и вперед забирать - дело не дельное, да необходимость заставляет. Повторяю, я бы Вам был очень благодарен.

Мы здесь не видим "Р<усского> в<естника>"; но, надеюсь, он идет хорошо. Также полагаю я, что здоровье Ваше изрядно. Поклонитесь от меня всем московским друзьям. Дружески жму Вашу руку и остаюсь

преданный В<ам>

Ив. Тургенев.

P. S. Я не франкирую письма, чтобы оно вернее дошло.

815. В. Я. КОЛВАСИНУ

8(20) июля 1859. Куртавиель

Се 20 juillet 1859.

Château de Courtavenel,

près de Rozay-en-Brie

(Seine-et-Marne).

Многострадальный Колбасин, и в то же время счастливец!

Благополучно в деревню третьего дня я приехал

(Имя ей: Куртавенель); лежит она в области "Брие",